Теорію, практику і філософію інформаційної війни обговорили експерти за круглим столом «ТК». Повний текст.
Темі інформаційних війн у світі та, зокрема, у нашому регіоні був присвячений жовтневий круглий стіл «Детектор медіа» у ресторані «Велюр». У ході дискусії її учасники змогли подивитися на такого роду війни не тільки як на реальну практику, а й на філософську категорію.
Наталія Лигачова:
- В сентябре СБУ, а недавно и МИД, заявили о войне, которая ведется против Украины Россией. Правда, как мне кажется, дальше заявлений в нашем государстве никто никуда не движется – но это уже моя оценка. Марина, вы подтверждаете, что мы находимся в состоянии информационной войны? И подтверждаете, что Россия к этому причастна?
Марина Остапенко, голова прес-служби СБУ:
- Естественно. Тут велосипед не надо изобретать, все и так прекрасно видно. Есть попытки затягивания наших граждан в чужие конфликты, притом используя для этого грязные технологии. Я рассказывала на брифинге о нескольких случаях, приводила примеры, которые были в первую чеченскую войну, во вторую чеченскую войну. Спецслужбы, не побоюсь этого слова, соседнего государства пытались заманить на свою территорию наших людей, как правило, это люди с криминальным прошлым, как правило, люди из не очень хорошей социальной среды. Их заманивали на свою территорию, где шел конфликт, снимали практически прямо с поезда и методами психологического и физического давления заставляли признаваться в том, чего те не делали. Например, у нас были случаи, когда заставляли людей подписывать документы о том, что они якобы завербованы УНА-УНСО, приехали в Чечню для войны. Делали фотографии с автоматом. Показания каких-то людей. Потом их заставляли приезжать в Украину, вербовать уже от имени УНА-УНСО других членов. Слава Богу, одни из этих людей оказывались сознательными или просто боялись и шли сразу в спецслужбу, других ловили мы.
Если внимательно читать то, что публикуется в прессе и Интернете, можно четко проследить и понять, что против твоей страны готовится какая-либо информационная кампания. Почему мы вышли на эту пресс-конференцию, почему решили эти факты обнародовать? Чтобы показать, упредить в данном случае информационную кампанию против Украины, которая бы повредила ее имиджу, объяснив людям, что нам известны такие факты, что мы их все вскрываем, мы знаем, откуда они, кто их готовит, как и для чего. Я считаю, что в этом сегменте не войны, но сегменте какой-то кампании мы сработали немного на опережение. Думаю, что это маленькая победа.
Что касается вообще положения в государстве, все вопросы, все проблемы, связанные с ситуацией информационной безопасности, вообще безопасности государства в этой сфере, сам принцип работы Службы безопасности – работа на упреждение. То есть информировать. Мы получаем информацию, анализируем ее и вместе с предложениями по исправлению ситуации передаем в соответствующие органы высшей государственной власти. Я взяла с собой указ Президента по решению СНБОУ относительно действий по обеспечению информационной безопасности. Практически все наши предложения, все наши оценки здесь учтены. В основу этого документа в первую очередь легла наша информация. Меры, которые необходимо принять, известны: увеличить сегмент присутствия украинского телевидения, количество художественных фильмов, книг, корпунктов и так далее.
Ольга Таукач, головний редактор журналу МЗС України «Зовнішні відносини»:
- На 17-м году независимости Украины мы пришли к выводу, что у нас отсутствует информационная политика как таковая и концепция информационной безопасности в частности. В начале 2000-х годов я на «Грависе» работала (была директором этой телекомпании) и писала в Совет безопасности и обороны такие вот большие «телеги». В тот момент, когда телекомпания «Воля» отрезала с каждого дома антенну и забыла завести два национальных канала, 7-й и 35-й, в свой социальный пакет. Но ввела туда русские каналы.
Мы своими руками создали для соседнего государства, не будем его никак оценивать, и отдали свое информационное поле своими же руками другой стране, а теперь говорим, что мы ведем информационную войну. Это комедия, а не ведение войны.
Лигачова:
- С другой стороны, есть коммерческий интерес и право частных предпринимателей давать народу то, что он больше смотрит.
Таукач:
- Должна быть государственная позиция, а не одно лишь право частных предпринимателей. Опять-таки, у государства есть всевозможные регулирующие механизмы для того, чтобы предпринимателю это было выгодно. Мы отдали рынок украинской книжки. Мы впустили сюда русскую книгу. Теперь говорим, что против нас ведется информационная война? Достали дедушкино ружье и отстреливаемся: отзываем русскоязычные книги из библиотек.
Георгій Почепцов, науковець:
- Практически все страны находятся в состоянии информационной войны. Нет ни одной страны, в которой этого нет, ничего исключительного в Украине не происходит. Другое дело – информационные спецоперации, они реально проводятся, и имеет смысл их обсуждать и искать адекватные формы ответа.
Во всех же наших обсуждениях всегда возникает приблизительно такое столкновение: люди в погонах, техники и прочее, которые вынуждены защищать, их задача и идеология такова – как выстроить самый большой возможный в мире забор. Мне кажется, что задача со стороны гуманитариев должна быть другой. Не столько забор строить, а выстраивать такой продукт, который не требует забора. А у нас получилось, что гуманитарии тоже стали выстраивать забор. И сейчас я слышу: неадаптированные каналы надо выкинуть, их не может быть в кабельной сети, этого не должно быть. Ну, перейдут все на спутниковые тарелки. Ну и что? А потом будет ЖЕК ходить сбивать тарелки?
Лигачова:
- Что, по-вашему, конкретно должно делаться?
Почепцов:
- Национальный продукт. Никто никого не выталкивал с рынка. Мы впустили иностранную книгу на рынок? Где тогда американские книги? Я могу купить хоть одну? Я и русскую книгу тоже не могу купить. То, что люди возят на своем горбу, – это рынок? Это базар.
Віталій Портніков, оглядач «Радіо Свобода»:
- Современное государство может быть построено только людьми, которые обладают всем объемом современной информации. Если мы будем искусственно превращать людей в некие схемы, которые нравятся украинским политикам, то получим общество, мягко говоря, несовершенное.
Я могу привести очень простой пример относительно языковой политики. Есть Германия и Австрия – страны с одним государственным языком. Сейчас, когда были парламентские выборы в Австрии, я был, по сути, на немецко-австрийской границе. В Баварии я мог совершенно спокойно купить любые немецкие газеты, но там не было ни одной австрийской. Потому что Австрия – это небольшая страна с локальными интересами, она немецкого читателя не интересует. В 10 минутах езды на поезде, в Австрии, я уже совершенно спокойно купил всю австрийскую прессу, которая мне была нужна. Но немецкая пресса вся там тоже есть! Причем я вас уверяю, что немецкие газеты об австрийских ультраправых пишут совсем не то, что пишут австрийские газеты. Они их называют своими именами, что это неофашисты, что это негодяи, что австрийское общество в сумасшедшем состоянии, что когда австрийские политики идут на какие-либо договоренности с ультраправыми, то они практически меняют нормальную политическую карту Европы. В Австрии так не пишут. Когда президентом страны был Курт Вальдхайм, который, как известно, сотрудничал с гитлеровцами, то об этом точно так же писала немецкая пресса, австрийская же пресса писала, что мы должны защитить нашего президента. Это все могло бы называться информационной войной. Просто австрийские политики, в отличие от украинских, совершенно уверены, что их граждане сами способны разобраться в том, что вообще такое их президент и что такое их ультраправые, раз они за них голосуют.
Лигачова:
- Но, тем не менее, австрийские газеты не пишут все-таки так, как немецкие.
Портніков:
- Не пишут, потому что они отражают мнение общества собственного. Но человек, которому интересно немецкое отношение к этому, или английское, или французское, имеет любую возможность все это прочесть. Тем более в наш век, в век Интернета. Самое главное, чтобы у украинского читателя была возможность иметь как можно больше точек зрения.
Во-вторых, мы совершенно зря думаем, что выигрываем у России, потому что она такая авторитарная, и вся сфера массмедиа там такая ужасная, а у нас все демократично и качественно. Я уже не говорю о том, что мы показываем 70% российского контента на наших каналах. Безусловно, государственные каналы России – это чистая пропаганда, когда они показывают новости. Но, тем не менее, круглосуточный канал «Вести 24» – это большая победа. Я его смотрю здесь, в Киеве, смотрю в Москве. Если я хочу посмотреть выступление Михаила Саакашвили в прямом эфире в переводе на русский, где я его могу увидеть? На украинском телевидении или на Euronews? Там таких пигмеев не показывают. Есть прекрасный канал Russia Today, это сейчас один из лучших информационных каналов Европы. Я не знаю, зачем он нужен, я не представляю человека в Европе, который будет по-английски смотреть Россию. Но раз у России есть такой государственный бюджет, чтобы это финансировать, то замечательно. Там есть большое количество людей, которые не могут смотреть государственную пропаганду, зато получают на английском языке качественную телевизионную продукцию из России. Да, на английском языке, там уже много таких людей. И это то будущее современное российское общество, которое получает образование в западных университетах. То общество, которое, безусловно, скоро здесь все купит, включая политиков, потому что оно современное, умное, быстро развивается и имеет хорошие деньги. А мы здесь находимся в состоянии XVIII века, не замечаем, что у нас наступает эра цифрового телевидения, и скоро все наши кабельные телекомпании, вместе с Нацсоветом, станут преданием из далекого прошлого.
Ярослав Латко, державний експерт ради РНБО:
- За всю историю проведено три заседания Совета национальной безопасности, которые обсуждали вопросы информационной безопасности. Два были еще при Леониде Даниловиче Кучме. При этом президенте (поскольку государственная машина работала более слаженно, не будем анализировать, почему ему это удавалось, но это удавалось) процент исполнения указов президента, которыми вводятся в действие решения СНБО, был намного больше. Что касается нашего заседания, которое прошло 21 марта 2008 года. Относительно внешнего влияния, под которым, к сожалению, нужно понимать российское влияние, российских средств массовой информации, мнения разделились. Национальный совет считает, что наиболее оптимальной защитой нашего информационного пространства есть заградительные санкции. Другая позиция, которую поддерживает Гостелерадио и отдельные представители Службы безопасности, состоит в том, что нужно начать с азов, нужно начать с выработки информационной политики. Не государственной, как сейчас записано в законе про информацию, который 1992 года издания и не менялся с тех пор, а национальной информационной политики.
Что необходимо? Во-первых, изменить законодательство. Но тут мы приходим к очень печальному итогу. Если мы проанализируем работу Верховной Рады, в особенности профильного комитета, то можем сказать, что прогрессивную работу завалил уже господин Томенко. Андрей Шевченко и Анна Герман ее добили. Законодательство в информационной сфере только ухудшалось. Оно на сегодня носит несбалансированный характер.
Лигачова:
- Что, прежде всего, имеется в виду?
Латко:
- В определенных сферах государственные органы наделены идентичными функциями. Например, тот же Национальный совет и Гостелерадио как структура. В результате мы имеем проблемы НРКУ, национальных радиокомпаний, которые сводятся к тому, что теряется частотный ресурс в силу того, что государство не выделяет на это средств. НРКУ сегодня ушла с УКВ-диапазона. Национальный совет за 10 лет настроил 14, грубо назовем, олигархических коммерческих радиосетей, где, на минуточку, два «шансона», 13 «русских радио» в разных вариациях. А Национальной радиокомпании, где остались специалисты, где осталось фондовое богатство, выделяются огромные средства на вещание в длинных и средних волнах, где в полном объеме она не вещает.
Лигачова:
- Можно ли было этому противостоять?
Латко:
- Не секрет, что Виктор Андреевич, придя к своей должности, первым делом хотел реформировать государственное телевидение и радиовещание в сторону общественного. Но что показывает его горький опыт в остатке? Скажем так, Леонид Данилович и в НАТО Украину более успешно двигал административными методами. Я думаю, если бы ему дали задачу построить общественное телевидение, то он бы и это построил.
Давайте вернемся к теме нашего обсуждения. По моему мнению, Украина не находится в состоянии информационной войны в силу того, что она ее не ведет. Против нее производятся операции периодически или даже на постоянной основе, если мы берем Автономную Республику Крым. Но это тоже не война, это просто подтверждение своего статуса. Это пространство контролируется российскими спецслужбами, российскими средствами массовой информации. Украинские СМИ, по большому счету, вообще туда не попадают.
Остапенко:
- Вообще об информационных войнах говорят только те, кто их проигрывает. А другие люди говорят о своем влиянии, о своем присутствии, о своих интересах. Абсолютно правильно сказал Виталий о российском круглосуточном телевидении. Почему нет «CNN-Украина», почему нет «Би-би-си-Украина»? Сколько у нас в Крыму есть представительств, корпунктов центральных украинских газет?
Петро Бурковський, експерт Національного інституту стратегічних досліджень:
- Чому ви впевнені, що в Америці всі дивляться CNN чи Бі-бі-сі? У нас є 5 канал, 24-й.
Портніков:
- И возможность смотреть в прямом эфире выступление Саакашвили на украинском языке?
Бурковський:
- А що ви хочете в даній ситуації, у даних умовах?
Портніков:
- Ми могли би створити такий канал, якщо б держава хотіла.
Бурковський:
- Хто створити? Це та держава, яку ви тільки що критикували, що вона у XVIII столітті знаходиться? Хоча, якщо чесно, з метафорами треба бути обережним.
Портніков:
- Не треба мені читати лекції про Пилипа Орлика. Я цього не витримаю.
Бурковський:
- Давайте почнемо з того, що якщо ми говоримо про інформаційні війни, то Україна знаходиться у стані інформаційної війни. Можна взяти класичне поняття, що війна – це продовження політики. Інформаційна війна – продовження інформаційної політики. У війні є суб’єкти, є об’єкти, є сторони. Де-юре держава Україна є стороною конфлікту. І де-юре є певна інформаційна політика, яка виражена в Конституції, інших законах і державних актах. Де-факто, звичайно, дуже важко говорити про інформаційну війну з нашого боку або про якийсь інформаційний опір, оскільки у нас немає суб'єктів, які його ведуть. У нас Президент веде одну лінію, прем'єр – іншу лінію, політичні сили ведуть свою лінію. Тобто, держава піддається зовнішньому нападу, але всередині йде громадянська війна.
Лигачова:
- Более того, внутренние политические силы, как недавно Искандер Хисамов правильно написал в «Эксперте», используют поводы международной политики для того, чтобы развязывать здесь внутренние войны друг с другом.
Портніков:
- Вся информационная война сосредоточена здесь, потому что Украина про Россию россиянам ничего не рассказывает.
Остапенко:
- В той же России нет украинских представительств, корпунктов.
Портніков:
- Есть. Мало, но это не важно. То, что у нас есть корпункты, не значит, что идет война.
Остапенко:
- У нас нет ни одного договора на ретрансляцию наших программ даже с соседними государствами.
Бурковський:
- Для чого? Як це змінить нашу внутрішню ситуацію?
Остапенко:
- Когда New York Times, ссылаясь на российские источники, говорит об Украине, это значит, мы проиграли информационную кампанию на той территории, на которой Россия может себе позволить присутствовать (иметь там корпункты, влияние на местные газеты, на корреспондентов), а у нас этой возможности нет.
К примеру, наши границы, несмотря на то, что они зафиксированы договорами, все равно являются размытыми, и в приграничных областях в соседних странах проживает достаточно большое количество украинцев. Они являются гражданами тех стран, наших соседей, которые подчас, может быть, ведут не совсем правильную политику по отношению к Украине. Но это большая колонна, которая может влиять на свои государства, на принятие решений в своих государствах. Почему нам нельзя иметь эту аудиторию? Почему не поставить те же ретрансляторы где-то в пограничных районах, на нашей территории, и транслировать украинские программы?
Портніков:
- Для этого нужен нормальный канал. У нас есть уже канал, который транслирует программы об Украине за рубеж (УТР. – «ТК»). Но кто его видел – знает, какого качества продукт там идет. А значит, таким образом мы просто увеличиваем количество людей, которые будут каждый день благодарить Бога за то, что они живут не в Украине.
Латко:
- Эфирные каналы мы поставить не можем, потому что работа передатчиков координируется. Если они будут мешать, а они будут мешать, то их запретят. Мы можем использовать спутник, но на спутнике нет Первого национального канала.
Вы знаете, что Украина – чемпион по количеству спутниковых каналов? Их около 60. Но реального контента, который был бы интересен даже украинцам, не говоря уже о чехах, поляках, немцах, нет.
Таукач:
- Я была в Португалии, где посол молодой и правильный. Там очень много украинцев работает, зарегистрировано 200 тысяч, незарегистрированных – мама дорогая. Они приходят со своими проблемами в посольство каждый день. Он чай-кофе им сделал, банкомат поставил, завел на телевизор 5 канал. И не мог завести, например, Первый национальный, который давал бы позицию государства для наших граждан, временно работающих за рубежом.
Бурковський:
- 5 канал іноді дає позицію держави краще, ніж Перший національний.
Портніков:
- 5 канал – яскравий приклад пропагандистського телебачення. А якщо держава дбає про власний імідж, вона має зробити об'єктивний.
Людмила Панкратова, віце-президент Асоціації медіаюристів:
- На самом деле я не понимаю такого термина – информационная война. Его официально нет и быть не должно. Это все оценочные суждения. Чем больше информации, тем лучше, на самом деле. И хорошо, что у нас идут разные каналы. Я считаю, что это никакая не информационная война. Просто мы получаем информацию из разных источников.
Лигачова:
- Мы пришли к тому, что нужно расширять плюрализм информационный. С другой стороны, увеличивать производство собственного контента, который будет апеллировать к сознанию зрителей и читателей с наших, украинских, позиций. Каким образом это сделать? Была идея, например, что нужно создать русскоязычный канал, который бы противостоял влиянию каналов России. Но сразу есть возражение, что для этого нужны огромные деньги, которых в Украине нет, а без них российские каналы все равно производят более качественный продукт, который, мол, априори и будут продолжать смотреть наши сограждане. То есть все равно этот канал не сможет быть конкурентоспособным с российским Первым каналом или РТР.
А насколько юридически возможно создание русскоязычного украинского канала?
Панкратова:
- Це неможливо, тому що зараз така жорстка, мені здається, позиція Національної ради щодо мовної політики телеканалів.
Латко:
- Создать такой канал невозможно в силу того, что у государства нет средств. Нынешнее законодательство не позволяет создать такой канал. Но и нет смысла. У нас 15 общенациональных каналов, но контентно они русскоязычные как таковые. Потому что все украинское телевидение в массе своей сводится к созданию только собственных новостей. И совсем немного другого собственного продукта. «Интер» и есть тот русскоязычный канал, который хотят создать.
Лигачова:
- Он строится на продукте из России. А тут идея создать канал, который будет строиться на русскоязычном, но украинском продукте.
Латко:
- Проблема в чем состоит, если берем поле телевизионное? Ни в какой стране нет столько общенациональных каналов. Наверное, отсюда надо начинать. Потому что, в принципе, творческих сил, рекламных денег не хватает на то, чтобы было 15 общенациональных каналов.
Лигачова:
Нужно, чтобы у нас было меньше телеканалов. Это понятно. Дальше что?
Почепцов:
- Почему понятно? В стране 45 миллионов человек.
Лигачова:
- Но 15 – это безумие.
Портніков:
У нас через два-четыре года будет совсем другое телепространство, в цифре, а государство Украина останется.
Лигачова:
- Я чувствую, что мы сейчас придем к выводу, что войн никаких нет, делать ничего не надо, все и так хорошо.
Юрій Горбань, прес-секретар фонду «Демократичні ініціативи»:
- Я от читаю наукову працю Ігоря Панаріна: «Только создание информационного спецназа позволит России избежать огромных потерь и не повторить ошибок начала века».
Далі цитата: «Стране требуется новый рывок. Необходимо осуществить переход от либеральной идеологии к державной». Щоуспішно, здається, робиться. «Новая политическая элита России должна профессионально участвовать в глобальной мировой информационной войне за власть. Эту информационную войну необходимо выиграть для того, чтобы граждане великой Руси и России имели возможность жить достойно и богато. Наши великие предки…» – починається з Ярослава Мудрого, закінчуючи Кутузовим та ін. І пропозиції – створити російське інформаційно-аналітичне бюро, потенційна структура, це був ще 2004 рік. «Руководитель РИА подчиняется президенту России, является членом совета безопасности Российской Федерации, численный состав – 500 человек».
Портніков:
- Тобто, люди фактично хотіли скосити бабки з бюджету і написали цю книжку, щоби обґрунтувати те, що їм треба ці бабки заплатити.
Горбань:
- Але принаймні те, що декларують ідеологи, воно, все-таки, матеріалізовано.
Портніков:
- Матеріалізовано, тому що вони ці бабки вже освоїли.
Лигачова:
- Я хочу услышать Георгия Почепцова. Что делать?
Почепцов:
- В мире происходит мощное ускорение, за которым мы не поспеваем. Это, скажем, и в области образования. Мы же не готовим людей по таким областям. Россияне сейчас сделали очень хорошую магистерскую программу «Политическое проектирование на постсоветском пространстве». Вот сейчас бы мы стали обсуждать университет: теми же словами сказали бы и вышли бы на те же точки: отсутствия людей, отсутствия денег, отсутствие этого, того. Возможно, это связано с общей деградацией, которая происходит, поэтому тут мы относительно виноваты. Наверное, есть такая общая страшная вещь.
А если поменять на термин «информационные операции», ситуация становится чище. Нужно реагировать или не реагировать. Потому что война – это нечто календарное, 365 дней. Война должна быть официально объявленной. А все остальное не является войной.
У нас есть одна болезненная точка, которая частично объяснима, но она неправильно переворачивает наши мозги. Мы все измеряем с точки зрения России. Все перекашивается, мы не в состоянии думать о своих проблемах. Российское телевидение что-то говорило? Пусть говорит. Оно – для своих граждан.
Я социологии не знаю в этом случае, но я думаю, что у нас постепенно выветрился такой интерес к российским каналам. Раньше я знал российских губернаторов. А сейчас их не знаю и российских министров не знаю.
Лигачова:
- Как СМИ могут обезопасить себя от подачи ангажированной информации из иностранных источников по международной тематике?
Поцепцов:
- Журналистские пулы должны быть. Хотите, чтобы освещали Грузию, отправляйте один самолет с медийщиками.
Лигачова:
- Как заставить собственников телеканалов это делать?
Почепцов:
- Собственники телеканалов, как смотришь по новостям, все делают, что нужно. Никаких проблем нет.
Горбань:
- Мені здається, що наші власники телеканалів мають розуміти, що якщо вони не будуть відстоювати національні інтереси, то через два роки у них не буде у власності українського телебачення.
Таукач:
- Назвіть мені один канал, який є в українській власності, крім 5-го.
Портніков:
- Завдання власника телеканалу – не думати про інформаційну політику, а отримувати гроші від телеканалу.
Лигачова:
- А социальная ответственность?
Портніков:
- Немає такого. Інформаційною політикою каналу займається керівник каналу, якому довіряє власник. Власник телеканалу – це те саме, що власник макаронної фабрики. Там треба продати макарони, а тут – контент.
Лигачова:
- Почему? На Западе есть социальная ответственность бизнес-структур.
Панкратова:
- Соціальна відповідальність каналів має бути. Але саме для того й хочуть створити громадське телебачення, тому що на нього якраз покладається перш за все така соціальна відповідальність. У нас, на жаль, такої відповідальності у приватних власників нібито не спостерігається. Безумовно, проблема якраз у тому, що – я не знаю, чому – всі користуються новинами російськими. Це поганий продукт. Але як донести суспільству, що це поганий продукт?
Портніков:
- Зараз сенс корпунктів взагалі відпадає, тому що все є в Інтернеті. Є сенс негайного відльоту на подію. От у цьому великі країни – Америка, Росія, Німеччина, Франція – безумовно, перемагають країни маленькі, тому що вони можуть це зробити.
Панкратова:
- Тобто, все-таки, головне, мені здається, – зробити якісний продукт, який, можна сказати, буде соціально орієнтований, але буде справді подавати факти з усіх боків. І нібито журналісти намагаються це зробити, а потім виходить, що це джинса, що це якісь замовлені матеріали. Я вважаю, що для вирішення тих проблем, які ми обговорюємо, треба, перш за все, підвищувати етичні стандарти журналістики.
Лигачова:
- Я хочу услышать про интернет-сферу.
Портніков:
- Интернет мы проиграли, потому что русскоязычный Интернет, частью которого является наше интернет-пространство, на 75% заполнен российскими ресурсами. Но, опять-таки, это всегда вопрос выбора. Если мы стремимся читать каких-нибудь сумасшедших в каком-нибудь «Русском журнале» и считать, что это и есть российская точка зрения, и потом распечатывать ту чушь, которую там пишет очередной больной немытый мальчик в буквальном смысле слова.
Я общался с таким человеком по фамилии Чадаев, член Российской общественной палаты. Он фаворит Суркова, одного из заместителей главы администрации президента. Он пишет в «Русском журнале» какие-то безумные вещи про Украину, Польшу, Европу. Когда я его увидел, он сидел на какой-то варшавской конференции в кулуарах и объяснял полякам, что мы вас освободили и спасли, а вы в НАТО идете. Я был так удивлен, что сказал ему: «Слушайте, вам лет 20-25, а это все рухнет через лет пять, вас же потом на работу никто больше не возьмет». Мальчик пугается и говорит: «Вы в самом деле думаете, что через пять лет все рухнет?» Это было пять лет назад. Я ему отвечаю: «Почему нет, та же нефть, сырьевое государство». «А что же мне делать?» Я говорю: «У вас есть духовник?» «Да, конечно». «Ну, сходите сначала к духовнику, а потом уже думайте, что вам делать». Эти люди конъюнктурны абсолютно.
Просто не надо гипертрофировать чужое сумасшествие. И тогда не будет усиливаться собственное.
Лигачова:
- Прошу каждого резюмировать вынесенное из этого круглого стола.
Горбань:
- Я маю ще одну свіжу інформацію, яку нам цікаво буде почути. Заголовок «Россия теряет Дальний Восток». Яка там ситуація? У Магадані більша половина золота із заводу просто розкрадається. 90% споживчого ринку Далекого Сходу займають товари з Азії. Крім того, демографічна ситуація – не знаю точних цифр – катастрофічна, слов'янське населення вимирає.
До чого я веду? Росії реально треба зрозуміти, що вона не настільки сильна. Але в цьому є проблема і для України. Росія ужимається до Уралу об'єктивно, тому що нікому буде заповнювати місцевість. Куди їй іти далі? Вона піде на Україну. Тому нам треба готуватись. Треба думати багато і громадськості, і державі. Ми маємо готуватися до ще більшої операції проти України.
Латко:
- Я думаю, що такого прямого висновку не може бути. З іншого боку, наша історія показує, що, власне, проблеми у Росії, а в Російській імперії було все в шоколаді. Можливо, наша політика багатовекторності, яка зараз уже завершується, йде до того, що з росіянами треба вибудовувати нові взаємини і показувати кузькіну мать хоча б Америці чи Китаю.
Пан Віталій підтверджує, що українець може нормально працювати на тому ринку і інтелектуально підтримувати не тільки нас, але й демократично думаючих росіян. Не кажучи вже про Павловського, який є батьком Путіна іміджмейкерським з Одеси. Тому можемо десь до того дійти. Зараз наш проект «Україна» вже запізнився із самореалізацією, щоби ми стали суб’єктом світової політики. А якщо в Росії також буде розуміння, то будемо існувати в якомусь новому проекті: федерація, я не знаю.
Портніков:
- Можу зробити притчове закінчення. Я завжди дуже боявся професійних євреїв. Частина їх, багата, сидить зараз на возі, вони накрали собі тут грошей, вирішили, що вони правовірні, одягли кепу на голову і кажуть: «Рувим, вы знаете, они в Израиле открыли свиной магазин. И едят свинину, может быть, даже в субботу». А є нормальні люди, ізраїльтяни, які сплачують податки, служать в армії, розбудовують високі технології, створюють продукцію, яка йде на експорт, мають одну із найсучасніших літератур світу, мають театральні фестивалі.
Так ми для себе маємо просто вирішити, ким ми хочемо бути. Професійними українцями і борцями з Росією, чи будівничими цієї сучасної модерної держави? Я певен, що у нас усе вийде. Тому що у нас теж достатньо людей, які здатні будувати сучасні технології, сучасні підприємства, писати сучасну літературу, створювати сучасні засоби масової інформації.
Таукач:
- Мне кажется, что мы на этом круглом столе практически пришли к консенсусу. Может быть, несколько печальному, может быть, несколько самоуничижительному. Вообще, украинской нации свойственно это самоуничижение, которое паче гордыни. Но, тем не менее, если мы хотим излечиться от какой-то болезни, мы должны ее, по крайней мере, назвать, понять, что это за болезнь. У нас ничего нет, поэтому нам терять нечего. Практически сформулировалась революционная ситуация. Пока она сформулирована за этим столом. Как только такой же детонатор появится у интеллигенции, которая все-таки должна вспомнить, какую именно роль она обязана выполнять в обществе, то, очевидно, тогда будут созданы определенные клубные институции, которые смогут обдумать те вещи, что выведут нас из состояния обочины, из состояния провинции, окраины, в данном случае, великой России, хотим мы этого или нет, и не превратят нас в провинцию, условно, далеких Соединенных Штатов либо милых китайских друзей.
Остапенко:
- Первое – нужно расширить украинское информационное присутствие в Крыму, даже если оно будет на русском языке. Ничего страшного, бояться этого не нужно. Это конкретно. А касательно того, что мы говорили, каким мы являемся государством – я считаю, что история украинского государства и украинское государство началось только в 1991 году, не раньше. Это хороший повод тем людям, тем нациям, которые здесь живут: русским, украинцам, евреям, татарам, кому угодно, создавать новое образование, основанное исключительно на экономических интересах. И тогда информационных войн не будет, а если и будут, то люди станут защищаться, потому что они заинтересованы защищать свой бизнес, свое место, где они живут. Тут придумывать ничего не нужно. Каждое ведомство должно просто делать свою работу. СБУ – противостоять своими операциями. Нацрада – выдавать соответствующие лицензии, защищать или каким-то образом регулировать информационное пространство. Министерство экономики должно бороться с экономическим кризисом. И депутаты – принимать нормальные законы, работать и не распускаться.
Панкратова:
- Жесткими запретами, указами Президента, ограничительным законодательством мы не победим ни информационные войны, ничего. Если нужен такой информационный канал в Крыму на русском языке, значит, должно быть соответствующее законодательство. Я думаю, что все-таки можно в нем найти какие-то лазейки для того, чтобы это создать. Потому что чем больше ограничений, тем, к сожалению, мы этим не ограничим российские каналы и российское влияние. Более того, наоборот, мы дадим им повод говорить о том, что вот у нас совсем недемократично. И это действительно плохо. То есть чем больше ограничений, тем больше мы сами себе создаем проблем. Хотя законодательство об информации старое, 1992 года, но то новое законодательство, что хотят ввести, натыкано такими ограничениями, что оно гораздо хуже старого. И, на самом деле, мне страшно. Потому что новое законодательство, к сожалению, пытается все больше и больше ограничить, все как можно более затиснуть в какие-то рамки. Принцип «разрешено все, что не запрещено» превращается в «разрешено только то, что разрешено».
Бурковський:
- Я би поклався в цій ситуації на інстинкт самозбереження народу, а не на інстинкт влади у тих, хто бореться за владу. Очевидно, що проти України йдуть інформаційні операції, від цього ми нікуди не подінемось. Але йде також боротьба за владу. В цій боротьбі, очевидно, переможе найсильніший, і йому в цьому допоможуть люди, оскільки у нас яка не яка, але демократія. Сподіваюся, що або інстинкт самозбереження у народу спрацює, вони оберуть все-таки ту людину, яка почне робити адекватні кроки, в тому числі в інформаційній політиці, захищати інформаційний простір чи, навпаки, давати більше свободи. Або така людина не з'явиться, і боротьба всіх проти всіх призведе до самознищення. Тобто, є як оптимістичний сценарій, так і песимістичний, що стосується інформаційної політики. Як то кажуть, на все воля божа.
Почепцов:
- Я могу нашу ситуацию сопоставить с Прибалтикой, каждый год езжу во все эти республики. Ситуация та же, хотя они более маленькие и находятся в большем давлении со стороны России. И оно воспринимается намного серьезней. И есть такая же, как и у нас, неопределенность. То есть это общая система, в которой мозги еще не докручены до конца. Это общее состояние всех постсоветских республик. И там, где мозги раньше включились, допустим, у москвичей, система работает. Когда включатся мозги у нас, значит, у нас заработает. Пока мозги не включены.
Фото Яни Новоселової
Текст круглого столу був уперше опублікований у журналі «Детектор медіа» №10/2008
Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.
До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.
Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.
У зв'язку зі зміною назви громадської організації «Телекритика» на «Детектор медіа» в 2016 році, в архівних матеріалах сайтів, видавцем яких є організація, назва також змінена