«Детектор медиа» уже сообщал о конфликте, возникшем на прошлой неделе между журналистами «Громадського телебачення», российской «Новой газеты» и штабом Антитеррористического центра. Волна ожесточенной критики в адрес журналистов «Громадського» Анастасии Станко и Константина Реуцкого, а также корреспондента «Новой газеты» Юлии Полухиной сменилась долгим разбирательством. 11 июля на заседании закрытой рабочей группы, в котором участвовали представители Министерства обороны, штаба АТО, «Громадського ТБ» и Института массовой информации, было решено создать экспертную комиссию для анализа ситуации и собственно сюжета канала.

Также украинские журналисты  опровергли ряд обвинений. В частности, о том, что они якобы раскрыли позиции военных в Авдеевской промзоне.

С репортажем российского издания все сложнее — на данный момент СБУ лишило аккредитации в АТО Юлию Полухину, хотя не запретило ей въезд в Украину. Россиянка уверяет, что ничего не нарушала в восьмиминутном сюжете, иллюстрирующем её репортаж «Война вернулась». К тому же «Новая газета» — одно из немногих российских изданий, освещающих события на Донбассе нейтрально, а не с позиций кремлевской пропаганды, поэтому СБУ не спешит окончательно жечь мосты.

И, в принципе, тема далеко не исчерпана: журналистам, медиаэкспертам, военным (и особенно их пресс-секретарям) и патриотически настроенным блогерам пока не удалось достичь компромисса в дискуссии о грани, которую нельзя переходить, освещая события в зоне боевых действий.

– «Громадське» было аккредитовано, они подали свой маршрут, то есть работали на абсолютно законных основаниях. В отличие от журналистки «Новой газеты», которая не обращалась в пресс-центр, не утверждала свой маршрут и заехала туда на автомобиле «Громадського», — говорит начальник управления коммуникации и прессы Министерства обороны Оксана Гаврилюк в ходе круглого стола, который состоялся 11 июля, сразу после заседания закрытой рабочей группы, в Доме офицеров по инициативе военкоров нескольких центральных телеканалов. Кроме них, представителей Минобороны, Администрации Президента и других ведомств в дискуссии приняли участие Наталья Лигачева («Детектор медиа»), Оксана Романюк (Институт массовой информации) и представители ряда других общественных организаций. — Мы не снимаем вины с наших военных и с себя за некачественную проверку документов журналистов, приехавших на территорию военного подразделения: командование сейчас проводит проверку, и все виновные будут привлечены к ответственности. Но, на мой взгляд, ответственны и журналисты — они должны понимать, что не могут провозить на территорию военного объекта человека, не имеющего законного права там находиться.

– Вторая претензия, — продолжает Гаврилюк, — возникла у нас после обращения военнослужащих 81-й бригады, возмущенных тем видео, которое было в открытом доступе в Youtube на протяжении двух часов. Есть больше двухсот просмотров этого видео, есть ссылки на него в некоторых СМИ. До завершения расследования аккредитации журналистов «Громадського» приостановлены.

Теперь СБУ вместе с Министерством обороны будет проводить свою экспертизу видеосюжета, а Институт массовой информации и «Детектор медиа» — свою независимую экспертизу.

Видеосюжет «Бої за Промку» не вышел в эфир до сих пор, поэтому обсуждают его преимущественно умозрительно. Даже на круглом столе журналистам и экспертам сюжет не показали. Хотя об этом просили — хотя бы для того, чтобы знать, каких ошибок впредь не повторять. «Мы все работаем с видео, и хотели бы, чтобы прямо по кадрам нам показали военные, что можно показывать, а чего нельзя. Мы пришли на рабочую группу не для того, чтоб защитить Станко или обвинить “Громадське”, а чтобы военные нам сказали, что они считают ошибками, и в дальнейшем мы этих ошибок не допустили», — сказала одна из участниц дискуссии. К сожалению, часть участвовавших в круглом столе журналистов не согласились, чтобы их имя было упомянуто в тексте ДМ.

Пресс-секретарь Высокомобильных десантных войск Украины Руслан Линнык заявил, что претензии к работе «Громадського» у военных есть. Станко и Реуцкий якобы раскрыли позывные военных; также недовольство вызвал кадр, в котором военный говорит, что в промзоне Авдеевки мало людей, поэтому он не может уехать оттуда на лечение — а это указание на количество личного состава. (По-видимому, речь об эпизоде, упоминаемом Анастасией Станко в Фейсбуке.) Еще одна претензия касается зафиксированных в сюжете переговоров по рации.

– Им сказали не снимать определенные вещи, — говорит Линнык и подтверждает, что эти требования военных журналисты «Громадського» выполнили. — Однако когда начался бой, командир подразделения завел их в безопасное место и запретил снимать вообще. Но они все равно продолжили снимать.

По словам Оксаны Гаврилюк, именно претензии военных стали поводом для приостановления аккредитации журналистов до выяснения обстоятельств, с которым согласились на «Громадському». Однако десантник Маси Найем (брат народного депутата и бывшего журналиста «Громадського» Мустафы Найема), первым высказавший эти претензии, вскоре уточнил: они касаются только Полухиной. Также, по информации «ДМ», с жалобой на видео «Громадського» к МО обратились и коллеги-журналисты из других каналов.

Много времени и сил было потрачено на споры о том, когда видео было впервые опубликовано на Youtube — 7 или 8 июля. На дате 7 июля настаивали журналисты центральных телеканалов и блогеры, приводя как доказательство скриншоты из кэша Google. Чтобы подтвердить свою правоту, «Громадське» подало запрос в Youtube и получило официальный ответ. Видео было залито в 5:25 по киевскому времени, то есть в 19:25 предыдущего дня по тихоокеанскому, по которому живёт Google. Кстати, пресс-секретарь СБУ Елена Гитлянская уверяет, что её коллеги немедленно после публикации скачали сюжет, поэтому смогут сравнить опубликованный видеоматериал с предоставленным журналистами.

Еще одна претензия касается фото, опубликованного Константином Реуцким в Фейсбуке 6 июля с комментарием «Отнятая земля». Оно похоже на другое фото, использованное Полухиной в репортаже, и сделано мобильным телефоном через разведтрубу — оптический прибор, наведённый на позиции сепаратистов. «Ты, подонок, сдал позиции наших солдат!» — писали Реуцкому в комментариях. Сам он объяснил «Детектору медиа», что, во-первых, опубликовал фото без подписи, и если бы не репортаж Полухиной, где аналогичный кадр использован с указанием места съемки, никто бы его не опознал. Во-вторых, военные видели, как они и Полухина фотографировали через разведтрубу, и не возражали.

Источник из военной разведки, пожелавший остаться анонимным, объяснил «Детектору медиа», что речь не идёт о стационарном посте разведчиков — там используется более серьезная оптика. И добавил, что Авдеевская промзона была исследована боевиками до того, как перешла в руки украинской армии, поэтому вряд ли фото через трубу могут что-то добавить к и без того имеющейся у них информации о позициях десантников.

Еще одна проблема, с точки зрения военных и журналистов каналов— это съемки и сама поездка на передовую Юлии Полухиной. Россиянка, не утвердив маршрут и не согласовав впоследствии отснятый материал с украинскими военными, прежде всего, продемонстрировала, что на позиции украинских военных может попасть без разрешения случайный человек. И хотя её коллега Ольга Мусафирова называет работу Полухиной «необычайной драматический силы доказательством того, кто продолжает эту войну», военные вовсе не в восторге. И обвиняют Станко и Реуцкого в том, что они «контрабандой» провезли россиянку на позиции военных, хотя должны были сообщить о ней в пресс-центр.

Согласно правилам аккредитации, как сообщается на сайте Министерства обороны, журналисты обязаны утвердить свой маршрут заранее, после чего номера их пресс-карт, номера и марка машин передается специальной телеграммой на блокпосты и в расположение части, куда хотят проехать журналисты. Если же есть изменения в составе группы, они обязаны об этом сообщить дополнительно… Впрочем, на вопрос о том, обязаны ли украинские журналисты сообщать о том, что кого-то подвезли, Оксана Гаврилюк ответила отрицательно. Станко рассказывает, что за последние два года подвозила в зону боевых действий не менее сорока коллег, преимущественно иностранных корреспондентов, и военные никогда не возражали.

Реуцкий говорит, что познакомился с Полухиной за день до поездки в Авдеевскую промзону. «Я не проверял её документы — Полухина договаривалась с генералом Михаилом Забродским персонально о том, чтобы попасть в промзону и на месте взять у него интервью. Было бы довольно странно требовать от неё подтверждение маршрута, если командующий ВДВ дал ей добро на интервью, — говорит журналист “Громадського”. — Кроме того, когда мы втроём приехали в промзону, нас никто не встречал. Мы поставили машину в бокс и сами пошли к Забродскому писать интервью. Сначала Полухина, которую военные шутя называли российской шпионкой, а потом мы». Документы у всех троих проверяли как минимум на одном блокпосте, но на въезде в промзону проверки не было.

Присутствующие на встрече в Доме офицеров военкоры припоминают, что тоже часто подвозили коллег, у которых нет своих автомобилей. «Но я никогда не посадила бы российскую журналистку в машину канала», — категорично заявила одна из них.

По правилам работы в зоне боевых действий, группу должен был сопровождать пресс-офицер. Замминистра информационной политики Татьяна Попова уже объяснила, что пресс-офицера не было по уважительным причинам.

– Звучат обвинения в адрес пресс-центра по поводу того, что журналистов не сопровождал пресс-офицер, — говорит Оксана Гаврилюк. — Дело в том, что у нас не хватает пресс-офицеров. Поэтому, согласно правилам работы в зоне боевых действий, командир подразделения имеет право назначить человека, который будет сопровождать журналистов и показывать, что можно снимать, а что нельзя.

Журналисты говорят, что работать с военными вместо пресс-офицеров даже удобнее — ведь далеко не все пресс-офицеры знают позиции и текущую ситуацию. Впрочем, даже специально обученный пресс-офицер не помешает журналисту снять запрещённые кадры, например, на мобильный телефон. Это стало ещё одним аргументом в пользу того, что любым журналистам из России — пусть даже либеральным и оппозиционным — должен быть запрещён доступ в зону боевых действий.

— В Грузии во время российской агрессии вообще была запрещена работа СМИ из России. Почему мы не можем пойти по этому пути? — комментирует журналистка еще одного центрального телеканала, принимавшая участие в дискуссии. В качестве примера упомянули даже так называемую ДНР, где есть два вида аккредитации для журналистов — гражданская и военная, и получить вторую, по крайней мере иностранным журналистам, намного сложнее. Исходя из этого, участники дискуссии — военкоры предлагали разделить зону конфликта на части и ограничить доступ российских журналистов на передовую.

Однако Елена Гитлянская уверила журналистов, что СБУ и так очень тщательно подходит к аккредитации российских СМИ, и из нескольких тысяч заявок удовлетворила только полтора десятка — после тщательной проверки. Которую, в частности, прошла и журналистка «Новой газеты» Юлия Полухина. А Наталья Лигачева («Детектор медиа») задалась вопросом, выступают ли те коллеги, которые говорят о необходимости военной цензуры и недопуске абсолютно всех российских журналистов на передовую, с позиции журналистов, военных или пропагандистов? Ведь журналисты обычно борются за право доносить до общества как можно более полную информацию. А тут целая группа медийщиков готовы поддержать государство в ограничении доступа к информации — для начала, своим коллегам из страны-агрессора. Но, похоже, гражданская позиция для некоторых военкоров и блогеров перевесила принципы профессии.

Пользуясь случаем, журналисты обратились к представителям власти с еще одним важным вопросом: как и на каких условиях СМИ могут сообщать о гибели военных. Часто случается, что журналисты знают о погибшем — например, так было с бойцом «Правого сектора» Василием Слипаком, — однако Министерство обороны и штаб не подтверждают его гибель. Оказалось, проблема в том, что сводки о количестве погибших и раненных публикуются в семь утра, и в них учитываются все потери, случившиеся в течение предыдущих суток — с полуночи до полуночи. В это время проводится расследование обстоятельств гибели военных. Серьезная дилемма для журналиста: сообщить о гибели бойца без официального подтверждения, ссылаясь на свои источники, или ждать, пока информацию подтвердят в штабе?

Представитель Администрации Президента, ответил, что универсальных рекомендаций у него нет, но пообещал разобраться и попробовать помочь. Интересно, что, как оказалось, не все журналисты исходят из необходимости сообщать о погибших оперативно. Один из участников дискуссии предложил СМИ договориться и публиковать информацию о погибших в одно время.

— В чем смысл как можно быстрее показать жертв? Через полтора суток у вас будет вся информация о погибших, — поддержал коллегу другой журналист. — Надо же разобраться: бывает так, что погибло пятеро, а потом оказывается, что двое повесились сами. Или двое подорвались, потому что один из них хотел доказать, что противопехотная мина не разрывается, если по ней стукнуть рукой. Надо подождать результатов расследования. «О небоевых потерях в военное время никто и не сообщает!» — добавил ещё один коллега. Хотя начальник управления связей с общественностью Вооружённых сил Украины Богдан Сеник впоследствии уточнил, что никакой цензуры или запрета на публикацию данных о так называемых небоевых потерях в армии не существует.

А уже после дискуссии появился текст одного из блогеров, в котором перечислялись пункты, которые не рекомендуется освещать журналистам. В том числе, там предлагается «не сообщать о морально-психологическом состоянии личного состава подразделения, которое позволит определить его боеспособность».  Но не чревато ли это тем, что со временем и украинских журналистов смогут ограничивать в доступе на передовую или в определенные зоны АТО — из-за того, что они неверно оценили морально-психологическое состояние военных, например. Или по каким-то другим причинам. Как будто в подтверждение этих перспектив один из представителей Минобороны сказал: «А сколько таких юль работает в зоне АТО, которые подают картинку правильно, а всю важную информацию предоставляют не нам — вот важная тема для разговора».

Как видим, дискуссия о целесообразности и стандартах освещения событий в зоне боевых действия продолжает балансировать на необычайно тонкой грани между соображениями безопасности и нуждами пропаганды. И не только военные и чиновники, но и многие журналисты готовы мириться с ограничениями доступа к информации ради «правильной картинки», якобы необходимой для победы.

Экспертиза — как официальная, так и независимая — покажет, были ли в сюжете «Громадського» нарушения. Для журналистов «Громадського. Схід», готовящего программы о войне, зоне конфликта и оккупированных территориях, лишение аккредитации может быть серьезным ударом. Как и для их аудитории, ведь это один из немногих проектов, стремящихся показать объемную картинку событий на Донбассе и представить разные точки зрения.

Складывается впечатление, что фронтовая журналистика «Громадського», где показывают тела убитых и говорят неприятные вещи, в том числе и об украинской армии, раздражает армейских чиновников и пресс-секретарей в той же степени, что и коллег из центральных телеканалов. Происходит то, о чём пишет в своей колонке Леонид Канфер: журналистов начинают делить на друзей и врагов.

Ответственность журналистов за материал, привезённый с войны, несомненно, очень важна. Как бесспорно и то, что в зоне боевых действий не должно и не может быть проходного двора. Однако хотелось бы, чтобы работу СМИ в зоне конфликта регламентировали чёткие, прозрачные, рационально обоснованные правила. А не абстрактные соображения патриотизма, которыми при желании можно оправдать все, что угодно.

Текст: Гала Скляревская, Наталья Лигачева

Фото: Новая газета