Между законом и хайпожерством – как «Говорит Украина» про Кагарлык
Создатели таких ток-шоу, как «Говорить Україна», всегда являются своеобразными заложниками формата и пленниками ленты криминальных новостей: все самое ужасное, резонансное и эмоционально невыносимое должно появиться у них в эфире. И как можно скорее, и c как можно большим количеством эксклюзивных ужасающих подробностей. Это формат, который требует побыстрее вывести в эфир новых свидетелей, вытащить из участников новые подробности случившегося, подключить экспертов, которые посмотрят на ситуацию с нового ракурса, создать все условия для напряженного обсуждения случившегося в студии. С другой стороны, производителей такого контента подпирает закон, который требует от них соблюдения определенных правил. Между этими медийными Сциллой и Харибдой создатели ток-шоу крутятся не первый год, и, надо отдать им должное, за все это время они значительно продвинулись. Если когда-то в «Говорить Україна» не стеснялись подменять понятия ради красного словца, навешивать ярлыки и устраивать очные ставки и суд Линча над несовершеннолетними, то теперь, кажется, научились выдавать контент таким образом, чтобы работники юротдела канала не седели в своих кабинетах.
Однако трагическая история, произошедшая в Кагарлыке, продемонстрировала, что даже четкое следование правилам не гарантирует, что выпуск ток-шоу не превратится в новую пытку для его героев.
К моменту выхода выпуска «Говорить Україна» в эфир подробности пыток и изнасилований женщины в отделении полиции Кагарлыка, личные данные жертвы и тех, кого она обвинила в издевательствах, уже появились на всевозможных сайтах, в соцсетях и в нескольких выпусках новостей (в частности, на каналах «1+1», ICTV и «Украина»). Так что, показывая в эфире ток-шоу незамыленные фотографии полицейских, озвучивая их семейное положение и краткую биографию, журналисты «Говорить Україна» нарочито подчеркивали, что вся эта информация берется из открытых источников. Под каждой фотографией: с синяками на теле потерпевшей, с окровавленным противогазом, с лицами обвиняемых в пытках и изнасиловании — ссылка. «Поскольку об этом написал Антон Геращенко в открытом доступе — мы тоже будем их называть», — комментирует в эфире журналистка «Говорить Україна» и озвучивает данные полицейских. И де-юре, примерно так это и работает: выложенная в сеть информация, тем более, выложенная должностными лицами, как бы развязывает руки медийщикам. Теперь они могут озвучивать ужасные подробности произошедшего, прибегая к цитатам из протоколов и заявлений с официальных сайтов ДБР, полиции и постам в соцсетях, показывать фотографии, называть имена, рассказывать, у кого какая семья и сколько детей.
Но уже известной и всеми опубликованной информации для ток-шоу мало. Поэтому в студию «Говорить Україна» вводятся «эксклюзивные переменные»: герои, с которыми еще не разговаривали другие журналисты. Среди них — жена одного из обвиняемых, сосед жертвы, который отвез ее в участок в тот злополучный день, его знакомая, которая видела одного из обвиняемых после происшествия. Все они — как и положено при освещении подобных тем — повернуты спиной к камере, у кого-то из них даже изменен голос, ведущий Алексей Суханов вежливо спрашивает, как к кому обращаться, давая героям возможность для маневра. И это, конечно, правильные меры предосторожности, чтобы людей, которые прошли по касательной это истории, не узнавали в лицо по всей Украине. Но, как мы все прекрасно понимаем, односельчане, отлично знающие в лицо обвиняемых, точно так же хорошо знают и их родственников. А, значит, сколько их к камере спиной не поворачивай, защитить их в полной мере не получится.
Это может показаться чрезмерным беспокойством о судьбе родственников предполагаемых насильников и садистов. Но как тут не вспомнить суд Линча, который устроили жители Ивановки Одесской области родственникам парня, подозреваемого в убийстве 11-летней девочки в прошлом году. И это не редкость, когда народный гнев за ужасные преступления превращается в не менее ужасные разбирательства со всеми близкими и дальними родственниками виновных или даже подозреваемых. И, если бы медийщики давали какую-нибудь условную Клятву Гиппократа про «не навреди», наверняка в ней бы значилось, что задействовать родственников обвиняемых и родственников потерпевших в эфире нельзя. Но клятвы нет, а есть только закон, в рамках которого, соблюдая все формальности, можно вывести в эфир жену подозреваемого и дать ей возможность заявить, что она «ручается за своего мужа».
Конечно, если рассматривать эфир «Говорить Україна», сконцентрировавшись исключительно на контенте, без учета морально-этической составляющей, выпуск о случившемся в Кагарлыке кажется довольно взвешенным, продуманным и даже драматургически правильным. Алексей Суханов, говоря о полицейских, нарочито подчеркивает, что они «якобы совершили преступление» — то есть, как и положено телеведущему, не позволяет себе выносить вердикты до решения суда. И тут же дает стороне обвиняемых выкатить свои аргументы. Жена одного из полицейских пускается в пространные рассказы о том, что ее мужа явно подставили, что он был слишком честным и правильным для этой системы и потом вдруг переходит на то, что потерпевшая вела не такой уж праведный образ жизни, чтобы верить всем ее обвинениям безоговорочно. В этот момент случается один из самых драматургически правильных смысловых поворотов выпуска — поскольку несколько следующих минут эфира «Говорить Україна» говорят о том, что какой бы ни была героиня, если даже что-либо из обвинений правда, ничто не дает права полицейским пытать ее и насиловать. А дальше выпуск идет в довольно специфическом направлении: с точки зрения телевизионного контента — удачном, с точки зрения сострадания к главной героине этой истории — совершенно негуманном.
Журналисты канала «Украина» сделали все, чтобы зрители точно поняли: они старались как могли. Дежурили возле дома пострадавшей, вызывая в эфир ее маму криками через забор. Все-таки добились интервью с мамой. Приезжали в гости к пострадавшей с адвокатом и психологом. Увозили пострадавшую на секретную специальную квартиру. Преследовали таинственную машину, на которой почему-то увезли с той самой квартиры пострадавшую какие-то люди… И снова звонили, и снова приезжали, и снова вмешивалась неведомо-кем вызванная полиция и мешала журналистам программы активно поучаствовать в жизни пострадавшей.
В какой-то момент даже создается впечатление, что единственный орган правосудия и защиты всех обиженных и обездоленных в нашей стране — это редакция программы «Говорить Україна». Полицейские — продажные и повязанные между собой круговой порукой, адвокаты — подлые мошенники, суды — сомнительные инстанции. И только команда ток-шоу, к которой с просьбами о помощи обращаются люди, спешит на помощь — в белом плаще, со своими проверенными психологами и адвокатами и с высокими моральными принципами наперевес.
Судя по всему, поклонники проекта, которые, как известно, заваливают редакцию «Говорить Україна» письмами с просьбами о помощи, действительно верят в то, что все вышеперечисленное — правда. Но так ли уж белы плащи у медийщиков, которые все-таки уговорили жертву изнасилования на камеру в подробностях рассказать о том, как все происходило, — открытый вопрос. Да, они повернули женщину к камере спиной (юристы канала облегченно вздохнули), да, они привели с собой психолога… Но от этого суть не меняется: жертве пришлось детально и на камеру рассказывать о том, как именно над ней издевались, сколько раз водили в туалет смывать кровь и что говорили перед изнасилованием.
Нужны ли эти подробности зрителям для понимания ситуации? Нет. Потому что слова «пытки» и «изнасилования» довольно точно описывают произошедшее, а в протоколах и официальных заявлениях полиции и ДБР и так предостаточно деталей. Нужно ли это личное признание пострадавшей медийщикам? Конечно, да — ведь иначе не подцепить кровожадного зрителя фразами-анонсами: «И впервые в студии канала “Украина” пострадавшая расскажет шокирующие подробности случившегося». Нужно ли это интервью самой жертве? Скорее всего, нет. Ей еще предстоит повторять эту историю множество-множество раз, общаясь с представителями правоохранительных органов в ходе следствия — и вряд ли сотое повторение истории о том, как ее изнасиловали, благотворно повлияет на ее психологическое состояние. Что имеем в итоге? Вмешательство в частную жизнь — с согласия частных лиц, но побуждаемое не общественным интересом, а человеческим любопытством, граничащим с вуайеризмом.
Создатели «Говорить Україна» научились искусно маневрировать между форматной потребностью выдавать все самое острое и горячее в эфир и законом, который требует от них соблюдения определенных формальностей. Можно было бы воззвать к совести, моральности и гуманности журналистов и редакторов. Но никакая профессиональная деятельность не может быть основана только лишь на договоренности о чуткости и такте — для этого существуют прописанные правила и законы. Случай с освещением кагарлыцкой истории показал, что эти правила и законы не работают должным образом и очень слабо защищают жертв насилия от пыток расспросами о насилии на камеру. Судя по всему, надо что-то менять в системе.