– Ситуация такая. У нас на канале есть программа «Документ», которую без конца мы перемещаем по сетке то туда, то сюда. И сейчас она находится в самом неудобном положении. Однако документальные проекты мы показываем не только в этой программе. На сегодняшний день «1+1» может предложить зрителю огромный документальный цикл фильмов. Это 46 серий по 26 минут из истории Украины ХХ века. Это большой имиджевый проект. Поэтому естественно, что часть этой программы показывается не только в «Документе», а в утреннем и дневном эфире на День независимости и День соборности Украины.

 

 

– Этого пока не произошло, потому что данный проект мы еще не завершили (снято только 46 серий из больше чем 50-ти). Но то, что документальное кино у нас на канале идет не только после полуночи, но после часа-двух – это данность, реальное положение. Потому что у всех каналов документальное кино с утра до ночи, а на «1+1» после полуночи. Есть такая ситуация. Но нам, работающим в этой сфере, конечно, хотелось бы, чтобы она была другой.

 

 

– Наверное, нам надо поговорить и обменяться мнениями и суждениями. Потому что мы на «1+1» пока не занимались чисто коммерческими документальными проектами. В рамках «Украина. ХХ век» мы сделали фильм «Собор на крови», который широко обсуждался. Я помню нашу презентацию на «Детектор медіа» и выход DVD. Это первая ласточка. Мы сказали, что документальное кино на «1+1»  – это история Украины. И это исключительно свой материал, свой взгляд на историю, с точки зрения сегодняшнего дня. Если такое кино станет коммерческим – это хорошо! С «Собором на крови» так произошло, и теперь мы готовим весь цикл «Украина. ХХ век» на международный рынок. Но для нас это, прежде всего, имиджевый проект, который необходимо делать. Его показ уже окупился для нас. Все остальное – в планах. Конечно, мы будем делать и коммерческое документальное кино. Но что должно подвигнуть руководство поменять сетку и план? Дело ж не только в документальном кино. У нас много чего надо и можно, и будем двигать. Мы об этом думаем и работаем над этим.

 

 

Илларион Павлюк (директор студии документальных фильмов «07 Продакшн», канал «Интер»);

– Нет никакой проблемы. Все уже произошло. Менеджеры принимают свои решения. Есть опыт, свидетельствующий о том, что данный продукт может давать очень хороший коммерческий показатель, оставаясь при этом (по желанию менеджмента) похожим на искусство. Или стать абсолютной попсой. Каналы уже ставят документальные программы. Дальше – нормальный процесс обычной конкурентной борьбы. Кто-то решает поставить в прайм документальный фильм – и выигрывает или проигрывает. Проблемы, на мой взгляд, нет. Ничего не должно происходить. Это обычный процесс. А что надо делать? Надо работать и делать хорошие документальные фильмы. Они уже нашли свой рынок, и будут востребованы на 100%.

 

 

– Нет. Все-таки мне кажется, что это слишком банальное суждение «зритель сейчас ждет от украинского телевидения  украинского продукта». Несмотря на то, что почти все каналы делают свой качественный продукт, его все равно мало. Я не знаю, с чем это связано. Но та здоровая конкуренция, о которой вы говорите, может быть только тогда, когда каждый канал даст на производство собственного продукта максимальные средства, приложит к этому максимальные усилия. Мы рассматриваем таблицы и видим, что рейтинги часто берут покупные продукты. У всех каналов, у кого-то – больше, у кого-то – меньше. Мне кажется, что каждый канал должен может быть, где-то в ущерб себе, отказаться от покупного продукта и все-таки делать свой.

 

 

– Зачем отказываться от покупного?

 

– Может быть, и не надо отказываться от покупного, но все-таки необходимо увеличивать собственное производство. Потому что в Украине на украинском телевидении должно быть больше украинского продукта. Зрителям это надо. Зрители хотят видеть то, что делается здесь. То, что производится в России, они могут посмотреть и по российским каналам.

 

– Мне кажется, это утверждение из разряда: «Давайте не будем завозить в Украину «Мерседесы», чтобы было больше «Таврий» Когда «Таврии» будут на уровне «Мерседесов», они их просто вытеснят с наших дорог.

 

– Вы считаете, что российское документальное кино сейчас на уровне «Мерседеса»?

 

– Я знаю, что российское документальное кино в эфире «Интера» дает стабильную долю в среднем 21,9.

 

– Я спросил, хорошее ли оно, а не про доли.

 

– Кто из нас работает бесплатно и не получает зарплату? То есть, если продукт дает хорошие рейтинги, это означает, что люди его смотрят. То, что эфир «Интера» несет хорошее, доброе, вечное, а не чернуху, порнуху и желтуху. Согласен, возможно, можно делать лучше. Но хочет ли этого зритель?

 

– Мне кажется, коллега абсолютно прав. Когда Украина станет экспортером хорошего продукта, соответственно, тогда будет другой виток и период времени, который даст новый толчок к развитию. Сейчас все мы – импортеры с некими точечными попытками что-то делать. Когда мы станем действительно экспортировать, станем жирнее.

 

– А это возможно?

 

– Ця ситуація схожа з бодібілдингом. Справа в тому, що людина, яка просто тягає залізо, ніколи не досягне над габаритів. Їй потрібні ін'єкції тестостерону. Так от, інше кіно, те саме іновироблене кіно – це для нас той тестостерон, який вливається ззовні. Але справа в тому, що професійні культуристи, які сидять на анаболіках, дуже погано закінчують. Вони врешті втрачають все, і здоров'я у тому числі. Ті тези, за які ратує шановний колега з «Інтеру» – це саме той тестостерон ззовні. Ми мусимо робити своє. Ми не маємо відмовлятися від цього. Але ми маємо пам’ятати, що це – інший тестостерон.

 

– Я против слова «должны».

– Свое производство или фильмы, основанные только на своей истории?

 

– Перестать делать на каналах это кино. Весь мир идет совершенно другим путем. Потому что канальная студия – это абсолютно бесперспективная вещь. Она, как правило, не поворотливая, не бюджетная. И, в конце концов, я не совсем понимаю, зачем каналу нужно заниматься собственным производством документального кино. Коллеги только что говорили, что гораздо выгоднее купить, нежели делать свое. Правильно, потому и покупают российское кино. Но точно также можно купить украинский фильм, и если будет независимая студия – это тоже будет выгоднее.

 

– Это уже другой вопрос. В любом случае выгоднее купить, чем создать самому. Чисто по финансовым соображениям. Посчитайте, сколько стоит это производство. Ведь никто – ни Стас, ни коллеги с «Интера» – не скажут, сколько стоит у них один документальный фильм.

 

– Я не скажу, но знаю. Что вы имеете в виду под выражением «не скажут»?

 

– В этом документальном фильме никогда не будет учтена аренда помещения. Я видел эти бюджеты.

 

– Вы не видели этих бюджетов. Я вам сейчас расскажу. В смете «07-Продакшн» есть аренда помещения и автомобилей, техники на «Интере», и еще куча всего. Мы существуем точно так же, как независимая студия, но действуем в рамках стратегии канала и группы каналов «Интер».

 

– В такой случае какой вы «продакшн»? Какое отношение к нему вы имеете?

 

– Прямое. Потому что совет директоров, который поставил меня директором студии, это члены правления телеканала «Интер». Если бы мы были независимыми, это была бы совсем другая штука. Мы действуем строго согласно общей стратегии канала. Я как раз наоборот считаю, что самостоятельно выжить студии очень тяжело. Потому что она гораздо больше идет на поводу у покупателя, нежели мы. Для того, чтобы произвести фильм, нам достаточно заказа «Интера», который, кстати, потом его и продает. Поэтому здесь вы тоже, по крайней мере, что касается нашей ситуации, неправы. Эти фильмы продаются и не только в Украине. Даже в первую очередь не в Украине.

 

 

– Я не буду приводить, потому что это коммерческая сфера, которая меня не касается. Я, как директор, только юридически продаю свои фильмы «Интеру». Мы передали права, канал  продает эти фильмы и все в порядке.

 

– Аналогичная ситуация на СТБ.

 

– Именно об этом речь и идет. Когда коллега говорит: «Я им передаю и больше не интересуюсь, как там дальше продают». Именно «передаю», а не продаю.

 

– Почему? Продаю.

 

– Это условная вещь, потому что «Интер» в любом случае обязан у вас купить. За чьи деньги вы делаете кино?

 

– За деньги заказчика.

 

Кобрин:

– В таком случае, он в любом случае у вас данное кино купит. Поставит в эфир или нет – это не имеет значения.

 

– Это неправильно. Как он может не поставить его в эфир? Это же заказ.

 

– А если он еще и ставит в эфир – так это еще хуже.

 

– Это просто момент предоплаты, если хотите. Вот и все.

 

– Вы понимаете, что это убивает конкуренцию как таковую? Не потому, что я стою за свою студию. Мне все равно, кому продавать. Это для канала убивает конкуренцию. Вы понимаете, что хороший руководитель канала, который думает о качестве, должен работать с несколькими студиями? Если он не будет думать о качестве, а исключительно о коммерции, то будет покупать только у себя.

 

– Я мы и работаем с несколькими игроками. Мы, «07 Продакшн», заказываем фильмы и  у других структур.

 

– Тогда вы – посредник.

 

– Мы подошли очень близко к коммерческим тайнам. Какая разница, у каких? У других. Тех, которые по моему заказу, под моим контролем, по нашему сценарию и заказу «Интера» делают фильм.

 

– Вы понимаете, что в нормальном государстве это называется «отмывка денег»? Давайте называть вещи своими именами.

 

– Давайте следить за тем, что мы говорим. Вы готовы сейчас обвинять?

 

– Я просто говорю, что система, которую вы обрисовали – это классическая система отмывки денег.

 

– А я думаю, что это прекрасно работающая система. Почему? Я думаю, что в нашем эфире вы можете это видеть сами.

 

– Я же не спорю о том, хорошие фильмы вы делаете или нет. Мы говорим о другом. О системе производства.

 

– Понимаете, в чем дело? Вы сейчас смоделировали ту же историю, тот же скандал  по поводу Тендерной палаты, который сейчас идет. Это то же самое – один к одному. Какая там может быть конкуренция? Я беру деньги у «Интера» и практически я – грантодатель. Потом распределяю эти денежные средства. То есть, канал является финансистом, я  – грантодателем, а производитель – кто-то третий. В таком случае кто я такой? Зачем я нужен?

 

– Конкуренция очень серьезная. Потому что на самом деле, ставить в эфир покупные фильмы дешево. И если «Интер» видит, что студия «07 Продакшн», которой я руковожу, делает фильмы, которые не продаются и дают невысокие показатели, чем дешевые покупные фильмы, то меня уволят, студию закроют, переименуют и т.д. Вот и все. Поэтому конкуренция очень жесткая. Причем конкурируем мы не с кем-нибудь, а с Первым каналом в России, который очень мощно и в большом количестве производит документальные фильмы.

 

– Мы просто говорим о разных вещах.

 

– Всередині «Інтера» конкуренції немає. Але ж ринок не їм не обмежується. Український ефір – це безліч інших каналів.

 

– Вы считаете, что если канал создает в своей структуре продакшн, то это убивает рынок документального кино в стране?

 

– Дело в том, что сегодня говорить всерьез о рынке документального кино в Украине не приходится. Он убит еще 15 лет назад. Если кто-то хочет об этом поспорить, я просто промолчу. И вот эта штука, которую сейчас пытаются сделать каналы, не дает его реанимировать. Вот же в чем ужас.

 

– Та яким чином виробництво на «Інтері» заважатиме виробництву в мене на НТКУ? Яким чином? Жодним. Це аж ніяк не може погіршити умови моєї роботи.

 

– Нам дают любые средства, но если проект не оправдал себя, его закроют. Конкуренция есть. Если бы не было каких-то «продакшн», не было бы вообще рынка.

 

– Мы только что сказали умное слово «рынок». Но рынок и финансирование – несовместимые вещи. Если есть рынок, следовательно, я должен вложить и получить обратно свои деньги. Более того, я должен получить прибыль. Только тогда это рынок. Если человек, создающий фильм, задает вопрос: «А кто это будет финансировать?» Значит, он никогда о рынке даже не думал. Рынок – это когда я вынимаю свои деньги, делаю кино. Но мой фильм проваливается, я ухожу. Вот это нормальная конкуренция.

 

– Канал «Интер» вынул деньги, сделал кино. А потом либо вернул их себе в эфире, рекламе, продаже, либо не вернул.

 

–Канал «Интер» вынул деньги из правого канала и переложил в левый.

 

– Вы ошибаетесь. Он эти деньги потратил – командировки, суточные, билеты, гонорары, зарплата сотрудников. Так то эти деньги улетают, а не перекладываются из кармана в карман.

 

– У меня вопрос. Вы говорите о документальном кино. Какие конкретные фильмы или проекты вы имеете в виду? Что производится в таком огромном количестве и что так дешево продается?

 

– Например, документальный проект – «Золота колекція «Мосфільму». 

 

– Это документальное кино или просто развлекательная программа, которая рассказывает об истории русского кино?

 

– Она совершенно не развлекательная.

 

– Хорошо, «не развлекательная». Потому что мы сейчас говорим только о документальном кино.

– О документальном экране. У нас, например, были такие фильмы – «Проклятие Че Гевары» Андрея Цаплиенко или «Вахтанг Кикабидзе. Тайны тбилисского хулигана».

 

– Итак у нас есть две точки зрения: одни считают, что существование продакшн внутри холдинга или канала – это прекрасно и это реальная конкуренция, а кто-то считает, что не так.

 

– Нет, я тоже считаю, что существование продакшн внутри холдинга – это прекрасно. Вот только это не может называться «продакшн». То, что описали мои коллеги, это не продакшн.

 

 

– Наша студія працює фактично півтора року. За цей час ми зробили 110 фільмів. Серед них є цикли історії, портрети та інше. Причому загалом рейтинг демонстрації наших фільмів у ефірі, перебивав середній рейтинг каналу. Крім того, ці стрічки набрали чималу паку призв, впритул до різних премії. Навіть є абсолютно унікальна нагорода – золота медаль Корольова від Російської Федерації космонавтики. Це ефективність?

 

– Это эффективно в рамках канала. В принципе, так или иначе, производство документального продукта все равно наращивается.

 

– Ми зробили два фільми «Голодомор». Там вже дуже багато копій, які йдуть за кордон, на продаж. Зокрема, цей фільм продавали в піратських копіях. Це вже свідчить про певну ефективність! Оце моє твердження, що виробництво документальних фільмів на каналах, яке лежить у рамках його ідеологічної стратегії, до того ж гарантоване виробництвом як з економічної, фінансової, так і з творчої сторони – це вигідно і правильно.

 

– Позвольте я вернуть к тому с чего началась эта дискуссия. К вопросу насколько вообще успешно документальное кино в Украине. Мы сделали аналитическое исследование за февраль. И вот что у нас получилось: в феврале 18 каналов Украины показали 799 документальных сюжетов разного рода. При этом общий процент вещания документального кино составил 3%, а новостийное – 5% . Как видите это сопоставимые цифры. И это еще раз доказывает, что документальное кино в Украине есть.

Дальше мы говорили о том, необходимо ли нам украинское документальное кино. Да, конечно! Наши каналы чаще всего закупали и художественные, и документальные продукты со стороны. Поэтому была такая схема, она нарабатывалась более десяти лет. Сегодня на некоторых российских каналах, например, на телеканале «Россия» 60% от всего вещания – это документалка. На сегодняшний день его программная служба говорит, что им интересно документальное кино. Причем если раньше канал делал какие-то собственные проекты, то сейчас он перешел на покупку продукта от других продакшнов. У них такая позиция: «Документальный продукт нам интересен, если он интересен».

Что касается коммерческого интереса к документальному кино, то если продукт интересен – его покупают, если его не покупают – он не интересен. Канал ведь оценивает зрительский интерес – фокус-группы проводит и другие исследования телесмотрения.

Сегодня украинские телеканалы занялись производством своего документального продукта, потому что по аналогии с собственным художественным кино надеяться на зрительский интерес. Однако есть другая, мировая тенденция – наибольший интерес вызывает продукт, который является своего рода исторической реконструкцией. Например, документальные проекты Discovery и Viasat History. Они находятся на стыке художественного и документального кино, анимации и фактажа. Это уже сплав разных видов искусства. Он коммерчески успешен, а потому продается на разные каналы. Естественно, что это может делать как сам канал, так и сторонний продакшн. Поэтому говорить о том, насколько коммерчески успешной является та или иная схема, можно только по конкретному продукту. Если он интересен, то будет продаваться и показываться. Если нет – увы!

 

– Насправді ми говоримо про дещо різні речі. Ігор – дійсно про красиву, хорошу, авторську документалку. Те, що представляємо ми – це, за правило, дуже якісні документального штибу фільми, але все-таки більше публіцистика. Давайте визначимось. Деякі продукти, які тут представляють, незалежно від того, чи це 30 хвилин, чи 40 хвилин, це просто великий інформаційний сюжет, хроніка. Тому що закривши очі, я чую просто синхрон, закадровий текст. Розумієте, в чому річ? От давайте ми визначимось, а потім будемо думати, що треба Україні і чи хоче Україна цього?

 

– Абсолютно верное утверждение. Мы хотим понять, что такое коммерческое документальное кино, и что такое авторское документальное кино? Может ли быть и то, и другое на нашем телеэкране? Можем ли мы говорить, что публицистика – документальный экран или документальное кино, или это все-таки некие программы журналистских расследований, новостийная программа, расширенная до формата фильма?

 

Николай Гончаренко:

– Недавно ко мне обратилась продюсер студии «Кинематографист» Национального союза кинематографистов Светлана Степаненко. Они специализируются только на документальном кино в его классическом понятии. Авторы там неплохие и фильмы неплохие делают. Причем разнообразной тематики. Я обратился к тем, кто заведует программной службой одного из каналов, и говорю, что есть такой-то перечень лент и можно сделать нормальный пакет из 30-40 хороших документальных фильмов. «Это не рейтинговый продукт», – ответили мне. И очевидно, этот человек прав, ибо он рассуждает с точки зрения телевизионного программирования своего канала и его рейтингов. Мы можем спрашивать только с бюджетного НТКУ, почему нет этого или того. А «Интеру» я не могу предъявить претензии, и «1+1», и СТБ тоже. Это частные каналы, которые имеют право сами выбирать, что показывать. Жаль только, что в этой ситуации настоящее авторское кино пока остается невостребованным.

 

 

– Могу привести такой пример – наш фильм «Война. Украинский счет» Сергея Буковского. Авторский он или нет? Вот мы решили, что на таком уровне мы сделаем и цикл «Украина. ХХ век». На разных студиях документальных фильмов, но в одном формате, с тем, чтобы из них можно было сложить единую мозаику. Был конкурс сценариев, мы отбирали, вели проект. По Скоропадскому мы сняли три фильма. В итоге остановились на одном. Каким принципом мы руководствовались? Прежде всего, это должно быть кино, а не научно-популярная программа, которую можно смотреть с закрытыми глазами. Для чего, Игорь, каналу это надо? Только для имиджа. Только потому, что если сегодня оно идет только на день такой, день сякой, то через 2-3 года мы не знаем, что тут будет, какое будет телевидение. Но этот цикл, мы считаем, мы просто обязаны сделать.

 

 

– Я не уверен, что это бесперспективно. Кроме того, что эти фильмы идут на канале, их показывают на презентациях и фестивалях. Они вызывают реакцию зрителей и специалистов по истории. А ведь делать исторические реконструкции на нашей истории – это безумно сложно. Приглашаем на картину, условно говоря, о Скоропадском, трех исторических консультантов, а они дерутся друг с другом, потому что у каждого из них есть свой взгляд на эти события и свои факты. И мы делаем, сочетая одно, другое и третье. Это адский труд! Даже если сейчас это не имеет особого коммерческого успеха, это не значит, что мы должны перестать их делать. Сегодня так – а завтра все может измениться, и они могут идти в прайм тайме. Потому что, в конце концов, зритель нас воспитывает, а не мы его. Если бы не было этой надежды, какой же смысл был бы вообще этим заниматься?

 

– У меня не надежда, а уверенность есть, что это все будет. Да, сегодня документальное кино – это, прежде всего, продюсерское кино. Я точно знаю, какие фильмы попадают сейчас в прайм-тайм. Для этого мне достаточно понять, что интересно моему сыну, жене, соседу. Я не знаю, как делаются рейтинги, но знаю, что кассету с моим фильмом должны купить. То есть, вынуть деньги из кармана, дать их мне, а я соберу эти денежные средства и сделаю следующую кассету. Вот как формируется мой рейтинг. Но зритель меняется. Скажем, я очень долго играл на ностальгии по советскому времени, потому что точно знал, что это востребовано. Но свой новый фильм «Фиалка террора» мы сделали иначе. По сути, известный из советской истории сюжет мы завернули в желтую обертку детектива об уничтожении украинской армии в 1918 году. Ведь сегодня уже появилось поколение, для которых СССР – страна незнакомая. И «Собор на крови», и «Война и мир» доказали, что это люди уже существуют. Они интересуются историей этой уже другой страны, а потому фильмы о ней будут коммерчески выгодными.

 

– «Война и мир» с самого начала – это коммерческий продукт, на 100% просчитанный, с конкретным бизнес-планом, очень грамотно сделанный. Поэтому я считаю, что такие фильмы воспитывают свою аудиторию, и это естественный процесс.

 

– Мы коммерчески подходим к каждому проекту. Естественно, что все это рассчитано и поэтому мы делаем свои проекты максимально серьезно.

 

– Мы вернулись к тому, с чего начали. Если мы все просчитываем коммерчески, тогда нет проблемы. Тогда каждая продакшн студия определяет, вкладывать ей деньги или нет в тот или иной проект. Каждый производитель решает для себя сам. И опять же, где проблема? Ее нет.

 

– Проблема в том, что «Война и мир» – это ваш единственный проект, который можно назвать документальным, и который действительно можно сравнивать с нашим «Украина. ХХ век» и другими.

 

– Снимаются еще проекты.

 

– Вы заставляете меня хвастаться. Вы посмотрите, сколько людей у нас в титрах и сколько у вас?

 

– Ну, двадцать.

 

– А у нас совершенно аналогичный фильм – «Собор на крови» – делали четыре человека.

 

– За какое время вы его сделали?

 

– За год.

 

– А мы делаем за 30 дней, но ее хронометр не менее 50 минут. Я просто хочу сформулировать очень важную, с моей точки зрения, мысль. Зритель воспитывается и это естественный процесс. От того, что мы здесь соберемся и скажем: «А давайте…», ничего не изменится. Постепенно аудитория получает какие-то более серьезные вещи, пробует их на вкус и начинает к ним привыкать. Фильм «Война и мир» был один не потому, что у нас кишка тонка сделать еще что-нибудь, просто такие серьезные ленты надо ставить дозировано. Если сандалить их каждый месяц, нас просто перестанут смотреть. Но зритель тоже воспитывается. Другое дело, что нельзя ребенку в пять лет подсунуть книгу «Война и мир», он все равно будет читать свои примитивные детские сказки с точки зрения глобальной литературы. В итоге мы, конечно, остаемся «несломленными документалистами», но наши фильмы не дойдут до зрителя. Так что это очень сложный процесс манипулирования – мы должны не только идти на поводу у аудитории, но и воспитывать ее. Именно в этом заключается искусство выживания и развития.

 

– Появится ли когда-нибудь на украинских телеканалах классическое, авторское документальное кино, которое делал Сережа Буковский, Мамедов, Коваль. Или оно будет исключительно фестивальным?

 

– Мені здається, що насправді цієї проблеми немає, тому що немає цієї аудиторії, про яку ви кажете. Що таке аудиторія? Це набір різних аудиторій. Одні люблять дивитися якісь більш жовті речі, для них важливо подивитися і сказати: «Ух ти, це ж на голову не налазить!» Це дивляться, у цього є аудиторія. Мені здається, що це мислення категоріями американського або радянського телебачення, коли було три канали та одноманітна аудиторія. Цього ніколи вже не буде. Є десяток каналів і кожен дивиться, що він хоче. Кого ми будемо виховувати? Є канали, які роблять свою телевізійну документалістику. Є канали, яким це не потрібно. Всі це не мають робити. Є СТБ, яке поставило на певну категорію людей. Правильно, вони її розробляють. Вони їх виховують? Може, і виховують. В «Інтера» інша ситуація – там що не поставиш, все-одно подивляться, за звичкою.

 

– Безсумнівно. Є «Плюси», які хочуть робити статусні проекти (як вони вважають), щоб підтримати інтелектуалів, щоб вони могли подивитись і про щось подумати. Це прекрасно! Хоча мені здається, що це функція УТ-1, який має отримувати гроші від держави для того, щоб підтримувати культуру і все подібне.

 

– УТ-1 – не артхаусный канал!

 

– Мені здається, що це має щось типу каналів ВВС, головна аудиторія яких – люди старшого віку з досить розвиненим смаком. Мені здається, що це ідеал для Першого національного каналу. Але він не виконує цю функцію через суперечності всередині. Шкода.

 

– Когда мы говорим «будет», то нисколько в этом не сомневаемся. И для этого не надо никаких каналов, а лишь нормальное развитие телевидения, как оно идет – и все. Потому что рано или поздно мы перейдем, как на Западе, на сетку по рейтингам социальных срезов. То есть, условно говоря, когда будет два часа специально для головастиков, а два тупых олигарха будут при них, потому что им будет интересно в обществе умных людей. И канал будет давать на это деньги. Это абсолютно нормально. Такой эксперимент в России был на НТВ. Общий пипилметр был нулевой, но зато громадный рейтинг в политической среде. За счет этого он и держался.

 

– У НТВ был нулевой рейтинг?

 

– Нам нужен канал «Культура». Конечно, не то, что сейчас где-то называется каналом «Культура», а то, где фильмы можно показывать.

 

– Это великолепнейший канал. Мы много раз приглашали людей оттуда, для того проводить у нас тренинг.

 

– Конечно же, российский. Мне кажется, что каждый режиссер должен сразу решить для себя, какое кино он делает. Либо он снимает коммерческое кино и у него есть шанс получить «Оскар» и заработать много денег, или он делает артхаус и остается неизвестным широкой аудитории зрителей. То же самое, мне кажется, и с телевидением. Я, например, киноман и очень люблю фильмы 30-40-х годов. Но я понимаю, что если сделаю программу в формате, понятном для меня, его посмотрит очень маленькое количество людей. Но можно по-другому повернуть историю этого человека, этой актрисы…

 

– И опошлить ее (иронизирует)?

 

– Нет, ни в коем случае. Даже если кто-то считает, что приведенный факт отдает желтизной, то это не больше, чем умозаключение. Просто в любой истории надо найти какие-то интересные грани, а не опошлять. Тогда это привлечет к данным личностям молодую аудиторию, спровоцирует ее на просмотр киноклассики.

 

– Подать эту историю, обернуть так, чтобы зрителю было интересно.

 

– Чтобы это было интересно не только людям, которые знают актрису Татьяну Пельтцер. К сожалению, это огромная проблема нашего общества, что старых актеров и актрис попросту забыли, а молодежь ими не интересуется. Как привлечь молодых людей к истории мирового кино? Нужно ее эффектно дать, повернуть историю по-другому. Согласен, не всегда это получается. Когда молодежь смотрит киноклассику, то идет развитие их культуры. Мы же отслеживаем рейтинг, и он растет по данной аудитории.

– Сейчас на этапе приема заявок на телеканалах происходит зондирование того, какая аудитория будет смотреть эти программы? Или вы ориентируетесь все-таки на общую аудиторию?

 

– Мы ориентируемся на аудиторию «Интера».

 

– Есть такое понятие, как темпоритм проекта. Например, какие-то проекты, мы можем поставить только в прайм. Но «Интер» может себе это позволить. Притом что у нас аудитория 45+, молодежи у нас все равно больше, чем у другого канала, просто по количеству человек. Поэтому нам все равно нужно на всех ориентироваться. И, как говорит коллега, думать: этих надо привлечь, этих привлечь.

 

 

– На максимально больше.

 

– Это же коммерция. Захапать, загрести себе деньжищ.

 

– Но у меня все равно есть вопрос к тем, кто составляет эфирные сетки. Почему они считают, скажем, что поколение за 50, являющееся, как ни крути, основным потребителем документальных программ, смотрит телевизор после 12-ти ночи?

 

– Просто этому поколению не надо было смотреть «Татьянин день» с долей больше сорока. Если бы они его не смотрели, тогда документалка стояла бы в прайме.

 

– Я прошу прощения, возможно, я буду стрелять в воздух, так как являюсь профаном по всем вопросах, кроме написания букв. Но сугубо по ощущениям мне кажется, что тут есть два момента. Во-первых, до конца первичного накопления капитала владельцами каналов мы будем сталкиваться с тем, что бабло будет побеждать кино. Второй момент. Наши хендлайнеры или передовики производства, каковыми в публицистическом жанре сейчас являются каналы «Интер» и СТБ, ориентируются в основном на российского производителя. И в этом, состоит мой дикий идеологический конфликт. Ибо то, что производит Россия, к сожалению, не идет ни в какое сравнение с тем, что хочется видеть на экранах. И вот здесь возникает вопрос, который «Детектор медіа» очень любит обсуждать, – рейтинги, которые непонятно кто считает и как измеряет. Просто когда мы стреляем из пушки по бабушкам и меряем температуру у девушек Мариуполя после 60-ти, мне все время кажется, что нужно вернуться, еще и там поковырять. Если разрушить этот муравейник, поменять каким-то образом структуру измерения рейтингов, то, может быть, мы получим на выходе немного другой процент у артхауса, документалки и исторической реконструкции.

 

– Не все так плохо. Конечно, бабло, в основном побеждает. На том же «Интере» существует позиция, что иногда каналу нужны имиджевые проекты в ущерб доле. Нпример, незабытый «Детектор медіа» проект «Служу Советскому Союзу?». Средняя доля по каналу должна быть выше от нас, и мы это понимаем. Но с точки зрения имиджа это был нужный проект. А потому руководство одобрило его производство. Вот что я имею в виду, когда говорю, что мы пытаемся воспитывать аудиторию. Но надо делать и «София Ротару. Секрет успеха». Куда деваться, зритель тоже человек и к нему надо относиться с понимаем. Если он сильно хочет, лишить его этого нельзя.

 

– Ми всі мріяли робити велике документальне кіно. Але те, що Іларіон говорить, про то що треба думати про бабусь і ми так і називаємо робити картон. Щоб ви не думали, що ми такі вже грошолюби.

 

 

– Потому что фильм «Служу Советскому Союзу?» взял долю 16. А чтобы считаться коммерчески успешными, такие проекты должны давать в нашей линейке для «Интера» как минимум 18%.

 

– Потому что надо платить за аренду камеры и зарплаты людям.

 

 

– Это все не работает так. Потому что дядя с толстым кошельком или его представитель, который будет покупать этот фильм, скажет: «Ребята, а какие у вас были показатели в вашем эфире? Ну, тогда это не к нам». И все. Это очень жесткий бизнес. Я соглашусь с утверждением, что на телевидении кино не должно быть коммерческим, если тот, кто это говорит, станет работать бесплатно. Простите меня за цинизм, но мы работаем в очень жестких рамках, которые нам устанавливает зритель.

 

– Я хотел сказать об этом же. Скажем, мы ставим артхаусный фильм. Он приносит ноль целых. В следующий раз нам говорят: «Такое кино больше не ставить, потому что зритель его не смотрит!» Ставим в хорошее время фильм Буковского, но результат тот же. Это замкнутый круг. Мы даем зрителям то, что они хотят смотреть, и что, в итоге приносит рейтинги. Вот и получается, что мы обслуживаем их интересы.

 

– И тут не надо паниковать. Вы вспомните 90-е, когда был упадок во всем, когда все подростки хотят вырасти и стать рэкетирами. Но прошло время и все изменилось. Вот и кино появляться другое. И люди стали смотреть и читать что-то более качественное.

 

– А підлітки пішли у рекетири.

 

– Неправда.

 

– Як це не правда? Статистика доводить.

 

– Сейчас конкурсы в институты намного выше, чем, например, в 1999 году.

 

– Кількість підліткової злочинності і наркоманії зросла у рази.

 

– А фильмы стали смотреть лучше!

 

– Через 15 років ми подивимось. Порівняйте якість української та російської продукції. Там жовтизна присутня, але на третьому-четвертому плані. Подивіться основний зміст їхнього документального кіно.

 

– Может быть, мы говорим о разных странах? О какой России вы говорите? Я просто постоянно мониторю все, что они производят, что мы у них покупаем и что у себя показываем. И могу сказать, что большей чернухи на постсоветском пространстве я не видел!

 

– Я маю на увазі фільми, на кшталт стрічки про Распутіна.

 

– Но это единицы.

 

– Может, нам действительно надо говорить более конкретно, что означает «российское кино».

 

– Може, я бачив тільки це.

 

– Я хочу вернуться к тому, что сказал Илларион о том, что «телевидение – это жестокий бизнес». Какая разница, что сверху сидит какой-то толстый кошелек? Он не обязан разбираться ни в документальном, ни в художественном кино, ни в рейтингах – для этого он взял вас на работу. Это теперь ваша обязанность. В принципе, вы можете либо взять на себя эту ответственность, либо отказаться. Вы можете, условно говоря, сделать такой бизнес-план, что если в определенное время и определенном слоте будут показывать такие-то фильмы, то за три года я выведу рейтинг на такой-то.

 

– Да это будет провал! За эти три года нас всех уволят. Вы готовы открыть кафе и платить людям зарплату, если первый посетитель придет к вам только через три года?

 

– А я что делаю? Как вы думаете, с чего мы начинали работу по созданию своей студии?

 

– Видимо, вам надо покупать акции «Интера». Потому что наш собственник не готов ждать три года.

– Понимаете, это ваша прямая профессиональная обязанность – донести до него свою мысль.

– В одном из пунктов моего контракта сказано, что я являюсь представителем собственника и защищаю его финансовые интересы. Давайте смотреть на вещи реально! Это же телевизионный бизнес.

 

– Я знаю, как документальный фильм за три года вывести в рейтинг. И готов убедить в этом любого собственника.

 

– Возможно. Просто никто на это не пойдет. Зачем терять такие большие деньги?

 

– За будь-яких обставин все рівно той власник дивиться на рейтинги. На одній із зустрічей в «ГфК Юкрейн» – це відома контора, яка будує рейтинги, мене дуже здивувала їхня метода. Там існує повна диспропорція регіонів України за верствами населення, тому що у неї представлено здебільшого депресивний Східний регіон.

 

– За последние полгода они очень сильно изменились. Добавили много малых городов. Выборка стала более репрезентативной. Но то, что вы говорите, у них раньше действительно наблюдалось.

 

– Ці речі варто було б перевіряти. Тому що невідомо, на кого ми працюємо.

 

– Ми живемо в країні, де 30-40% людей живуть в умовах третього світу. У них свій світогляд. Вони, вибачте, не мають гарячої води. Тому їм байдужі високі матерії.

 

– Зараз я слухаю це і розумію, яка я щаслива людина. Що я займаюся улюбленим ділом, яке мені приносить нормальну зарплату. Я також думала по те, для кого та для чого я працюю.

 

– Можете назвать свои последние проекты?

 

– «Служу Советскому Союзу?», «Ген жорстокості», «Тайны советского дефицита», «Зони росту», який ми зробили з Іларіоном. Безперечно тут можна сперечатися з приводу термінології. Навряд це документальний фільм в розумінні пана Ігоря. Скоріше це документальна телевізійна програма.

 

– Це «документари».

 

– З часу того проекту, я перестала людей низького росту називати ліліпутами. Коли був ефір, мені подзвонила мама наших героїв (маленьких хлопчика і дівчинки, які мали цю проблему) і каже: «Як ти думаєш, показувати дітям цей фільм?» Я сказала: «Мені здається що не треба, тому що дітям у 9-11 років, навряд чи це потрібно». Через півроку ми зустрілися. Вона каже: «Ти знаєш, я показала. Тому що їм треба уколи робити, а вони відмовляються. Тепер кожного вечора о 9 годині вони кажуть: «Мама, ми повинні йти на укол!» Думаю, кожен розуміє, наскільки ця хвороба є проблемою для дитини, особливо в селі. Я зрозуміла, що для цих трьох людей ми працювали не даремно. Я вважаю, що це така абстрактна штука, що ми «повинні когось виховувати». Кого конкретно? От я зуміла допомогти, це моя міра відповідальності. Якось ми говорили про це зі студентами інституту Карпенка-Карого. Я порахувала, що за весь цей час (а я займаюсь документальним виробництвом п’ятий рік), було знято близько 400 людей.

Безумовно, треба говорити про бізнес, але ми маємо справу з тим, що в книжці зветься «документальний герой» і це жива людина. Ти не маєш права її підставити, щоб потім в неї були якісь проблеми. Це треба прораховувати наперед. Ми з Іларіоном навіть світло не згортаємо доти, доки героя не виведено з інтерв’ю. Студенти питають мене: «Ну як же ви пам’ятаєте стільки людей, як вам вдається витягнути людину на це все?» Я впевнена, що людей, яких ми знімаємо документально, треба просто любити. Доки горить кнопка «REC», їх треба любити і відчувати цю міру відповідальності.

Мені б дуже хотілося знімати таке кіно, як «Війна.Український рахунок». Але, знаходячись в тих умовах, в яких я знаходжуся, я теж стараюся максимально викладатися, на всі 100 процентів. Коли ти бачиш ситуацію та живу людину, про гроші ніхто не думає.

 

– Як це «ніхто не думає»?

 

– Богдан – це наше сумління. Просто треба брати і робити. А якщо людина буде відповідально до цього підходити, вкладати, як це не банально звучить, свої емоції, то

й фільм буде якісним. От я їду в метро, дивлюся на цих людей і думаю: «А що їм треба?»

 

– А если у вас возникнет какая-то супер идея, которая вам безумно нравится, и вы считаете, что она принесет успех, в том числе и коммерческий, но вы приходите к Иллариону или кому-то другому продюсеру канала, а он говорит: «Нет, это не коммерческий продукт!» Какова будет ваша реакция?

 

– Я взагалі не можу зрозуміти, чому тут якось так дивно складається, що апріорі якщо щось таке високе – це зразу «некомерційне».

 

– Я моделирую конкретную ситуацию. Если вам скажут – «нет».

 

– В мене таких ситуацій не було. Просто дуже важко говорити, тому що багато людей, які тут сидять, не бачили, наприклад, того, що ми робили на К1. Це була програма «Життя заради житла», у який була досить абстрактна ідея – «бытие определяет сознание». Нам казали: «От зніміть репортаж». І були знайдені люди за якими є певна історія.

 

– То есть, вы хотите сказать, что любую идею можно реализовать успешно, в том числе и с коммерческой точки зрения?

 

– Будь-яку. У нас з Іларіоном є ідея документального фільму, який вимагає на виробництво рік, тому що знімається сесійно. Одночасно це і іміджевий і прогресивний продукт, на всі 100 процентів. Тому що не завжди те, що рейтингове – погано, це не синоніми. Наприклад «Зони росту». Там була доля 25 і це хороший фільм.

– Кто был вашим мастером в институте?

 

– Одинець і Чубасов, а перед тим Мединський дуже багато мене вчив. Це була документалка, на якій я росла. Ми якось в погоні чи за цими рейтингами забули, що

режисери чи автори мають робити вчинки. Ми стараємось під кожного героя створити ситуацію, зробити для них вчинок, який має свою драматургію, і відповідно він працює на ідею. В програмі «Зона росту» ми знайшли діда, якому 80, він ветеран війни, розвідник. От він ліліпут. Ми подумали – ось він сяде на цьому синхроні, і щось таке буде казати. І ми на 9 травня позвозили зі всього Києва його знайомих, яких він вже дуже давно не бачив. Також ліліпутів. Їх зібралося 12 чоловік. Це була емоція. У нас є різні засоби, як цього досягнути. Але це цікаво дивитись – і з точки зору режисури, і самої якості мистецького продукту. В нашій останній програмі «Тайны советского дефицита» ми зібрали «потрібних людей», сім чоловік. Вони також по 15-20 років не бачились. Настільки цікаво будо за ними дивитися! Тому що це не постановка. Хотілось би почути з цього приводу колег з СТБ.

 

– Вы считаете, мы провоцируем ситуацию? Все происходит так, как происходит. Мы тоже не говорим нашим героям: «Пройдись так!».

 

– Я не говорю, що ви це робите. Я кажу, що мені дуже хотілося б, щоб цього було більше. Щоб режисери робили більше вчинків.

 

– Вы совершенно правы. К нам приходят молодые люди – журналисты, авторы, режиссеры, которые в связи с этими рейтингами немножко неправильно воспринимают ситуацию. Они плюют на культуру, на все. Главное для них – рейтинг. Но такие у нас не остаются. Знаете, что я сейчас сделал? Такой проект я уже когда-то делал и был вполне успешным, хотя абсолютно некоммерческим. Так вот, я открываю киноклуб на канале, где буду показывать старые классные фильмы  30-50-х годов из своей коллекции. Чтобы молодые ребята видели ленты с первоклассной драматургией и режиссурой, отличной игрой актеров и с хорошими сценариями. Чтобы молодежь видела, откуда вообще взялось кино. Художественное и документальное кино – это разные вещи, но и то и другое – элемент культуры. Нужно поднимать уровень людей, потому что если просто кидать молодежь на растерзание рейтингами, дойдем до абсурда.

 

– Я намеренно занял такую жесткую, прокоммерческую позицию, потому что специально хотел вас к этой дискуссии подтолкнуть. Она очень важна, потому что соответствует нашим реалиям. Как автор, регулярно снимаю фильмы, за которые мне не стыдно с точки зрения разумного, доброго, вечного, журналистских стандартов и других вещей. И тоже имею мечту, не реализованную по коммерческим причинам. Я хочу снять очень дорогой проект – в океане есть один остров, на котором живет 30 человек. У них свое независимое государство, свой уникальный язык. Их предки потерпели кораблекрушение 400 лет назад. У них даже есть свой парламент из восьми человек. Мог бы получиться очень интересный фильм, но в ближайшие 10 лет я никуда не поеду, потому что это сумасшедшие деньги, которые студия должна потом полгода отрабатывать.

 

Кобрин:
– Почему вы не можете поехать? Сколько это стоит?

 

– Такой фильм будет стоить порядка 70 тысяч долларов, и он не окупается. А потому на это собственник не пойдет. Это реалии. Почему я специально спровоцировал вас на такую жесткую дискуссию. Мне удивительно, когда я слышу рассуждения о том, что нам нужен такой канал, нужен сякой. Это разговоры в пользу бедных, потому что никто из нас не откроет собственный канал. Речь идет о десятках миллионов долларов! Но что каждый из нас может сделать? Мы подошли к очень важному вопросу. В стране страшный кадровый голод. Приходят люди, дети (хотя Гайдар в таком возрасте уже полком откомандовал) – в плане профессионализма, ничего не умеющие в жизни и профессии, но уже берущие на себя смелость судить, что все, что они видят – это ерунда. А в это самое время сами они не умеют даже два плана грамотно склеить. Это огромная проблема. Давайте ее обсудим. Кто преподает в институтах? Там много хороших мастеров, но там очень мало людей, которые могут ребятам рассказать о реалиях жизни и подготовить их к работе на современном телевидении. В стране кадровый голод. Я бы хотел, и руководство канала позволило бы, расширить студию в два раза, создать в два раза больше съемочных групп. Не из кого? Ведь профессиональные люди уже работают, и их не выдернешь, а к нам подходят те, кто работать не может. С их представлениями это не сочетается!

 

 

– На самом деле это смешно. Год люди там учатся. Как это время можно в принципе чему-то научить? Потом она направляет человека на практику в студию документальных фильмов, а он даже не понимает, что ему там делать. Конечно, с одной стороны, «Интер-школа» – это первый шаг, но документальное кино, о котором мы сейчас говорим, я всегда это воспринимал, как высший пилотаж телевизионной журналистики. Кадров нет, но мы можем повлиять на эту ситуацию. Я давно хочу, дождаться создания некоего проекта сотрудничества с вузами, которые, наконец, перестали бы быть пассивными и начали бы приглашать к себе на занятия практиков. Чтобы профессионалы приходили и рассказывали, что такое рейтинги и почему не надо нарушать журналистские стандарты. У меня, у Софии в голове еще есть стопор и мы никогда не станем делать чернуху или одиозную ерунду. Я отлично понимаю, что существует грань, которую никто не должен перешагивать. Но молодое поколение этого не понимает.

 

– Дело в том, что журналистика вообще не имеет никакого отношения к кино. Это абсолютно разные профессии. Ни один журналист никогда не напишет хорошего сценария. Особенно если он будет работать по законам своего жанра. Я сейчас не говорю о ком-то персонально.

 

– В сегодняшних реалиях документальное телекино – это шаг, единственно возможный для того, чтобы на телевидении появилось документальное кино, о котором говорите вы. Чтобы все понимали, я тоже смотрел фильмы Сергея Буковского.

 

– Просто є конфлікт між виробництвом і творчою особистістю. Він завжди є, тому що  вічний. Автор хоче робити фільм рік, але як він це може себе дозволити, якщо його треба робити місяць для того, щоб бути рентабельним?

 

– Борис Кисин когда-то сказал: «Если кто-то хочет снимать кино – снимайте!». Если вы хотите ехать на остров, то почему не едете?

 

– У меня нет семидесяти тысяч долларов.

 

– Заработайте. Вы знаете, что ужаснуло меня в том, что вы сказали? Мы с Николаем, грубо говоря, уже старпёры. Но когда мы приходим в наш Дом кино, то слышим от своих коллег то же самое: «Кино нет, денежные мешки средств на него не дают!». Разница в том, что вы сейчас пьете минералку, а там пьют коньяк в большом количестве и размазывают сопли по лицу. Это ужасно, что здесь и сейчас молодые люди говорят этим же языком: «Этого нельзя сделать! Никто нам не позволит!» Вы понимаете, что слова «невозможно» просто не должно быть в вашем лексиконе.

 

– Не перебільшуй, вони не те казали. Для мене найважливіше – навіщо ми все це робимо? Приміром, я можу сказати за себе. Що я собі поставив за мету? Заповнити лакуни в інтелектуальній сфері України. Все почалося з того, що я пам’ятаю з дитинства – у нас немає жодного нобелівського лауреата. Насправді серед них вихідців з України – українців і не українців – 11 осіб. З них двоє живі до цього часу. А серед номінантів – так взагалі кілька десятків. Чому вони не стали лауреатами? Тому що Нобелівська премія надається тільки живим. А вони всі помирали до того. І Стус, і Франко, і Симоненко і багато інших.

За фільм про Корольова ми отримали золоту медаль від Російський Федерації космонавтики. Ми просто розповіли про початок життя Корольова – де він народився, як виховувався, з якого він роду. Треба спокійно розповідати і все.

 

– Почему вас интересует только история?

 

– Потому что никто не знает эту страну, никто не изучал ее историю. Это попытка дать современному человеку хотя бы версии того, что было. Это нормально. Всегда важно знать, кто ты и откуда ты. Но мы не зацикливаемся на истории. Мы делаем проекты и на другие темы, а также покупаем то, что нам кажется интересными.

 

– Ми також. Ми робимо фільм про те, як сучасні молоді хлопці відправилися по світах – просто так, без нічого, без копійки грошей. Але з табуретками. Ми теж це робимо.

Мене вчора студентка з Криму казала: «Вы переписываете историю». А я кажу: «Ми її не переписуємо, ми її пишемо».

 

– Почему-то нет фильма-эксперимента. Это тоже было бы интересно.

 

– А куда исчезло научно-популярное кино?

 

– С научно-популярным кино как раз все понятно. Тут я могу ребят поддержать. Оно страшно дорогое.

 

– Тут уже конкуренция проиграна. Потому что  National Geographic дает для эфира свои фильмы за очень небольшие деньги. И лучше, чем они, сделать уже нельзя.

 

– Але справа в тім, що для ефіру вони дають фільми дешево, а у виробництві все-одно це скажені гроші. У нас в Україні (я про це обов’язково колись фільм зроблю) був втрачений шанс мати своє Discovery. Якби тоді відкрити канал на базі «Укрнаукфільму». То що трапилось – не бездарно, це злочинно. Господи, які там були фільми. Я там десять років редактором пропрацював. Де вони зараз?

 

– Так сейчас уже никто из молодых не знает даже Феликса Соболева!

 

– А ты говоришь: «Зачем история?» История – это все, а не только исторические битвы.

 

– Я думаю, что даже при минимальной рекламе фильмы Соболева сейчас бы взяли очень высокие рейтинги. Другое дело, что первый фильм нужно было бы сделать о самом авторе. Но второй фильм, я уверен, имел бы сразу сумасшедший рейтинг.

 

– Можно и коммерчески, ярко и хорошо подавать для массового зрителя очень серьезные вещи. В фильме «Ген жестокости» мы ставили эксперимент, который доказывал, что современные дети, которые вырастают на компьютерных играх и телевизоре, теряют связи с центрами сочувствия в мозгу. Они физиологически не могут ощущать боль других, и только умом понять, собачке больно или нет, а ее скуление никак их не затрагивает. Чем вам не серьезная и хорошая тема? Но одновременно она и коммерческая – в прайм-тайм тянула «Интер». Все было отлично и в плане того, как это было сделано, и как воспринял ее зритель. То есть, можно работать, можно делать. Брать какие-то высокие идеи и подавать их хорошо. Мало того, первый вопрос, который любой нормальный продюсер, директор, собственник, представитель собственника задает автору или режиссеру: «А в чем идея данного фильма?» То есть, не так все плохо, как говорится, идея в любом случае всегда присутствует.

 

Сокращенная версия круглого стола опубликована в журнале «Детектор медіа» № 3 (49)