Прежде всего, договоримся о точке зрения, с которой будем рассматривать концерт (или концерты — повторяются они, особо ничем не отличаясь, уже много лет) на «Интере» к 9 мая под пафосным названием «Победа, одна на всех». Победа над нацизмом — величайшее событие XX века. Страшно даже представить, что было бы, если бы не эта победа, но абсолютно точно одно: того мира, который мы сегодня видим, не было бы и в помине.

Ценность победы как таковой не подлежит сомнению, и поэтому балансировать упоминания о ней словами «а вот ГУЛАГ, а вот Голодомор» не стоит. Это выглядит абсолютно точно так же, как, говоря о сталинском терроре, тут же добавлять: «Но зато вот победа...». Сведение победы, ГУЛАГа и Голодомора в один контекст уместно и даже необходимо в единственном случае — когда пафосные слова о победе являются неправдивыми или тенденциозными.

Давайте, наконец, перестанем играть в российскую игру и отождествлять победу со Сталиным, коммунизмом и российским «величием». Давайте отделим зёрна от плевел и будем рассматривать Вторую мировую войну не в российском пропагандистском дискурсе, пусть даже вывернутом наизнанку, а в дискурсе, отличном от российского, ином, чем российский. Победа была достигнута не благодаря Сталину, а вопреки ему — а «благодаря» Сталину она далась такой высокой ценой. И даже более того: если бы вместо союза с Гитлером Сталин заключил договор — пусть ситуативный — с европейскими демократиями, то, скорее всего, война где началась, там и закончилась бы и не стала бы мировой. Были бы спасены десятки миллионов людей. И, да, России теперь нечем было бы гордиться. Так что нынешнее российское победобесие — на крови оно, на огромной, невообразимой крови.    

Вот под этим углом зрения и посмотрим на интеровский концерт: было это о войне и победе — или же на самом деле о чём-то совсем другом, а победа была лишь удобным поводом и камуфляжем, прикрытием.

Праздничный концерт на «Интере» был, в общем-то, предсказуемым. Из года в год они почти одинаковые — с одними и теми же песнями, с одними и теми же артистами и с одним и тем же стилем ведущих. Такой себе «победный» вариант «старых песен о главном», когда День победы — это форма, предлог, а «старые песни» — содержание и цель: «Ах, какую страну потеряли». А кстати, не странно ли: при всём нынешнем российском победобесии так и не возникло новых песен о той победе? Оно и понятно: если в советских песнях — тех, что остались в памяти и звучат в интеровских концертах, были личные переживания, страх и ужас войны, то о чём россиянам петь теперь — «можем повторить», что ли? Бряцание оружием не ложится на музыку.

Но нынешний концерт кое в чём отличался от традиционных. Исчезло двуязычие а-ля Тарапунька и Штепсель — и Анастасия Даугуле, и Андрей Доманский говорили по-русски и только по-русски. По-русски же были и практически все песни, за исключением одной-двух. Не было у ведущих интонаций школьников, отвечающих на уроке, как в предыдущие годы. Зато было нечто новенькое: каждую историю они рассказывали вместе, чередуясь — предложение один, предложение другой.

Естественно, ни о какой искренности, ни о какой проникновенности в этом случае не могло быть и речи — то же самое впечатление вызубренного и отбарабаненного материала. Когда ведущие рассказывали о мальчике-подростке, которого подожгли и выбросили в окно, о других не менее жутких фактах — ни на лицах, ни в голосе ведущих не было ни тени ужаса, сострадания. «А я сейчас такую историю расскажу — обалдеете», — вот такими были и выражения лиц, и интонации. Ненастоящим всё это было. Фальшивым. От Доманского прозвучала фраза: «Трупы солдат». В подобном контексте я не слышал этого слова никогда раньше, ни разу. Всегда говорили: «Тела солдат», «погибшие солдаты». Уважительно к их памяти. Одно из двух: либо интеровские ведущие совершенно не чувствуют языка, который так защищают, не чувствуют смысловых оттенков и эмоционального окраса слов, либо перешли на язык «чётких пацанов». 

Впрочем, в российской блогосфере, да и в официальных СМИ — хоть путинских, хоть антипутинских — так теперь и говорят. И не только так: в российском информпространстве от того же ковида люди не «умирают» и не «гибнут», а «мрут» и даже «дохнут». Так что «Интер» вполне в мейнстриме — российском.

Что же касается историй о героях той войны, то секрет впечатления ненастоящести раскрывался просто: они не были самодостаточными, а служили подводками к выступлениям, часто притянутыми за уши. Заполнением пауз. «Этот человек стал прототипом героя фильма по прозвищу Смуглянка», — и тут же зазвучала песня «Смуглянка». И не из того фильма, и не о том герое — просто слово общее попалось.

Среди героев, о которых рассказывали ведущие, почти не было выходцев из Украины. Боевые эпизоды, о которых шла речь, тоже только в одном или двух случаях происходили в Украине. Вот вам локализация событий и родных мест героев, о которых рассказывали: краснодарские партизаны, Брянская область, блокадный Ленинград, ещё раз блокадный Ленинград, ещё раз — о нём был целый тематический блок, бои за Белоруссию, Псковщина и Новгородчина, Москва, Кемерово, Брянская область, Смоленщина, Новороссийск, Калининский фронт, эвенк-снайпер, Порхов, Тутаев, Казань, Северный флот, Брестская крепость и далее, далее, далее. Зоя и Александр Космодемьянские, Эдуард Асадов, Муса Джалиль. Доманский даже пробубнил стихотворение Асадова — точно с таким же выражением пробубнил бы его синтезатор голоса. Послушайте, а вообще, в Киеве писали текст для ведущих — или, может, в Москве?

Под видом победы зрителям внушали как минимум две идеи. Первая: победила гитлеровцев Россия и именно Россия, а остальные путались у неё под ногами, Украина в том числе. Именно так в своих публичных выступлениях представляет ту победу некто Путин. И вторая: зрителям внушали ощущение «нашей необъятной страны»: и эвенк-снайпер, и Северный флот — это всё якобы «наше».

Да, война была мировой — но тогда где истории о героях из других стран, кроме СССР? А вот вам: Франция, французское Сопротивение. А именно русский пленный, бежавший из концлагеря и возглавивший партизанский отряд во Франции. И, конечно же, войска союзников упомянули — одной фразой, мимоходом, как и положено.

Да, и кстати: были единичные упоминания об Украине, о Беларуси. А Молдова? А страны Балтии? Неужели там были одни лишь «враги и пособники»? Да, в российском дискурсе по умолчанию принято считать именно так: Россия, на подхвате у неё Украина и Беларусь — и всё. Россия-отец, Россия-сын, Россия — дух святой, «триединый русский народ».

Стало понятным название концерта: «Победа, одна на всех». Вырванные из контекста песни из «Белорусского вокзала» сами по себе теряют смысл: на кого это — на всех? Но в данном случае сомнений не осталось: на всю «нашу советскую родину», на все «братские народы».

И опять мы видели традиционный российский дискурс: война — это только герои-бойцы. Ну, партизаны. Украина три года была под оккупацией. И, наверное, в каждой украинской семье память о той войне — это в том числе память об ужасах жизни под оккупацией. Но, как и в советском дискурсе, как и в российском, мирных, гражданских жертв войны — а их были миллионы, их было едва ли не больше, чем погибших в бою — словно бы и нет.

Да, был сюжет об оккупированном Минске — но о подростке, помогавшем красноармейцам. О комбатанте.

А, кстати, Израиль выплачивал компенсации всем репатриантам из постсоветских стран, переживших войну в эвакуации. Считал их тоже пострадавшими. В концерте о тяготах эвакуации не было ни слова: мы же о державе-победительнице, а не о людях-винтиках!  

Непременный рассказ о письмах с фронта — как их ждали жёны бойцов, какими священными они были. А в Украине три года оккупации никакие письма с фронта не доходили. Три года — целых три года — семьи не знали о своих мужьях, отцах, братьях, дочерях и сёстрах ничего. Не знали, живы ли они — только молились. Но об этом не говорила советская пропаганда, не говорит российская, не говорит и «Интер». Оккупация — тема запретная, те, кто был на оккупированной территории, — почти предатели. То есть, все украинцы. Так повелось при Сталине — так осталось в «русском мире» и по сей день. А значит, и на «Интере». 

Да, был сюжет о Бабьем Яре. Но сразу же за историями выживших еврейских детей: «И люди разных национальностей». Да, в «русском мире» людей всё ещё делят по «пятой графе». И вот это добавление скороговоркой: «И люди разных национальностей» — непременный атрибут рассказов о Бабьем Яре в российской пропаганде: нельзя же о Холокосте говорить как именно о нём — надо о «великом советском народе».

Прозвучало: к советским пленным в концлагерях относились хуже, чем к другим, — даже помощь Красного Креста им запретили передавать. Вот только кто запретил — об этом промолчали. А запретил не кто иной, как Сталин своим знаменитым: «У нас нет пленных, у нас есть предатели родины». Врач-герой, помогавший советским пленным бежать из концлагеря, рассказал о своём подвиге только через двадцать лет после войны. Из скромности, как заверил Доманский, даже цитату привёл. Из скромности, да? А не потому ли, что опасался оказаться снова в лагерях — только уже в советских? Это были откровенные фальсификации истории. Откровенное отбеливание Сталина.

А были пленные, к которым относились ещё намного хуже, чем к советским, — это были польские пленные. Именно поляки, а не русские, были самым ненавистным Гитлеру славянским народом. Но об этом — молчок. Все нарративы ещё советской пропаганды — вот они, в одном концерте.

Православная церковь ещё в 1941 году благословила на защиту родины, на борьбу против гитлеровцев. Ну, какое же событие на «Интере» без православной церкви! А что же остальные церкви? А неизвестно. И ни словом не было сказано о том, что в 1941 году церковь в СССР — и православная прежде всего — всё ещё подвергалась гонениям и репрессиям. Такая вот «не переписанная» история. Кстати, не показательно ли, что поборники «русского мира» борются с «переписыванием истории», но никогда не употребляют вместо слова «переписывание» с очень размытым смыслом гораздо более точное слово — «фальсификация»? Не с фальсификацией они борются, а с исправлением фальсификаций — сами признаются...

«Организованный нацистами татаро-башкирский батальон». Добавим к этому, что россияне и до сих пор считают, что казанские татары — это тот же самый народ, что и крымские татары, и тогда мы поймём, что именно «Интер» хотел нам сказать.

Ну, а что же сам концерт? Это было чудовищно. Россиянин Леонид Агутин. Киргизы «Город 312». Широка страна моя родная!

Певцы и певицы во всю мощь демонстрировали нам свои непревзойдённые вокальные данные. Тогда как песни, которые они исполняли, должны звучать камерно, приглушенно. Таисия Повалий, всем своим видом словно говорившая: «Посмотрите, какая я замечательная певица — лучше всех». Владимир Гришко, показывавший: «А вот как я могу!» Олег Винник, изо всех сил показывавший: «Ну вы же все меня любите — правда же, любите!» Андрей Доманский, весёленько, с сияющей улыбкой пропевший трагическую песню. А песня «День победы», которую завершил певец криком «Побе-еда-а-а!!!». Да совсем не о том эта песня, нет там и близко никакого «ура!».

Едва ли не единственным исключением было проникновенное пение Златы Огневич. И, без сомнения, спасла концерт Светлана Тарабарова: её пение пробирало до самых глубин. Как уже стало традиционным для всяческих «старых песен о главном», подавляющее большинство выступлений безбожно проигрывали, и в подмётки не годилось «каноническим», изначальным, старым исполнениям прозвучавших песен. Самодеятельность. Но в том-то и дело, что исполнение не имело значения, главным было внушить ностальгию по «великой стране».

Что совсем сбило с ног, так это шоу-оформление каждой песни. Певица, вдруг начинающая подниматься над сценой, — на постаменте, окружённом горящими свечами. Певица, лежащая на одной половине круга, а на другой — танцор, эта другая оловина потемнела и провалилась. Фантазия постановщиков била водопроводным краном, у которого сорвалась резьба. Кордебалет, подтанцовка к большинству песен — улыбающиеся, весёлые, сексапильные танцоры, крупные планы. Крупным планом босые ноги Лободы — ничего так, потянет. Это было кощунство — ну, и рядом там не стояла подтанцовка, ни к песням, ни к событию. И рядом не стояли шоу-эффекты. В мои школьные годы бытовал анекдот об оперетте «Повесть о настоящем человеке» с канканом «Ему отрежут ноги, отрежут ноги». Никогда и представить себе не мог, что увижу это наяву, воочию.

Это было шоу под названием «День победы». Увеселительное мероприятие — как парады в Москве. Только вот и почитание героев, и память вышли бутафорскими. Пластмассовыми. Игра в «День победы». Танцульки. И кощунство.

Но всё становится на свои места, если учесть: День победы был не целью, а всего лишь инструментом внушения идеологии «русского мира».

... А завершил концерт Доманский словами: «Желаем всем фронтовой выдержки в наше непростое время». Нет, война не окончилась — так, что ли? А против какого нацизма мы боремся теперь — а, господа из «Интера»? Какие основания для сравнений «нашего непростого времени» с самой трагичной в истории человечества войной? И ещё слова Доманского: «С днём победы, дорогие единомышленники!». Оказывается, все эти буги-вуги были для узкого круга, приватизировавшего право на память о победе! Междусобойчик такой. И потом эти люди говорят, что кто-то другой оскорбляет память о ветеранах и их подвигах.

Фото: скриншот