До студії завітав кореспондент «Телевізійної служби новин» каналу «1+1» та активіст громадського руху «Стоп цензурі!» Жан Новосельцев.

Саме цієї ініціативи журналістів стосувалася розмова з ведучою Мариною Бердичевською. Жан Новосельцев розповів, що саме призвело до того, що на початку травня журналісти «1+1» виступили із заявою про системний тиск на них та про вияви цензури.

«Найбільше занепокоєння в нас викликав  не  сюжет Мирослава Отковича, - уточнив журналіст. - Буквально після його заяви в підсумковому випуску, де мав вийти сюжет про голодомор та геноцид, з`явився матеріал  безіменного автора, якого ми ніколи в очі не бачили, - Ярослава Петрівського, якщо я не поміляюся. Сюжет  був абсолютно однобокий. Ми не заглиблюватимемося в подробиці, але сенс такий: там була критика опозиції, при цьому жодної відповіді від опозиції там не прозвучало. Ми як журналісти розуміємо, що якщо даємо слово, скажімо, Сидорову, де він критикує Петрова, то Петров, само собою зрозуміло, повинен з'явитися в цьому сюжеті. Тут ми бачимо: з'являється у нас першим сюжетом, головною новиною, де критикує Петров Сидорова, а Сидорова абсолютно не видно. Що це за сюжет-фантом? Ми відразу ж почали бити на сполох конкретно після цього випадку».

До яких наслідків призвела така реакція журналістів «1+1» і чому деякі з колег Жана Новосельцева не підписалися під заявою «Стоп цензурі!», слухайте у програмі «Рентген».

Пропонуємо вашій увазі розшифровку програми:

Рентген. Вся правда про медіа

Тридцять перший випуск (29 травня 2010 року)

М. Б.: В ефірі - спільний проект радіо «Промінь» та громадської організації «Детектор медіа»: програма «Рентген». Всю правду про медіа висвітлює для вас Марина Бердичевська. Мої вітання. Сьогодні до студії «Рентгена» завітав кореспондент «Телевізійної служби новин» каналу «1+1» Жан Новосельцев. Вітаю вас, Жане.

Ж. Н.: Здравствуйте.

М. Б.: Я хотіла би сьогодні поговорити з вами про рух, започаткований на початку травня саме журналістами каналу «1+1», який сьогодні вже, ми знаємо, переріс у громадський рух під назвою «Стоп цензурі!». Я хотіла би, щоби спочатку ви розповіли нашим слухачам про те, що саме сталося на початку травня, чому журналісти «1+1» виступили із заявою про системний тиск на них, про вияви цензури.

Ж. Н.: Хорошо. По порядку. Мой коллега Мирослав Откович готовил тему про Голодомор на итоговый выпуск новостей. Он подошел к редактору с соответствующим предложением сделать вот такой направленности сюжет, просто рассмотреть все варианты.

Маленький такой экскурс, откуда оно все пошло. Наш президент был в Европе, и он как раз там заявил, что Голодомор - это не геноцид. На самом-то деле задача Отковича не стояла доказать обратное, задача как любого журналиста стояла показать сбалансированный материал, он хотел подключить экспертов, которые скажут: геноцид или не геноцид, то есть проанализировать эту тему. Ему было отказано, скажем так, еще на этапе подготовки сюжета, о чем он сразу же и заявил. Это была его личная позиция, то есть он не захотел молчать.

Буквально уже через день-два мы обратили внимания на то, что посыпались уже реплики из секретариата президента, что вот помаранчеві знову підіймають голову чи щось на кшталт цього. И мы поняли, если мы будем молчать, то нашего коллегу просто склюют, притом что он не помаранчевий, он журналист, а журналист априори оставляет все свои личные мнения вне редакции. Соответственно, мы написали открытое письмо, в котором мы сказали, что не согласны с такой позицией, не согласны с давлением, не согласны с цензурой. На первом этапе под этим письмом подписалось 14, если я не ошибаюсь, или 15 наших коллег. Сейчас это уже почти 20. Так, собственно, началось это движение, которое в итоге вылилось в «Стоп цензурі!».

М. Б.: Але деякі з журналістів «1+1» не підписалися під цією заявою. Які у вас є пояснення? Чому так сталося?

Ж. Н.: Лично мое мнение, скажем, такое - я не могу анализировать своих коллег. Есть предположение - возможно, они боятся. Кто-то может сказать, что, возможно, им невыгодно по каким-то причинам подписываться. Да, я не хочу критиковать этих людей, но я думаю, что рано или поздно (прошло уже около месяца с момента открытого письма) наши коллеги с интервалом в неделю (некоторые добавляют свои подписи, соответственно, мы ждем) это сделают. Потому что это вопрос защиты их профессионального права на работу, прежде всего, то есть мы своими акциями не конкретно себя защищаем, мы защищаем в принципе на данном этапе свободу слова, которая нужна журналисту, как вода рыбе.

М. Б.: Жане, але ви ось розповіли про цей випадок із Мирославом Отковичем, з котрого все розпочалося. Але якщо була така заява про системний тиск на вас, то можна припустити, що були й інші такі прояви, що вам щось забороняли або щось примушували вас знімати. Якою була ситуація на вашому каналі принаймні останні місяці цього року, вже після президентських виборів?

Ж. Н.: Самый большой акцент наш не по поводу сюжета Мирослава Отковича. Буквально после его заявления в итоговом выпуске, в том, в котором должен был быть сюжет про голодомор-геноцид, был сюжет безымянного автора, которого мы никогда в глаза не видели, - Ярослав Петрівський, якщо я не помиляюся. Сюжет был абсолютно однобокий. Мы не будем углубляться в подробности, но смысл такой: там была критика оппозиции, при этом никакого ответа от оппозиции там не прозвучало. Мы как журналисты понимаем, что если даем слово, скажем, Сидорову, где он критикует Петрова, то Петров, само собой разумеется, должен появиться в этом сюжете. Тут мы видим: появляется у нас первым сюжетом, главной новостью, где критикует Петров Сидорова, а Сидорова совершенно не видно. Получается, что это за сюжет-фантом? Мы сразу же забили тревогу после конкретно этого сюжета.

Из предыстории. Все началось гораздо раньше, это не было за последний месяц, за последний месяц это просто как-то активизировалось, стало очень похожим на систему. До этого были такие случаи. Я могу говорить только за себя. У меня был конкретный пример около года назад, я готовил сюжет про харьковского предпринимателя, который оказался в лесу с женой и ребенком и которого обещали, как он говорил, убить сотрудники правоохранительных органов. Я подготовил этот сюжет, подготовил ответ со стороны милиции, при этом в ходе подготовки мне звонил прокурор Харькова, чтобы не давать этот сюжет. Я говорю: «Послушайте, как это? Если вы хотите прокомментировать, я учту вашу точку зрения обязательно. Если вы говорите, что человек преступник, дайте мне об этом интервью». Он отказался. Милиция согласилась, милиция рассказала, что он преступник.

Соответственно, был такой сюжет: вот предприниматель говорит, что его хотят убить, и вот милиция, которая говорит, что он бандит, и они хотят его посадить. Хорошо, абсолютно взвешенный, сбалансированный сюжет. Я его готовлю к эфиру. Параллельно еще идут звонки от тех же прокуроров и так далее, которые говорят, что все ровно он не выйдет. Я думаю, как же он не выйдет, если он полностью сбалансированный. Прихожу домой, включаю телевизор - сюжета нет. Я обращаюсь к редактору узнать, как это произошло. Они мне говорят, что это не их решение, это решение генерального директора. Я тогда на следующий день передаю гендиректору через - на тот момент это был наш шеф-редактор, что если сюжет не выйдет, он выйдет на других, более независимых СМИ, той же «Украинской правде». Я себе уже увидел, как это сделаю. Я думал слить сюжет на диск, просто передать, и в таком цвете это появилось бы в других средствах массовой информации. После чего мне передали волю гендиректора о том, что на самом деле он удивлен, что на самом деле он ничего не запрещал, что это позиция редактора. Понятно. Что мне редактор скажет? Он вчера говорил, что ему сказал гендиректор, сегодня гендиректор говорит, что это он сам придумал. Мы понимаем, что это замкнутый круг. Редактор разводит руками.

Так или иначе, но этот сюжет вышел на следующий день. Вот у меня была такая, скажем, маленькая борьба, и я победил. У других журналистов - другие случаи, и каждый по-своему борется. Это растянуто было не на месяц, а к этому все шло около года, была такая напряженная обстановка.

Еще очень интересный случай - это с высказыванием тогда премьер-министра Юлии Тимошенко «Все пропало». Вот интересная история, она на самом деле коснулась нашего канала. После того, как журналист подготовил сюжет на эту тему, у нас ушел главный редактор. Тут взаимосвязь была очевидна. Главный редактор на тот момент выполнял функцию некого буфера. Попыток было много влиять на новости, но, я так думаю, на том этапе они задерживались где-то в районе главного редактора и...

М. Б.: Він звільнився, головний редактор на той момент?

Ж. Н.: Да.

М. Б.: І не працевлаштувався?

Ж. Н.: Зараз я не знаю.

М. Б.: І на Новому каналі, як ми пам'ятаємо, також звільнили через цей ролик головного редактора. Так?

Ж. Н.: Так.

М. Б.: І, до речі, він, наскільки мені відомо, таки не знайшов роботи на інших каналах. Жане, тобто ми можемо все-таки стверджувати, що в останні місяці вже не можна було мовчати.

Ж. Н.: Это просто уже стало вопиющим - появление сюжета неизвестного автора в новостях. То есть, по сути, мы решаем зрителя права получить сбалансированную информацию. Получается, мы все - коллектив - трудимся не для того, чтобы сделать сюжет. Я неделю бегаю, собираю все стороны, делаю его разнообразным, чтобы человек, посмотрев сюжет, он не принял мою точку зрения, а чтобы у него была возможность подумать. Я считаю, что у меня есть много коллег, которые заслуживают уважения, и все мы трудимся над одним выпуском. И потом в нашем выпуске новостей - в коллективном труде - самым первым сюжетом появляется сюжет неизвестного автора, который есть однобоким, который есть конкретной манипуляцией. Да?

М. Б.: Жане, що каже про це шеф-редактор новин, із яким ви працюєте кожен день? Що каже про це той, хто стоїть над шеф-редактором? І яка була ваша реакція на звернення від Олександра Ткаченка?

Ж. Н.: Позиция редакторов в этом вопросе... Я бы не хотел ее обсуждать. Мы не видели ни одной подписи нашего редакторского состава под нашими письмами. Соответственно, это их выбор, они видят, что это их работа. Понятно, что они - как заложники ситуации. Есть человек, который стоит выше по должности - генеральный директор, который, безусловно, может контролировать процесс. Это частное предприятие. С другой стороны, приходить и переписывать сюжет, и править - это не его компетенция. Он был хорошим журналистом, бесспорно, но...

М. Б.: А він приходить і править сюжети?

Ж. Н.: Буквально вручную.

М. Б.: Це останніми днями відбувається?

Ж. Н.: За последний месяц эта активность просто выросла.

М. Б.: Тобто, наскільки розумію, позиція Олександра Ткаченка була такою, що насправді йдеться про непрофесійність деяких журналістів, котрі працюють в ТСН, і він буде власноруч керувати процесом, як він сказав. Так?

Ж. Н.: Это вы говорите по поводу недели демократии?

М. Б.: Так.

Ж. Н.: Вже після вашого звернення.

Давайте по порядку. Мы обратились, создали такую публичную шумиху. К нам явился генеральный директор, мы стали в срочном порядке с ним общаться. Он не нашел, как ответить на вопрос о безымянном авторе. Мы спросили, кто его писал, кто этот Ярослав Петрівский. Он сказал (я просто был там, на месте, я слышал), он сказал: «Это писал я».

М. Б.: Ага.

Ж. Н.: Мы его спросили: «А почему же вы не подписались своим именем?»

М. Б.: Олександр Ткаченко.

Ж. Н.: Да, и он сказал, что в следующий раз он обязательно подпишется. «Это цензура, - мы говорим, - вы понимаете? Это конкретное влияние на общественное мнение, причем манипуляционное». Он сказал, что это не цензура, он сказал, что это, цитирую, - «заказушка».

М. Б.: Угу.

Ж. Н.: Мы потеряли контакт после этого. Как можно говорить с человеком о каких-то идеалах свободы слова, если для него «заказушка» - это нормально?

М. Б.: На інших каналах, як ми знаємо, на ICTV, самі журналісти роблять замовні сюжети, де є непряма політична реклама, і це було очевидно в передвиборний період і, до речі, на адресу «1+1» медіа-експерти також висловлювалися, що є дуже багато джинси, як ми її називаємо в ефірі. Тобто ви хоч можете стверджувати, що журналісти «1+1» не роблять замовлених сюжетів?

Ж. Н.: Я могу отвечать только за себя в этой ситуации. Я вам скажу точно, что заказных материалов я не делаю в принципе, это неинтересно. Если ты в профессии, если ты развиваешься творчески, ты понимаешь, что одна ложка дегтя испортит весь мед, поэтому с моими принципами это не совпадает. За коллег, которые подписались, могу тоже так с уверенностью сказать. О других я промолчу просто из-за того, что я не знаю. Я не мониторю наши же выпуски, за редким исключением.

М. Б.: Якою зараз є атмосфера в редакції, в ньюзрумі, чи відбувається якийсь тиск з боку генерального директора?

Ж. Н.: Мы сейчас его очень редко видим. Буквально после нашего заявления у нас была с ним встреча. После этого он сказал, что будет неделю сидеть и наблюдать, как мы работаем, и он нам покажет, где была наша ошибка непрофессионализма.

М. Б.: Наскільки ви непрофесійні, так?

Ж. Н.: На самом деле он нам ничего не показал, с другой стороны, он действительно был в ту неделю на канале, действительно что-то делал и хотел быть хорошим менеджером, то есть он советовал по выпускам. Это его право, пожалуйста, если бы он всегда был таким. В данный момент мы его не видим на канале. Вчера должна была быть летучка, на нее он не явился, поэтому...

М. Б.: Жане, наскільки я розумію, останніми днями на каналі дещо змінився менеджмент, так?

Ж. Н.: Мы на себе этого пока не ощущаем.

М. Б.: Говорилося про те, що плануються звільнення масові, журналістів, кореспондентів?

Ж. Н.: К нам в ньюзрум на канал приехал начальник отдела кадров, вызвал лидера нашего профсоюзного осередку, - до речі, Мирослава Отковича, - и с ним провели такие короткие переговоры: «Подпиши этот листок». Он прочитал этот листок, увидел, что там идет речь о реструктуризации, оптимизации и сокращениях, отказался его сначала подписать. Был составлен протокол о его отказе. В итоге, согласился уже, посоветовавшись с юристами, но потребовал, чтобы нам детально расписали: когда, что, кого и почему, если увольняют, если берут, если мы участвуем в процессе. Если они приходят к нам, если им нужен этот листик подписанный, то для чего-то мы им нужны. Соответственно, мы этим правом пользуемся и хотим знать в деталях, почему увольняют: неугодны или...

М. Б.: Як ви бачите шлях боротьби з цим, якщо, припустимо, за два тижні справді скажуть Отковичу, Кудимову, Новосельцеву та іншим просто покласти на стіл заяви про звільнення. І це буде вмотивовано саме тією реструктуризацією, оптимізацією і, наприклад, закінченням контракту або непрофесійним рівнем цих журналістів. Яким чином ви будете доводити, що це звільнення саме через цензуру, через політичну цензуру?

Ж. Н.: Во-первых, это и так понятно. Если говорить о каком-то профессионализме, есть несколько вариантов, скажем так, как это можно проверить - профессиональный человек или непрофессиональный. Посмотрев сюжет и посмотрев рейтинги этого сюжета, можно сделать выводы. И у нас с этим не было никогда проблем. Второе - мы не боимся увольнений, по сути, мы не держимся за работу, и никто из нас не переживает, что он пропадет после этого. Мы уже состоялись, не побоюсь этого сказать, как журналисты, и мы найдем работу. Абсолютно этого никто не боится. Если вдруг это произойдет, это будет просто еще один тревожный звоночек. Для чего это делается? Для чего убирать с новостей людей, которые хотят подавать правильно сбалансированные материалы? Кому-то это выгодно, значит.

М. Б.: Але ми бачимо, що така ситуація не тільки на каналі «1+1», так? І от ви кажете, що обов'язково знайдете роботу, але на інших каналах така ж ситуація може статися за пару місяців.

Ж. Н.: Безусловно, но я не сказал, что я обязательно найду работу журналистом, да?

М. Б.: Угу.

Ж. Н.: Я рассматриваю абсолютно все варианты. И если уже такое произойдет, то, я думаю...

М. Б.: Як вам видається, в цьому вже започаткованому русі «Стоп цензурі!» чи справді вдасться відстояти права журналістів, саме телевізійників, на те, щоб подавати в ефір збалансовану інформацію? Або ж, як казали деякі наші експерти, і в ефірі програми «Рентген», справді цензура буде посилюватися, і зірки нашої журналістики будуть іти в масово інтернет.

Ж. Н.: Я думаю, пока будет это движение, цензура не захватит все быстро и моментально. Пока мы будем подымать панику, условно говоря, по поводу каждого проявления цензуры, у нас или где-то в регионах, придавать огласке сразу же. Мы сейчас думаем, работаем над тем, как это сделать максимально публичным. Понятно, что говорить о цензуре нам не дадут ни на одном средстве массовой информации официальном.

М. Б.: На телеканалі не дадуть.

Ж. Н.: Естественно. Понятно, что нашим орудием будет интернет. Это логично. С другой стороны, тут надо понимать: есть движение «Стоп цензурі!», на самом-то деле для большинства наших граждан это почти пустой звук - кто-то, где-то, какое-то движение «Стоп цензурі!». На самом же деле за этим словосочетанием стоит право гражданина слышать правдивую информацию в новостях. Нам говорят другой раз: «Вы работаете на частном канале. Что вы хотите? Это все лишь бизнес и вы будете выполнять указания своего руководства в любом случае».

Я слышал хороший пример. Если есть хорошая клиника, если врач делает заведомо неправильную операцию, и человек умирает, он ведь будет отвечать за это, неважно, где он работает, - в частной или государственной клинике. Поэтому тут такой вопрос. Что касается движения, мы заинтересованы в том, чтобы максимально сделать его публичным, чтобы нас поддержали наконец-то региональные корреспонденты, чтобы наши коллеги на других каналах наконец-то проснулись и поняли, что мы не за себя конкретно боремся. Уже сейчас на данном этапе это конкретно наша профессиональная задача.

М. Б.: Спільна справа. Так?

Ж. Н.: Да, профессиональные права, не более. Никто не рвется в какие-то лидеры зачем-то там в каких-то непонятных движениях. Есть абсолютно понятная цель - мы просто хотим, чтобы нас поддержали.

М. Б.: Жане, як ви прокоментуєте реакцію влади на ці заяви і на започаткування руху «Стоп цензурі!»? Наскільки я розумію, у вас була зустріч з Ганною Миколаївною Герман, але ви прокоментуйте цей момент, що ви зустрілися з нею без камер.

Ж. Н.: Хорошо.

М. Б.: Тобто ви заявили про те, що ви не хочете, щоб це знімали.

Ж. Н.: Сразу для ясности. Нас многие пытаются обвинить, почему же мы сразу побежали к Анне Герман. Ситуация в том, что это не мы, скорее, побежали, а она к нам прибежала, потому что только мы выдали это открытое письмо, Анна Герман перезвонила нашему шеф-редактору и сказала: «Если есть возможность, то я хотела бы встретиться с коллективом». К нам подошли, мы посоветовались. Встретимся мы с Анной Герман? Хорошо, встретимся. Договорились на восемь часов. Тут информация сразу же разошлась, опять-таки от нее, и к нам обратились журналисты, хотели присутствовать. Но на том этапе мы увидели это так: Анна Герман хочет к нам приехать, соответственно, она рассказала всем, что она едет, хочет приехать с журналистами. Мы не против журналистов как таковых, естественно, но мы против пиара. Да? И мы не хотели, чтобы человек, который приедет решать...

М. Б.: Щоб вона піарилася на цій темі?

Ж. Н.: Естественно, потому что мы понимаем, что решить это она не решит. Приехать сюда перед камерами, она, безусловно, хорошо выглядит, хорошо умеет говорить, но мы просто решили не давать ей такой возможности.

М. Б.: Але її висновок був такий, що це просто непрофесійний журналіст Откович, і сюжету не було, і немає про що говорити.

Ж. Н.: Уже после этой встрече мы пожалели, что не было камер, потому что там она говорила: «Я вас усіх розумію, я вас усіх люблю, я сама журналіст, я буду з цим боротися». Але потім, коли вона вийшла з ньюзруму і там-таки давала інтерв'ю вже «Українській правді», вона сказала: «Я не зрозуміла, чого вони хочуть». Ми посміялися з цього і вирішили, що з нею ми уже зустрічатися не будемо.

М. Б.: Жане, позавчора на «Українській правді» з'явилася розшифровка Мустафи. Виклали розшифровку бесіди Ганни Герман та Бориса Колеснікова із закордонними журналістами, яка велася начебто без диктофонів. Так? Але розшифровка потрапила до Мустафи, і він її виклав. І там очевидно, що Ганна Герман намагається переконати закордонних наших колег у тому, що весь цей рух - це, скажімо, замовлення від нинішньої опозиції.

Ж. Н.: Сразу, по поводу оппозиции: если вспомнить тот момент, где «Пропало все», мы его описали. Мы же не просто голословно что-то заявили и сидим себе расслабляемся. Мы написали в Генеральную прокуратуру, все эти факты предъявили им и ждем от них ответа. И мы, поверьте, будем их трусить по поводу этих ответов, мы хотим, чтобы возбудились дела, и хоть раз в жизни был показательный процесс по поводу цензуры. Если они честны, если власть действительно идет нам навстречу, то они нам помогут. Правильно? Поэтому заявления о том, что мы помаранчеві чи біло-блакитні... Мы на самом деле перечислили факты, которые говорят об одном: кто у власти, тот и пытается влезать в политику новостей. Это была Тимошенко, это есть Янукович.

М. Б.: Жане, я дуже дякую вам за те, що ви сьогодні завітали до нас у студію. В студії програми «Рентген» був Жан Новосельцев, кореспондент «Телевізійної служби новин» телеканалу «1+1». Всю правду про медіа висвітлювала для вас Марина Бердичевська. До нових зустрічей.

Ж. Н.: До побачення.

Програму створено в рамках проекту громадської організації Internews Network «У-Медіа» «Моніторинг дотримання журналістських стандартів та підвищення медіаграмотності широкого кола українських громадян», який «Детектор медіа» реалізує спільно з Інститутом масової інформації.

«Детектор медіа»

Літературний редактор -  Тетяна Веремчук 

Фото Яни Новосьолової