Артем Скоропадский говорит о себе просто: «Национал-демократ, друг правых, верующий и консерватор». Помимо социальных тем он освещает вопросы религии, чередуя митинги и церковные службы. Похоже, «общественной» журналистикой он горит, особенно, когда говорит о гражданских акциях наподобие защиты Химкинского леса. Он родился в России и заканчивал МГУ, но работать предпочел в Украине. В Москве остались его друзья, в Севастополе - родители. О его взаимоотношениях с неродной столицей говорит простой факт: Артем с трудом вспоминает, где находится Пейзажная аллея, но увлеченно делится впечатлениями от событий Оранжевой революции.

В России Артема Скоропадского знают по публикациям о деятельности оппозиции. А также как журналиста, который в этой стране однажды был избит - то ли за инакомыслие, то ли за то, что вздумал пройтись по ночной Москве. Сейчас он продолжает вести свой блог на сайте радиостанции «Эхо Москвы», где пишет уже о событиях в Украине. Нас с ним познакомил фильм о корреспондентке «Новой газеты» Насте Бабуровой. Эта история заставила задуматься, почему в России убивают таких талантливых, сильных и молодых журналистов, и мы с Артемом поговорили о том, что происходит с демократией на улице - в Москве и в Киеве.

- Почему вы работаете в украинском «Коммерсанте»?

- Я переехал в Киев в 2005 году, когда газета «Коммерсантъ» только начинала деятельность. Тут кипела политическая жизнь, это было интересно. Я выбрал себе круг тем, на которые пишу до сих пор. В Украине работать свободней и интересней, чем в России. Тут пока что есть демократия и свободные средства массовой информации. В России тоже, конечно, можно попробовать найти пару-тройку таких изданий, но там и событий меньше. Там сплошной Путин-Медведев, Путин-Медведев, а тут все-таки и реальная партийная жизнь, и реальные выборы, и реальный конфликт интересов, борьба. А Россия - монолитная стена, там не о чем писать - разве что о перестановках в «Единой России».

Родился в 1981 году в Москве. С 1982 по 1993 гг. жил во Владикавказе, Рыбинске, Ярославле, Варшаве, Москве и Твери. В 1993-м переехал с родителями в Севастополь, в 1999 году вернулся в Москву, окончил журфак МГУ. В 2004-2005 годах - корреспондент, позже - специальный корреспондент «Российской газеты». В октябре 2005-го переехал в Киев, где до августа 2007 года работал корреспондентом газеты «Коммерсантъ-Украина». Одновременно с этим - автор колонок на «Гранях.ру» и в украинском журнале «Корреспондент», в разное время публиковался в «Независимой газете», еженедельнике The New Times, «Новой газете» и журнале «Большой город». После Киева работал в Москве: был корреспондентом отдела политики и общества «Газеты» и редактором на «Гранях». В 2008 году жил в крымском поселке Симеиз. Сейчас снова живу в Киеве, снова работаю в «Коммерсанте». Из блога Артема Скоропадского

- Гражданские и политические акции протеста в России - интересуются ли российские СМИ этой тематикой? Какие именно издания?

-Нет. Может быть, две-три газеты пишут об этом - наш российский «Коммерсантъ», «Новая газета», интернет-сайт «Грани.Ру», радиостанции «Эхо Москвы» и «Радио Свобода». Они освещают и деятельность «Марша несогласных», и марши правых активистов, пишут о Михаиле Касьянове, Гарри Каспарове, Эдуарде Лимонове, о «Дне гнева» и «Стратегии 31», когда 31-го числа российские либеральные оппозиционеры выходят требовать реализации 31-й статьи Конституции, в которой говорится о свободе собраний.

Естественно, по телевизору это не показывают, и обычные граждане не могут увидеть эти протесты: ни левых, ни правых, ни фашистов, ни либералов - никого.

Свободные СМИ «уличную политику» освещают регулярно, но их настолько мало и они до такой степени задавлены были еще при Путине, что  обыватель зачастую не знает о требованиях оппозиции.

- Из фоторепортажей таких митингов следует, что наибольшую активность в России проявляет молодежь...

- В основном, в акциях участвует молодежь. Остались также пожилые теперь романтики со времен перестройки, приходят люди и среднего возраста - особенно на «Стратегию 31», она сейчас хорошо себя показывает. Причем на улицы выходят не только оппозиционеры, но и те же самые борцы за Химкинский лес, защитники старой Москвы или люди из объединения «Архнадзор», национал-большевики, движение «Оборона», либеральные организации.

Сейчас недовольство настолько сильно, режим настолько перегибает палку, что начали выходить совершенно аполитичные люди. Вот я упомянул в качестве примера «Архнадзор» - объединение, которое занималось сугубо сохранением архитектурного центра старой Москвы. И их тоже начинают преследовать власти, потому что это какое-то несанкционированное движение, из которого что-то может вызреть. И эти люди, которые интересуются сугубо архитектурой, тоже стали присоединяться «Стратегии 31».

-Чем в России рискует журналист, который идет на митинг?

- То, что там задерживают, - это уже ни у кого не вызывает удивления, это еще самое безобидное, что может произойти. На предпоследней «Стратеги 31» на Триумфальной площади журналисту «Газеты.Ру» сломали руку.

Была инициатива властей в 2007 году раздавать журналистам жилеты определенного цвета - чтобы СМИ видно было издалека. Но это не имело никакого действия: как только журналист куда-то «лез», «снимал на видео», его забирали в этом жилете, как и раньше. Похоже, это нововведение делалось для отвода глаз.

Журналистов могут избивать, продержать три-четыре часа в камере, понимаете? Это довольно жесткий, близкий к авторитарному, режим, где не особо считаются со свободой прессы, собраний, где все равно, что в законе о СМИ сказано, что журналист имеет право на свою профессиональную деятельность. Там милиционерам плевать: если скажут забирать всех, будут забирать всех, корреспондент ты или не корреспондент, с удостоверением или нет. Вплоть до того, что арестовывают, не разобравшись, даже журналистов государственных медиа - из РИА «Новости», например. Им легче увезти всех, а потом уже разобраться, кто свой, а кто чужой. А такие случаи были - гребут, простите за такое слово, всех подряд.

- Украинские журналисты редко готовы довести тот или иной прецедент препятствования журналистской деятельности до возбуждения уголовного дела. Чаще в милиции журналистам навязывают такую формулировку претензий, как «хулиганство»...

- В России, мне кажется, в суд особо никто не обращается, потому что все равно никакой пользы от этого не будет. Если уж серьезные дела власть пытается повернуть в сторону или замолчать, то кто там будет разбираться с рядовыми журналистами? Власть не рассматривает медиа как серьезную институцию, и я не помню, чтобы коллеги, которых арестовывали, подавали какие-то иски. Это действительно бесперспективно.

- Помните ли вы случаи, чтобы кто-то из пострадавших журналистов выиграл суд?

- Не помню. Я сомневаюсь, что такое дело даже приняли бы к рассмотрению в России.

- Кто чаще всего выходит на митинги в Москве? В фильме российского режиссера Валерия Балаяна «Любите меня, пожалуйста» идет речь о том, что марши в столице России устраивают даже организации, которые относят к фашистским...

- Наибольшую активность проявляют не фашистские организации, а скорее радикально-либеральные: «Оборона», бывшая «Смена», оранжевая организация «Мы». Они постоянно борются с той несправедливостью, которая сложилась со свободой слова, борются с коррупцией, со своеволием чиновников. Молодежное «Яблоко» было очень активным, сейчас уже меньше. Все перечисленные организации можно отнести к молодежным антисистемным движениям.

Что касается правых, мне кажется, это страшилка властей - в России присутствуют, скорее, разрозненные группы. Было такое Национал-социалистическое общество, с действительно жесткой дисциплиной и отделениями в крупных городах. Было Движение против нелегальной миграции. Но, насколько я могу следить отсюда, большого влияния на политику они не оказывают. Хотя в их стиле придти ночью и зарезать дворника-таджика, убить профессора, который исследует нацизм, или борца с фашизмом.

Все эти движения абсолютно разрозненные, в той или иной степени радикальности, постоянно грызутся друг с другом, видя друг в друге провокаторов, как это часто бывает в радикально правых структурах.

Что касается маршей, последний, если я не ошибаюсь, «Русский марш» проходил в каком-то промышленном районе наподобие Борщаговки. Это единственное место, где им разрешили пройти, среди новостроек. Этого шествия не наблюдали ни жители близлежащих домов, ни туристы, которые бывают в центре. Телеканалы тоже об этом не сообщали. Представители Движения против нелегальной миграции тоже не заявляют открыто: «Мы поводим консультации о том, как бороться с нелегалами». Люди, которые убивают, не участвуют в маршах, они глубоко законспирированы.

- Насколько сильно в России противостояние фашистов и антифашистов?

- Есть, конечно, но это какие-то локальные вещи, которые не оказывают влияния на общеполитическую ситуацию. Есть фашисты, которые не любят нерусских, есть «Антифа», которая с ними борется. Это, опять же, выливается в уличные столкновения, во время которых кто-то кого-то может зарезать ножом. Но это происходит на уровне хулиганства и драк. Что те, что другие в своем противостоянии не являются серьезными политическим силами.

Но в последний год «Антифа» поддерживает гражданских активистов, которых вообще не интересует ни тема фашизма, ни тема антифашизма. По сути, они начинают заниматься не тем, что вложено в их название, а гражданскими акциями наряду с либералами, и это хорошо. Например, история в Химках - пример того, как антифашисты занялись не борьбой с фашизмом, а борьбой за гражданские права. Конечно, это было сделано, может быть, не в подобающей манере, потому что громить администрацию подмосковного района, может быть, не очень хорошо. Но, как по мне, власть сама сделала все, чтобы граждане так себя вели и так реагировали на ее действия.

- Представители фашистских организаций открывают сайты, на которых перечисляют поименно людей, приговоренных к «казни». Насколько они опасны для интеллигенции, журналистов? Ведь среди тех, кого обвиняют в убийстве правозащитника Станислава Маркелова и Насти Бабуровой, подозревают неонацистов.

- Эти списки огромны - я их видел, там, может быть, под 200 фамилий. Но пока что я не видел, чтобы они кого-то убивали в таких масштабах. Скорее, речь идет о моральном давлении.

Сама Настя была не только журналисткой, но и антифашисткой тоже. Мне кажется, ее действительно убили какие-то радикальные правые, и о них нельзя было не упомянуть, делая фильм о ней. Когда она работала в «Новой газете», писала сугубо на одну тему - борьба фашистов с антифашистами. Из-за этого она и пострадала. Но это частный случай, и рано говорить о том, что в России фашизм поднимает голову...

Сейчас в России почти полностью все под авторитарным контролем режима Путина и Медведева. Вот это гораздо большая опасность для страны, чем какие-то фашисты, которых тоже надо преследовать и сажать в тюрьмы за то, что они делают.

- Акция в защиту Химкинского леса, о которой вы говорили, запомнилась еще одним обстоятельством: она длилась менее получаса, произвела огромное впечатление на российские и украинские СМИ и не повлекла за собой жертв. Не является ли это знаком, что пора переходить к более цивилизованным протестам, не требующим крови и жертв, - заявлениям, арт-акциям, публичным обсуждениям?

- Заявления, понятно, какие-то пишут. А на все остальное никто не будет обращать внимания. Если на «Марши несогласных» выходило по 5-7 тысяч человек, и власти к этому не прислушались, то уж тем более они не будут прислушиваться к каким-то тонким штукам. Поймите, что нынешняя российская власть - это такой бульдозер, он давит, и ему все равно кого давить. Если люди вынуждены действовать так, как действовали защитники Химкинского леса, когда громили администрацию, то о каких выставках может идти речь? Я думаю, оппозиция будет радикализироваться больше - если ее загнали в глухой угол, запрещают и разгоняют все акции, естественно, что она будет прибегать к таким методам, как защитники Химкинского леса, которые громят администрацию и расстреливают ее из пневматических пистолетов. И не то чтобы этим людям так уж хотелось громить. Но если власть не понимает других методов, гражданское общество, и особенно молодежь, радикализируется.

- Кто на данный момент в России заменил правозащитника Станислава Маркелова, известного своей принципиальностью?

- Никто. Мне кажется, Маркелов, который столько тратил времени, сил и даже часто личных денег на помощь оппозиционерам - конечно, исключительный случай. Я сомневаюсь, что в ближайшее время в России появятся личности, способные заменить Стаса или Анну Политковскую. Есть, конечно, люди, которые прилагают усилия к защите оппозиции, но уже не столько, как Маркелов.

- Имеет ли, по вашему мнению, отношение к правовой защите «Правозащитное общественное движение "Русскоязычная Украина"»? Известны ли вам случаи, когда они вели громкие юридические процессы?

- Это вообще какие-то авантюристы и провокаторы, по-моему. Одна из их громких акций - выставка в Украинском доме, которую вообще непонятно зачем устроили. Кого они могут защищать? Кто хочет говорить на русском - говорит на русском, кто хочет говорить на украинском - говорит на украинском. Я не помню, чтобы во времена Ющенко кого-то притесняли и хватали за русский язык до такой степени, что требовалась правозащитная помощь. Конечно, ни о какой защите речи идти не может. Это все политический проект Партии регионов.

- С вашей точки зрения, активнее ли, по сравнению с Россией, гражданское общество в Украине?

- Активнее, безусловно, это одно из главных достижений Оранжевой революции. Люди поняли, что от них что-то зависит, почувствовали свою силу и возможность оказывать влияние на власть, запрещать ей нарушать их права. Посмотрите, сколько после революции появилось партий и общественных организаций, которые занимаются и мониторингом выборов, и конкретными проблемами по застройкам в Киеве, экологические и студенческие союзы.

Молодежь почувствовала, что никто другой, кроме нее, не защитит. Они поняли: раз мы можем решать проблемы в масштабах всей страны, то уж, наверное, мы можем решать проблемы в масштабах города - если речь идет о конкретных застройках, к примеру. И до сих пор тенденция остается. Я общаюсь со студентами КНУ имени Тараса Шевченко, Киево-Могилянской Академии - это активные люди, которые интересуются политикой намного больше, чем их сверстники в России.

- По вашим наблюдениям, насколько возросла активность «уличной политики» в Киеве?

- Был всплеск после революции, а потом все притихло, потому что Ющенко и так был демократичным президентом. Многие партии, по сути, стали не нужны. Та же самая «Пора»: она выполнила свою роль в организации Майдана. С приходом Януковича таких акций стало больше и больше стало задержаний, больше конфликтуют мелкие партии и общественные организации с милицией, с СБУ. Участники акций ВО «Свобода», «Коалиции участников Оранжевой революции» сейчас снова начали активно заниматься политической деятельностью и практически на каждой акции их задерживают - во время приезда визита патриарха Кирилла в Украину, в День независимости, во время акции солидаризации со «Стратегией 31» возле Посольства РФ, на вокзале во время отправления «Поезда дружбы». Той же организации Femen при Ющенко сделали какое-то предупреждения, а сейчас у них куча штрафов, административных правонарушений, и ни одна из их акций не обходится без вмешательства милиции.

Все чаще приходится писать не о том, как проходит митинг, а о том, как милиционеры забирали его участников. До 2007 года особых конфликтов с милицией я не могу припомнить. Я помню марш ветеранов повстанческой армии в 2005 году - там были действительно очень жесткие столкновения и между участниками акции, и с милицией. Но тогда милиция занималась не тем, что разгоняла правых и левых, а пыталась оттеснить их друг от друга. Была еще акция, спровоцированная левыми на день рождения Тараса Шевченко в 2007 году, когда правые устроили свой митинг, а левые пришли в противовес возлагать цветы. Завязалась сильная потасовка, которую милиция не смогла предотвратить, и тогда задерживали людей.

Но таких массовых арестов и задержаний людей, как сейчас, не было. При Януковиче Украина выбрала довольно авторитарный и жесткий путь России.

- Есть ли какая-то разница, по-вашему, в поведении украинских и российских правоохранительных органов по отношению к митингующим журналистам?

- Если в России милиционеры целенаправленно задерживают представителей СМИ, то тут - если попался под горячую руку, не успел показать бейджик или удостоверение, милиционеры пока что лояльны. Они понимают, что журналистов трогать нельзя, и когда показываешь пресс-карту, люди в форме понимают, что это не тот человек, которого надо задерживать или как-то грубо с ним обращаться.

А журналисты на митинги приходят в большом количестве. В том-то и различие между Россией и Украиной, что здесь пока что большинство газет и каналов освещают такие события, и я ничего такого не знаю, чего не знал бы обычный зритель 5-го канала.

- В последнее время представителей МВД все чаще интересуют источники информации журналистов, которые освещают митинги. К примеру, такие вопросы задавали медиаактивистке Елене Белозерской. Недавно Генпрокуратура заинтересовалась источниками информации интернет-издания «Украинская правда». Скажите, является ли информация о предстоящих собраниях инсайдерской?

- Если речь идет о таких акциях, которые часть посещает Белозерская, то конечно. Все остальное можно прочитать в анонсах.

То, что Белозерскую вызывали в МВД и требовали делиться источниками информации, преследовали и забирали адвоката, - это конечно, незаконные действия милиции, и это тоже очень опасная тенденция. Потому что она уже лет шесть занимается журналистикой, и до этого никаких вопросов к ней не возникало, а теперь вдруг они начали возникать. Возможно, это связано с тем, что Белозерскую зовут на акции, насколько я понимаю, автономные правые. А это такая структура, в которой они даже друг друга не знают. Они используют маски, прибегают к серьезной конспирации и общению при помощи почты и эсэмэс. Конкретного лидера там нет: устраивают акцию и разбегаются. Естественно, они могут прислать Белозерской эсэмэс: «Через 15 минут будет акция. Приходи», и если она успеет, то придет. Но ведь речь идет о небольшой автономной группке политических хулиганов, способных лишь на такие действия, как закидать дымовыми шашками мэрию или магазин.

У них есть хорошие идеи, но Украина еще не до такой степени авторитарна, как Россия, чтобы нужно было бросать шашки. Здесь еще можно бороться при помощи митингов, акций протестов, баллотироваться в депутаты местных советов. Ведь идти громить Химкинскую администрацию можно, если только ситуация достигнет уровня России. Здесь же еще есть, и даже при Януковиче, возможность политической борьбы в рамках закона.

- В июне этого года вам звонил неизвестный, который представился сотрудником СБУ и рекомендовал меньше общаться с представителями праворадикальных организаций. Чем закончилась эта история?

- Ничем абсолютно. После того, как я всю информацию опубликовал, этот случай получил такое распространение, что представители СБУ (или провокаторы) оставили меня в покое, и никто ко мне больше не подходит, никто меня больше не беспокоит.

Но, с другой стороны, хочу заметить, что был депутатский запрос от Елены Бондаренко в тот же день, когда эта информация появилась, и сейчас была история с журналисткой Викторией Сюмар - и Бондаренко тоже написала запрос, в котором также попросила уточнить, чем закончилась история с Артемом Скоропадским, наказан ли кто-то. Ответов от СБУ я не слышу, и я думаю, что ответов нет. Я не знаю, кто со мной беседовал по телефону - СБУ или провокатор. Но кто бы это ни был, я думаю, что СБУ должна была найти, кто это был, и выяснить, чтобы и я, и другие журналисты знали, что за звонки начали поступать с приходом Януковича.

- Интересовались ли у вас представители СБУ номером «абонента»?

- Нет. Ко мне вообще никто официально не обращался из СБУ. Ни разу.

Фото Руслана Новосёла