Я еще молодой журналист, но застал - изучал линотипы, и даже видел, как наборщики шилом теснят стойкие оловянные литеры, чтобы воткнуть между ними шпацию. Старая добрая печать - это название процесса и одновременно название целого класса СМИ, который теперь модно называть принтом. То есть печатью.

Отовсюду слышны рассуждения о том, что принт "уйдет в провода" - в Интернет. И с тем умрет. Финансовый кризис, убивающий издания совсем по другим причинам, еще более подстегнул разговоры о смерти газет и переходе журналистики в Интернет.

Но что-то внутри меня противится этим прогнозам. Это либо ретроградство, либо подозрения, что в принте есть нечто, чего не может быть в Интернете. И поэтому классическая печать не умрет.

Прогнозы о смерти газет обычно подкрепляют высказываниями каких-то баффетов. Кажется, здесь есть некоторая подмена. Инвесторам - инвесторово. На самом деле, и кризис, и баффеты говорят о проблемах прежней модели медиа-бизнеса. Да, видимо, медиамагнатство, каким мы его знали с конца XIX века, заканчивается.

Однако проблемы медиа-бизнеса, скорее всего, свидетельствует о смене экономической и, возможно, культурной модели, но еще не о смерти самого феномена печатных СМИ. Диагнозы попутаны.

Экономика вторична. Если в принте есть нечто, чего не может дать читателю Интернет, то экономические модели для такого принта уж как-нибудь образуются.

Итак, в очищенном виде вопрос звучит так. Способен ли Интернет заменить принт полностью и без остатка? Если да, то принт умрет. Привычка, традиции - это вопрос времени. Принципиально все равно умрет.

Тот же вопрос можно сформулировать немного иначе: есть ли в печатных СМИ что-то специальное, печатное, которое не может быть обеспечено Интернетом? Если да, то принт выживет. И найдет потом новые экономические формы.

Возможно, сила принта именно в том, из-за чего все пророчат ему смерть, - в трудности и дороговизне издания газет и журналов. Через несколько ходов это ограничение рождает простую и важную штуку - ценз авторства.

До Гуттенберга человечество давало, может быть, десяток авторов в год. От Гуттенберга до Интернета производство человеками авторов повысилось - может быть, в год их было уже несколько сотен или тысяч. В Интернете присутствуют миллионы авторов ежедневно.

Быть автором в Интернете очень легко. С любой точки зрения - технической, психологической, экономической. А главное - никто не препятствует.

Демократизация авторства - процесс неизбежный. Но как он выглядит с точки зрения читателя? Информационный потоп - полбеды. Главное следствие, еще толком не осознанное: слово, которое с легкостью сказано в Интернете, весит очень мало, потому что таких слов очень много. По закону Центробанка, повышенная эмиссия неизбежно рождает девальвацию.

Это касается любого способа производства текстов. В советское время писателю, поэту или ученому было трудно издать книжку. Поэтому значимость и книжки, и ее автора была неизмеримо выше для общества, чем сейчас, когда типографии даже не спрашивают ISBN.

Дело не только в политических, но и в технологических, стоимостных ограничениях. То есть дело - в ограничениях вообще.

Газетная полоса может поместить ограниченное количество текста. Газета может содержать ограниченное количество полос. Именно эта ограниченность повышает значимость опубликованного в газете текста. Именно эта ограниченность принципиально противоречит природе Интернета - он резиновый.

Читатель подспудно чувствует, что если попало в газету - то это огого. Про нас (про него) в газете написали! В телевизоре показали! Разве так скажешь про Интернет? Общество верит в значимость печатного слова, справедливо полагая, что попасть на страницы прессы не так-то просто. Тем более в телевизор.

Трудность доступа к опубликованию примерно отражается в рекламных расценках: телереклама - самая дорогая, реклама в газетах и журналах - дорогая, реклама в Интернете - дешевая. В Сети места много и место это почти ничего не стоит. Число потенциальных пикселей близится к гуглу.

Технологически принт и телевещание, видимо, достигли нижних пределов стоимости производства. ...Но так рассуждать даже неправильно. С точки зрения общественных ожиданий дешевизна не является ни сильной стороной, ни ценностью для телевидения или принта. В классических СМИ царят, скорее, другие ориентиры - сделать телешоу подороже (привет, "Евровидение"!), а журнал - поглянцевей. Это принципиально дорогие медиа. Даже если они удешевляются в техническом производстве (что уже вряд ли), то стремятся к удорожанию в производстве контента... А вообще-то, все стремятся и к дороговизне технического исполнения. И этого же от них хочет общество.

Интернет построен на совершенно противоположных принципах. Его природа такова, что он всегда будет стремиться к удешевлению. Поэтому быть автором в Интернете станет еще легче, а авторов - еще больше. Разрастается огромный массив текстов, каждому из которых с точки зрения общества - грош цена. Нет-нет, безусловно, в Интернете есть хорошие тексты - я же тоже туда пишу, и еще пишут многие люди, которые пишут лучше меня. Но в целом общество дает небольшую цену слову, сказанному в Интернете.

Технические ограничения на размещение текстов в принте, а также дороговизна его производства всегда будет поддерживать веру общества в то, что печатное слово значимо. Аналогично: дороговизна телевизионного производства и вещания (да еще контроль частот государством) - всегда будут поддерживать веру общества в то, что телевизионный факт общественно значим. Как бы на него не плевались.

Дешевизна размещения слов в Интернете, наоборот, всегда будет поддерживать в обществе нарастающее ощущение обильности и малозначимости всего того, что вывалено в Сети. То, что значимо в десяти печатных СМИ, в Интернете делит свою значимость на сотни площадок, включая блоги и агрегаторы новостей. Единица значимости мельчает. Массив будет расти ускоряющимися темпами. Выделиться, доказать свою общественную значимость авторам в Интернете будет все труднее. По этой причине, кстати, инвестиции в интернет-СМИ носят венчурный характер (когда не обусловлены политическими задачами).

Физические и стоимостные ограничения по размещению текстов в принте порождают редакционный отбор, а тот - редакционную политику. Редакционная политика как раз и рождает ту значимость, которую ждет от принта общество.

Очень важно: вопрос о значимости относится не к самомнению редакций, а к сфере общественных ожиданий. Значимость печатного слова не связана даже с его качеством. Общественная значимость печатного слова является, на самом деле, верой общества в значимость печатного слова. Предмет веры не может производиться кем угодно в каких угодно количествах. Он обязательно должен быть локализован и отдан в доверительное управление специальным служителям культа, в данном случае - жрецам читабельности. Пусть даже этих жрецов не любят и побивают - в общем-то, со жрецами такое бывает. Это не отменяет сакральности их работы. Локализовать и, прошу прощения, сакрализовать слово в Интернете невозможно. Оно там доступно всякому.

Да, интернет-СМИ тоже говорят о редакционном отборе, редакционной политике. Многие из них, безусловно, осуществляют редакционную политику и вводят у себя ценз авторства, порой куда более строгий, чем в печатных СМИ.

Бесполезно. Сам носитель - дешевка. Отношение к информации, полученной "по каналам Интернета", у общества очень снисходительное. Интернет будет дешеветь и дальше во всех смыслах: доступ к опубликованию, дистрибуция, доступ к прочтению - все это будет дешеветь, такова природа Интернета. Вслед за этим демократизация авторства приобретет масштаб эпидемии. Уже сейчас многие образцы общения в Интернете приближаются к уровню подворотни. Тогда как 8-10 лет назад в Интернете общалась преимущественно беловортничковая интеллигенция - просто потому, что доступ к Сети имели, в основном, люди в офисах. То есть обладающие каким-никаким образованием. Тотальная экспансия Сети усиливает в том числе конвергенцию Интернета и подворотни. Чем охват глубже, тем он шире. Вот еще одно побочное культурное следствие (или техническая причина) демократизации авторства.

Значит, отношение общества к слову в Интернете будет еще более пренебрежительным. Невысока трибунка. Единственное ограничение для Интернета - это достижение эпидемического порога. Когда-нибудь хлама станет столько, что общество выработает к нему иммунитет. Если сможет. Или станет Интернетом. Если сможет. (Оцифровка сознания, копирование личности и все такое - работы ведутся).

В этом смысле даже сильные и амбициозные интернет-редакции просто попадают в плохое окружение. Элитный ресторан на пригородном вокзале. Они сейчас все усилия прилагают к тому, чтобы доказать наличие у них редакционного отбора. Это то, что у печатных СМИ есть просто по определению. Просто по причине материальной ограниченности газетной площади.

Кстати, вера общества в значимость печатного слова сохранит профессию (и даже миссию) журналиста именно в классических медиа. Ведь газеты и журналы дают читателям отобранный продукт отобранных авторов - это не надо доказывать, это предполагается по умолчанию. Плохих, хороших авторов - не важно. Но они отобраны своими редакциями - ведь не всякий может опубликовать статью в газете (а в Интернете - каждый).

Журналист в Интернете? Да их там пруд пруди. Одних блоггеров сотни тысяч. Профессиональным журналистам, перешедшим в Интернет, приходится специально оговаривать свою принадлежность к касте, иначе они моментально растворяются в бурных канализационных потоках самопровозглашенного авторства.

Вот косвенное свидетельство: восемь лет назад интернет-СМИ противились механизму официальной регистрации в качестве СМИ, а теперь - инициативно регистрируются как СМИ, хотя такой обязанности у них нет. Хотят носить гордое имя, в отличие от всего остального, что там. Ну, в Интернете.

Интернет сам по себе не может удостоверить журналистского статуса автора. Печатная редакция даже не задумывается об этом. Обществу очевидно: пишет в газете - значит, журналист. А кто пишет в Интернете? Да кто угодно.

Ограниченная эмиссия, limited edition - всегда повышают общественную ценность товара. Ограниченные возможности опубликоваться в принте (как и в телевизоре) для общества очевидны. И будут очевидны всегда в силу брутальной материальности бумажного формата.

Это противопоставление ни в коем случае не убивает перспектив интернет-СМИ. Все у них будет хорошо. Качественные прорывы в журналистике, видимо, будут связаны с оперативностью, возможностями интерактива, блогами и прочим "2.0". Это все свежо, интересно и прогрессивно.

Но это противопоставление простоты и сложности доступа к авторству оставляет шанс для принта. Очевидно, быстрые новости и аналитика, а также новая журналистика со встроенной обратной связью или открытой журналистской лабораторией - уйдут в Интернет. Но журналистика влияния будет по-прежнему эксплуатировать веру общества в значимость печатного слова. Новые печатные медиа будут продавать... осознаваемую обществом трудность доступа на свои страницы. Вот их ключевое отличие от Интернета.

Кстати, это же обстоятельство сохраняет хорошие перспективы для глянца и индустрии знаменитостей. Одно дело - тиснуть фотографию девчонки в Интернете. И совсем другое - на обложке журнала. Потому что в Интернете еще тысячи девчонок на других сайтах, куда перейти легко - сами лезут. А в журнале - 12 в год. Попробуй, попади в эти 12. Потом уже, конечно, ее фотографии будут тиражироваться в Интернете. Но это потом, а не вместо.

И еще любопытное свидетельство. Закрывающиеся из-за экономических проблем СМИ скукоживаются в Интернет. Газета "Business & FM", журнал "Smart money" и многие другие, которые прекращали выпуск принта, - обязательно заявляли, что издание продолжит выход в интернет-формате. В Интернете - дешевле. Если подумать, то для печатного СМИ отступление в Интернет после закрытия принта - это попытка управляемой деградации. Они тем самым недвусмысленно говорят: Интернет - низкое для настоящей журналистики место, но там есть шанс пересидеть плохие времена, как бы сохранив симулякр статуса СМИ, и мы вынуждены - пока, временно, бла-бла-бла...

Возможно, энтузиасты интернет-журналистики недооценивают фактор шума, который будет нарастать в Интернете в том числе с их помощью. Неограниченность Интернета станет серьезным ограничением для развития интернет-СМИ. Уже сегодня блоги составляют основную конкуренцию как раз таки онлайновым, а не печатным СМИ. Доходит до смешного: некоторые медийные стартапы в Интернете явно конкурируют с блогами их лидеров, и лидеры это понимают, стараются ограничить или подстроить личный блог, чтобы не портить поляну основному производству.

Потому что... поляна одна и та же! Забавное проявление блоггерской аскезы и шизофрении одновременно. Пупкин - онлайновый журналист и тот же самый Пупкин - активный блоггер - обязательно конкуренты друг другу. Причем абсолютно равносильные, несмотря на разницу в инвестициях. Потому что у обоих есть простой доступ к публике и обоих есть равносильный контент. Это как левые концерты артиста филармонии - уводят у филармонии публику. И делают филармонию необязательным институтом.

Теоретически, интересный и регулярный блоггер с парой-тройкой литературных негров и толковым новостным агрегатором с успехом побивает "профессиональную" интернет-филармонию. Потребный объем в инвестициях при этом - на подключение к Интернету да еще на тарелку супа для негров.

Вообще, задумываются ли интернет-редакторы и интернет-издатели о том, какая какофония будет разрастаться в Интернете в ходе его естественного расширения? И особенно после того, как часть профессиональных какофонов решит, что принт умер и надо переносить профессию в Интернет? Один опытный журналист, освободившись от ограничений бумажной площади, произведет в Интернете контента шума больше, чем дивизия сопливых юнцов из категории "первыйнах". А дивизия опытных журналистов? Конечно, это будет хороший, звонкий, высокопрофессиональный шум, но куда столько? И он же все равно шум.

То-то будет кумулятивный эффект после панического бегства толп журналистов и издателей в Интернет. Сеть - резиновая, но читатель-то - не резиновый. Как насчет его потребностей в "оперативной качественной журналистике" - не пресыщен ли он уже? Ах да, есть еще инвесторы и миф о рекламодателе... Вот поэтому - венчурный бизнес с вероятностями на уровне спорт-лото. Азарт есть, есть. Но в спорт-лото хотя бы количество шаров ограничено тридцатью шестью.

С другой стороны, явно переоценивается критический масштаб бедствия, учиненного кризисом в классических СМИ. Кризис прореживает медийную отрасль примерно так же, как и другие, а то и мягче. Просто в этой отрасли больше воплей, потому что кризис коснулся профессиональных производителей воплей.

Но ничего еще не решено, все только решается. Онлайновые СМИ помимо традиционной рекламы могут развивать сервисы и интерактив. Для печатных СМИ в новых условиях основным козырем, видимо, станут не новости, не аналитика и даже не мнения - все это легко переносится в Интернет. Смотреть надо не на форматы журналистики, а на ожидания и верования общества. В классических СМИ обязательно сохранится публичная значимость печатного слова, основанная на принципе limited edition. Общественная значимость печатного слова даже умножится - после кризисного прореживания и закрытия дублирующих изданий.

Теоретически, печатные СМИ смогут остаться трибуной, которая в своем зале всегда одна и организует остальное пространство зала. Есть в этом что-то неуловимо ленинское - "агитатор, пропагандист и организатор", - но с новым смыслом, конечно. Вот в этом сейчас будет интересно поковыряться. Какая-то подчеркнуто ядерная, подчеркнуто трибунная, а не размазанная по информационному полю роль печатных СМИ в своей аудитории. И аудитория должна быть самоосознанной настолько, чтобы формировать достаточно крепко сбитые ожидания значимости печатного слова. Тогда это будут платежеспособные ожидания.

Видимо, классическим изданиям придется выстраивать свои редакционные и бизнес-модели именно под ценность limited edition и публичное ожидание значимости печатного слова. Отдав всё остальное прорывной венчурной наножурналистике в Интернете - тут уж ничего не поделаешь.

Андрей Мирошниченко, главный редактор журнала «Банковское обозрение» (Россия)

«Банковоское обозрение»