В сети продолжается бурная дискуссия по поводу постановочных съемок в Широкино фотографа Дмитрия Муравского.

Хотел бы ответить тем, кто пишет: «ну да, фото Муравского постановочные. И что? Имеет право на жизнь. И вообще такой жанр должен быть, почему нет? Тем более, снималось это все на реальной передовой. И пусть на фото не реальная боевая обстановка, а то, какой она могла бы быть… И что здесь такого?..» Рассказываю.

Две тысячи первый год. Весь мир — журналистская братия — ломанулись в Афганистан в ожидании американских бомбардировок по талибам. Это сразу после 11 сентября. Был всего лишь небольшой плацдарм, захваченный афганской оппозицией — «Северным альянсом», воевавшим с талибами. И вот сотни, если не тысячи журналистов, томятся в палатках в богом забытых кишлаках «Северного альянса» в ожидании бомбардировок. А их все нет. А передавать что-то надо. Многие не нашли ничего лучшего, как имитировать боевые действия на реальной линии соприкосновения. Журналисты просили моджахедов пострелять в сторону талибов. И предлагали деньги. Вскоре установилась твердая такса: побегать по окопам и пострелять из «калашей» — двадцать баксов, выстрел из пушки — пятьдесят, из танка — стольник. Одиночный выстрел «Града» — двести. Коллеги из Германии сняли целый сюжет, как одна из журналисток раздавала деньги и режиссировала войну. Был большой скандал. Тем более, рано или поздно прилетала «ответка». И некоторые бойцы после отъезда репортеров гибли.

Журналисты, сами того не подозревая, из хроникеров превратились в участников событий, сами их инспирировали. Хотя казалось бы: они же таким образом пытались «реконструировать» то, что происходит в действительности. Такая вот красивая война, снятая с разных точек, в несколько дублей, с глубиной кадра, с хорошим светом оставляет у зрителя лишь одно ощущение… вранья. Настоящий кадр во время боевых действий — это расфокус, пересвет, это дрожащая камера, это «кишки наружу», это непередаваемые эмоции бойцов, которые не сыграет ни один даже самый гениальный актер. И в этом ценность и настоящая окопная правда журналистики. Ты понимаешь: журналист побывал там, где реальная жесть.

Две тысячи восьмой год. Пятидневная война в Южной Осетии. Телеканал «Россия» выпускает фильм с большой постановочной частью — эдакая докудрама. Но зрителю это все продается как хроника реальных событий, а не игровое кино. Эпизод расстрела грузинским военным гражданской «копейки» снят со штативов и с восьми точек, причем с хорошей раскадровкой. Это даже не попытка реконструкции. Это прямая ложь. Такого на самом деле не было.

Постановка — это кино. Всегда. Даже если в одном кадре. Даже если на минуту эфира. А кино отличается от реальной жизни одной простой вещью: сценарием. В сценарий можно вместить что угодно. В реальные кадры событий — ничего. Вот как есть, так есть.

Именно поэтому я ненавижу все эти докудрамы с большими постановочными кусками. Это все — сценарий. А сценарий — фантазия, выдумка. Даже если автор пытался приблизиться к реальности. Я до сих пор не могу забыть фильм Алексея Пивоварова о голодоморе, где деревенская улица освещена, как сцена драмтеатра, где красиво падает в луче прожектора снег, где теплый и холодный свет создают сказочную по глубине картинку… И если это хоть как-то объяснимо в исторических документальных фильмах, то в репортажах с передовой это просто замешивает правду и ложь.

Я сам по молодости лет любил все эти красивые пробежки, всю эту «движуху», и мне казалось, вот это и есть самая крутизна журналистики. Нет ничего, что может заменить реальные эмоции, реальный страх, реальный ужас войны…

Прошло двадцать два года с первой чеченской войны, а я до сих пор помню ужасные кадры «бибисишника» Роберта Парсонса: на заднем плане горящая «копейка», а на переднем рыдающий мальчик, который готов показать журналистам дорогу, лишь бы они забрали его из этого ада. Он орет, рыдает и показывает на «Жигули»: там мой дедушка лежит. Рядом с машиной взорвалась авиабомба…

Всех, кто мнит себя Витторио Стораро и Бертоллучи, — эдаких маститых киношников, брезгующих ловить реальную жизнь, я посылаю к черту. Мне не нужны ни такие операторы, ни такие режиссеры. Они готовы заорганизовать любой процесс, «вылизать» каждый кадр, в котором не будет ни грамма жизни. Ни грамма. Снятая мною историю про наемника из Череповца во время его первого боя, первой бомбежки хороша именно этим — неподдельностью эмоций. И это главное. Всё остальное — туфта.

Не надо никого героизировать. Героизировать может только смерть. Пока человек жив, ему свойственно всё: и бояться, и орать матом от боли, реветь от злобы… Не надо героизировать армию. Лучше делайте то, что и должен журналист: вскрывайте факты воровства, неумелого руководства, военных преступлений — тогда и погибать будут меньше, и армия будет лучше. И поводов для гордости будет больше.

Фото - apostrophe.com.ua