На прошлой неделе вещание телеканала ATR перешло в режим марафона в поддержку возобновления своего государственного финансирования. За это время в эфире побывало много гостей — экспертов, лидеров мнений. В том числе во время марафона выступал и Петр Порошенко, который никогда раньше на телеканал не приходил.

Министр культуры, молодежи и спорта Владимир Бородянский сообщил, что министерство деньги выделило, но их заблокировало казначейство из-за разной трактовки закона о госзакупках. «Детектор медиа» из собственных источников знает, что министерство старалось помочь вещателю — в частности, сделав попытку решить этот вопрос на уровне Министерства развития экономики, торговли и сельского хозяйства.

В чем ATR видит для себя проблему с госзакупками, мы спросили у его владельца и генерального директора Ленура Ислямова.

– Ленур, концерн РРТ направил вам письмо, что 14 февраля готов отключить ATR за долги. Отключил?

– Нет, мы вещаем. Сергей Костинский (член Нацсовета по телевидению и радиовещанию. — Авт.) посодействовал пониманию КРРТ нашей ситуации. Мы признательны концерну, что он вошел в наше положение и не стал нас отключать.

Кто-то должен был взять на себя эту роль. Нацсовет по телевидению и радиовещанию занимается регулированием медиарынка, устанавливает правила игры. Эти люди могут и должны влиять на медиапространство. И Сергей переговорил с концерном. Хотя Микрюков (гендиректор КРРТ. — Авт.), как я понял, долго не выходил с ним на связь. На мои звонки он тоже не отвечал.

Кроме крымских вышек, которые есть у КРРТ, в Центре контроля и управления у нас закоммутирован узел, откуда мы подаем сигнал на спутник. И это было бы самое страшное, если бы КРРТ отключил нас не только на вышках, но и фактически на спутнике. После получения такого угрожающего письма мы подготовились к такому развитию событий: обратились в частную компанию Cosmonova, которая бесплатно перекоммутировала наш узел. И там, и там есть специалисты, которые друг друга знают, и они сделали нам резервный узел. То есть если концерн даже попытается на отключить, мы подадим сигнал на спутник через резервный узел.

Вот так бывает: сложности помогают найди настоящих друзей. Причем люди в нашей стране — и есть настоящие государственники, а не концерны и не госкомпании. В нашей истории я все больше в этом убеждаюсь.

– Где вы вещаете? На вышках в Херсонской области, спутнике и со спутника вас берут в украинский кабель?

– Не только со спутника. Есть компании, которые берут наш сигнал и открывают его всем провайдерам.

Есть два спутника: Astra и Amos. Мы вещаем с их помощью на Крым, материковую Украину и на весь мир. Нам важно использовать все возможности для донесения нашей информации до граждан Украины на оккупированных территориях.

Представьте, они (граждане Украины в Крыму. — Авт.) как в подводной лодке, которая затонула, но люди в ней держатся. Нужно, чтобы им стучали в корпус лодки, чтобы они слышали этот стук, что мы здесь, наверху, их не забыли и занимаемся их спасением.

Когда-то мы хотели сделать телемост Крыма с президентом (Петром Порошенко. — Авт.). Мы готовы были собрать там людей, корреспондентов, чтобы они с ним общались, задавали вопросы. Но пятый президент тогда не решился на такой шаг. Хотя, как я считаю, обязанность каждого президента как гаранта Конституции — общаться со всеми, кто остается на территории отдельных районов Донецкой и Луганской областей и во временно оккупированном Крыму. Бывает, нам звонят из Донецка и говорят: «Мы вас смотрим, жалко, что у нас нет такого телеканала». Хотя телеканал «Донбасс» есть. Но если мы его сейчас включим, там будут русские сериалы с украинскими субтитрами. Никакой государственной национальной повестки мы не увидим: ни о том, что ждет этих людей, ни о том, кто ими занимается — никакой надежды.

– Вот новая власть хочет запустить сейчас новые каналы на оккупированные территории, в частности на Донбасс — будет им надежда.

– А где они возьмут контент?

– Медиагруппы передают им развлекательный контент, а информационный будет производить государство.

– У нас идет информационная война. Какой развлекательный контент? Русские и так там всех развлекают на своих каналах. На оккупированных территориях нужен контент надежды: допустим, что сегодня собрался СНБО, мы решили то-то, у нас такой-то новый танк принят на вооружение, у нас такая-то система здравоохранения заработала; и если у вас есть вопросы, вы можете позвонить на горячую линию, мы вам поможем, мы же Украина, а вы — наши граждане.

Мы с вами говорим сегодня о проблемах недофинансирования ATR как составной части более масштабной задачи — информационной поддержки граждан Украины, проживающих на временно оккупированных территориях, включая Крым. Конечно, можно и нужно говорить о непрофессионализме многих, кто по должности обязан решать данную задачу. Но мне представляется, что основная проблема — в том, что стратегически нет «модели реагирования» на запросы людей, которые живут в оккупации. Нет государственного органа, на котором замыкались бы все вопросы временно оккупированного Крыма и его жителей. Может, правильным в такой ситуации было быть создание правительства Крыма в изгнании?

Раз уж я отклонился от основной темы нашего интервью, замечу, что мы непростительно запаздываем с внесением необходимых изменений в Конституцию Украины в части АРК. Придание Крыму статуса крымско-татарской национально-территориальной автономии позволит Украине, в числе многих иных бесспорных правовых аргументов на Крым, опереться на выбор крымско-татарского народа, реализующего свое право на самоопределение в составе украинского государства.

– Какую территорию покрывают ваши два спутника?

– Весь Крым, большую часть России, Турцию, Узбекистан, Казахстан.

– Представляете ли вы, какая примерно аудитория может вас смотреть?

– До 2017 года мы были в панели Nielsen. Для нас это было финансовое безумие, но мы хотели понимать, сколько людей хотя бы один раз переключились на АTR. В то время мы переходили с развлекательного вещания на инфотейнмент и я хотел видеть, как меняется аудитория во время этого перехода.

Сначала была просадка. Но потом все выровнялось, ведь мы единственный в мире такой телеканал. На материке наша доля в то время составляла 0,03 %, а некоторые передачи, такие как «Kopur/Мост» (вечернее общественно-политическое ток-шоу. — Авт.), собирали и 0,3 %.

Крымские татары как смотрели нас, так и смотрят. Когда мы были в Крыму и мерялись тем же Nielsen, у нас там была аудитория 550 тыс. человек в день. В Крыму мы были вторым телеканалом после СТБ. Нас смотрели везде, даже в Севастополе, где крымских татар не так много. Хотя покрытие у нас было не во всех кабельных сетях. Некоторые кабельщики в Крыму нас не пускали, потому что говорили: «Это “татарский” телеканал и ему нечего делать в нашей крымской сети» — например, в «Ялта ТВ» такое говорили.

– Вы сказали, что вы единственный в мире такой телеканал. Но ведь еще есть «UA: Крым».

– Вы нас сравниваете? Есть еще «Черноморка», который тоже сюда переехал.

– Я вас сравнила только с точки зрения территории, больше никак. Государственное финансирование, о котором сейчас идет речь для вас — 50 млн грн. в год. Такая сумма была всегда?

– Такая сумма у нас была в 2018 году. В 2019 году нам выделили фактически 35 млн грн., но ожидалось, что по итогам полугодия или девяти месяцев будут внесены изменения в бюджет и добавлены еще 15 млн грн. Однако этого не случилось.

Вернемся на пять лет назад. Когда мы переехали, в Киеве даже днем были пустые улицы. Аренда квартир для сотрудников обходилась в 4–5 тыс. грн. в месяц — а я привез 65 человек.

Проблема в том, что с тех пор все подорожало в разы. Мы оборудовали студии, иные рабочие помещения в здании бывшего детского садика. И если в самом начале нашей работы в Киеве мы арендовали эти помещения за 120 тыс. грн. в месяц, то сейчас цены выросли до 450 тыс. грн. И в Киеве нет таких свободных офисов, с паркингом, коммуникациями, независимыми энергосетями. Мы здесь все адаптировали под телеканал даже с учетом того, что тут не очень высокие потолки.

– 50 млн грн. — это ваш полный бюджет?

– Нет, конечно. Но поддержка государства — это существенная часть нашего бюджета (больше половины. — Авт.). При этом мы всегда в поиске иных источников, в основном спонсорских.

Конечно, нам сейчас очень трудно. Это как если бы вы бежали, рассчитывая, что у вас будут кроссовки, вода, а вам говорят: бегите уже без кроссовок и воды, но в том же темпе. Мы некоторое время так и бежали: октябрь, ноябрь, декабрь, январь. А потом поняли, что так уже не можем.

Для меня очень важно, чтобы люди, которые работают на АТR, как минимум, не чувствовали себя брошенными.

Конечно, те, кто эвакуировались из Крыма вместе с АТR, готовы многое вытерпеть. Но ведь и они не железные. Скоро будет пять лет, как мы работаем вне Крыма. Многие — в отрыве от своих близких, родных, оставив комфортные условия проживания в Крыму. Я вижу, как люди устали, вокруг них проходит иная жизнь, где нет такого напряжения, которое испытывают те, кого война и оккупация лишила Крыма, своего дома.

– Сколько человек у вас работает?

– В лучшие времена у нас работало до 150 человек. Это включая редакцию как самого АТR, так и детского канала Lale и радиостанции «Мейдан». Сейчас, конечно, многие были вынуждены уволиться — людям надо содержать свои семьи.

– Они все в Киеве или вы имеете в виду и тех, кто работает из Крыма?

– Нет, я сейчас говорю только о тех, кто здесь. Я не говорю о тех, кто находятся там. Потому что это отдельный бюджет. Те, кто там находятся, финансируются в Крыму, за счет средств, которые изыскиваются там же.

Но это все работало бы даже без бюджетной поддержки, если бы был рекламный рынок в стране. Если бы у нас была лицензия Т2 в Киеве и в других крупных городах Украины — рекламодатель зашел бы. И мы бы сказали: нам не надо 50 млн грн. от государства. Дайте нам, допустим, 40 млн грн. Потом 30 млн грн., 20 млн грн., а затем и вообще не стали бы брать.

Я в политику не лез и не стремлюсь. Я был «затащен» в политику российским вторжением в Крым в феврале 2014 года вместе с телеканалом и со всем крымско-татарским народом. Сейчас любой крымский татарин — в политике, потому что другого варианта нам не оставили. Пусть вам не покажется это пафосом, но российская оккупация Крыма не оставила никаких шансов крымско-татарскому народу на будущее. Наш народ вновь переживает то, что не раз переживал в своей истории и по вине Москвы. Понятно, что мы, как и любой другой народ, не хотим исчезнуть. Отсюда и наша напористость.

– Расскажите мне историю про казначейство. Министерство согласилось выделить вам 50 млн грн. на год, ассигновало 8,4 млн грн., но тут казначейство остановило возможность распоряжаться ими, потому что, по его мнению, вы должны проходить процедуру публичных закупок. Почему для вас проблема — делать эти закупки?

– Расскажите мне, как сделать закупки для спутникового вещания, если договор на это вещание был заключен в прошлом году. Дальше: аренда помещений, где нами оборудованы студии. У нас есть договор на год, мы должны его исполнить. Что происходит, когда не выполняется договор? Он расторгается, наступают санкции.

К тендеру надо готовиться. В 2015 году, когда мы формировали этот кейс, мы думали, что, например, зарплату сотрудникам можно заплатить из госбюджета, но это оказалось невозможным, так как государство не может платить из своего бюджета зарплату частной компании. Таких нюансов много. Мы находим варианты, производим контент. Или, допустим, мы сняли что-то в Крыму. Нас тогда обязательно спросят: «На каком основании вы в Крыму сняли? Где у вас печать стоит, что это крымский контент и вы его там сделали?»

Мы же уже битые здесь. И когда некоторые говорили нам в декабре 2019 года, что ничего страшного, «угнали» бы деньги на транзитный счет и потом назад пригнали, то мы знаем, что нам на такое скажет Счетная палата — это уголовное дело. И у нас нашего лица моментально не стало бы. Все бы в таком случае сказали: «Ах вы такие, крымскотатарские, а деньги угнали». И кому бы мы рассказывали, что нам дали их в субботу 28 декабря и мы доллары не могли купить в государственном банке? И когда встал вопрос, возвращать ли деньги или «угонять», я без колебаний принял решение вернуть их государству.

Я казначейство тоже могу понять. Они, наверное, другие платежи в последнюю пятницу 2019 года пропускали: на армию, на школы. Мы же не стратегический объект в их понимании. Сейчас они на нас обижаются, что мы вывели это в публичную плоскость. Но мы медиа. Ребята, когда вы нажимаете на медиа, то должны понимать, что открытость и есть наша форма существования. Наша защита — только в нашей публичности. Я прошу прощения за неудобства у тех, кто работает в казначействе, но нет другого вариант, как всем найти достойный выход.

– Хорошо, допустим, правила поменялись неожиданно, казначейству нужны эти тендеры, и задним числом ничего оформить нельзя. Но вы же можете сейчас перестроиться и начать их проводить хотя бы на будущее?

– Что такое тендер в наших реалиях? Это 45 дней. Например, мы планируем авторскую программу об истории Крымского ханства, когда крымско-татарское войско и украинские казаки совместно бились с московским войском под Конотопом. Документальный проект состоит из семи серий, и мы хотим, чтобы его реализовывали крымско-татарские историки, потому что знаем: никто в Украине не сделает это лучше. Но кто мешает какой-то ОО «Рога и копыта» податься на наш тендер с предложением снять этот сериал, скажем, на формально привлекательных условиях, но с ущербом для качества? Понятно, что нам нужен качественный контент, но если мы выберем качество, то в ответ получим жалобу. А это еще два месяца траты времени, остановка процесса. Дальше суд — ждите еще полгода. И на каждый проект будет такая история. Даже эксперимент делать не надо.

– Мы с вами понимаем вашу уникальную ситуацию. Но я поговорила с другими компаниями, которые тоже получают деньги из госбюджета и проходят все эти тендерные процедуры. Они посоветовали вам разбивать закупки на допороговые суммы: сейчас до 200 тыс. грн. тендер не нужен.

– И сколько таких договоров у нас должно быть? И сколько бухгалтеров надо для этого собрать?

– Они мне рассказали песню абсурда, как они работают: пока им распишут бюджетный паспорт — уже май, потом еще что-то, тендеры объявляют в сентябре, а там и декабрь. Плюс всегда возникает проблема, о которой и вы говорите: если, например, надо купить оборудование, для которого важно качество и которое не может быть самым дешевым. Но ко всему этому они уже приспособились. В чем проблема с допороговыми закупками: с апреля эта сумма снизится до 50 тыс. грн. И вот тут они уже говорят: что мы можем купить за эти деньги?

– Нет, мы даже на 200 тыс. грн. не будем ничего разбивать. Или должно быть так, как должно быть — то есть как было, или мы отказываемся. Для меня вообще сам подход унизительный. Если судьба Крыма — это вопрос тендеров, то мне это слышать очень огорчительно.

– В чем, вы думаете, причина, что казначейство поменяло правила игры?

– Если убрать конспирологию, то это выглядит как сбой в бюрократической системе, когда никто не хочет брать на себя ответственность.

– Как у вас выстроены отношения с кабельщиками? Вы им платите? Они вам?

– Они нам платят. В этом году мы даже подняли цену: было 12 грн. с провайдера в год, а стало 150 грн. Никто не отказался, кроме каких-то совсем маленьких провайдеров, кто обслуживает буквально один или несколько многоквартирных домов. Западная Украина вообще вся нас купила. Причем они покупают у нас и АTR, и Lale.

– А зачем вам это? Это же символическая сумма.

– Конечно, символическая. А вы бы хотели, чтобы мы как крупный медиахолдинг поставили 15 тыс. долларов? Наша бизнес-модель заключается не в том, чтобы зарабатывать на этом. Она — в информированности. Для чего мы получаем поддержку из бюджета? Чтобы еще больше людей знали о том, что происходит в Крыму. Но если нас заставят переходить в ту бизнес-модель, что у ICTV или «1+1», то мы будем вынуждены. Тогда мы можем потерять нашу миссию: давать надежду на возвращение Крыма в Украину.

– А какая-то реклама у вас есть?

– Не может к нам прийти реклама, потому что у нас нет интересного для сейлз-хаусов покрытия на материке. Мы вещаем на Крым, а сегодня это никак не монетизируется.

– Но информационные каналы ведь продают сами себя.

– Как?

– Как могут, так и продают.

– Да, как могут. Сейлз-хаусы работают как мегамашины по продаже рекламы. Вот вам пример. Есть одна фармкомпания. Ее собственница — крымская татарка. Она у нас разместила рекламу по 150 тыс. грн. в месяц. Это не бог весть какие деньги для крупной фармкомпании, но у нее начались проблемы, потому что сейлз-хаус, который размещал ее на других телеканалах с другими бюджетами, мгновенно пригрозил отменить ей 15 % скидки у себя. Так работает этот рынок рекламы.

Теперь о перспективах. Я думаю, что сложные времена для телеканала разрешатся и мы сможем в дальнейшем избегать таких остановок. Отдельная благодарность простым украинцам, которые услышали о наших сложностях и проявляют солидарность с нами, в том числе и своими пожертвованиями (на момент написания статьи канал получил чуть более 360 тыс. грн. Пожертвований. — Авт.). Низкий им поклон.

Фото: Википедия