Сергей Галетий о поддержке украинской киноотрасли: новые правила и старые проблемы
23 марта этого года Верховная Рада приняла закон «О государственной поддержке кинематографии в Украине» с предложениями Президента Петра Порошенко. А 7 июня председатель Госкино Филипп Ильенко заявил, что к Закону нужно еще разработать и принять 27 новых нормативно-правовых актов, а также внести изменения в 19 существующих. Для разработки новых и корректировки существующих нормативно-правовых актов Госкино создало рабочую группу в составе 20 человек, в которую вошли представители киноиндустрии, юристы медиагрупп, сотрудники Госкино. Возглавляет рабочую группу Филипп Ильенко.
Недавно Госкино подало в Минкульт план финансирования на три года и просит выделить из госбюджета в 2018 году на поддержку кинематографии 2 млрд грн. В этой сумме заложены 800 млн грн. на прямое финансирование кинопроизводства, 500 млн грн. – на поддержку производства сериалов, 500 млн грн. – на кэш рибейты, 200 млн грн. – на продвижение фильмов. Различные участники киноиндустрии (продюсеры, сценаристы) многократно высказывались о том, что ждут от реализации этих планов определенного прорыва в производстве как полнометражных фильмов, так и телесериалов.
О стартующей реформе киноотрасли, проблемах переходного периода и новых правилах работы «Детектор медиа» поговорил с Сергеем Галетием, продюсером, редактором, членом Национального союза кинематографистов Украины (НСКУ), главой комиссии НСКУ по предложениям к законодательным инициативам.
– Сергей, почему, на ваш взгляд, требуется такая большая работа, чтобы сделать рабочим закон о поддержке кинематографии?
– Имплементация многих законов, чтобы их нормы действительно заработали, требует разного рода подзаконных актов – приказов, методик, уточнений по процедуре и так далее. Поскольку принятые новые нормы сами по себе – это только «общее видение».
К примеру, я был против установления платы за рассмотрение проектов на питчингах Госкино. Какая плата, для кого она? Процент тех, кто не проходит, – большой. Мало того, что их не поддержат, так ещё и деньги отнимут. И сами продюсеры у нас не зажиточные, им и так не хватает средств на разработку проекта. Поэтому «мы» или поддерживаем кинематографистов, или зарабатываем на них... Я был за первое. И таких опций там достаточно много.
Меняются правила конкурса, и это все снова пошагово нужно описать, что и за чем следует, еще какие-то регламентирующие документы. Много новаций – к примеру, возможность получения денег на девелопмент. На эту раннюю стадию кинопроекта, когда его только начинают разрабатывать, будет подаваться не тот же полный пакет, как на основное финансирование, а какая-то упрощенная форма – может ещё и сценария не быть, а только синопсис или заявка. Эту, другую форму подачи проекта и критерии его оценки тоже нужно описать.
– То есть на девелопмент будет подаваться не полная разработка проекта?
– А другого варианта нет. В новом законе какая-то часть денег будет выделяться и на другие этапы создания фильма – как допроизводственные, так и на продвижение фильма. Не знаю, как будет с сериалами, но для кинофильмов спектр поддержки станет шире.
– Я правильно понимаю, что можно будет питчить не готовый сценарий, а саму идею?
– Можно будет подаваться на поддержку отдельного этапа – на девелопмент, на доработку сценария и первичную режиссёрскую разработку в том числе. Например, если это исторический, сложный фильм, то нужно провести исследования, привлечь для художественных разработок консультантов, чтобы создать образы, костюмы, окружающий предметный мир, трюки, эффекты и так далее. Для всего этого могут понадобиться средства, не всегда они у продюсеров есть. В этом плане закон чуть-чуть идет им навстречу. Кроме того есть виды помощи, связанные с развитием кинопоказа. Поэтому в законе затронута не только производственная часть. Там есть квота (кажется, не больше 10%) на все эти нужды. Но это все должно еще каким-то образом отразиться в государственном бюджете, в котором сегодня есть только графа «на производство». Для этого нужны паспорта бюджетных программ, поскольку все бюджетные деньги должны проходить определённый порядок оформления их выдачи. Под каждое такое финансовое назначение нужен отдельный паспорт, который нужно написать, согласовать, утвердить и внести в бюджет. Только тогда такое финансирование действительно станет для кинематографистов возможным.
– Для реализации закона нужны не только подзаконные акты, изменения в другие законы, но также новые приказы и прочая служебная документация?
– Верно. Правда, изменения к законам – в меньшей степени... С налоговыми изменениями ожидания оптимистические – первое чтение эти законопроекты прошли. Однако надо учитывать, что есть документация, которую надо принять на уровне Кабинета министров Украины и Министерства культуры. Тут всё не только от Госкино зависит. Госкино реализует государственную политику в сфере кинематографии, а Министерство культуры – его вышестоящий орган – формирует такую политику. Поэтому какие-то распоряжения и приказы нужно менять и в Госкино, и в Минкульте. Плюс утверждение в Минюсте, чтобы документы были легитимными. А если Минюст – то значит, они должны быть еще с несколькими органами исполнительной власти согласованы – как минимум, это Минфин и Минэкономики. Поэтому имплементация законодательных норм – это еще достаточно большая бюрократическая работа, которая должна быть сделана, чтобы закон реально заработал.
– И если новые правила еще не прописаны, то непонятно, каким образом пройдет осенний конкурс проектов Госкино?
– Да, здесь пока много неопределённости. Новый закон уже действует, но соответствующие процедуры под него ещё не запущены. Подписание закона попало на тот период, когда предыдущий конкурс Госкино уже был объявлен. И в переходных положениях закона написано, что если конкурсы уже идут, то они идут по старым правилам. Но это было объявлено зимой. А если до конца года ввести новый механизм не успеют, то будет ли проводиться в этом году осенний питчинг? И по каким правилам? Хотелось бы, чтобы успели, иначе может получиться более чем годичный разрыв между одним питчингом Госкино и другим. А их как минимум надо проводить дважды в год.
– А пинчинг, который пройдет осенью, – это уже под финансирование из бюджета будущего года?
– Тут нет такой прямой зависимости – сколько выделили бюджетного финансирования, столько же должно быть проектов, ровно на ту же сумму. Действует другой принцип. На питчингах не ставится цель уложиться в бюджет какого-то года, экспертная комиссия просто оценивает проекты, и они получают ту или иную рейтинговую сумму баллов. Проект может пройти сейчас, а контракт на производство может быть подписан через год или два... Не бывает так, что за два-три месяца после питчинга подписываются все контракты. Если продюсеру нужно найти недостающую долю финансирования, то ему ещё надо время, чтобы привлечь инвестора. До питчинга, как правило, он такого гарантированного участия инвестора в проекте не имеет, напротив, именно получение подтверждения от Госкино даёт ему больше шансов найти инвестора или партнёра. И пока продюсер не подтвердит того, что (уже в соответствии с новой моделью) нашел остальные 20% финансирования для кинофильма или 50% для сериала, Госкино с ним договор не подпишет. Бывают и другие причины, по которым откладывается заключение договора. Например, кинокомпания не сдала еще предыдущий профинансированный государством проект, и Госкино говорит: подождите, сдайте сначала то, что у вас сейчас в работе. Например, Ахтем Сеитаблаев получил одобрение своего проекта «Захар Беркут» с припиской, что он должен сдать все свои текущие картины – фильм о киборгах, ленту «Чужая молитва».
Одним словом, проекты, которые участвуют в питчинге Госкино, не привязаны к бюджету какого-либо года. Я интересовался у членов комиссии: вот выделили из бюджета определенную сумму, а для финансирования одобренных проектов потребуется в полтора раза больше денег. Мне ответил очень уважаемый мною член комиссии: «А мы деньги не распределяем, мы выставляем оценки за качество самого проекта…»
– То есть не стоит задача поделить определенный выделенный бюджет между проектами?
– Нет, не стоит. Комиссия выставляет рейтинговые оценки проектам, а как там дальше получится – это уже пусть у Госкино голова болит, когда будет подписан договор и осуществится запуск производства. Если бы был квотный принцип выделения средств – столько-то на анимацию, столько-то на неигровое кино, столько-то на другие проекты – они бы запутались в этих квотах. Вдруг получится так, что на какой-то проект не хватает 100 тыс. грн., у кого их забрать? Кто примет такое решение? И, опять же, что делать, если одним конкурсом перекрывается вся годовая сумма? Результат работы комиссии – рейтинговый список. Попали деньги в Госкино – кто первый успел найти инвесторов, заключить контракт, завершить девелопмент проекта, то есть кто раньше готов, с тем и подписывают договор на финансирование. А будут ли на этот момент у Госкино деньги – это не проблема комиссии, которая оценивает проекты на питчингах. Если проект принят в план производства, его утвердила коллегия Минкульта, то просто необходимо дождаться своей очереди на получение финансирования от Госкино.
– Бывает ли так, что какие-то одобренные комиссией на питчинге проекты так и не получают финансирования Госкино?
– Да, есть проекты, которые не дошли до этапа подписания контракта с Госкино и выпали из плана производства. Были и такие, что прошли питчинг, но фильм так и не состоялся. Причины могут быть самые различные – не нашли до финансирования, отвлеклись на другой проект, возникли конфликты внутри группы…
– Или, например, у продюсера не было денег на девелопмент, а сценарист не захотел писать сценарий бесплатно?
– Да самые разные причины! Поэтому у питчинговой комиссии не стояла задача довести проект до заключения контракта с Госкино. Эксперты комиссии лишь формировали рейтинговый перечень интересных с их точки зрения проектов.
– Новый закон что-то изменит в системе питчингов Госкино?
– Да, на мой взгляд, новый закон принципиально меняет эту демократическую модель, потому что теперь решение будет принимать Совет по государственной поддержке кинематографии. Теперь экспертная комиссия становится лишь совещательным голосом, хотя сейчас именно она принимает окончательное решение, одобрить проект или нет. И совет, который теперь по закону принимает решение, выделять ли деньги проекту, может не согласиться с выводом экспертной комиссии. Я подавал 30 правок к этому законопроекту через двух депутатов, через Союз кинематографистов и через группу «Культура» «Реанимационного пакета реформ» (РПР), участвовал в заседаниях профильного комитета Верховной Рады, отстаивая их, но прошло только 10 из этих 30. После того, как не прошла одна очень принципиальная для меня поправка, связанная с авторскими правами, я больше не участвовал в работе комитета. Но что прошло, то прошло. Какие-то проблемы удалось «вылечить», но какие-то – не удалось. Вот не удалось убрать из закона определение, что Госкино теперь будет тратить деньги исключительно по решению этого Совета. Я спрашивал почему «исключительно», а если это какие-то мелкие траты? Поэтому предлагал убрать слово «исключительно».
– Получается, этот совет в каком-то смысле подменяет Госкино?
– По Бюджетному кодексу руководитель органа исполнительной власти несет личную ответственность за расходование бюджетных средств: сначала министр – за распределение денег на подведомственные сектора, потом руководители этих подведомственных органов – на внутренние подразделения. У нас в стране принцип единоначалия. Притом, что, как мы уже сказали вначале, все целевые назначения прописываются в паспортных программах. То есть за расходование бюджетных средств отвечает глава Госкино, он государственный чиновник. А вот члены совета – не госчиновники. Выходит, что они принимают решение о расходовании бюджетных средств, но не отвечают за это по Бюджетному кодексу. С одной стороны, коллегиальность – это хорошо, но с другой – не тотальная же она должна быть. У управленца такого уровня не может не быть компетенции принимать какие-то финансовые решения, и для меня здесь получается дилемма: кому он подчиняется – Бюджетному кодексу, принципу единоначалия и персональной ответственности либо распоряжениям такого органа, как совет. И так теперь осталось в законе.
– Куда же смотрели юристы, проводившие экспертизу закона?
– Тем не менее, средства теперь будут выделяться исключительно по решению этого совета. Так установлено законом.
– Кто будет входить в совет?
– Состав совета – сейчас семь человек. Есть определенные квоты, где расписаны профессии, представители которых входят в этот орган. По одной из поправок удалось ввести двух творческих, потому что до этого там были юрист, аудитор, экономист, директор и только один носитель креативной компетенции – режиссер-постановщик…
– То есть продюсеры будут выделять сами себе деньги? Или экономисты будут решать, какое кино нужно украинцам?
– Там был явный, на мой взгляд, перекос с представителями административной компетенции. Мне удалось добавить две опции творческих людей – киноведа и кинодраматурга. Экономисты или аудиторы не всегда, с учетом того, что окончательное слово в судьбе проекта принадлежит совету, могут оценить творческую ценность, то, что этот проект необходим как художественное слово.
– Интересно, как будет определяться представитель от сценаристов?
– Ну есть же Гильдия сценаристов, – они могут выдвинуть кандидатуру. Но, может быть, всех трех представителей предложит НСКУ, его члены – и режиссеры, и кинокритики, и сценаристы. Возможно, будет конкурс. Я думаю, что ничто не мешает объединению молодых кинематографистов «Сучасне українське кіно» (СУК) выдвинуть своего представителя. Давайте сразу начнем с молодых сил и свежей струи.
– И в этой новой системе экспертная комиссия будет иметь только совещательный голос?
– Да, эта комиссия будет рассматривать представленные проекты на питчинге, открытом конкурсе. А совет будет пересматривать проекты в другом, непитчинговом режиме. Сейчас можно предъявлять какие-то претензии к составу комиссии и, может быть, к каким-то процедурам, к пакету подаваемых документов. К примеру, я предлагал, чтобы в пакете проекта были две рецензии скрипт-докторов. Если продюсеры их закажут, они успеют до питчинга переделать, доработать сценарий, потому что сценарии подаются зачастую сырые… Уверен, что качество фильмов выросло бы на порядок. И для хороших сценаристов работы бы тоже прибавилось.
– Отвлекусь на вопрос: в невысоком качестве подаваемых на питчинг проектов есть вина сценаристов?
– В кино больше 70% сценариев пишут сами режиссеры. Из своей редакторской практики могу сказать, что режиссеры у меня занимали самый низкий рейтинг как авторы сценария. Только в авторском кино, где есть личный месседж и стиль, это оправдано. В остальных же случаях их сценарии были самыми слабыми...
– Вернемся к питчинговой комиссии. Ее влияние на судьбу проекта значительно уменьшится?
– Разумеется. Несмотря на то, что претензии к этой комиссии можно было предъявлять после каждого питчинга, это был очень демократичный механизм. И рейтинговый перечень проектов-победителей практически автоматом утверждался на коллегии Минкульта. За все годы только один раз коллегия была против – это был фильм о Григории Сковороде, но это был единственный проект, который не устроил Минкульт. Сейчас же этого не будет. Есть совет с его исключительным правом одобрить или отвергнуть проект. При этом функции коллегии Минкульта все равно остались, то есть утверждение с вышестоящим органом обязательно.
– Теперь получается такая трехэтажная структура: питчинговая комиссия, Совет с его исключительным правом на окончательное решение о выделении финансирования проекту и еще согласование с коллегией Минкульта, правильно я понимаю?
– Да, и это все очень влияет на сроки одобрения проекта. Комиссия должна рассмотреть, потом совет должен изучить и рассмотреть, потом оформить для подачи на рассмотрение коллегии Минкульта. При этом сохраняются тендерные процедуры закупки у одного участника. Эти процедуры существуют и сейчас, их соблюдения требует любое выделение государственных средств. То есть каждый проект ещё необходимо провести через процедуру тендерных закупок.
– На мой взгляд, это выглядит странно: тогда уже или питчинг проектов, или конкурс-тендер на определенную тему типа фильма о Сковороде, нет?
– Здесь не может быть тендера, это не конкурс, потому что все проекты – уникальные, с уникальными режиссерами, с уникальной концепцией, здесь нет конкуренции. От лишней бюрократической процедуры оформления тендерной закупки пытались в новом законе избавиться, но она осталась. Поэтому, возвращаясь к теме затягивания сроков, необходимо проведение всех тендерных процедур плюс утверждение проекта коллегией Минкульта. Очень длинный получается период получения денег на производство фильма. Например, потребуется не менее полугода, а то и год, чтобы было принято окончательное решение по проекту. А как быть с актуальностью некоторых тем? Плюс существует сезонность проведения съемок. Продюсер начинает перекраивать план: например, он планировал снимать осенью, а деньги ему выделили зимой – значит, придется откладывать съемки почти на год.
– Плюс проблема занятости актеров, оператора, других участников съемочной группы…
– Да, такая длинная процедура утверждения проекта прежде всего скажется на каких-то творческих альянсах, если это востребованные в индустрии фигуры. Придется это учитывать. Поэтому система немножко поменяется – в лучшую сторону или в худшую, сейчас трудно сказать. Но другие попытки «вылечить» закон были успешными – например, в законе все время шла речь о «субсидии», а в другом месте – что продюсер должен вернуть часть этих средств государству. Я говорю: подождите, так это субсидия, инвестиция или кредит? Потому что требование возврата средств противоречит понятию «субсидия». И разработчики услышали – еще до подачи закона поставили планку: возврат – не больше 50% от суммы, инвестированной государством. Теперь у продюсеров появился стимул работать над тем, чтобы этот фильм окупался. Иначе зачем называть субсидией средства, которые надо возвращать? В общем, удалось это исправить.
– Какой для вас самый большой плюс в новом законе?
– То, что права на фильмы, получившие субсидию от государства, остаются у продюсеров. Плюс то, что сейчас доля госфинансирования поднялась до 80% от бюджета фильма, тогда как раньше было 50 на 50%. Все понимали, что найти остальные 50% для украинского кино – очень сложно. Поэтому не секрет, что завышали бюджет, чтобы снять почти все за государственный счет, или могли завышать вклад самого продакшна. Теперь эти 20% вполне реальны для вклада продюсера. Полное же финансирование из бюджета смогут получать дебюты, детские фильмы, неигровые фильмы, проекты на специальные темы и то, что удалось мне добавить, – артхаусные фильмы. Однако при 100-процентном финансировании права на фильм по-прежнему остаются у государства, это сохранилось, к сожалению, и в новом законе. Рудименты совковой экономики. Я считаю, что это неправильно, именно этих сподвижников культурного кино надо больше всего стимулировать. Вообще, все права на фильмы нужно отдать продакшнам, которые их снимали, чтобы эти компании росли, чтобы им было что эксплуатировать. Ведь государству права на эти фильмы не нужны, а портфель проектов у кинокомпании – это хоть какой-то актив, который может долгое время приносить доходность, стимулировать производство дальше. Для продюсеров, получивших частичное финансирование, эта ключевая рыночная опция появилась – права на фильм останутся у них. Это запоздалый, но очень большой шаг вперёд в развитии индустрии. Все остальное, не считая второй части закона, где прошли нормы, связанные с борьбой против пиратства, – для меня пока очень спорные трансформации.
– Что именно вам кажется особенно неоднозначным?
– Есть барьеры. Например, сказано, что у кинокомпании должны быть свои производственные технологические ресурсы. Ну, зачем продюсеру, который снимает пять-семь недель, в которые укладывается весь съемочный период фильма, содержать весь год какие-то ресурсы, думать о каких-то накладных расходах? Есть специальные компании, которые занимаются техникой, павильонами, специализируются на этом. И там так интересно это добавлено, через запятую, после телерадиокомпаний. То есть к кому это относится – трактовать можно по-разному. Мне объясняют, что этого условия нет для проектов со 100-процентным финансированием. То есть для небольшого продакшна все будет ограничено дебютами и детскими фильмами? А если я захочу снять проект с 80-процентным финансированием, то у меня спросят, где мои технологические ресурсы?
– Похоже на переписывание правил в пользу крупных игроков…
– И что считать производственными ресурсами? Например, у меня в компьютере дома есть программы для монтажа и видео, и звука, и цветокоррекции, и если я смонтирую на этом компьютере фильм, то это будет считаться технологическим ресурсом? И у меня есть фотокамера, на которую я могу снять фильм. Этого достаточно, чтобы попасть в категорию компаний с производственными ресурсами? И устроит ли совет, если будет предоставлен договор аренды на производственные ресурсы? Или обязательно, чтобы это было у кинокомпании на балансе. Нужно такие требования детально прописать.
– А процедура рибейтов, о которых столько говорилось, насколько четко выписана?
– Процедура рибейтов очень ступенчатая, я её называю казуистической – одно решение, второе решение, а потом - если оно еще будет утверждено…
– Но ведь иностранная кинокомпания должна твердо знать, что получит, а не гадать – утвердят – не утвердят рибейт!
– Тем не менее прописали такую разрешительную процедуру… Удалось убедить снизить критерии для прохождения теста. Там есть оценка технического вклада – не меньше стольки-то баллов плюс культурная европейская принадлежность. Я настаивал их уменьшить, и с техническим вкладом это получилось.
– В чем главное отличие старых правил от новых?
– Система немного изменится в сторону отхода от старой советской. Ведь у нас сегодня Госкино, государство – единственный реальный продюсер, а все остальные – просто субподрядчики. Эта система является атавизмом планово-административной экономики. На следующем этапе реформирования нужно будет передать компаниям права на детские и другие фильмы, получившие 100-процентные субсидии от государства. Вообще парламентский комитет рассматривал около 600 правок к этому закону – понятно, что такая эклектика могла как улучшить, так и ухудшить исходный текст. И, кроме того, закон состоит из двух разных частей, одна из которых касается интернета и авторских прав, а другая – поддержки аудиовизуальной индустрии плюс актуальных идеологических опций. Поэтому есть какие-то недоработки, которые нужно будет усовершенствовать – дополнять подзаконными актами или вносить потом какие-то изменения к закону.
– Сколько времени потребуется на такую доработку?
– Насколько я понимаю, рабочая группа хочет успеть, чтобы уже в следующем году можно было работать по новым правилам.
– Есть такое ироничное замечание: украинские кинематографисты уверены, что украинское кино существует, а вот украинский массовый зритель – нет. Увидят ли наши зрители те фильмы, которые будут произведены при поддержке государства?
– В президентской «Стратегии-2025», которую создавали в 2014 году, был выбран такой критерий успешности развития отечественного кинематографа, как «количество фильмов в широком прокате». В переписке с Дмитрием Шимкивым из Администрации президента мы заметили, что критерий выбран не совсем понятный: что такое «широкий прокат», никто не знает, кроме специалистов. Как это считать, какое должно быть количество экранов? Можно было выбрать другой критерий – например, вообще украинских фильмов в прокате или в пятерке лидеров национального проката, или кассовые сборы.
Мы предложили свои расчёты: на старте стратегии – 7, а в 2020-м году – 20 фильмов. После того, как эта планка в 20 фильмов в 2020 году была одобрена, они пару лет мониторили, спрашивали: динамика соответствует? В 2015 и 2016 году – да, в широком прокате количество украинских фильмов росло. Но в 2020 году запланированное количество фильмов в широком прокате достигнуто не будет. Потому что это не зависит только от того, сколько фильмов произведено, нужно развивать еще и кинотеатральную сеть. А у нас потенциал в количестве сеансов очень ограниченный. Я вообще иногда не понимаю, как получается, что у одного фильма написано, что он выходит на 180 экранах, у другого фильма – на 150 экранах. При этом вторые или третьи недели проката идут у предыдущих фильмов, где количество экранов снижено только на 20-40%. И я не могу понять, откуда берутся все эти сеансы? И записанные в стратегии 20 фильмов просто не смогут выйти в широкий прокат (чтобы не на один день для галочки, а действительно собрать аудиторию), потому что нет такого количества экранов. Россияне, например, пытаются применять протекционистскую практику для своего кино, ограничив количество сеансов одного иностранного фильма в день. Но я уверен, что для нас такая запретительная политика в отношении американских блокбастеров не подходит и конкурировать с ними нереально. Поэтому, даже если мы произведём 20 фильмов, что тоже хорошо, то критерий «широкого проката» выполнен не будет. Надо ускоренными темпами параллельно развивать кинотеатральную сеть, а не только кинопроизводство. Поэтому я не думаю, что в 2020 году записанный в президентской стратегии критерий по украинскому кино будет достигнут.
– Потребуется ли государственный протекционизм для проката украинских фильмов, на ваш взгляд?
– Нам нужно, чтобы государство завершило переход к рыночной экономике. То, что кинотеатры были переданы в коммунальную собственность, где была и есть очень низкая управленческая компетенция, очень сильно обескровило этот вид кинопоказа. Тысячи кинотеатров просто погибли. Их уже нет смысла реанимировать. Только строить новые. А те, что остались, необходимо передать на самых льготных условиях их коллективам – приватизировать с сохранением профиля деятельности. Кстати, по предложенной нами методике в «Стратегии-2025» определили, что широкий прокат – это как минимум 40 копий, то есть 15% экранов. И пару лет прокат украинских фильмов вписывался в эти показатели, два последних года динамика была положительная. Но у нее есть предел, она встанет в 2018 году, больше фильмов кинотеатры не потянут.
– Недавно «Детектор медиа» опубликовал мнения целого ряда сценаристов, которые жаловались на отсутствие «правил игры» в индустрии. Новый закон не решает этих цеховых проблем сценаристов?
– Я бы не стал разделять существующие проблемы на «цеха» ― для меня они общие для всех авторов аудиовизуальных произведений, не только для сценаристов. Более того, есть еще исполнители ролей или даже можно взять другие виды искусства, где тоже отношение к творчеству «ниже плинтуса». Однако если говорить обо всей системе, нужно просто назвать вещи своими именами. Мы живем в дикой, недоразвитой с точки зрения законодательства стране. Правовая база, которая формирует главное ― правила игры, ― дистрофичная и извращенная. Сплошь и рядом встречаются то коллизии (противоречия), то пустоты, то неправильные и некорректные нормы (не так перевели, сократили, что-то не поняли, и, в результате, они тоже не работают), то декларативные нормы (ничего не определяющие) ― одним словом, паноптикум. То есть вся среда, в которой сегодня в Украине осуществляется творчество ― это мир примитивного выживания и бесправия всех творческих людей. Мир «чистогана», разовых отношений, где ключевая фигура – или работодатель, или чиновник. Но больше всего расстраивает даже не это, а инфантилизм и апатия всех этих творческих индивидуальностей, стремления которых ограничиваются сугубо личными интересами. Они живут сегодняшним днем. Почти никто не понимает, что без их непосредственного активного участия в создании цивилизованных правил игры ничего не изменится. Они так и останутся бесправными в этих джунглях. Как в том анекдоте: «нет ручек ― нет и пряничков». При этом я все еще надеюсь, что взросление вот-вот начнется.
Фото: Сергей Галетий во время съемок фильма «Моя бабушка Фанни Каплан»