На днях «1+1 медиа» объявила о том, что первой среди медиагрупп подписала контракт на поставку спутниковых ТВ-приставок. Если пользоваться терминологией генерального директора провайдера «Триолан» Вадима Сидоренко, с этого момента процесс кодирования спутникового сигнала становится условно необратимым. Соответственно, неотвратимым будет и очередное повышение платы за ретрансляцию телеканалов медиагрупп для кабельных провайдеров. О чем сейчас договариваются между собой эти два сегмента рынка, как кабельные провайдеры планируют побороться между собой за абонентов, которые уйдут со спутника, почему маловероятна монополизация провайдерского рынка и где искать собственников «Триолана» — читайте в интервью топ-менеджера «Триолана» «Детектору медиа».

— Вадим, если бы кто-нибудь захотел зайти на сайт Нацсовета и поинтересоваться лицензиями «Триолана», то ничего на слово «Триолан» он бы в реестре не нашел. Однако в реестре есть несколько ООО — мы называем их «группой компаний, которые оказывают услуги под брендом “Триолан”». Сколько всего юридических лиц предоставляют услуги под этим брендом?

— Этот вопрос нужно разделить на две части. Первая — это услуга кабельного телевидения — та, которая лицензируется и требует особой прозрачности. Ее оказывает одно юрлицо —  «Контент трейдинг», которое работает с лицензией во всех городах, где мы присутствуем: в Киеве, Харькове, Полтаве, Днепре, Запорожье, Одессе, Сумах, Ровно и нескольких небольших городах (Чугуеве, Броварах и т. д.). Все абоненты платят этому единому юрлицу; никаких специальных предложений, когда люди платят за интернет и туда входит телевидение, у нас нет. Тариф на кабельное телевидение у нас единый — 50 грн. в месяц.

Если же говорить об интернете, то он не лицензируется и доступ к нему может предоставлять как любое юрлицо, так и частный предприниматель (тариф на интернет у нас тоже единый — 150 грн. в месяц). Поэтому интернетом под нашим брендом занимаются достаточно много субъектов хозяйственной деятельности. Сейчас не скажу точное число, но это десятки, если не сотни, поэтому перечислять их, наверное, смысла нет.

— А что собой представляют ООО «Юникаст инвест», «Эпсилон ТВ», «КС Плюс», которые есть в реестре Нацсовета?

— Эти юрлица работали до 2013 года. С момента основания и до конца 2013 года мы работали в классической модели платного телевидения. Потом один из конкурентов смог сделать так, чтобы нам не продавали контент. В ответ мы сделали телевидение бесплатным. Напомню: в то время бесплатными были каналы в тому числе и украинских медиагрупп. С этого момента все перечисленные вами юрлица перестали заниматься хозяйственной деятельностью.

— Но что интересно, эти юрлица до сих пор существуют и Нацсовет с ними даже судится.

— Это отголоски прошлого. Конкуренты активно заказывали очень много наших проверок, судов, обысков. Но сейчас уже 2018 год, зачем кому-то надо это продолжать — я не знаю.

Конфликт с «Волей» — самое крупное из наших противостояний. Его корни лежат в 2008 году, когда мы вышли на рынок и начали предоставлять доступ к аналоговому телевидению в Киеве — «Воля» в то время свое аналоговое телевидение в Киеве отключала. Соответственно, многие абоненты перешли к нам; а «Воля», естественно, была этому не рада.

С 2016 года наша бизнес-модель бесплатного телевидения прекратила существование по одной простой причине: рейтинговых бесплатных телеканалов не осталось в тот момент, когда медиагруппы решили стать платными. Мы были вынуждены вернуться к классической платной модели, но к этому моменту уже имели, с одной стороны, вес в количестве абонентов и чувствовали себя уютнее в вопросах авторского права, а с другой — конкуренты, не добившись желаемого результата, тоже поняли, что тот путь был неособо правильным. И все стабилизировалось.

— Очень интересная у вас стратегия: благодаря бесплатному телевидению вы набрали большую абонентскую базу и теперь можете ее монетизировать.

— Не совсем. Да, мы набрали абонентов, но не более, чем в два раза. Мы же набирали их не с нуля. Плюс это не было стратегией: сделать бесплатно, чтобы набрать. У нас в тот момент не было выбора.

Сейчас у нас свыше 400 тыс. абонентов кабельного телевидения и более 300 тыс. абонентов интернета.

— В разное время звучали разные оценки вашей абонбазы. Самая высокая цифра ранее была названа в декабре 2016 года, когда во время очередного круглого стола о сокращении УПУ говорилось о 600 тыс. Вы, кажется, не опровергали эту цифру.

— Это вопрос, как считать. Есть абоненты, которые пользуются только телевидением, телевидением и интернетом или только интернетом. Поэтому если считать суммарно, то у нас, как я уже сказал, свыше 400 тыс. абонентов телевидения и свыше 300 тыс. абонентов интернета — то есть чуть больше 700 тыс. Можно считать по уникальным квартирам — будет сколько-то тысяч только кабельного и сколько-то тысяч только интернета, и все вместе составит, наверное, около 600 тыс.

— Проект Сергея Бойко Big Data Ua ведет свою статистику баз провайдеров. Согласны ли вы с тем, как он считает вас и конкурентов?

— Я детально не просматривал. Единственное, что увидел мельком: наша база ТВ-абонентов чуть-чуть меньше, чем на самом деле. Но до недавнего времени понять, сколько у нас абонентов, было тяжело. Сначала, когда мы переходили из бесплатной модели в платную, оценить было сложно, пока все не заплатят. Поэтому у нас ушло много времени на то, чтобы обойти каждого абонента и проверить, есть он или нет, платит или нет, и если не платит, то отключить. Мы полностью закрыли этот вопрос в первой половине 2017 года. А в 2018 году мы подняли цену с 15 грн. до 50 грн., и так как подъем достаточно резкий, то тоже непонятно, все ли абоненты будут платить 50 грн. Плюс процесс удлиняется тем, что человек мог заплатить в ноябре или декабре на 3–6 месяцев вперед по старому тарифу. Поэтому понятие абонентов в данном вопросе тоже колеблется: если говорить о тех, у кого положительный баланс, то это одна цифра, а если о тех, кто уже заплатил по новому тарифу, то их гораздо меньше.

— Сколько абонентов вы потеряли, когда переходили с 0 грн. до 15 грн.?

— Я могу плюс-минус говорить о переходе с 15 грн. до 50 грн., потому что в обоих случаях речь о платящих абонентах. А когда с 0 грн. до 15 грн., то непонятно, сколько их было изначально, они же не платили. Более того, были случаи, когда кому-то было лень даже зарегистрировать сам факт подключения.

Сравнивать общие показатели за предыдущие периоды тоже некорректно, потому что на то время у нас было покрытие и в Донецке, и в Луганске, и в Симферополе. Эти территории отпали.

Конечной цифры оттока при переходе с 15 грн. до 50 грн. еще нет, потому что продолжается процесс оплат, но по графикам я вижу примерно 8 %.

— А почему вы решили поднять цену?

— Это отдельная большая дискуссия о том, как и зачем медиагруппы решили стать платными. На старте они выставили относительно лояльные тарифы, но это не значит, что эти тарифы останутся лояльными в ближайшей перспективе. Они будут существенно их увеличивать, по мере возможности рынка. Поэтому варианта переждать на прошлой бизнес-модели нет.

А дальше начинаются нюансы: если медиагруппы хотят поднять тарифы для провайдеров, то провайдеры должны повышать тарифы для абонентов, а также параллельно объяснять им, почему то, что когда-то было бесплатным, теперь стоит денег. Для этого понадобится несколько лет. И чтобы не наломать дров всему рынку, нужно понимать дорожную карту на эти годы: как сделать так, чтобы никто не работал в минус.

Есть базовая договоренность о том, что одно из более-менее понятных объяснений абонентам, почему контент становится платным — это кодировка спутника и отключение аналогового эфира. Это не решает даже половину проблемы, но представляет собой хоть как-то шаг. Почему не решает? Потому что остается «Зеонбуд», у которого все равно будет бесплатно.

— Правильно ли я понимаю, что когда вы ввели абонплату 15 грн., то это был пробный шар, чтобы начать подписывать договора с абонентами и посмотреть, как они готовы платить? А нынешний переход с 15 грн. до 50 грн. — это уже установление конкурентной цены?

— Да, мы должны были выйти из бесплатной модели. Лояльные тарифы медиагрупп позволили нам пройти этот процесс, поставив поначалу не такие высокие тарифы. Но мы понимаем желание медиагрупп повышать цены, которые в этом году выросли в два раза.

— У всех в два раза выросли или в среднем?

— На самом деле у всех, просто все по-разному считали: были те, кто оценивали абонбазу более-менее четко и проставили тариф 0,75 грн. На 2017 год и 1,5 грн. — на 2018-й (StarLightMedia и «1+1 медиа». — Авт.). А кто-то ставил другую цену (0,45 грн. на 2017-й и 0,9 грн. на 2018-й у «Медиа Группы Украина» и неизменные 3 грн. у Inter Media Group. — Авт.) и при этом абонентскую базу учитывал плавающе — где-то больше, где-то меньше. Но суммы платежей в среднем у всех удвоилось.

— Когда вы выступаете на совместных с медиагруппами публичных мероприятиях, то всегда аккуратно транслируете посыл, который вы уже озвучили и мне: что, с одной стороны, цены будут повышаться, а с другой — вы ожидаете от медиагрупп кодировки спутника и отключения аналога. Сейчас уже понятно, что 30 марта отключение аналога не произошло, а кодировка спутника перенесена на ноябрь. Как вы расцениваете эту неспешность?

— Для нас это однозначно негативный процесс, потому что пока телевидение остается бесплатным на спутнике и в аналоге, нам крайне сложно повышать тарифы для абонентов. Если же их не повышать, то начнется замкнутый круг и придется чем-то жертвовать: то ли заниматься андеррепортингом и прочим пиратством, то ли снижать качество обслуживания абонентов.

— Летом прошлого года в Одессе вы также озвучивали цифры, вокруг которых, по вашим словам, велись переговоры: в 2018 году — 8,75 грн. с одного абонента, в 2019-м — 14,75 грн., в 2020-м — 20,75 грн. С одной стороны, не произошло такой быстрой кодировки и отключения аналога, как хотелось, а с другой — и медиагруппы не так подняли цены. Если бы реформы шли быстрее, то и темпы роста цен могли бы быть выше?

— Цены сейчас примерно такие, они лишь немногим меньше: 6,9 грн. без НДС. Если закодируется спутник, то тарифы еще увеличатся и примерно совпадут с этим прогнозом.

— Inter Media Group всего несколько недель назад последней подала заявление в Нацсовет с просьбой переоформить спутниковые лицензии с кодировкой.

— Но говорят (а мы периодически ведем переговоры), что они уже на стадии подписания договоров с поставщиками приставок — финансовых контрактов, от которых было бы тяжело отказываться. Я думаю, с даты, когда они подпишут эти контракты, процесс станет условно необратимым.

— В начале февраля вы инициировали меморандум о прозрачных условиях работы на рынке платного телевидения. Что вас подтолкнуло?

— Если все договорятся между собой о том, как мы работаем, то мы меньше пострадаем. Классика жанра: медиагруппы хотят больше денег, провайдеры хотят меньше платить. Возникает взаимное недоверие, какие-то каналы выключают, какие-то включают, происходят торги, кто-то думает, что плохо договорился, а сосед лучше — в общем, начинаются лишние телодвижения. А если мы договоримся, что тарифы — едины для всех, повышаются такими-то этапами и происходит такая-то компенсация, то будет проще.

Плюс вопросы, касающиеся конкуренции между собой: там будет предусмотрен «капкан» для тех, кто захочет установить для своих абонентов более низкие тарифы. Когда будут происходить какие-то действия, например, кодировка спутника, то все начнут кричать, что абоненты уходят к тому, у кого дешевле. Поэтому пусть разницу при повышении тарифов медиагрупп за всех провайдеров заплатит тот, у кого ниже тарифы для абонентов.

— А каким образом абоненты будут понимать, что происходит? Сейчас в информационном поле та еще каша, потому что в начале года канал «Украина» показывал ролик, что вот-вот отключится аналог, а «1+1 медиа» и StarLightMedia сняли свой ролик об альтернативных способах приема телесигнала. То есть у медиагрупп тоже нет до конца слаженной позиции.

— Так и есть. Меморандум — это и есть призыв договориться о более-менее слаженных моментах. И тут есть грань между просто слаженными действиями и действиями, которые могут подпасть под антимонопольное регулирование: в нашем случае речь идет не о каком-то сговоре, а лишь о том, что есть общие позиции, которые касаются всех, независимо от того, кто о чем хочет договориться.

— Ваш меморандум, кроме вас, подписал еще один крупный провайдер — «Ланет» — и две медиагруппы из четырех. О чем это говорит?

— Это говорит о медлительности согласования внутри компаний. Я общаюсь со многими компаниями (и как минимум, со всеми медиагруппами). Меморандум на словах поддерживают все, но потом начинаются внутренние согласовательные процессы: можно ли разместить свой логотип и т. д.

— И даже «Воля» на словах поддерживает меморандум?

— С «Волей» я не разговаривал, поэтому не знаю. Я не думаю, что эта компания захочет подписаться под меморандумом с точки зрения того, от кого он исходит, но с точки зрения следования заявленным в нем принципам «Воля» уже его исполняет: если не учитывать нюансов по акциям, то штатные тарифы этого провайдера уже ему соответствуют.

— Наверняка вы читали обратную связь, когда объявили о меморандуме: были люди, которые ставили вам в упрек, что вы уже выступали инициатором одного меморандума в 2016 году. Тогда вы призвали провайдеров объединиться против медиагрупп. К той инициативе присоединились многие. Что потом произошло? Вы нарушили ее условия?

— Действительно, когда в конце 2016 года медиагруппы объявили о своем желании стать платными, мы находились перед выбором: менять свою бизнес-модель с бесплатной на платную или каким-то образом ее отстаивать? По умолчанию мы были за то, чтобы продолжить работать в существующей бизнес-модели, и об этом заявляли. И многие провайдеры тоже заявляли, что не будут платить медиагруппам и нужно объединяться. В то время конструктивных переговоров с медиагруппами не было, и провайдеры встречались и договаривались об общей позиции в таких переговорах.

Мы готовы были идти на разные шаги, в том числе и на отключение каких-то телеканалов, и спрашивали о готовности остальных. Также мы спрашивали у абонентов, что для них лучше: ввести абонентскую плату или выключить некоторые каналы? Многие абоненты высказывали мнение, что если выключить 1-2 телеканала, то не произойдет ничего страшного — они переживут. Но когда мы спросили, что будет, если мы выключим все четыре медиагруппы, то большинство абонентов высказались, что лучше будут платить деньги.

Параллельно мы увидели неготовность провайдеров идти дальше деклараций. Мы не были первыми, у кого не было этой готовности, но мы первыми заявили о выходе из меморандума по одной простой причине: нам нужно было заранее уведомить клиентов о введении абонентской платы.

— То есть разница в том, что в 2016 году провайдеры были готовы подписать меморандум, но не готовы были действовать, а сейчас они даже не готовы ничего подписывать?

— Дело ведь не так в подписи, как в готовности о чем-то конструктивно договариваться. И с этим конструктивом есть проблема.

— Я знаю, что на провайдерском рынке ходит такая страшилка, что в конце концов все происходящие сейчас процессы приведут к его укрупнению: маленьких провайдеров станет меньше…

— В долгосрочной перспективе — да. Все будет идти к тому, что количество провайдеров станет сокращаться. Выгодность бизнеса уменьшается, поэтому более эффективные продолжат работать, а менее эффективные не смогут и будут покидать рынок. Но мнение о том, что возникнут какие-то монополии, я не разделаю.

Укрупнение рынка — это очень небыстрый процесс. Если бы он был более-менее коммерческим, то происходило бы следующее: снижение бизнес-привлекательности подталкивало бы некоторых продать бизнес и процесс шел бы естественным путем. У нас этого не происходит по ряду причин: и скачки курсов валют, и военные действия — все это приводит к тому, что бизнес начинает стоить меньше, чем люди в него вложили. А продавать дешевле они не хотят. Дела у них с каждым годом идут все хуже, но они тянут, что есть. И будут тянуть еще долго. Нельзя сказать, что в ближайшие несколько лет половина или даже 10 % участников рынка куда-то денутся — они никуда не денутся, просто будут жить беднее. А кто будет понимать, как действовать, и сможет договариваться, тот будет чувствовать себя плюс-минус нормально.

Есть риск, что произойдет перетекание абонентов в сторону «Зеонбуда». Но в долгосрочной перспективе у «Зеонбуда» появятся конкуренты в виде мобильных операторов: они настроят 4G, 5G и запустят там эфирное телевидение. В этот момент у медиагрупп появится выбор: платить «Зеонбуду» или получать деньги с «Киевстара». Наверное, они предпочтут «Киевстар», и процесс качнется в другую сторону. Он тоже не будет быстрым и станет колебаться. Вопрос только в том, как он будет это делать — в форме конструктивной конкуренции или с существенными потерями и включениями-выключениями.

— История вашей компании показывает, что вы умеете гибко реагировать на резкие изменения внешней среды. Если отбросить те ее колебания, которые нельзя предвидеть, и продолжить вашу мысль о том, что однажды мобильные операторы начнут откусывать кусок провайдерского рынка, то как вы видите стратегию развития вашей компании?

— В любом случае, все будет переходить в IP-технологии — и эфирное телевидение, и кабельное. Но важно понимать, кто какие ниши возьмет. Понятно, что ниша мобильных операторов — все переносные устройства. Но внутри помещений количество устройств будет расти: в квартирах у абонентов есть WiFi, к которому уже подключены телефоны, смартфоны, телевизоры, приставки, планшеты, компьютеры, ноутбуки. Количество устройств в квартире — от пяти и выше уже сейчас, и они будут пополняться IP-устройствами в виде дополнительных датчиков, направления smart house и т. д. При этом стационарный контент будет все более и более тяжелым: станет больше HD-, Ultra HD-, VR- и тому подобного контента. И именно тяжелый контент будет крайне сложно передавать по эфиру.

Но в любом случае прямая конкуренция беспроводных технологий с проводными если и случится, то не в ближайшие 10 лет, а существенно позже. Если к тому времени не будет еще более тяжелого контента.

Второй важный момент: все устройства, которые есть дома у абонента, будут требовать обслуживания и настройки. В данном сегменте мобильным операторам придется тяжело: они не заточены на то, чтобы приходить к абоненту и что-то у него делать. Все, что касается дома — прийти и настроить — это наша ниша, где мы чувствуем себя довольно уютно и где мы видим свою стратегию развития.

— Мы с вами много говорим о телевидении, но у вас есть еще и интернет-услуги. На каком месте вы находитесь в этом сегменте рынке?

— Если говорить о количестве абонентов, то у нас четвертое место в данном сегменте (на рынке телевизионных услуг — второе после «Воли». — Авт.). Первое — у «Укртелекома», второе и третье — у «Воли» с «Киевстаром».

Если же говорить о конкуренции, то с «Укртелекомом» не конкурирует никто в том смысле, что качество услуг любого провайдера лучше, чем у него. «Воля» в свое время в Киеве решила пойти по технологии DOCSIS (передачи данных по телевизионному кабелю. — Авт.), которая существенно проигрывает оптоволокну. У «Киевстара» же фундаментальная проблема с тем, что их профильный бизнес — беспроводная связь, а не хождение на ремонты к абонентам, где компания медленно реагирует. Поэтому мы достаточно уютно чувствуем себя и в интернете.

Конкуренция в интернете вокруг того, у кого выше скорость, прошла. Когда менялись технологии — сначала был ADSL у «Укртелекома», потом DOCSIS у «Воли», потом кто-то потянул оптику, — тогда переход с меди на оптику влиял на скорость: кто-то давал 10 Мбит/с, кто-то 100 Мбит/с, кто-то безлимит. Но это было 3–5 лет назад, сейчас плюс-минус 100 Мбит/с дают всех. Поэтому для абонентов с точки зрения скорости мы одинаковы. На более приоритетное место вышла функция стабильной работы и быстрого ремонта — чтобы как можно меньше ломалось, а если поломалось, то как можно быстрее починилось.

— И чтобы мастера пришли в бахилах.

— Да. Назовем это качеством взаимодействия: начиная с дозвона по телефону и заканчивая тем, чтобы мастер хорошо выглядел.

— Учитывая количество ваших ООО и ФОП, готовы ли вы к качественному обслуживанию?

— Однозначно. Это наше конкурентное преимущество. Мы ни в коем случае не завязываемся на то, что кто-то должен написать нам обращение, где-то расторгнуть с нами договор, стоять в очередях, чтобы отключиться от нас. Человек хочет — ему на дому в течение часа будет все сделано. Хочешь отключиться — отключайся, не надо расторгать никаких договоров. Хочешь подключиться — через час тебя включили.

— Сколько людей работают в компаниях, которые предоставляют услуги под брендом «Триолан»?

— Точного количества я даже не знаю, но это от 500 до 800 человек.

— У этих компаний один собственник или речь о чем-то типа франчайзинга?

— Это можно сравнить с франчайзингом: с одной стороны, есть много собственников сетей, а с другой — у всех у них единые стандарты качества. Таких собственников, когда человек построил себе маленькую сеть на два дома и работает в рамках нашей общей сети, очень много — десятки, если не сотни. Даже многие наши мастера, которые обслуживают абонентов, за свой счет строят себе сети в размере одного дома. Это их дома — соответственно, прибыль с них получают они.

— Насколько стандартен для провайдерского рынка такой подход к построению сети, как у вас?

— В каком-то смысле он нестандартный, потому что все идут от классического понимания собственности, когда все должно быть у определенной группы людей. У нас такого нет. Всем важна некая капитализация. У нас ее подсчитать невозможно. Но, с другой стороны, капитализация нужна, чтобы продать бизнес. У нас таких планов нет. Для нас главное — операционная деятельность, а не оценка инвестиций.

— А почему вы так строили сеть? Так было легче заходить в дома?

— Тут не вопрос, легче или сложнее. Тут вопрос в мотивации людей: если человек работает в каком-то районе и у него есть один-два дома в доле, то он более мотивирован делать все максимально качественно, чтобы как можно больше заработать. Поэтому у нас редко бывает, чтобы мастера взяли на ставку. Чаще всего используется модель партнерства, когда человек имеет определенный процент от того, что платят абоненты.

— Может ли какой-нибудь из этих ФОП, у которого два дома, уйти от вас и предоставлять услуги под другим брендом?

— Теоретически — да. Но на практике ни разу такого не было. Думаю, это связано с рядом нюансов, начиная с абонентов, которые могут не согласиться на другого провайдера, и продолжая магистральными сетями — эти два дома ведь нужно куда-то подключить.

— Мне кажется, что при таком подходе, когда все они работают на проценте и, по сути, являются маленькими предпринимателями, обеспечить качество услуг сложнее. С одной стороны, ваши мастера заинтересованы, чтобы все было сделано должным образом, но с другой — каждый из них воплощает это так, как он понимает.

— Не совсем. Первое — это вопрос мотивации, но есть еще и стандарты качества. Человек может выступать одновременно в роли и обслуживающего персонала, и собственника. И если, например, он не справляется с ролью обслуживающего персонала, то это не значит, что он будет обслуживать плохо и мы никак не отреагируем. Если он не справляется как обслуживающий персонал, пусть передаст эти функции тому, кто справится. Да, это его сеть, он продолжит получать от нее прибыль, но если устал или что-то меняется в жизни — пусть освободит дорогу тем, кто не устал, и зарабатывает на этом.

— Абоненты подписывают договора с этими ФОП?

— Если речь о кабельном телевидении, то, как я уже сказал, у нас есть единое предприятие с лицензией — соответственно, договор заключается с ним. Что до интернета, то на каждой территории есть свой частный предприниматель: как правило, с ним договор и подписывается.

— В прошлом году вы получили один из самых больших штрафов за нераскрытие структуры собственности. Заплатили ли вы этот штраф и как планируете декларировать собственность в текущем году?

— Как я и сказал, речь о компаниях, которые не работают с 2013 года. А по компании «Контент трейдинг», которая функционирует, все раскрыто, никаких секретов и штрафов там нет.

— Что у вас там — оффшоры?

— Нет, лондонская компания (согласно Единому госреестру юрлиц, учредитель ООО «Контент трейдинг» — компания «Триолан Бродкастинг Лимитед» с офисом в Лондоне; конечный бенефициар отсутствует. — Авт.).

— А как фамилия того, кто владеет лондонской компанией?

— Они, бывает, меняются.

Тут важный момент насчет собственности: данный собственник — он собственник чего? Собственником, по большому счету, можно считать владельцев или бренда, или лицензии, или сети. А если у каждого в собственности своя сеть: у кого-то — один-два дома, у некоторых — целые районы?

— А вы перед кем отчитываетесь?

— Перед собственниками сетей: они выбирают себе представителей для удобства общения.

— Интересно. Я думаю, вашу компанию никогда не искоренят, что бы ни происходило.

— На самом деле, на то, в каком виде мы работаем, влияет формат конкуренции, с которого мы начали и в котором существуем до сих пор. Если даже собственники договорятся между собой и скажут, что хотят увидеть все на одном предприятии (на самом деле, у них такая возможность есть), то вот вопрос: улучшат ли они свои позиции, будут стабильными, надежными, понятными, или в этот момент у них все заберут? Вопрос еще большей прозрачности — это вопрос нашего постепенного входа в Евросоюз, понятные правила игры, в том числе невозможность заказных проверок и обысков. Если мы войдем в такую плоскость, то, я думаю, наши собственники сами захотят более понятно для себя оформлять свой бизнес. А сейчас все понимают, что существующий формат и есть наиболее надежным.

— У вас же были обыски два года назад?

— Да, были. Причем они были разные, но тот уже зашкалил, поскольку проходил и у меня дома.

А так были обыски, когда в Одессе пришли на станцию и полностью всю ее вынесли, вплоть до розеток. Написали, что что-то якобы искали. Должны были изъять все носители информации; на вопрос о розетках ответили, что экспертиза покажет, есть в них информация или нет.

С предприятия тоже однажды забрали все документы. Никто ничего не вернул.

— Вы руководите компанией с момента основания?

— Да. Правда, функции менялись. Сначала нужно было строить, покупать что-то, разрабатывать технологии. Потом появились другие задачи.

— А до «Триолана» вы чем занимались?

— Чуть-чуть раньше работал с этими же людьми, просто тогда это называлось не «Триолан» (он стартовал в 2008 году). До этого были сети в Харькове, ими и занимался. А еще ранее был студентом. Будучи студентом, начал строить сеть сначала в общежитии, потом как клиент подключился к первой сети, которая была в городе. Затем начал строить сеть в соседних домах, и как-то оно пошло. И затем стартовал проект «Триолан».

— Вы упоминали выше, что в 2016 году провайдеры были не готовы выключать телеканалы медиагрупп. На самом деле, несколько смельчаков, которые что-то выключали, нашлось. Среди них были и вы, летом прошлого года выключив телеканал «Интер» — ненадолго, дня на три. Что тогда происходило?

— Назовем это переговорным процессом. Мы в декабре 2016 года заранее договорились со всеми об определенных условиях работы. И медиагруппы задекларировали свои принципы. Понятное дело, что мы поторговались, пришли к чему-то и сказали, что если у всех так — значит, и мы так работаем. Но оказалось, что не у всех так. Мы долго вели переговоры о том, что надо исправлять ситуацию, когда у нас неравные условия по сравнению с другими игроками рынка. Переговоры зашли в тупик, так как наши контрагенты тыкали друг в друга пальцами: то «Торсат» решает, то «Интер». Этот замкнутый круг надо было разрывать. И именно так мы его и разорвали: в результате нашлись люди, с кем все-таки можно было вести переговоры (появился новый руководитель «Торсат» по дистрибуции), провели, договорились.

— А почему и у вас конфликт возник с Inter Media Group, и за полгода до этого «Ланет» тоже отключал именно ее? У Inter Media Group самая сложная переговорная позиция?

— Да, они зашли не так, как все. Остальные выставили понятный тариф — 0,75 грн. «1+1 медиа» и StarLightMedia, 0,45 грн. «Медиа Группа Украина». Были вопросы по количеству абонентов, но нашли понимание, как считать, и пошли работать. А Inter Media Group заявила 3 грн. Почему 3 грн.? Если оперировать суммарным рейтингом, то у StarLightMedia позиция была выше, а Inter Media Group — в четыре раза дороже. Потом начались нюансы: как считать абонентов? Другие провайдеры могли ждать до последнего, тогда как нам надо было заключать договора с абонентами. Мы в панику не впадали, просто вели переговорный процесс о том, чтобы выровнять условия.

Фото: Павел Шевчук