Поздним вечером 3 ноября в эфире телеканала «Интер» был показан российский документальный фильм «Сухой закон. Схватка со змием». Фильм рассказал о многих интересных фактах. О том, например, что была секретная часть постановления ЦК КПСС и Совмина СССР, предусматривавшая полный отказ от алкоголя в любом виде в ближайшие годы. О том, что ЦК поставило цель выработать меры по борьбе с пьянством и алкоголизмом ещё при Брежневе. Правда, из фильма можно сделать вывод, будто изначально предполагались именно такие меры, какие были приняты, что на самом деле вовсе не факт. Интересной была история проблемы: как при Сталине в поисках средств в бюджет выпустили «рыковку» и в буквальном смысле поощряли всех и вся пить её - и рабочих прямо на работе, и школьников. Что ж, дополнительный штрих к портрету «эффективного менеджера».

Рассказали в фильме и о том, как Хрущёв пытался «приучить народ» пить культурно и какие меры принимал. Прозвучали в фильме страшные цифры алкогольной смертности в середине 1980-х годов и не менее страшные цифры зависимости советского бюджета от продажи алкоголя. Рассказали также о личной заинтересованности Горбачёва: брат его жены был алкоголиком, а дочь писала диссертацию (до сих пор, кстати, засекреченную) о последствиях массового алкоголизма для страны.

Были в фильме многочисленные синхроны, в том числе героев тех событий - Михаила Горбачёва, Егора Лигачёва, Николая Рыжкова. Рыжков, как выяснилось, был противником антиалкогольной кампании и настаивал на её прекращении; он рассказал о заседании политбюро ЦК КПСС осенью 1988 года, когда сторонники и противники продолжения кампании, мягко говоря, переругались. В конце фильма в синхроне Горбачёв признал ошибочность антиалкогольной кампании - достойный пример для подражания.

Это была познавательная часть, фактаж, предыстория, и сделана она была на высоком уровне. А вот о «публицистической» части фильма, об изложении и анализе событий времён самого «сухого закона» этого не скажешь.

О чём фильм не рассказал, так это о трагедиях, сопровождавших «борьбу с пьянством и алкоголизмом». Вот подлинная история, случившаяся в мае 1985 года в Днепропетровске. Человек праздновал новоселье. Пригласил гостей. Дом, в котором он получил квартиру, строился методом «народной стройки»: вместо лаборатории, в которой он числился, несколько лет подряд новосёл ходил работать на стройплощадку, строил дом собственными руками. Поэтому новоселье было вдвойне радостным - оно означало возвращение к любимой инженерской работе. Участники торжества немного выпили - в самом деле очень и очень немного. Вечером хозяин проводил гостей на троллейбус - остановка была почти рядом с домом - и возвращался домой. И тут на беду - милицейский патруль, в буквальном смысле слова принюхивавшийся к прохожим. Новосёла забрали в отделение и настрочили бумагу на «Южмаш»: находился в нетрезвом состоянии, позорил высокое звание советского человека, игнорировал политику родной партии и прочее в том же духе. В парткоме завели на него дело, рассмотрели на партсобрании и исключили из партии. Да ещё и сделали дело «громким»: вот, мол, все смотрите, как мы выполняем высочайшие указания и боремся с пьянством. Новосёл покончил с собой.

Такой случай, вероятнее всего, был далеко не единичным. Но в фильме об этой стороне «борьбы с пьянством и алкоголизмом» умолчали. Зато неоднократно говорили: народ поддержал, поначалу - уж точно, целых 85% горячо одобрили; ЦК КПСС был завален благодарственными письмами, в общество трезвости вступило 13 миллионов человек. Единственная маловразумительная оговорка: «Во всяком случае, по данным ЦК» - выглядела скорее как осторожное уточнение, чем как сомнение. На том, как в те времена вступали в «добровольные» общества, кто и как проводил социологические исследования и проводил ли их вообще, насколько можно верить тогдашним «данным ЦК», авторы фильма не остановились.

А если бы остановились, повествование с самого начала приобрело бы совсем иную окраску. Стало бы очевидным, что неодобрение новой «линии партии» вызрело вовсе не через полтора-два года и что совсем не только лишь любители «сообразить на троих» отнеслись к «сухому закону» без удовольствия. От фильмов об исторических событиях ожидаешь исторической честности. В данном случае её не было и в помине.

И нарисованная авторами пасторальная картина (папаши стали гулять с детьми, мужчины стали бывать в семьях) выглядела бы не столь убедительно, если бы повествование было честным. Рассказывая ужасы о том, что все мужчины поголовно и беспробудно пили, а все женщины поголовно и столь же беспробудно страдали, авторы, мягко говоря, сгустили краски. Рассказывая, как все советские граждане вдруг разом исправились и стали вести глубоко праведную жизнь, они сгустили краски ещё больше. Если бы было именно так, с чего бы это вдруг спустя год люди массово вспомнили о своих старых пристрастиях и стали пить суррогаты?

Безусловно, снижение показателя смертности в те годы говорит о многом. Но, возможно, это снижение далеко не было желаемым пределом? А может, были ещё и другие факторы? Производственный травматизм, например, мог сократиться благодаря политике перестройки, когда руководители предприятий вправду начали бояться наказаний за нарушение техники безопасности труда. А уж всплеск рождаемости вовсе нельзя свести только лишь к тому, что, лишённые выпивки, люди стали массово предаваться другим радостям жизни, как это было сказано в фильме. Приход к власти Михаила Горбачёва, объявившего о реформах, на определённое время породил социальный оптимизм и надежды на скорое улучшение жизненных стандартов. В таких ситуациях рождаемость всегда повышается. Авторы фильма не стали вдаваться в подробности и исследовать обнародованный ими же фактаж.

Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по борьбе с пьянством и алкоголизмом» увидело свет в мае 1985 года. А в апреле 1986 года произошла авария на Чернобыльской АЭС. Киевляне, да и не только они, стали открыто пренебрегать высочайшими постановлениями. «По какому обществу нанёс Чернобыль сокрушительный удар?» - спрашивалось в популярном тогда анекдоте. Ответ был таков: «По обществу трезвости». Хорошо помню картину: июнь 1986-го, библиотека тогда ещё имени КПСС (ныне Национальная парламентская). За одним из столов сидит девушка, перед ней с одной стороны - увесистая стопка научных книг, с другой - полиэтиленовый кулёк, который стоит и не падает. Время от времени она подносит кулёк ко рту, и тогда можно разглядеть: там - бутылка каберне. Подобные фантасмагорические ситуации происходили тогда повсеместно. И каберне вдруг появилось в свободной продаже, даже не только в винно-водочных отделах! Об этом, как и о Чернобыле вообще, в фильме не вспомнили ни словом.

Ни слова не было и о том, что СССР был образованием очень неоднородным, и в разных республиках дела обстояли по-разному. В Армении, скажем, до введения «сухого закона» не было вытрезвителей - проблема пьянства в этой традиционно богатой вином стране не стояла. В Эстонии после его принятия не открылись винно-водочные отделы - спиртное продавалось везде, вот только выбор был очень специфическим: коньяк «Наполеон» и коньяк «Камю», невообразимо дефицитные в СССР, предел мечтаний любого советского сноба. Они стояли в Таллинне в свободной продаже по совершенно сумасшедшим ценам в треть месячной зарплаты советского инженера. Других алкогольных напитков в гастрономах не продавали. Ушли в небытие знаменитые эстонские ягодные наливки: их, видимо, «компетентное руководство» отнесло к категории запрещённых тогда к производству дешёвых плодово-ягодных вин.

Ах, нет, иногда, довольно редко, в магазины завозили-таки знаменитый «Вана Таллинн». Как-то в Тарту, в самый разгар «сухого закона», местная экскурсовод проводила экскурсию для группы туристов из соседнего Пскова. Намеренно или к слову пришлось, но стала она рассказывать им, как пить «Вана Таллинн»: «Наливаете в широкий бокал треть ликёра и две трети шампанского, садитесь в удобное кресло, включаете негромкую приятную музыку, приглушаете свет и наслаждаетесь». Надо было видеть лица бедных псковичей: раздражение и вожделение смешались на них в той самой пропорции один к двум. Наконец кто-то не выдержал: «Где его купить?». «Поищите в гастрономах, где-нибудь найдёте», - ответила экскурсовод. На глазах, в течение нескольких секунд, экскурсантов словно ветром сдуло, всех до одного. Прямо на полуслове гида. Смешно? Грустно?

Как-то в Минске нужно было пойти в гости к знакомому. Оказалось, что в городе продавали только водку и только в будках, установленных на грязных пустырях. Давиться в очередях приходилось часа три, люди занимали очередь с самого утра. Как же досадно было узнать вечером, что, в отличие от Киева, в белорусской столице, как и в соседних прибалтийских столицах, хорошие вина подавались в барах. В Киеве широкая сеть неплохих, с фантазией оформленных баров превратилась к тому времени в банальные точки общепита и так больше никогда не возродилась.

В Москве в 1988 году мы, группа приехавших на практику студентов, после целого дня, проведённого на двадцатиградусном морозе в ожидании поселения в общежитие, решили купить вина. Очередь стояла на улице, и хвост её терялся где-то в сумерках. Крепкий однокурсник со словами: «Извините, извините» растолкал начало очереди и избавил нас от мук стояния на морозе. (В Киеве в тот год зима была очень тёплой, и приехали мы в осенних куртках, без шапок, а однокурсник-венесуэлец - даже в белых брюках.) Взял инициативный однокурсник вино единственного сорта, который был в продаже, - туркменское, очевидно, из выращенного в Каракумах винограда, с верблюдами на этикетке. Мы тогда привыкли, что вино бывает белым, а бывает красным. Это вино было синим. Натурального тёмно-синего цвета. Наутро после очень умеренного его употребления страшно болела голова, и увесистая аптечка, привезённая предусмотрительной никарагуанкой, в пять минут опустела. Такая вот вышла «борьба за здоровье нации», изученная на собственном примере. Кто его знает: может, тогда специально продавали подобные напитки, чтобы уж совсем отучить людей пить?

В Батурине - да-да, том самом, где теперь «гетьманська столиця» - в 1988 году стоял на площади магазин «Вино-водка», двери которого были картинно заколочены толстенными досками, крест-накрест. А совсем рядом стоял такой же невзрачный магазин «Рыба», где уже много-много лет не было никакой рыбы, но зато продавалась водка. «Пойду куплю рыбы», - говорили батуринцы.

Ничего этого не было в фильме. Поголовно пьющие водку мужчины, страдающие от этого женщины и дети - вот такой ходульный образ «братской семьи народов» создали авторы фильма, сопровождая его патетическими восклицаниями: «Вся огромная страна!», «На просторах от Бреста до Владивостока!». Было впечатление, словно, готовя фильм, его создатели не покидали административных границ Москвы: они свято верили (или же сознательно хотели убедить зрителей), что и в Риге, и в Душанбе положение вещей не только ничем не отличалось, но и не могло отличаться от состояния дел в Москве. Зрителей исподволь подталкивали к выводу: была единая великая страна, единый великий, хоть и сильно пьющий народ, везде и во всём одинаковый, а его взяли и разделили, разрушили. Нет, этого тезиса никто прямо не формулировал, Боже упаси! Но эта вот безоговорочная экстраполяция российских реалий на все «братские республики» никакого иного вывода зрителям не предлагала.

Вот рассказывают об уничтожении крымских виноградников, о трагедии протестовавшего против этого, отправленного на пенсию и покончившего с собой директора «Магарача» Павла Голодриги. Упоминают о визите в Крым Егора Лигачёва, о его требовании уничтожить коллекцию массандровских вин, о том, как спас её позвонивший Горбачёву Владимир Щербицкий. Это был, кажется, единственный случай, когда в фильме о кампании по борьбе с алкоголизмом прозвучало слово «вино». На экране - виноградники, виноградные листья крупным планом, вот виноградники, только выкорчеванные - и тут же картинка сменяется кадрами линии по разливу... водки. Вот, оказывается, куда шли благородные сорта винограда! Кстати, и упоминание имени Лигачёва как активного участника «борьбы за трезвость», кажется, было единственным. Хотя именно ему молва приписывала авторство всей кампании в том виде, в каком она происходила. По фильму, вся ответственность лежит на Горбачёве, который хотел произвести впечатление и на советских граждан, и на западных политиков. Ну а Лигачёв давал синхроны как свидетель событий и не более.

Говорили в фильме, что если во время войны было уничтожено 25% виноградников СССР, то в ходе антиалкогольной кампании - 30% (повествование всё так же время от времени перемежалось кадрами производства водки). Ни словом не упомянули о том, что многие культивировавшиеся столетиями элитные сорта винограда были уничтожены под корень, и, по словам знатоков, их теперь уже не восстановить - генетический материал утрачен. А для Украины это могла бы быть еще какая статья экспорта!

«Переусердствовали», «хотели быть святее Папы Римского», «хотели отрапортовать о выполнении и перевыполнении», - объяснял закадровый голос вакханалию уничтожения виноградников. Как и упомянутым «переусердствовавшим», авторам фильма не пришёл в голову простенький вопрос: так ли уж часто и так ли уж многие назюзюкивались в стельку коллекционными массандровскими винами? Имели ли эти вина вообще хоть какое-то отношение к пьянству и алкоголизму?

И в этом аспекте очень точно угадывается не только неумение (нежелание) авторов фильма взглянуть на проблему под иным углом зрения, чем инициаторы «сухого закона»: «диковинная заморская водка» - вот чем были массандровские вина и для одних, и для других. Зрителей и здесь подталкивали к выводу: так, как было в России, было везде и иначе быть не могло, народ-то был единый, советский! Вот поэтому и не догадались вспомнить о Чернобыле: Москвы и России, за крайне малым исключением, он не коснулся, во всяком случае, не настолько, чтобы изменить привычный уклад жизни. Вот и нет места воспоминаниям о нём в нарисованной авторами «широкой стране родной». При этом, ведя повествование, авторы ни словом не обмолвились: мол, ввиду изменения политической карты мира мы ведём речь только лишь о событиях в тогдашней Российской Федерации. Виноградники Крыма и Кавказа уж точно были не в РСФСР.

Здесь снова не удержаться от воспоминаний. Киеву и киевлянам «сухой закон» принёс вполне ощутимый социальный вред. Мы, в то время студенты, не были трезвенниками. Собираясь в компании или идя на день рождения, каждый приносил бутылку хорошего вина. Никто не напивался (а если да, это на долгое время становилось предметом насмешек и «захватывающих историй»), мы весело общались. Интеллектуальные беседы, споры тоже, бывало, сопровождались бутылкой вина. Это было чем угодно, только не пьянством. И вот грянул «сухой закон». Хорошие вина исчезли из продажи напрочь. А водка? Её, дешёвую и некачественную, в Киеве можно было купить, постояв в очереди минут пятнадцать-двадцать, максимум полчаса. Для тех времён это были не такие уж длинные очереди. А традиция приходить в компании с бутылкой не исчезла - только теперь это были не бутылки вина, а бутылки водки, и все гости приносили именно их. Других было не достать. Да и пиво стали покупать не меньше чем ящиками. Однокурсник-иностранец, сын высокопоставленных в своей стране родителей, не достав к приходу гостей хорошего вина, выставил на стол привезённый из-за границы дорогущий французский одеколон - это тоже реалии тех лет.

Свадьбы? На них по специальным заверенным в ЗАГСе талонам можно было купить по сто граммов любого алкогольного напитка на каждого. Конечно же, покупали водку: если всего по сто граммов, то пусть хоть крепких. То же самое - в ресторанах, в которых тоже первое время существовал лимит в сто граммов (продержался он недолго). Из города, умеренно пьющего вино, Киев на глазах превращался в город, неумеренно пьющий водку. Именно тогда в обиходную речь киевлян прочно вошло слово «кабак»: из мест проведения досуга рестораны превратились в сугубо питейные заведения. Заложенные в годы «сухого закона» традиции живут и поныне.

Не открою большого секрета: процессы пития вина и водки совершенно различны. Если, ведя беседу, можно сколько угодно крутить в руке бокал с вином, время от времени механически отхлёбывая из него по глотку и растягивая этот бокал на полчаса, то с водкой этот номер не пройдёт. Водка концентрирует на себе всё внимание. Да и без высосанных из пальца, чаще всего дурацких и банальных, тостов уже не обойдёшься. (Один приятель выходил из ситуации красиво - на вопрос: «За что пьём?» он отвечал: «За рыбу». «А почему за рыбу?» - спрашивали его. «А почему бы и нет?» - отвечал он.) Беседы под водку - тоже удовольствие своеобразное: после каждой стопки степень «веселья» резко изменяется, и беседа возобновляется уже совсем не с того, на чём перед тем прервалась. Посиделки студентов из острых дискуссий под вино плавно и незаметно превратились в выпивку. Сама идеология «мер по борьбе с пьянством и алкоголизмом» не допускала и мысли, что может существовать культурное питиё, а не только нажираловка. Всех советских граждан власть подозревала в тайном стремлении к алкоголизму. И эта идеология сработала на все 100%: в годы «сухого закона» из быта киевлян культурное питиё надолго ушло, а на смену ему пришла та самая нажираловка.

Согласитесь, когда собственные впечатления кардинально противоречат показанному по телевизору, этому показанному уже не слишком доверяешь. Вот только дело довольно давнее, и далеко не у всех телезрителей (особенно тех, кто смотрит телевизор в полночь) есть собственные впечатления о тех временах.

Некоторое время назад на одном российском интернет-форуме возникла тема «сухого закона». Я рассказал то же, что написал выше. Это вызвало жаркий спор. Жители Петербурга соглашались: в их городе, долгие годы слывшем особым в России «городом интеллигентов», «сухой закон» повлиял на уклад жизни точно так же - пить стали не меньше, а больше. Москвичи возражали: зато возле каждого гастронома уже не валялись пьяные.

Так вот, авторы фильма упоминали о том, что резко возросла смертность от алкогольных суррогатов, пить стали всё, что содержит спирт, и пить массово, многие аптеки и парфюмерные магазины стали продавать одеколон по расписанию работы винно-водочных отделов - с двух до семи. Это, впрочем, не помешало им неоднократно повторять: «сухой закон» якобы укрепил здоровье нации. А вот о том, что во многих местах «сухой закон» возымел обратное действие, что до его принятия далеко не везде даже в России, не говоря о других республиках, «около каждого гастронома валялись пьяные», а «вечером было страшно выйти на улицу», в фильме не было ни намёка. Пусть принимавшие постановление политбюрошники не учли этого по недомыслию: «широка страна моя родная», и везде должно быть «безобразно, но однообразно». Но авторы фильма, казалось бы, живут в современном информационном мире, уж они-то должны были знать, что возникшие на месте СССР страны - отнюдь не близнецы, да и в самой России, в разных её регионах, всё по-разному, и в щекотливом вопросе пития в том числе. Но нет, в фильме - та же логика: «широка страна моя родная».

Кстати, о том, что стали массово пить суррогаты. В фильме было подробно рассказано и детально, крупным планом показано, как делать не отторгаемое организмом пойло из клея «БФ». Это была настоящая телеинструкция, ничуть не хуже «Очумелых ручек». Вот где было бы интересно мнение комиссии по морали. Ах да, у неё более пикантные интересы, комиссии по морали любят погорячее.

Несколько раз в фильме говорили о том, что государственный бюджет СССР держался на продажах водки. Один раз назвали советскую экономику «крайне неэффективной». Именно поэтому СССР вместе с коммунизмом и потерпел крах? А вот и нет.

На экране - тогдашний президент США Рональд Рейган, ему подают какие-то бумаги, он их просматривает. А за кадром - строгий голос в стиле Юрия Левитана: «Дела в СССР обстоят значительно хуже, чем мы думали. Настал момент нанести по нему сокрушительный удар». Дальше голос за кадром рассказывает, что США уговорили Саудовскую Аравию в обмен на поставки ей оружия снизить цены на нефть, в несколько раз упали мировые цены на неё, и такого резкого сокращения нефтяных поступлений в бюджет советская экономика не выдержала. А в кадре - танки, наползающие прямо на камеру. Это и были самые яркие, самые динамичные кадры во всём фильме. А что же зрители? Словеса о неэффективной экономике они быстро забудут, а вот картинку наползающих прямо на них вражеских американских танков запомнят надолго. И вопрос, отчего развалился СССР, не будет нуждаться в поиске ответа: ну конечно же, это сделали проклятые америкосы!

Этот момент, как и доведённое до абсурда - в ущерб раскрытию темы - причёсывание всего СССР под московскую гребёнку, затушёвывание различий между республиками и регионами, можно вписать в учебники - как яркий пример идеологической обработки зрителей в неидеологическом, казалось бы, фильме, старательно избегавшем даже чётко артикулируемых оценок политиков. Как яркий пример воздействия на подсознание зрителей. Понятно, что при желании даже кулинарную телепрограмму можно нашпиговать сантиментами в адрес «союза нерушимого» и «разрушенной америкосами великой страны». Но сделать это так тонко, на первый взгляд незаметно, чтобы зрители не отдавали себе отчёта в том, что их оболванивают, - для этого нужно и вправду немалое мастерство.

Авторы фильма увидели единственный бесспорный негатив в антиалкогольной кампании - обвальное снижение поступлений в бюджет и рост теневых капиталов, «которые позже участвовали в приватизации», на чём и акцентировали внимание зрителей. Социальные последствия «сухого закона», по их мнению, были почти исключительно позитивными. Да и вообще, категорического осуждения практики подобного «воспитания народа» я в фильме не увидел. Так, комическая шалость Горбачёва, исторический анекдотический казус. Сама по себе идеология «Партия лучше знает, что нужно трудящимся» не была поставлена ни под малейшее сомнение.

А завершился фильм сюжетом о деревне в Калужской области России - по словам авторов, единственном на земле месте, где живут абсолютные трезвенники. Словно и нет на земном шаре Ирана, Саудовской Аравии и других стран, где запрещено потребление алкоголя в любом виде. «Только добровольно, по велению сердца могут люди отказаться от пагубного пристрастия», - нечто подобное провозгласил голос за кадром. Правильно? Безусловно. Вот только деревня та называется Дураково, а житель её, показанный в синхроне, не внушал доверия, да и трезвенником не выглядел...