Перед Новим роком головний медіа актив олігарха Ігоря Коломойського штормило.

Пізно вночі 29 грудня керівництво та співробітники телеканал 1+1 оприлюднили звернення до президента, голови парламенту та прем’єр-міністра.

"Останні два тижні з різних джерел ми отримуємо інформацію про намагання скасувати таке рішення (продовження ліцензії на мовлення – УП) та здійснити рейдерський захват каналу", – говорилося в зверненні.

1+1 скаржився, що Національна Рада з питань телебачення та радіомовлення ще 15 грудня проголосувала за переоформлення та продовження ліцензії для мовлення телеканалу, але самого документу не поспішала видавати.

Ці перипетії відбувалися менше ніж за два тижня після націоналізації головного банківського активу Коломойського "Приватбанку".

На звинувачення плюсів голова Нацради з питань телебачення та радіомовлення Юрій Артеменко заявив, що вони лише попросили в 1+1 оновлені дані про кінцевих бенефіціарів через націоналізацію банку.

"Тим часом 1+1 від нас вимагав терміново видати їм бланк ліцензії. Ми їм відповідали, що не маємо права видавати раніше завершення строку дії ліцензії – тобто не раніше 29 грудня", – пояснював Артеменко.

За інформацією УП, питання щодо власності телеканалу виникли через підозри, що Коломойський міг змінити структуру власників каналу, щоб плюси не опинилися на балансі державного "Приватбанку".

У підвішеному стані 1+1 перебував до 5 січня, коли Нацрада видала телеканалу документ про ліцензію.

Здавалося, що конфлікт вичерпаний, але в цій історії залишилося більше запитань, аніж відповідей.

"Українська правда" звернулася з проханням про інтерв’ю до генерального директора 1+1 Олександра Ткаченка в п’ятницю 13 січня. Вже в неділю 15 січня гендиректор головного медіа активу Коломойського зустрічав кореспондентів УП у спортивному светрі і футболці з малюнком ведмедя у своєму робочому кабінеті на Подолі.

Ткаченко запрошує до розмови піарщицю телеканалу Світлану Павелецьку.

Тихим і напруженим голосом Ткаченко розповідає свою версію подій впродовж 45 хвилин. Він старанно підбирає кожне слово, уникаючи прямих відповідей на деякі запитання.

– 1+1 показал фильм, посвященный 20-летию ТСН. Один из главных тезисов фильма – власть во все времена пыталась подчинить информационное пространство и ТСН в этих попытках не был исключением. Как обстоят дела сейчас?

– (Задумывается – УП) До истории с лицензией мне казалось, что эта страница в принципе перевернута. Это что касается иллюзий, которые могли остаться у кого-то, что на СМИ в этой стране не могут давить.

Но, например, меня история с лицензией заставила очень сильно сомневаться и породила целый ряд вопросов, на которые мы еще должны будем дать ответ. И с точки зрения будущего здесь важна хронология событий происходящего.

По закону, который один для всех, а не такой-то для 112-го канала, такой-то - для 5-го или какой-то для 1+1, 15-го декабря проходит голосование в Нацсовете по поводу продления аналоговой лицензии на вещание для 1+1.

Я приехал на заседание, и перед его началом меня попросили зайти в комнату для совещаний руководства Нацсовета с вопросом – показали мне структуру собственности, которую мы должны подавать…

– Которая опубликована на сайте 1+1, верно?

– Да, ровно такая же. По закону, мы должны были подать эту информацию полгода назад, что мы и сделали. Если я не ошибаюсь, то в течение месяца после подачи документов Нацсовет имеет право давать дополнительные запросы. Их не было, были уточнения, касающиеся технических характеристик передатчиков, но это не имело никакого отношения к возникшему вопросу.

Мне показывают эту структуру собственности и спрашивают: "А где договор между номинальным собственником киприотом и конечным бенефициаром Коломойским?".

– Речь идет о Михалакисе Цицеккосе? (номинальный владелец телеканала – УП).

– Условно говоря, это такой трастовый договор между номиналом и конечным бенефициаром. Я спросил, почему этот вопрос не возник раньше, почему именно сегодня. Меня вновь спросили где договор. Я сказал, что мне нужно узнать у юристов и постараюсь помочь Нацсовету.

Также я уточнил, является ли отсутствие договора основанием того, что сегодня не будет принято решение о продлении лицензии. Мне ответили, что решение будет принято. И действительно, нужно отдать должное Нацсовету, они проголосовали за принятие этого решения 15 декабря.

Но оказалось, что вопрос о трастовом договоре остался. Я уехал, и в связи с частными вопросами меня не было в стране. Вернулся где-то к концу следующей недели, мне перезвонили и спросили "Где бумажка?" Я объяснил, что бумага есть, но где тогда моя лицензия?

– И что вам на это ответили?

–Этот период совпал с периодом национализацией "Приватбанка", и начались разговоры, что история с лицензией каким-то образом с этим связана.

Каким – для меня до сих пор остается загадкой, потому что даже если есть похожая фамилия акционера, в принципе, это два разных предприятия. И это медийная собственность.

Даже если кому-то не нравится фамилия Коломойского в связи с "Приватбанком", то 1+1 к этому не имеет никакого отношения.

Мало того, у нас нет кредитов. Поэтому мне было очень странно слышать все эти требования о трастовом договоре. "Дайте обязательно эту бумагу, потому что без этой бумаги мы не дадим лицензию" – начались такие разговоры, а потом разговоры о том, что мы можем пересмотреть решение. Я понял, что что-то тут не так.

Мы знаем традицию, возникшую у нас в стране в последнее время – чьи-то активы арестовываются, потом на них накладывается запрет, потом приходит управляющий тех активов и так далее.

Как раз между 25 и 29 декабря мы стали получать информацию из достаточно достоверных источников о том, что действительно что-то такое планируется и якобы чуть ли не назывались фамилии новых управляющих 1+1.

На фоне истории с невыдачей лицензии – это стало порождать смутные сомнения, очень серьезные. Потому что вся эта нервотрепка происходила с комментариями Администрации президента.

Откуда там знают, что дополнительные документы нужны в связи с национализацией "Приватбанка", я не понимаю. То ли их Нацсовет так информировал, или еще кто-то, но комментарий был очень странный. Мы не должны предоставлять никаких документов Нацсовету. По сути нас шантажировали этим документом, что привело к тому, что мы вынуждены были вынести эту историю в публичную плоскость.

По закону, 29 декабря, после того, как мы оплатили лицензионный сбор, а мы его оплатили…

– Даже переплатили, как заявлял глава Нацсовета Юрий Артеменко.

– На всякий случай (улыбается – УП)

Поведение Нацсовета в этой ситуации было очень нервное и непонятное для нас. Все эти факторы говорили о том, что угроза отжатия телеканала, или его выключения из эфира реально существует.

– Сейчас вам выдали бланк лицензии и все в порядке?

– С юридической точки зрения – да, но не просто осадочек, а серьезные проблемы остались нерешенными.

Что это было, кто за этим стоял, почему звучали незаконные требования предоставления дополнительных документов? И самое важное…Я в этот период разговаривал с некоторыми своими иностранными коллегами, журналистами, которые интересовались этим вопросом, они были крайне удивлены обстоятельствами происходящего. То есть на пустом месте делать историю, которая пахнет потенциальным захватом медийного актива...

– Вы сказали, что руководство Нацсовета пригласило вас в комнату для совещаний. Кто конкретно в руководстве Нацсовета?

– Юрий Артеменко и Ульяна Фещук (заместитель главы Нацсовета – УП). Но там присутствовали все члены Нацсовета.

– Вы сказали о том, что в период с 25-го по 29-е декабря вы из достаточно достоверных источников получали информацию о возможном захвате телеканала и возможных фамилиях новых управляющих. Но в вашем обращении к руководству страны говориться о том, кто вы получали информацию на протяжении двух-трех недель. Почему вы молчали все это время?

– Я имел в виду, что с 15-го декабря мы получали требования предоставить бумагу, но интенсивность сообщений о том, что что-то происходит не так, началась в последние четыре дня.

– 1+1 планирует проводить какое-то свое расследование по поводу случившегося?

– Во-первых, мы хотим изучить с юристами, были ли основания у Нацсовета требовать эти документы. По нашему убеждению никаких оснований не было. Сделаем несколько запросов и, скорее всего, расследование будет проводиться.

– У вас есть догадки, кто пытался захватить телеканал?

– Догадки, конечно, есть. Но, как журналист в прошлом, лучше я не буду говорить о них. Не знаю, к кому ездили консультироваться представители Нацсовета по поводу этих вопросов, но очевидно, что на тот момент какая-то коммуникация с внешними источниками у них была.

– С какими внешними источниками?

– За пределами Нацсовета. По поводу требования этих документов. Еще раз повторюсь, что по закону никто и ничего не должен был требовать.

– Вы согласовывали текст заявления 1+1 с вашим инвестором Игорем Коломойским?

– Я не согласовывал, а поставил его в известность.

– Как он отреагировал?

– Нормально. Как он отреагировал? Я же директор, я отвечаю за вверенное мне предприятие, я должен его защищать.

– 1+1 является залоговым имуществом?

– Нет, еще раз: ни одного кредита в "Приватбанке" у нас нет. Других кредитов у нас тоже сейчас нет.

– Мы спрашиваем не про кредиты...

– Нет, не является залоговым имуществом. Как он может быть залоговым, если у него нет кредитов?

–По информации наших источников во время переговоров о национализации "Приватбанка" Коломойский, говоря словами все тех же источников,"подсовывал неликвидные активы в качестве залогового имущества".

– Какое отношение к истории с "Приватбанком" имеет компания, которая не имеет кредитов, которая не является залоговым имуществом?

– Да, но история с выдачей лицензии для телеканала 1+1 возникла в период, когда происходила национализация "Приватбанка".

– Вот в этом и вопрос. С этим надо разобраться – каким образом. И при чем притягивать историю с национализацией "Приватбанка" к медийному активу, у которого финансово чистая история.

То есть можно что угодно притянуть, в принципе, так есть куча каких-то, наверное, помещений или других активов, которые никакого отношения к "Приватбанку" не имеют и не являются залоговыми, но кажутся кому-то интересным активом...

К счастью закона о национализации медиакомпаний нет, в отличие от банков.

– Вам не кажется, что пытаться захватить 1+1 одновременно с национализаций "Приватбанка" очень глупо?

– Мне так не кажется.

 Во-первых, история с национализацией "Приватбанка", наверное, отдельная песня, которая каким-то образом может характеризовать глупость или большой ум тех, кто в этом мероприятии участвовал.

А вот что касается истории, за которую это выдавали...

Нагромоздить историю о том, что есть какое-то имущество, имеющее отношение к "Приватбанку", а затем рассказывать о том, что этот актив нужно арестовать, появляется какой-то новый управляющий этим активом…Все двигалось в этом направлении. Логика была примерно такова.

Глупа она или нет, но угроза захвата телеканала реально существовала. Подтверждение тому поведение Нацсовета с невыдачей лицензии и требованием дополнительных документов, которые как раз имеют отношение к тому, о чем вы говорите.

– Вы говорите, что угроза существовала. Сейчас, по-вашему, ее нет?

– Я считаю, что до того момента, пока мы не разберемся, кто за этим стоял и что это было, почему это было, такая угроза может существовать.

– В комментарии "Детектор медиа" вы говорили, что вас просят меньше критиковать президента Петра Порошенко. Кто вас просил?

– У меня есть преимущество – я очень мало общаюсь с АП.

Преимущественно общаются наши журналисты, руководство ТСН, периодически у них есть брифинги о ситуации в стране и так далее.

Но иногда до меня доходят кое-какие месседжи по поводу того, что "где-то что-то мягче надо было" или "обратите внимание на эти новости"... Эти месседжи не носят систематического характера и не являются той историей...

– Это не темники?

– Да, это не темники. Это не ситуация с Януковичем. Кстати фильм, посвященный 20 летию ТСН, навеял мне интересные воспоминания.

16-го января 2014 года, в Администрации Януковича решили посоветовать нам благонадежного шеф-редактора. Прямым текстом сказали, что вот есть благонадежный шеф-редактор. Я спросил: "Кто же это?" Мне сказали, но видно по донецкому признаку, что это Сергей Попов. Когда я ему про это рассказал, он долго смеялся.

– Тот самый Попов, который сейчас возглавляет ТСН?

– Который, собственно, и возглавлял ТСН. Я с этим с удовольствием согласился, потому что, в принципе, это позволило нам продержаться еще какое-то время.

Сейчас эти моменты не носят такого систематического характера, как было тогда. Но, условно говоря, какие-то разговоры по этому поводу доходят в том числе и до меня. Но мы вправе, когда прислушиваться, когда нет. Поэтому нельзя сказать, что есть систематическая история, ее нет. Пожелания, разговоры...

– Пожелания из АП?

– АП. С администрацией непосредственно общается Попов и Лена Несмиян (продюсер новостей ТСН – УП), и ряд журналистов, которые там бывают. Я вот последний раз с этими людьми общался достаточно давно. Так, иногда какая-то переписка происходит.

– По какому поводу?

– О каких-то событиях, поездках президента или еще что-то. То есть это не связано с какими-то острыми моментами в жизни.

– Кто из АП озвучивает эти пожелания?

– Мне лично?

– И Попову в том числе.

– Они общаются непосредственно, я так понимаю, с группой пресс-службы, там Святослав Цеголко, Владимир Горковенко и так далее. Там какая-то группа людей, с которыми они встречаются, я так понимаю, на регулярной основе.

– Из АП исходят просьбы меньше критиковать Порошенко, ставить в эфир определенных комментаторов?

– Вы видели вчерашний фильм?

– Да.

– Как я приду в эту редакцию с пожеланиями взять каких-то комментаторов? В принципе, это невозможно, зная характер нашей редакции...

– Хорошо, переформулирую. "Не показывайте в эфирах информацию о пленках Онищенко", например.

– Возвращаемся к принципу. Факт есть факт.

– Мы не утверждаем, что вы на это идете. Мы спрашиваем, звучат ли такие просьбы?

– Разговоры об этом, наверное, ведутся. До меня они не доходят.

– Вы вспомнили Януковича. Тогдашнюю ситуацию с введением цензуры можно сравнить с танком. Тогда действовали прямо и без церемоний. Вы и сами говорите о том, что вам советовали благонадежного редактора. Сейчас, как мне кажется, проблема осталась, но стала завуалированнее и умнее.

– Она стала изощреннее, опаснее и циничнее. Потому что это, наверное, конкретно связано не с месседжами, которые нужно озвучивать или желательно не озвучивать, а вообще с подходом. То есть подход типа "давайте не говорить о проблемах, потому что у нас есть внешний враг" – это циничная позиция.

– Но при этом методы остались прежними. Журналисты УП сталкивались с прослушкой, например.

– Я читал эти истории. Меня эта ситуация реально беспокоит. Потому что схватить дракона за хвост сейчас не сильно получается. Он как бы существует, но его как бы и нет.

– Почему?

– Потому что существует подмена понятий. То есть, нет конкретных вещей, которые говорят о том, кто конкретно вас прослушивал... Вы знаете, кто вас прослушивал?

– Нет. Люди, которые работают на каналах, отмечают, что если нет каких-то просьб относительно комментаторов, то существует некая самоцензура – не играться с АП, боятся критиковать Порошенко. Что вы думаете по этому поводу?

– Если у нас в ТСН и существует самоцензура, то она связана только с войной, с моментами освещения событий на фронте. Я думаю, что, скорее, это внутреннее предостережение и чувство того, чтобы не навредить людям, которые защищают нас на фронте.

Во всем остальном о самоцензуре речь не идет. Тут работают люди, которые столько пережили, что их самоцензурой по поводу АП или каких-то других органов уже не запугать. Кстати, журналисты очень четко ощутили весь тот момент, который был во время лицензии.

– Как они реагировали?

– Куда бежать, что нужно сделать, чтобы защитить компанию?! Потому что все понимали, что вопрос не в том, что мы не даем каких-то бумаг. Вопрос в чем-то другом.

– Вы почувствовали поддержку других коллег в тот момент, когда была ситуация с лицензией?

– Не-а.

– Почему? Как вы думаете?

– За редким исключением была поддержка ряда общественных деятелей и политиков, что приятно. Мне больше звонили из-за рубежа, чем из Киева. Поляки, англичане, американцы, немцы. А от наших коллег нет.

Мне кажется, что солидарность коллег может и должна проявляться не только в индустриальных вопросах, где мы легко находим общий язык, но и в вопросах ценностных. А вот тут по-прежнему большая проблема.

– Вы сказали о том, что вам называли разные фамилии потенциальных новых управляющих. Вы можете их озвучить? Или не хотите этого делать?

– Нет. Я их знаю.

– Достойные все люди?

– В принципе, неплохие люди. Но что и заставило меня лишний раз убедиться в том, что эти слухи и разговоры имеют основания.

– Вы контактировали с этими людьми на предмет того, действительно ли они могут управлять телеканалом?

– Вот надо отдать должное тем людям, которые вовремя что-то успели сказать... Я бы хотел ограничиться этим. Но... Многие из тех, кто могли участвовать или участвовали в этом процессе, понимали, что это очень нехорошая штука, скажем так.

– Если история не закончится, получит свое продолжение, во всяком случае у нас есть информация, что она может получить продолжение, вы готовы воевать в открытую за этот медийный актив?

– Да мы, собственно, и делали это.

– Сейчас в разговоре с нами вы избегаете называть некоторые фамилии.

– Какие?

– Людей, которые могли бы стать новым руководством.

– Смотрите, это же информация, которую ты получаешь от источников, которым ты доверяешь.

– Ваши источники откуда? Из АП или это источники, близкие к вашему инвестору?

– Нет, источники из власти. Не нашего инвестора.

– Как Игорь Коломойский влияет сейчас на информационную политику телеканала?

– Я думаю, что он своей харизматичной личностью влияет больше, чем какими-то непосредственными действиями. Несколько раз он встречался с коллективом и убедился, что влиять на него можно относительно.

Он уважает коллектив, коллектив достаточно его уважает за его позицию невмешательства в редакционную политику. Поэтому нельзя сказать, что он каким-то образом влияет. Возможно, события, которые связаны с его активами, влияют на освещение, но не более.

– Есть статья наших коллег из "Детектора медиа", где говорится о том, как вы освещали историю о национализации "Приватбанка", что это было достаточно мягко со стороны ТСН. Только после того, как, в том числе, на "Украинской правде" появилась статья-ответ акционеров "Привата", 1+1 жестко начал освещать эту тему.

– Проблема в том, что когда мы спрашивали руководство "Привата", то руководство "Привата" отвечало нам так же, как отвечало всем.

То есть они, судя по всему, боялись за актив, утечек информации, что это скажется на состоянии дел в самом банке, поэтому они комментировали весьма аккуратно. Когда они заговорили, то естественно, что мы начали давать и эту точку зрения. Был момент, почему другие ее не давали. На фоне того, что мы ее давали, а другие не давали, это могло выглядеть, что мы начали слишком критично говорить. Просто этой точки зрения раньше не было.

– Вы вообще не давали определенный период сюжетов о "Привате". Когда начался процесс национализации, вы сперва успокаивали население, а потом говорили, что ситуация критическая.

– Еще раз про "Приват". Есть факты, есть точка зрения, мы следовали ровно этим принципам. Есть какой-то факт – мы сообщали о том, что есть какие-то разговоры по национализации, давали точку зрения главы НБУ Валерии Гонтаревой. Если была точка зрения "Привата", то давали их точку зрения.

Но мы действительно старались не нагнетать историю, понимая, что речь идет о самом крупном банке в стране. Можно было, конечно, рассказывать, как некоторые коллеги на других каналах, что завтра все трындец и кранты, но какое-то чувство социальной ответственности у нас, наверное, в этот момент сработало.

– Давайте вспомним лето 2015-го года, когда у Сергея Левочкина и Игоря Коломойского был реальный конфликт, и они фактически передали друг другу привет через свои телеканалы.

– Знаете, я не помню моментов, что мы передавали непосредственно Сергею Левочкину приветы. Я помню, что освещали события, связанные с Бойко или активностями Левочкина, но непосредственных приветов...

– То есть вы хотите сказать, что своих олигархических войнах Игорь Валерьевич абсолютно не использует 1+1?

– Нет.

– Но это не так. Хорошо, перефразируем вопрос. Если от него исходят какие-либо просьбы, вы прислушиваетесь или нет?

– Это, скорее, не просьбы, а разговоры на тему, какая ситуация там или там, но очень часто эти разговоры, как в случае с "Приватбанком", происходят пост-фактум.

Мы были не в курсе всего происходящего – ни я, ни редакция – вокруг всей этой истории с "Приватом". Поэтому после этого я уже задавал вопрос, а что это было. Собственно, Дубилет (бывший глава правления Приватбанка Александр Дубилет –УП) и все остальные уже рассказали, что это было.

– Как не в курсе? Разговоры о возможной национализации "Приватбанка" продолжались почти год.

– Да, но на мои вопросы, например, о том, что происходит вокруг "Приватбанка", отвечали, что идет разговор с руководством Нацбанка о том, что делать с дополнительным финансированием, с тем, чтобы "Приватбанк" соответствовал требованиям Нацбанка. Детали я не знал.

– А вы не спрашивали Коломойского, когда шли переговоры о национализации "Приватбанка", были ли разговоры о телеканале 1+1? Возможно, редакционную политику помягче, возможно, отдать канал или его часть?

– Мне об этом неизвестно. Я слышал о том, что такие разговоры якобы ходили, что чуть ли не 50% канала можно кому-то отдать.

Но когда эти слухи доходили до меня, я никакого подтверждения этим разговорам не получал.

– Мы спрашиваем о том, задавали ли вы подобные вопросы инвестору?

– Задавал.

– Что вам ответили?

– Ответа я не получил. Можно задавать вопросы человеку сколько угодно, с одной и другой стороны...

– Вы говорите, что Игорь Валерьевич вообще не влияет на редакционную политику, но для чего в вашей логике ему нужен в таком случае канал?

– Безусловно, для него это политический актив, в том числе. Мы стараемся сделать его бизнесом. Это, конечно, элемент влияния.

Давайте разделять историю непосредственного влияния. Не буду приводить примеры медийных активов, но есть влияние такое: конкретные спикеры появляются, конкретные факты замалчиваются, другим точка зрения не предоставляется.

Вот это называется вмешательством в редакционную политику.

Если инвестор встречается с коллективом пару раз в году и общается, когда ему задают в течение двух-трех часов вопросы на острые проблемы, в том числе, и слухи, которые ходят, и человек прямо на это отвечает – это считается влиянием на редакционную политику? Нет. Это разговор, скорее, брифинг о том, что происходит.

Если такие встречи происходят два раза в год, то говорить о том, что кто-то на кого-то влияет, крайне сложно. Поэтому ни о каком влиянии речь не идет. Но другой момент, что это влиятельный актив, с точки зрения публичности, политического веса, да.

– Вы сказали, что стараетесь сделать канал бизнесом, но это же дотационный актив. Как у вас с показателями за 2016 год? Вы выходите хотя бы в ноль?

– Нет.

– Какой минус?

– По показателям дефицит существенный, но он уменьшается. Для нас, для менеджмента, это огромный вызов. Перед вами как раз выходили коллеги, которые обсуждали в том числе финансовые перспективы.

– Вы сказали, что 1+1 – политический актив. Какой смысл инвестору дотировать неприбыльный канал? С целью чего?

– Очевидно, что это влияние. С другой стороны, зная Коломойского, я могу утверждать, что для него понятие свободы и ценность свободы весьма важны. Я работал с разными олигархами.

То, что он не стесняется напрямую отвечать на сложные вопросы, которые задает коллектив, а в ТСН не стесняются задавать любые вопросы, говорит о том, что он понимает и ценит этот вызов, что значит владеть активом, в котором работают самостоятельные и самодостаточные журналисты, которые уважают свободу.

История с ноябрьскими и февральскими событиями 2013-2014 года, когда по сути из крупных телеканалов только "1+1" вел адекватное освещение событий, только лишнее тому подтверждение.

– Для вас, наверное, не секрет, что в АП говорят о том, что этот канал, в принципе, может положить рейтинг президента. Есть ли, допустим, в ближайшее время вероятность, что вас будут использовать как политический актив в войне с Порошенко?

– Тут работают только те принципы, о которых я говорил. Есть факт, есть разные точки зрения, и мы о них говорим. Это если мы говорим про новости.

Если мы говорим о публицистических программах, там есть версии, есть расследования. Как бы кто к президенту, премьеру или каким-то другим политическим деятелям в новостях или публицистических проектах не относился, они все знают эти принципы. Поэтому использование нас, как инструмента в борьбе с кем-то – крайне ненадежное и малоосуществимое мероприятие.

Марія Жартовська, Роман Кравець