30 июля в ресторане Olivera отеля InterContinental Hotel Kiev прошел медиазавтрак с участием польского режиссера Кшиштофа Занусси. Основная тема дискуссии: «Перспективы развития кинематографии и медиабизнеса в Восточной Европе и на русскоязычных территориях. Различия между Востоком и Западом Европы». Встречу известного кинорежиссера с журналистами «Детектор медіа» и некоторыми  представителями отрасли организовал Вальдемар Дзики в рамках своего курса мастер-классов.

В круглом столе участвовали собственник Film.Ua, экс-руководитель канала «Интер» Сергей Созановский, президент Украинской кинофундации Андрей Халпахчи, экс-генеральный директор канала «Украина» Вальдемар Дзики. От «Детектор медіа» модерировали дискуссию шеф-редактор Наталья Лигачева и постоянный автор ТК, кинообозреватель Ирина Гордейчук. Во время завтрака шла речь о кинобизнесе, высокой и массовой культуре, профессиональной кинокритике, а также о развитии киноиндустрии в Украине: основных проблемах и возможных путях их решения.

В начале дискуссии Кшиштоф Занусси рассказал о своем недавно завершившемся фестивале «Карусель культуры». По его словам, в рамках этого мероприятия проходило много разных круглых столов и дискуссий, показавших, что у общества есть интерес к серьезному разговору о кино и культуре.

Перед открытием фестиваля, который проходил в Щецине, небольшом городке на польско-немецкой границе, был сделан большой баннер под названием «Сегодня на границе между Польшей и Германией прольется кровь». «Было страшно: пришли около трех тысяч людей, немцев больше, чем поляков. Идея была в том, чтобы все желающие могли сдать кровь за высокую культуру или за низкую культуру. Я просил отдать кровь за Шиллера, Гете, Томаса Манна или за поп-певицу Мадонну, Майкла Джексона и т.д. 40% поддержали высокую культуру. Я знаю, что это бы убило телевидение», - сказал господин Занусси.

Также на фестивале прошли круглые столы, их участники обсуждали проблемы взаимоотношений между культурой и политикой, последствия секуляризации, феномен «нового варварства».

«Во время фестиваля мы придумали такую мелочь: все, кто приходит в зал, могут бросить карточку со своей фамилией в специальную урну и под конец круглого стола выиграть, например, приглашение на кофе от одного из его участников. Так, парикмахер из маленького городка выиграл на полчаса заместителя премьер-министра», - рассказал господин Занусси. По его словам, был еще один интересный проект, построенный по типу исповеди в католическом храме: «Мы католическая страна, и каждый знает, что такое исповедь. Мы приглашали людей, которые рассказывали знаменитостям обо всем интересном, что произошло у них в жизни. Это происходило вечером, при свечах, в тишине. При этом рассказчики могли сами выбрать, кому они хотят рассказать свою историю. Я сам был одним из тех, кто слушал. А слушал около 20 историй. Пять из них - великолепны, на их основе можно снять картину».

Одна из таких историй - о 80-летней старушке, о ее жизни, семье, молодости во время войны. « Я эту старушку спрашиваю: как ваша жизнь сейчас? Она говорит, что лучше никогда не было. Что вы делаете? ‑ Отвечает, что у них, в маленьком провинциальном городке, открыли университет третьего уровня (для пожилых людей. - ТК), где она с утра до вечера слушает доклады. «Я окончила четыре класса элементарной школы, а теперь могу слушать лекции по астрономии, истории, физике, мне все интересно. При этом у меня полный склероз, я могу слушать тот же доклад по несколько раз».

Далее от непринужденной беседы участники круглого стола перешли к обсуждению заявленной темы.

«Кинобизнеса в Украине нет»

Наталья Лигачева: Уважаемые украинские коллеги и наш гость, господин Занусси! Для начала дискуссии я хочу попросить каждого из вас зафиксировать свое видение ситуации с кинопроизводством в Восточной Европе. Что, по вашему мнению, на данный момент происходит в отрасли? Стагнация, развитие? И каковы основные тенденции, проблемы? О способах их решения мы будем говорить далее.

Кшиштоф Занусси: На сегодняшнюю Восточную Европу надо смотреть исторически. Это Восточная Европа, какой она была перед Первой и Второй мировыми войнами. Это византийская Европа. Есть два менталитета христианской Европы: латинский и византийский. И почему вы считаете Восточную Германию частью Восточной Европы, мне непонятно. Это советские понятия, это новый раздел Европы. Ни венгры, ни чехи, ни словаки не являются жителями стран Восточной Европы. Поляки - бедные братья Западной Европы, ничем не лучше жителей Восточной, но они друг от друга отличаются глубоко.

Лигачева: Давайте говорить о европейском кинопроизводстве :-).

Занусси: Мне кажется, у нас проблемы не очень отличаются от остальной Европы. У всех недостаток веры в будущее, и поэтому есть огромный страх. Об этом свидетельствуют и связанные с терроризмом истории, подобные той, что недавно произошла в Норвегии. Страх огромный, потому что будущее для разумного человека будет хуже, чем сегодня. А мы жили 600-700 лет уверенные в том, что завтра будет лучше сегодняшнего.

Америка верит в себя, в свою миссию. И американский миф всегда жив. А европейский миф, европейская мечта - их ведь нет. Есть просто стремление сохранить то, что есть, потому что будет хуже. И это видно в кино. Несчастье нашей критики в том, что она занимается кино. А этим нельзя заниматься. Кино - это само по себе разумеющееся. О кино все умеют что-то сказать. Сказать же в контексте и понять контекст, в котором развивается сегодня культурная, духовная жизнь Европы - для этого надо смотреть гораздо более широко и заметить, чего нам в настоящее время не хватает.

Почему в 1960-70 годах вся Европа еще была уверена, что наш способ жизни лучше всех остальных, и мы будем примером для всего мира? Мы надеялись, что научим Америку, как жить. А сегодня Европа уже не очень в это верит. Поэтому нам и не интересно смотреть наши европейские картины. Мы знаем, что не будет того, что мы и о себе скажем, и о соседях. И в этом наша слабость.

Поэтому наша публика хочет смотреть американские картины, где есть не только оптимизм и хеппи-энд, но и присутствует картина мира, в котором порядок. Возможно, это будет трагическая история, но зло есть зло, добро есть добро, справедливость есть справедливость. Может быть, этой справедливости в мире нет, но в картине показано, что есть жажда справедливости. Этого уже достаточно.

Лигачева: Мне интересно, что об этом говорит не бизнесмен, не продюсер, а художник :-). Думаю, что Сергей Созановский как кинопроизводитель поддержит эту мысль.

Сергей Созановский: Мне все-таки сложно говорить о европейских традициях. Мне, наверное, легче говорить о том, что происходит в нашей стране. В который раз мы делаем осенью некое медийное событие Kiev Media Week, одна из его подсекций посвящена кинобизнесу как таковому. Я который раз себя ловлю на мысли, что кинобизнеса, к сожалению, в стране нет. Он индустриально отсутствует. Мне сложно вспомнить, что снималось в прошлом году, но все, что происходило, носило скорее совершенно случайный характер.

Лигачева: Это связано с отсутствием именно инфраструктуры индустрии или еще и отсутствием творческого высказывания как такового?

Созановский: Я думаю, что идей много. Где-то они сырые, где-то, возможно, не выдающиеся. Ведь везде есть огромное количество аналогий. Дикий Запад, помните эти первые поиски золота, все это носило совершенно спонтанный, случайный характер. Какой-то маленький старатель находил одну крупинку, и у него все получалось. А потом приходили большие корпорации ‑ разработчики, которые столбили участки, и все становилось на некие промышленные, индустриальные рельсы.

На самом деле ничего не изменилось, если говорить о кино сейчас. Есть огромное количество старателей, готовых найти эту крупинку. Эта крупинка, возможно, присутствует. Но нет индустрии как таковой. К сожалению, нет бизнеса. Потому что в нашей стране 200-300 кинопрокатных залов. Потому что пока их не будет в нормальном соответствии, как это существует в Германии или Франции, мы будем думать, что кинопрокатное кино может вернуть свои деньги только в том случае, если мы прокатаемся и в России. А если наш прокат идет и в России тоже, значит, нам надо учитывать некие российские особенности. Как только мы начинаем учитывать некие особенности, идея, сценарий претерпевают некую разработку.

Мы хотели сделать к «Евро-2012» полицейский сериал. Договорились с польскими коллегами. Просчитали, вроде бы, все неплохо получается. По сюжету, некие террористы мешают проведению в наших странах большого мероприятия. Стали обсуждать эту тематику, потом подумали: все-таки есть российский рынок, он же интересный. И если его учитывать, то нужно вводить в следственную группу представителя ФСБ. И вот мы сами стали себя ограничивать. Если бы здесь были полторы-две тысячи залов ‑ я сейчас даже не касаюсь темы поддержки со стороны государства, ‑ нашлись бы смельчаки, которые за небольшой бюджет сделали бы несколько прекрасных фильмов. Один бы провалился, два бы выиграли. Стопроцентно, я в этом убежден.

Ирина Гордейчук: Но не факт, что кинотеатры взяли бы эти фильмы. Потому что это тоже проблема огромная.

Лигачева: Господа, я прошу все же, чтобы каждый из вас зафиксировал то, что есть сейчас :-). Итак, пан Кшиштоф сказал об отсутствии как такового высказывания, которое бы привлекало аудиторию. Сергей Созановский сказал об отсутствии киноиндустрии. А что вы думаете, Андрей?

Андрей Халпахчи: Я сейчас в процессе отбора на нашем фестивале («Молодости». - ТК), к нам для отсмотра поступили примерно 200 полнометражных дебютов. Это совершенно мучительный процесс. Мучительный по двум причинам. Во-первых, тематически. Вот есть «Меланхолия» Ларса фон Триера, который ничего нового о конце света не сказал, кроме как ударил обухом по голове в очередной раз. Некрасиво даже, с моей точки зрения, то, что делает Ларс фон Триер в последнее время. Но это есть.

Нас на «Молодости» уже много лет пугают. Почему, мол, такая депрессивная программа фестиваля? Да потому что действительно потеряна эта вера. И второе. Под Восточной Европой мы все-таки в первую очередь понимаем страны бывшего соцлагеря. Потому что мы развивались в другом направлении и в каком-то смысле противостояли нормальному цивилизованному процессу.

...Авторское кино убило одну вещь. Оно требует сегодня от молодых принести сценарий, к чему они не готовы. Они научились профессии, они могут что-то делать, но высказывания у них нет. То, что они приносят в качестве сценариев - это все неинтересно, потому что, оказывается, им нечего сказать. Почему я говорю об авторском кино, которое предполагает: сам написал, сам снял, еще и музыку написал и т.д.? Мне кажется, что для киноиндустрии, для того, чтобы было интересно, нужно возвращать адаптированные сценарии. Сегодня, когда смотришь, я не говорю дебюты полнометражные, всегда думаешь, вдруг ты видишь зерно какое-то интересное, идею. И думаешь: боже, какой бы это был шедевр, если бы это было 15-20 минут! А вот на полный метр высказываний нет. Нечего сказать в полном метре.

Лигачева: А есть ли материал для адаптации?

Халпахчи: Я не могу сказать, что в современной литературе и даже в мировой для меня так много интересного. Но все-таки встречаются какие-то вещи. Кроме того, есть вечные понятия, вечная классика, и, наверное, могут быть различные интерпретации Томаса Манна и т.п. Есть все-таки материал, на котором можно было бы что-то снимать.

Но если говорить о том, что происходит, то какие-то свежие вещи я сегодня вижу в скандинавском кинематографе. Я посмотрел сейчас три исландские картины ‑ а там снимают не больше, чем в Украине, ‑ на самом деле и там встречаются интересные вещи. Причем универсальные. Они, как ни странно, научились рассказывать историю - то, что исчезло из кинематографа. Мне кажется, что глобальная проблема в кинематографе - это неумение рассказать историю.

Кино мы должны воспринимать не только головой, но и немножко сердцем. У молодых совершенно уходит эмоциональная составляющая. Этого сегодня нет. Или действительно потому, что нет этой веры в будущее, с чего начал господин Занусси. Это важный момент, тем более что и американская мечта умирает, когда мы все ждем дефолта.

Вальдемар Дзики: Я согласен со всем, что сказали мои коллеги. Хотел бы только добавить еще две вещи. Первая. Я думаю, что кино в Европе практически не вышло из времен 1960-70-х годов. Почему так, не знаю. Когда приходят молодые люди, они находятся под большим давлением кино новой волны и всего, что было дальше. Но это время 1960-70-х. Это было время больших мастеров, к сожалению, таких сейчас нет.

Они хотят быть, возможно, не как Джон Малкович, но как Кшиштоф Занусси - абсолютно да. Хорошо это или плохо, я не знаю. Я просто вижу, что у них нет свежей мысли. Они боятся, они копируют больше, чем говорят сами от себя. И в этом большая проблема. Думаю, это идет из поп-культуры, в контексте которой что-то можно, а чего-то нельзя.

Я вижу самоограничение у молодого человека, который все-таки, поскольку он молод, должен быть смелым. Он должен быть человеком, которому не стыдно что-то рассказывать. А чувство такое, что ему что-то можно, а чего-то нельзя. И это не только вопрос самого рассказа, это вопрос, как он видит, о чем говорит. Есть жанры, в которых нельзя рассказывать. Я спрашиваю: почему ты не расскажешь это сказкой? Ну что вы, никакой сказки! Драма - да, сказка - плохо.

Лигачева: Откуда рождается эта самоцензура?

Дзики: Думаю, это началось много лет тому назад. По-моему, разница такая. Молодой человек в Америке... Я не сильно уважаю американское кино, потому что у нас в Европе картинка американского кино совсем другая, чем она реально есть. Если смотреть на то, что делает реально кинематограф Америки, что смотрит Америка - это немного другое. Но все-таки молодой человек в Америке не боится. Он формирует свои мысли. Они разные, некоторые интересные, некоторые абсолютно неинтересные, но есть свобода креатива.

Этой свободы здесь я не вижу. И вот я думаю, что если придет время, когда молодые люди просто не будут бояться говорить своим голосом, а не копировать, вот тогда мы дождемся в Европе интересных картин. Сказать «в европейском кино» тоже сложно, потому что такого нет и, по-моему, не будет. Но, думаю, будут просто интересные картины, сделанные в Европе.

«Несчастье нашей критики, что она занимается кино»

Лигачева: Что должно произойти для этого?

Занусси: Мы постоянно говорим о кино, а значит, должны говорить и об обществе, об историческом контексте. Кино изолировать невозможно. Я за это постоянно ругаю кинокритиков. Извините, что говорю это в вашем присутствии, но считаю, что за последние 20 лет кинокритика невероятно повредила культуре кино. Прежде всего потому, что она не думает о контексте, когда судит. Критика, которая говорит «мне нравится, мне не нравится» - это неинтересно. Мне интересно, только если критик умеет сказать, ПОЧЕМУ это нравится. А этого я не слышу. Я слышу только о рейтингах, сколько звездочек на продажах этой картины в кино и на телевидении.

Лигачева: Допустим, в Украине с этим проблема, потому что особо и нечего критиковать-то, как уже сказал Сергей Созановский, нет киноиндустрии как таковой. Но в той же Москве, если говорить о постсоветском пространстве, с производством фильмов ситуация все же намного лучше...

Занусси: Я бы сказал, что российская критика лучше всех. Но постмодернизм привел нас к такому состоянию, что рассказ невозможен. Это один из ключевых тезисов постмодернизма, в который поверили молодые кинематографисты. С другой стороны, то, что происходит с публикой, так же важно, как и то, что происходит с творцами. Публика тоже не верит сегодня в свое будущее и живет только страхом, что придут эмигранты, террористы, придет разрушение удобного милого мира, в котором мы живем. Для этого нужен совсем другой комментарий.

Вы запомнили вестерны, миф Дикого Запада. А я у России спрашиваю: а где миф победы в Сибири? Никто не верит, что наша цивилизация, я не говорю Россия, но евроатлантическая цивилизация вообще останется в Сибири. А на наших глазах ее теряют. Не будет мифа людей, которые поехали и привели Сибирь к процветанию. Никто в это не поверит, ничего похожего. Мы помним «Сибириаду», уже тогда никто в это не верил. А что это значит? Что наша цивилизация не в состоянии развиваться, даже если есть возможности.

Лигачева: То есть постпостмодернизм невозможен в принципе?

Занусси: Нет, думаю, что он придет, но еще не пришел.

Халпахчи: По-моему, слово «постмодернизм» искажено критикой, потому что его вставляют, где нужно и не нужно. В целом меня больше задела другая мысль. Я часто перефразирую известную поговорку: «Каков поп, таков приход». Сегодня, к сожалению, в искусстве и кино наоборот: каков приход, такой поп. Я это почувствовал еще в конце 1970-х, когда после большого перерыва я попал на Таганку. И посмотрел уже намного позже после премьеры их «Мастера и Маргариту». И я понял, насколько изменился зал и подача каких-то реплик. Она была рассчитана уже на более дешевую аудиторию, на другую реакцию. На реакцию какой-то хохмы, а не глубокой мысли.

И это происходит сегодня везде. Не потому что мы хотим получить эту большую аудиторию, но, наверное, и поэтому тоже. Рассчитывая на то, что вместо плохого вкуса называется массовой культурой... Когда-то, на заре создания телевидения в Украине, я пришел к одному известному телепродюсеру. А он в это время просматривал свою утреннюю программу и спрашивает меня: кто это может смотреть? Я говорю: я у тебя хотел спросить, кто это может смотреть.

Переходя уже к поп, хочется сказать: ну, дай чуть-чуть, хоть на полступеньки выше ожиданий сегодняшнего вкуса массовой аудитории какой-то материал! Потому что нельзя все время понижать вкус. И сегодня это происходит, потому что действительно востребована совершенно другая реакция на реплики. Думаю, даже если показывать классическое кино в обычной аудитории, мы увидим, насколько иначе зрители реагируют на какие-то вещи, даже в комедийном жанре.

Массовый зритель и кино

Лигачева: Но еще до начала нашей публичной дискуссии мы услышали о том, что, наоборот, уже сейчас у самой публики появляется желание видеть иного рода продукцию, чем телеаттракционы. Сама публика уже хочет чего-то более высокого...

Халпахчи: Оно есть, но его все время где-то понижают, совершенное недоверие к этому.

Занусси: Сейчас (в Польше. - ТК) открывается специализированный канал, который, к сожалению, экономически не может обеспечить производство. Это несчастье. Но зритель у них имеется, хоть и не такой массовый, чтобы можно было масштабно что-то производить.

Гордейчук: Мы видим, что даже в рамках холдингов бизнесмены считают, что они не могут себе позволить производить что-то, не дающее хороших рейтингов, что это невозможно в принципе...

Созановский: На самом деле возможно. И это логика любого бизнеса, не только кинобизнеса. Это мое глубокое убеждение. Когда мы начинали заниматься еще даже не телевидением, а юриспруденцией много лет назад, мы странным образом, откуда, собственно, зародилась вся моя медийная и телевизионная история, решили сделать внутри юридической компании отдел, занимающийся авторскими и смежными правами. За это в принципе не платили. Тем не менее, мы пытались создавать первые договоры, когда Руслана ехала на «Евровидение», еще что-то, «ВИА Гра», Костя Меладзе подписывал соглашения. За счет чего мы выживали? Выживали за счет корпоративного, налогового права и т.д. Мы имели возможность дотировать это направление внутри частной юридической компании.

Точно такая же история. Почему нет критики? Кино нет. Опять-таки, лично мы не занимаемся кино по одной простой причине - в этом нет бизнеса, к сожалению. Мы будем этим заниматься, когда позволим себе, так или иначе, дотировать это направление. Сейчас мы только-только начали выползать из посткризисных историй. И мы будем это делать, не очень активно, но будем.

Насчет зрителя. Тоже абсолютно правильно было замечено, что зритель хочет большего уже сейчас. Мы немного экспериментируем, у нас есть киноклуб при студии, показываем там разное кино. Оказывается, оно есть вообще, в принципе. Люди открывают глаза. Возможно, они даже не знали о существовании такого кино.

Идея была изначально проста. Я хотел, чтобы наши сотрудники, наши работники видели, как делается настоящее кино. Мы начали с просмотра старых голливудских лент, иногда посвященных кинопроцессу. Конкретная история, нет спецэффектов, нет ничего, но сыграно, снято, свет, декорации - это ручное, это хенд мейд, это не станки. Я думаю, публика готова, ей нужно это дать. Только этого нет.

Гордейчук: В рамках холдинга «Интер», в котором вы работали, было больше возможностей, чем на Film.Ua.

Созановский: Это вопрос спорный. Где-то в 2008 году я попробовал по воскресеньям завести на «Интере» линейку кино. В 11 часов вечера, когда, вроде бы, любители Макдоналдса и мыла уже спят. Я с трудом, благодаря нашим большим пакетным сделкам, набрал порядка 20-25 картин. Когда я дошел с долей аудитории до 2%, подумал, что, наверное, нужно прекращать. То есть формально мы продотировали возможность показа зрителю суперхитов, которые взяли, наверное, за последние 10-15 лет лучшие премии. Я держался недель 16. Это очень хорошо. Условно говоря, на планерке, которая происходит по понедельникам, я смотрел: вот эта доля плохо, нужно подтягивать, вот эта. А что у вас там с линейкой воскресной?

Лигачева: Но вы же говорили, что может бизнес дотировать.

Созановский: Мы дотировали.

Лигачева: Желания дотировать хватило на 16 недель :-).

Созановский: Где-то так. Тут несколько иной вопрос. Я, к сожалению, не мог собрать на «Энтер фильме» всё то кино, которое нравилось мне. Это проблема скорее не моя, а проблема того, что пакетные сделки не предполагают подобного, я не могу взять вот это, это и вот это у Universal, Paramount, Disney и т.д. Это практически невозможно. Но наш музыкальный канал крутил ту музыку, которая нравилась лично мне. Он был катастрофически убыточен.

Занусси: Может, это была плохая музыка?

Созановский: А это еще один вопрос, который мы начали обсуждать. Вопрос вкуса и субъективизма. Мне нравится это кино, а это кино не нравится.

Занусси: Здесь, я думаю, вы уже входите в постмодернизм. Мы несколько тысяч лет жили с очень ясными и простыми понятиями вкуса. Был высокий вкус и низкий вкус. А сейчас, чтобы оправдать низкий вкус, постмодернисты начали говорить, что это субъективно. Есть латинская пословица: «О вкусах не спорят». Вкус либо имеется, либо нет. Там нечего рассуждать. Это не субъективно, это абсолютно объективно. Вкус вкусу не равен ‑ как человек человеку рознь. И просто вкус некультурного человека низкий, а вкус культурного высокий.

Только о вкусе некультурного человека никто не спрашивал, потому что его покупательная сила была низкой. Извините, что я напоминаю слова моей бабушки. Она удивилась, когда появились романы, книжки для служанок. Она сказала: как же, служанки, они уже грамотные? Раньше не стоило создавать таких романов, их бы никогда не купили, потому что ни денег, ни даже возможности читать не было.

Гордейчук: Сейчас, получается, только служанки грамотные...

Дзики: Но то, о чем господин Занусси говорит сейчас, может быть, существовало всегда. Я думаю, что, по большому счету, ничего не поменялось. Только где-то в конце ХХ века мы начали это по-другому называть. Не было культуры высокой и низкой, а была культура массовая, поп-культура и...

Занусси: На моем фестивале говорили, что поп-культуру мы из вежливости так называем, а на самом деле она низкая. Большинство совсем не обязательно во всем право, мы это знаем по статистике. Вчера я вашим студентам (участникам мастер-класса Вальдемара Дзикого. - ТК) тоже напоминал об этом. Как говорил мой отец: если это бестселлер, отдай шоферу, но сам не читай. А что может быть бестселлером? Нехороший роман. Ни один хороший роман не мог быть бестселлером в ХХ веке. В ХІХ-м мог, потому что круг читающих был элитой, кроме элиты, никто не читал. Музыки настоящей никто, кроме элиты, не слушал. Кто слушал Моцарта? Еще даже концертных залов не было, эта музыка была только для дворян.

Лигачева: Сегодня ситуация абсолютной, массовой грамотности, торжества массовой культуры. Или низкой культуры. Что делать тем, кто хочет видеть высокую культуру? И наоборот, что делать тем, кто хочет, может быть, подтягивать либо уровень публики, либо уровень массовой культуры?

Занусси: Никто не спрашивает, почему, несмотря на то, что Мариинский театр не понравился моему коллеге (Андрею Халпахчи. - ТК), общество все-таки тратит огромные деньги на невероятно убыточный театр оперы и балета. И даже никто не спрашивает - зачем. Не появился еще политик, который бы сказал: а хотят ли ваши колхозы платить налоги, чтобы Мариинский театр мог показывать «Дон Кихота» маленькой группе людей, которой что-то не нравится. Это понятно. Потому что на опере денег никто не может сделать.

А на кино можно заработать, поэтому встречается столько олигархов. Они, не думая, дадут денег на оперный театр. Потому что у них нет подозрения, что кто-то будет на этом богатеть. Богатые люди в Америке сразу, в одном поколении, поняли, что надо поддерживать «Метрополитен-опера». Но на кино они денег не дадут, потому что рядом с ними кто-то делает деньги на этом ‑ они боятся обмана. У них чувство: как же, я буду за это платить, а другой на этом зарабатывать?!

Созановский: Точно, точно. Мы сейчас обсуждали историю с одним очень известным большим человеком, который сказал: «Хочешь из миллиардера превратиться в миллионера? Займись кино». Это тоже реальная проблема на самом деле. Я говорю сейчас о рынке Украины, возможно, частично о рынке России. По рынку бродит огромное количество проходимцев, которые хотят заработать. В лучшем варианте ‑ сделать некий формальный продукт и хоть таким образом купить себе индульгенцию, а в худшем случае они просто исчезают. И это большая беда именно сегодня, именно в тот момент, когда государство практически не помогает. Оно, вроде бы, разворачивается, разворот идет медленно, очень долго. В этот момент, я считаю, один из возможных факторов - частные деньги, но людям нужно показать, что это работает.

Что происходит в настоящий момент и происходило последние пять лет? Приходит, уговаривает человек, он тратит все-таки какие-то деньги. А через три года после того, как он начал их тратить, он приезжает в Венецию или Канны, идет по дорожке и думает: господи, я же мог сюда за пять тысяч евро приехать, а приехал за 15 миллионов! Какой-то абсурд.

Халпахчи: Здесь действительно важный момент. Это уже касается нашего рынка, касается, наверное, той условной Восточной Европы, о которой мы говорим. Настолько обманули этих инвесторов в том, что на кино можно сделать деньги, что надо вложить в фильм, что это будет шедевр - и в результате отпугнули эти денежные мешки, которые могли бы все-таки, как в оперный театр, вкладывать деньги, но для какого-то своего имиджа.

Возвращаюсь к тому, что сформулировал господин Занусси. Толкование знаменитой латинской поговорки о вкусах на самом деле было переиначено за эти годы. Если ее истинное толкование: либо есть вкус, либо его нет ‑ то у нас всегда интерпретировали так, что каждый, мол, может оценивать по-своему: о вкусах не спорят. Потому что в зависимости от вкуса что угодно может быть хорошим, что на самом деле неправда.

Созановский: Что дает право сказать, что Пушкин не хороший поет.

Халпахчи: Действительно, за это время произошла подмена понятий, опять-таки, о высоком и низком. Потому что если говорить, что не вся массовая культура является низкой, то, в общем-то, опера в свое время тоже была массовой культурой. Она не была изначально такой высокой культурой.

Занусси: Опера была гораздо более популярной, но это еще театр Шекспира.

Халпахчи: Но если говорить о поп- как о слове «популярный». И сегодня происходит то же самое. Когда приносишь какой-нибудь фильм на телеканал с предложением, что стоило бы в какую-то линейку его купить и запустить, нам говорят: ну это же артхаус. И в это понятие вкладывают обычную французскую комедию, потому что это не американский блокбастер. Так любая мелодрама становится вдруг артхаусом...

Дзики: Это правда. И на этот счет к общенациональным телеканалам возникают претензии. Но телевидение - это зеркало. Оно не работает так, что формируется вкус, который ты можешь предлагать шести миллионам людей. Они просто не посмотрят и не смотрят.

Гордейчук: В советское время телевидение было тоже другим.

Дзики: Минуточку, оно было только одно. Тогда не было выбора.

Халпахчи: В советское время на польском телеканале были всегда циклы истории кино, были какие-то вещи, чего мы не видели.

Дзики: По той причине, что были люди, которые хотели это смотреть. Но если всего 2% платят, ты просто не выдержишь, потому что ты зеркало, ты делаешь бизнес.

В ближайшее время читайте вторую часть сокращенной версии круглого стола «Перспективы развития кинематографии и медиабизнеса в Восточной Европе и на русскоязычных территориях. Различия между Востоком и Западом Европы».

Фото Олега Шинкаренко