Советские газеты если и были средствами массовой информации, то не в первую и даже не во вторую очередь. С этим никто не станет спорить. Мало кто поспорит и с тем, что читать их можно было разве что между строк (а то и вместо строк). Это - так. Но мало кто станет спорить и с тем, что, если отбросить их содержание, по советским газетам можно было учить детей. И при этом не сомневаться, что дети будут грамотно писать, точно и культурно говорить, знать страны мира и их столицы и уж тем более не станут заявлять, что величайший гений мировой науки - это Кашпировский. Да, попадались статьи о Бермудском треугольнике или чудовище озера Лох-Несс, но, во-первых, это случалось в специфических газетах вроде «За рубежом», а во-вторых, это описывалось как неисследованные, загадочные явления, а не как доказательство существования научной парапсихологии, научной алхимии и прочей «научной паранауки».

Бывали, конечно же, казусы и в советских газетах. Как-то, по-моему, «Правда» назвала полумиллионную Макеевку, что в Донбассе, посёлком. Столицу Кипра все без исключения советские газеты называли не иначе как Никозией, хотя абсолютно на всех советских картах она была обозначена как Никосия. В середине 1980-х годов вдруг, словно по команде, газеты стали называть этот город Никосией, но зато на картах он тут же стал Никозией. Название столицы Бразилии долгое время писалось в газетах как Бразилиа, а на картах - как Бразилия. Вот, собственно, и все претензии.

Что же сейчас? Если наши газеты, журналы и интернет-издания станет читать человек, не слишком знакомый с Украиной, у него останется твёрдое убеждение: во всей Украине - не более тридцати городов. Столица, областные центры, Севастополь, Кривой Рог, Ялта - вот, собственно, и всё. Все остальные города встречаются с определениями то «городок», то «местечко», укр. «містечко» (двухсоттысячная Белая Церковь - «містечко»?), чаще - «посёлок», а то и вовсе «село».

Ещё одно распространённое определение - «райцентр». Даже независимо от того, является ли город центром района или нет. Енакиево Донецкой области, например - никакой не райцентр. Просто город. И Горловка, и Краматорск, и Мариуполь, и Днепродзержинск Днепропетровской области, и многие другие.

О том, что все без исключения посёлки городского типа оказываются в нашей прессе «сёлами», как-то и говорить неловко. Можно понять русскоязычную прессу, если предположить: её сотрудники не знают, что украинское слово «селище» - это вовсе не «село».

Уровень многих изданий совсем не предполагает, что неумение перевести с украинского на русский слово «селище» - это для редактора профнепригодность. Достоинства и недостатки журналистов лежат сегодня совсем в иных плоскостях и совсем иных сферах, нежели знание украинского языка на уровне «читаю и перевожу со словарём» и, тем более, знание статуса населённых пунктов, о которых пишешь.

Если бы авторы и редакторы заглядывали иногда в справочники, они бы обнаружили там много интересного. Ну, например: ещё в советские годы изданные в Москве на правах официальных изданий справочники «Административно-территориальное деление СССР» указывали, что есть в Украине Великие Сорочинцы, Великая Багачка, Великий Бычков, Великая Корениха и множество других населённых пунктов с названием «великий». Официально с тех пор ничего не изменилось - вот только по страницам СМИ разгуливают Большие Сорочинцы, Большая Богачка, Большой Бычков, Большая Корениха. Других - правильных - вариантов вы не найдёте, сколько не ищите. Украинское слово «великий» переводится на русский как «большой» - и всё, точка; стоит ли себе голову сушить? Впрочем, в одном солидном журнале подобную практику объясняли просто: они хотят, чтобы их русский язык был грамотным и не содержал элементов суржика. Точность географических названий, соответственно, побоку.

Если бы сегодняшние редакторы заглянули в изданные в советское время на русском языке карты Киева, они бы долго не могли прийти в себя. Улица Глыбочицкая, проспект Перемоги, улица Набережно-Хрещатицкая (а не Набережно-Крещатикская, как пишут теперь - интересно было бы попросить самих редакторов произнести это вот «Крещатикская») - вот как, оказывается, ещё с конца 1970-х годов официально назывались киевские улицы на русском языке! Сегодня в русскоязычных киевских газетах убери упоминание о названии города - и читатель ни за что не догадался бы, что речь идёт не о городе где-нибудь в средней полосе России. С улицей Оленівська, что на Подоле, вообще смех: до середины 1970-х годов она фигурировала в русскоязычных изданиях как Еленовская, потом - как Оленивская или Оленовская, а в сегодняшних СМИ вдруг стала Оленевской. Оказывается, по улицам древнего Подола бегали олени...

Съездите на Отрадный и спросите у любого прохожего, как пройти на улицу Пушечную. Подавляющее большинство встречных не ответят вам и только пожмут плечами. С самого начала застройки массива в начале 1960-х все жители называют улицу не иначе как Гарматная, русскоязычные в том числе. Единственные, кто называет улицу Пушечной, - это СМИ. Хорошо хоть, что улицу Олексы Довбуша ещё не догадались превратить в улицу Лёхи Долбыша!

Отдельная больная тема - музей народной архитектуры и быта. Тот самый, что расположен, как пишут всегда и везде, «в селе Пирогово». Начнём с того, что вот уже более полувека так называемое Пирогово - не село, а район столицы. Да, застроенный одноэтажными домиками, но их немало и в других районах Киева. Что же касается названия... Наверное, многих удивит, но оно не имеет никакого отношения ни к хирургу Пирогову, ни к кому-либо другому с такой фамилией. Пирогів - вот какое название встречалось ещё пятнадцать лет назад в справочниках и на картах. В русскоязычных изданиях - соответственно, Пирогов, безо всякого «о» на конце. Названия на «ово» (укр. «ове») вообще нехарактерны для центральной Украины и практически не встречаются в этом регионе. Те редкие, что есть, - это новые наименования советских времён, придуманные на российский лад. Но это вот «Пирогово» совершенно вытеснило из СМИ правильное название, и теперь уже даже украиноязычные издания пишут «Пирогове». Точно так же, как «Голосієве» (правильно - Голосіїв), «Святошине» (правильно - Святошин), «Китаєве» (правильно - Китаїв). А СМИ пошли дальше: в них уже можно встретить и «Козино», и «Обухово», и «Фастово», и «Здолбуново» (как-то встретилась даже «станция Долбуново»).

И в литературе, и в прессе издавна было заведено: «казачье» - это то, что касается Дона и Кубани, всё, что касается запорожских казаков - только «казацкое». Сегодня в наших газетах - сплошь и рядом «казачьи булавы», «казачьи люльки» и «казачье Запорожье». Вот и говорят потом в том же Донбассе: были, мол, казаки запорожские, донские, кубанские, все они селились на дарованных царями землях, чтобы защищать «веру и отечество», а теперь, мол, пытаются сделать из «казачьего Запорожья» нечто особенное.

Ни один населённый пункт в Украине не имеет статуса «деревня». Разделение сельских поселений на две категории - на сёла и деревни - это чисто российская особенность. В советские годы этого факта придерживались и СМИ: когда речь шла об Украине, было невозможно встретить в тексте слово «деревня». Теперь же, судя по газетам, деревни наводнили всю Украину: авария произошла «в деревне такой-то», звезда едет отдыхать «в деревеньку под Киевом», как сообщил «Бульвар Гордона», у Ады Роговцевой дача «в очень красивой деревне». «Хорошо хоть, украинцев в избы пока ещё не поселили!» - подумалось как-то, когда в очередной газете встретилась очередная «деревня». Открыв в тот же день газету «Блик», я понял, что глубоко ошибался: газета как раз писала о жителях одной «деревни» в Ровенской области, которые жили в «небольшой крестьянской избушке». Впрочем, читая материалы о Черкасчине или Полтавщине, я уже давно не удивляюсь, встретив «крепкий сруб» или «тёсаные стены».

Читая материал об украинском селе, вы почти непременно встретите слово «бурёнки». В слове этом - явное подражание сельскому просторечью, попытка «вжиться в материал». Только вот в украинских сёлах не называли и не называют коров ни Бурёнками в качестве имени собственного, ни бурёнками в качестве нарицательного понятия. Ещё один распространённый пример «вживания в тему»: обращаясь к сельскому жителю, корреспондент норовит называть его по отчеству: Петрович, Степановна. Не называли и не называют украинские сельчане друг друга по отчеству и даже по имени-отчеству - только по именам, в крайнем случае «дід Петро» или «тітка Маруся». Продвинутые корреспонденты учат отсталых туземцев, как правильно обращаться друг к другу?

Интересная произошла вещь. Вот уже 18 лет отделяет нас от краха СССР. Всё это время велась усиленная борьба за украинский язык, за повышение его роли и статуса. А в результате оказалось, что русский язык в СМИ не только стал ещё больше доминировать, но и превратился из русского в российский. Если раньше русский язык украинских СМИ был категорией сугубо лингвистической, то теперь он стал категорией этнокультурной и этнопсихологической. Нынешние СМИ описывают Украину уже не просто с помощью присущих русскому языку лексики и грамматики, но описывают её с использованием понятий сугубо российского быта. Так, чтобы у читателя не осталось ни тени сомнения: между Украиной и Россией на бытовом уровне нет никакой разницы. Нет и не может быть ни в Украине, ни в России ничего особенного, Украина и Россия суть одно и то же.

А что же телевидение? Реклама какого-то оператора мобильной связи. Как водится, на украинском языке. Каким бы странным это ни показалось телевизионщикам, но факт остаётся фактом: в Украине не прижилось сленговое слово «мобила». По крайней мере, в Киеве. «Мобилка», «мобильник» - именно так называют киевляне мобильные телефоны, вызывая немалое удивление москвичей. Как бы ни протестовали против этого россияне, но «украинский русский язык» является лингвистическим фактом, возникшим отнюдь не сегодня и даже не вчера. Но нет, в рекламе постоянно звучит слово «мобіла». Неуклюжее в русском языке, в украинском оно звучит и вовсе уродливо. «Чё», «на районе» - подобные слова и выражения никогда не встречались в украинском варианте русского языка, но сегодня молодёжно-развлекательные программы украинского телевидения внушают их аудитории как единственно приемлемую норму «живой разговорной речи».

А вот снятый в Украине сериал. Сценарий написали украинские авторы, ставил его украинский режиссёр, снимались в нём украинские актёры. Действие происходит в селе. (Точнее, «в деревне».) А «деревня» эта - типично среднероссийская, с деревянными избами и построенными по их подобию новыми домами. Вот действие переносится в город. По улицам его ходят автобусы «Богдан» и троллейбусы «ЮМЗ» - ни тех, ни других в России почти нет. Город явно украинский. Но стоит в кадре показаться автомобилю крупным планом - и у него непременно окажутся российские номера. Ну не кретинизм ли? Понятно: сериалы снимаются в расчёте на то, что их покажет не только наше, но и российское телевидение. Но что же: разве автомобили с украинскими номерами российское ТВ вырезало бы? А мексиканские сериалы - в них тоже натура подгоняется под российскую? Всё равно ведь из титров слов не выкинешь, и любой зритель поймёт: сериал - украинский!

Самое интересное заключается вот в чём. Многие российские сериалы о российской жизни на самом деле снимаются в Украине - у нас дешевле. И вот как раз в них российские зрители вылавливают «киноляпы»: речь идёт о российской средней полосе, а в кадре то и дело появляются машины с украинскими номерами, вывески на украинском языке, поезда в украинской окраске. (Ещё с советских времён повелось, что во всём СССР пассажирские вагоны были зелёными с белой полосой и только в Украине - зелёными с жёлтой полосой; так по сей день и осталось). Российским сериалам это позволительно, украинским - ни-ни!

Можно, разумеется, подыскать всему этому некое объективное обоснование. Русский язык, мол, объявлен в Украине чужим, и поэтому с ним произошло то, что со всеми остальными чужими языками. А именно: описывая события в Украине на английском или французском языке, авторы волей-неволей будут пользоваться английскими или французскими бытовыми реалиями, «подтягивая» их к реалиям украинским. Вот так теперь и с русским языком: описывая на нём Украину, журналисты «подтягивают» к ней российские реалии; чужой язык - значит, чужой. Можно подыскать ещё одно объяснение: русскоязычные журналисты Украины вынуждены теперь брать за образцы творчество их российских коллег; можно сетовать на то, что на факультетах журналистики квалифицированные преподаватели больше не учат украинских журналистов, как корректно писать об Украине по-русски. Можно вспомнить, что приблизительно пять лет назад в столицу массово хлынули журналисты (да и не только они) из Донбасса, где слово «деревня» в обиходе принято больше, чем слово «село», для обозначения сельской местности в отличие от городской так уж точно. Можно списать всё это на привычные профессиональные штампы и леность ума: слова «село» и «деревня» взаимозаменяют автоматически, не задумываясь. Так же, как слова «дети» и «ребятишки», хотя я за всю жизнь ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь произнёс слово «ребятишки» в повседневном общении. Можно обратить внимание на то, что и фактологическая точность сегодня в СМИ не в чести, доминанта, как говорится, не та. Всё это не меняет факта: сегодняшние СМИ активно «впихивают» в сознание украинцев сугубо российские повседневно-бытовые понятия под видом их собственных, привычных.

Иллюстрация - doseng.org