«Пісні серця» – это шесть фильмов об истории популярнейших украинских песен «Пісня про матір», «Два кольори», «Червона рута», «Черемшина», «Марічка», «Києве мій» (всего запланировано цикл из 10 картин, четыре ленты еще в работе). Примечательно, что фильмы показали в дневном эфире в дни последнего тура выборов: когда действовали внешние ограничители на политическую информацию, затребованным оказался культурный продукт. И канал «1+1», в отличие от многих других, забивавших в те дни эфирную сетку необязательными повторами, смог предъявить своим зрителям одну из интереснейших документальных премьер года.

«Пісні серця» – это то, каким, я себе представляю, и должно быть документальное кино. Во-первых, информативно насыщенное, причем предлагающее не просто информацию, а некую сюжетно оформленную информацию (история через истории). Во-вторых, сюжетный концепт вскрывает интереснейших судьбы людей, о которых нам, в сущности, известно очень мало. Лазаревская показывает своих героев – поэтов, композиторов, певцов – притягательными не внешними составляющими успеха в современном понимании (это когда общество обсуждает твою машину, мужа и трусы), а личностной многомерностью. Все герои в фильмах – глубоки (это, я считаю, кроме личных качеств персонажей, еще и специфика режиссерского дара Лазаревской), а синхроны – уместны. Плюс, как всегда у Лазаревской, тонкая работа с хроникой, которая создает образ времени глазами героев, которых мы видим на экране. Встретясь с режиссером, я тут же попыталась выяснить, кому принадлежит идея фильма:

– Идея родилась в результате творческого содружества киностудии «Контакт» и канала «1+1»: сделать истории 10 – для начала – самых известных украинских песен. Мне идея такого фильма сразу показалась очень продуктивной, потому что я сразу в ней почувствовала несколько пластов: история создания самой песни, история времени, в которое эта песня создавалась (песня как отражение времени), и, конечно, люди, которые ее создавали (значит, это еще и истории судеб). Но самый потрясающий пласт, о существовании которого я даже не подозревала, начиная работать над картиной, – это истории, порожденные самой песней. Например, «Пісня про матір» (или как все говорят – «Рушник»). Это же первая значительная песня украинской эстрады. Песня родилась из пронзительного момента в судьбе братьев Майбород, которые во время Второй мировой попали в лагерь для военнопленных где-то в Полтавской области. Немцы отпускали из лагеря простых солдат, за которыми приходили родственники (ведь пленных надо было кормить, а кормить было нечем). Мать Майбород пришла в лагерь за много километров, и ей отдали сыновей. Песню Плато майборода посвятил ей. Дальше еще интереснее: первым исполнителем «Рушника» был Александр Таранец. В нашем фильме его вдова Алла Таранец рассказала потрясающую историю. Одна женщина во время голода потеряла своих детей. Прошло много лет, и вот она по радио услыхала «Пісню про матір», и решила, что это поет ее сын, которого она узнала по голосу. Эта женщина пришла к Таранцам прямо домой и сказала: «Ты мой сын, ты – Яков». Певец сначала пытался объяснить женщине, что он знает всех своих родственников, свою родную мать, но, увидев ее отчаяние, сказал: «Да, вы моя мама». И до конца жизни они были вместе. И это история, которую породила сама песня. Но еще более потрясающая история, что благодаря песне Таранец нашел свою настоящую сестру, которая была слепой и во время голодомора ушла из дому со слепцами. Семья искала ее много лет, и было решили, что девочка погибла. А оказалось, что она жива, вышла замуж, родила деток, и только услышав по радио «Пісню про матір» в исполнении Александра Таранца, смогла разыскать брата.

– Но ведь, начиная работать над фильмом, вы не знали, где будет история, а где нет, – так по каким же критериям вы отбирали песни для картины?

– Мы взяли песни, во-первых, послевоенные, во-вторых, значительные. Все эти песни до сих пор на слуху, они почти народные… Ну кто помнит, кто написал «Черемшину»? Это не очень популярные авторы: Василь Михайлюк – очень скромный человек, а автора слов – Миколу Юрийчука даже Дмитро Гнатюк не сразу вспомнил. К тому же мы придерживались принципа, чтобы в 10 песнях не повторялись ни поэт, ни композитор (дабы как можно больше авторов попало в наш фильм).

– Говорят, специально для фильма вы сделали новые аранжировки песен?

– Мы сделали все новые аранжировки. Часть песен аранжировала Ганна Гаврилец, часть – Игорь Щербаков. Причем, эти аранжировки страшно понравились оркестрантам (знаете, музыканты – люди без лести; если им что-то не нравится – они говорят прямо). Результатом нашей работы стал диск, на котором записано 10 песен в исполнении Национального заслуженного академического симфонического оркестра Украины.

– Юля, насколько я понимаю, для вас работа над этим фильмом – еще и возможность вспомнить о первой профессии? (Когда-то давно Лазаревская работала музыкальным редактором на Киевнаучфильме. – Л.Г.)

– Мне это показалось очень заманчивым, потому что приходилось делать то, что я не делала уже много лет. Мне необходимо было пригласить оркестр, организовать запись… Представьте себе, у нас на записи сошлись 4 лауреата Шевченковской премии! Дирижер Владимир Сиренко, тенор Владимир Гришко и композиторы Ганна Гаврилец и Игорь Щербаков. Эти три дня работы с оркестром я вспоминаю как праздник. Кстати, для Гришко это была и премьера в новом амплуа, и новая работа: никогда до съемок он эстрадных песен не исполнял. Кстати, приглашение академического вокалиста – это дань традиции того времени, в котором рождались песни – героини наших фильмов. Ведь первыми эстрадные песни, как правило, исполняли оперные певцы – Гнатюк, Мокренко, Кондратюк… Базовый пласт украинской эстрады создавали оперные вокалисты – и мне казалось важным зафиксировать этот акцент в фильме: рождение песни с высокой академической ноты.

Уникально тут и отношение певца к песне: не как к способу зарабатывания денег, а как к творчеству. Для меня, как режиссера, это важный момент: потому что современное эстрадное творчество, мне кажется, во многом манипулятивным, «ширпотребовским». Заплатят – не заплатят, «схавают» – «не схавают»… Сейчас даже не слова пишут, а текст. «Текст такого-то…». Какой «текст»? Это что телеграмма, я вас спрашиваю? Но если говорить о том времени, в котором рождались великие песни, то важно подчеркнуть, что многие украинские песни «продвинули» оперные певцы.

– У вас в фильме есть такой намек на то, что среди всех других оперных певцов преференции имел Дмитро Гнатюк? Или мне показалось?

– Нет, вам не показалось. У Гнатюка было такое положение в мире музыки, что он мог позволить себе – скажем так – больше остальных. И если песню «брал» Гнатюк – считалось, что это уже шлягер. Потому что ее тут же записывало радио… А пропагандой музыки тогда занималось не телевидение, а радио. Я с большим трудом отказалась от очень интересного интервью старого звукорежиссера Веры Горбатюк (она есть в нашем фильме), которая мне объяснила, что тогда было радио. Радио заказывало – и появлялось произведение. Сейчас такое мыслимо?

– А слово «заказ» по отношению к музыке вам не претит?

– Давайте рассуждать вместе: к примеру, госзаказом была песня «Києве мій». Но ведь государство знало, у кого заказывать! Ведь Бабийчук, министр культуры, не вытащил какого-то мальчика с серьгой в ухе, потому что этот мальчик в близких отношениях с другим богемным мальчиком… Он ведь заказал «Києве мій…» прекрасному композитору, замечательному поэту… Все эти почти народные песни были заказаны советскими радио, кино, Министерством культуры… Мне потрясающую историю рассказал Левко Дудковский, руководитель и создатель ансамбля «Смерічка», к сожалению, она не вошла в фильм. Первые электрогитары ансамбль «Смеричка» получил благодаря одиозной Екатерине Фурцевой. Дудковский написал письмо: «Кремль, Фурцевой», где пожаловался, что они – прекрасный ансамбль, но играют-де на самодельных электрогитарах. И получил ответ: «обратитесь на такой-то завод, там вас ждут электрогитары; а в следующий раз пишите не в Кремль, а по такому-то адресу в Министерство культуры».

– Я правильно поняла вашу мысль, что госзаказ в искусстве – это необходимость и благо?

– Безусловно. Сегодня мы тоже пришли к тому, что необходимостью есть пусть не госзаказ, но господдержка. Потому что никакое частное лицо, ни один руководитель частного телеканала перед культурой страны обязательств не несет. Это его добрая воля – дать деньги на такой дорогостоящий проект, как документальный сериал, или не дать.

– То есть ваши фильмы – это фильмы доброй воли Роднянского?

– Да, безусловно. Этот фильм – «Пісні серця» – год моей жизни. И у меня не было момента усталости до трагедии. Только когда Ляли Роднянской не стало, я почувствовала, что обязана закончить то, что мы вместе начали… Сейчас коллегами, друзьями и каналом «1+1» создан фонд имени Ларисы Роднянской. Этот фонд будет заниматься поддержкой неигрового кино, в частности – заканчивать проекты, начатые Лялей.

– Юля, вы сказали, что съемки шести получасовых картин продолжались полтора года. Это много или мало?

– Как по киношным меркам, то мы все сделали очень быстро (а по телевизионным – это очень долго): ведь это и отбор материалов, и поиск героев, и работа с архивом…

– Кстати об архивах: любовь с хроникой – у вас взаимная?

– Похоже, да. Что касается меня, то я не могу спокойно видеть хронику. Никакую. Киноархивы мне доставляют колоссальное удовольствие. Каждый кадр. Вы же видели «Черемшину»? Помните там потрясающие кадры, когда Советская Армия освободила Буковину? Я когда эти кадры обнаружила, то чуть ли не прыгала от радости. Ведь Василь же Михайлюк, наш герой, тогда был ребенком, и это была история, которая свершалась на его глазах… Знаете, а ведь мне хотелось, чтобы фильм и каждая его часть получились именно такими, каковы они есть – когда ты тянешь за ниточку, а она, разматываясь, вытаскивает на свет истории… Главной моей проблемой на монтаже было отсечение, потому что невозможным оказалось втиснуть все истории, которые мы «нарыли», в получасовый формат. Очень много хороших историй так и осталось за кадром.

– После того, как фильмы показали по телевидению, вы получали отзывы?

– Самый дорогой для меня отклик на картину был от народного артиста Левка Дудковского из Черновцов после показа «Червоної рути». Он сказал мне слова, услыхав которые, я поняла, зачем я это сняла: «Вы нашли самых близких людей, которые непосредственно стояли и у истоков этой песни («Червона рута»), и были рядом с Ивасюком… Сейчас друзей Ивасюка – целый сонм. А вы нашли тех, кто был рядом с ним». То есть нам, съемочной группе, удалось подобраться к самой близкой, самой точной истории. Но скажу вам, что, пожалуй, картина «Червона рута» была самой сложной. Я буквально ощущала трагическую энергию. Ведь Ивасюк был чрезвычайно талантлив, чрезвычайно красив, очень культурен, образован – он был яркий, как настоящая звезда.

– Вы сказали «сложная картина». А были простые?

– Я все эти ленты люблю, но больше всех люблю «Марічку» и «Черемшину». Вот они шли легко. А согласно моим многолетним наблюдениям, если ты что-то делаешь и «идет фарт», значит, «это кому-нибудь нужно». То есть, твой проект социально ожидаем. Даже если это будет нерейтинговое зрелище, но оно нужно 100, 200, 300 людям – причем, им это нужно настолько, что нам «идет карта». Потрясающая история была с «Марічкой»... Вы только задумайтесь: это же первый фильм и о Михайле Ткаче, и о Степане Сабодаше… А эти авторы – целая эпоха в украинской культуре и, слава Богу, что мы успели снять этих людей. Кстати, когда я позвонила Ткачу и попросила рассказать мне о «Марічке», он даже смутился: «Да что там рассказывать? Что я эту песню в морге написал?» Оказывается, студенты-медики, приехавшие в буковинскую Путилу на практику, жили в помещении морга. Там же на практике Михайло Миколайович увидел женщину – Маричку, повариху в той больнице, – и написал в ее честь стихи. Когда мы снимали Ткача, то он нам и сообщил, что героиня песни имеет прототип, хотя лично он с реальной Маричкой встречался единственный раз в жизни. Мы позвонили в Путилу, чтобы узнать, есть ли у них такая Мария (сейчас у нее фамилия Кисилиця), и нам повезло, потому что сняла трубку какая-то ее родственница. К телефону нам ее не позвали, но сказали, что она «на городі». Мы очень обрадовались – ведь могло быть что угодно: героиня могла быть старой, нездоровой, переехать за границу, ее могло вообще не оказаться в живых – ведь песне-то уже 50 лет. Нас попросили перезвонить позже, но мы тут же сели в машину и приехали. Пани Мария знала, что приедет группа, но не знала когда. И вот – вы видели ее в фильме? – она такая нас и встретила: еще не старая женщина, в модной кофточке, с ухоженными волосами… В ней море достоинства – это ее основное качество, и, мне кажется, это видно в фильме, да и в песне, наверное, чувствуется… Ведь до сих пор каждый день в определенный час на черновицкую ратушу поднимается трубач и играет музыкальную фразу: «Чуєш чи не чуєш, чарівна Марічко…». Одну фразу – и спускается вниз. И ведь его никто не обязывает это делать.

– Как вы почувствовали: насколько музыка связана со временем, в котором она создавалась?

– Безусловно, музыка связана со временем, но не через само пространство времени, а через людей, которые в этом времени живут.

– Спрошу иначе: сейчас могла бы возникнуть «Червона рута» или «Марічка»?

– Не знаю. Все-таки современность должны оценивать потомки. Но лично мне очень редкие песни, рожденные сегодня, кажутся значительными. Редчайшие.

– Например?

– Как ни странно, несколько песен Земфиры. А вообще, такое впечатление, что этот гумус, из которого состоит все, перестал впитывать. Пласты так сильно утрамбовались, что, кажется, сама земля стала сопротивляться этому напряжению, этой утрамбованности. И культурных пластов, в том числе. Должно что-то такое произойти, чтобы снять грязный слой – и с природы, и с культуры. Но: ростки прошлого, ростки самого настоящего еще живут в отдельных людях. Полагаю, то, что я вам сейчас говорю, и есть старомодность в чистом виде. Я ведь очень много современной музыки слушаю, и, признаюсь, она мне кажется чрезвычайно технологичной. Технологичной – не только по тому принципу КАК она сделана, но и ЗАЧЕМ она сделана. А вот авторы тех песен, о которых мы сняли кино, ни сном ни духом не подозревали о том, что они могут на кого-то зачем-то воздействовать. Режиссер Алексей Мишурин, снимая фильм «Літа молоді», посчитал, что в сцене, когда герои едут на крыше поезда, «хорошо бы песню». И режиссер Мишурин звонит Майбороде и говорит: «Друже Платон, а напиши песню для моего фильма». А это все, как всегда в кино – «нужно на вчера». Что интересно: первый куплет написал-то ведь сам Платон Илларионович, и вот он звонит Малышко и по телефону «наспівує» рыбу – слова и мелодию. Малышко исправил в «рыбе» одну строчку и тут же дописал два куплета. Ночью же они вызвали Таранца, который послушал песню в исполнении Малышко, и сказал: «Вот увидите, братцы, эта песня облетит всю планету…» А теперь взвесьте: Майборода был чрезвычайно признанный композитор, Малышко – известнейший поэт, Таранец – популярнейший исполнитель, и одной песней для кино больше – одной меньше, думаю, для них не играло жизненно важной роли… Но была потребность творить. А сейчас… Скажу вам так: никакую «Пісню про рушник» сейчас не напишут, потому что хотят зарабатывать деньги. А если человек садится писать, лепить или сочинять три ноты, с желанием, чтобы завтра ему за это заплатили, – можно считать, что эта затея обречена на провал.