Лирический пролог

В прошлой жизни, еще в России немного «шил на дому» — преподавал в одном из московских вузов. Одно из самых первых занятий началось с двух страшных вещей.

Во-первых, я рассказал ужасную историю о том, что рос на тракторозаводском районе Минска — именно «на районе». Где в семь утра народ выходил из многочисленных сталинок и хрущевок и привычно-угрюмо плелся в сторону заводской проходной. Чем старше я становился — тем сильнее было ее притяжение. Я понимал, что рано или поздно она и меня засосет в какой-нибудь инструментальный цех номер пять. И творческие профессии мне представлялись наилучшим выходом из ситуации: ждешь, когда тебя посетит муза. Можно выспаться, потому как к семи утра музы точно не прилетают.

Но оказалось, что в журналистике дело еще хуже: творчество — всего лишь капля. А все подчинено правилам и технологиям. Хуже того: во сколько бы ты ни встал, время сдачи материала в эфир — это настолько свято, что ты можешь трижды забухать, забыть пропуск, перепутать проходные или просто обкакаться, но ровно вовремя продукт должен быть в эфире. Вот тебе и творчество… Хотя без него тоже никак. И эти десять процентов могут решить судьбу остальных девяноста.

Не все студенты понимали намек с первого раза. И когда я называл дедлайн сдачи модулей до полуночи, первые работы приходили мне на почту в пять минут первого, в час ночи, утром — то есть, когда по идее вся группа выпуска — если бы речь шла о сдаче сюжетов к эфиру — уже давно лежала бы мордой в салате. И, конечно, я всем ставил «два». Даже кто опаздывал к дедлайну всего на минуту.

Впрочем, все это только присказка. Так я пытался объяснить молодым дарованиям, не отличавшим «Космополитен» от РБК, что телевидение — это завод, где работают технологии и почти армейская дисциплина.

Содержание и форма

Как на любом заводе, здесь тоже есть свои цеха, которые выпускают очень разную продукцию. На классическом общественно-политическом телеканале есть цех (редакция) детских программ, развлекательных программ, спортивных, образовательных и даже информационных. И, понятное дело, вся эта продукция различается по своему содержанию и задачам. Развлекательные программы должны развлекать, информационные — информировать. Все просто.

Но и тут студентам приходилось втолковывать, что хотя стоматологи и проктологи — оба врачи, все-таки специальности у них разные. И один едва ли заменит другого. Так же и на телике: не надо путать профессии, скажем, шоумена и информационного ведущего. Это разные вещи.

Проктолог со стажем

Именно поэтому я всю жизнь специализировался на заднице. И вот здесь пора переходить к сути, то есть к ценностям и миссиям. Поднимаясь, так сказать, с самого дна.

Какого черта нагонять туман? Ведь с этим все просто: вот, допустим, развлекательный канал. Что он должен делать? Качественно развлекать. То есть, выполнять свое предназначение. В этом и состоит главная миссия канала — создавать хорошее настроение, отвлекать от посредственной обыденности, очертить круг тем, который важен именно для избранной аудитории. А что еще?

Но и здесь, оказывается, много нюансов. Что значит качественный развлекательный контент? Как это измерить? Например, Queen едва ли имеет отношение к науке и образованию. Тем более ценностям. Это развлекуха. Олег Винник — тем более. То есть, и то развлекуха, и это. Хотя почему-то Queen, принято считать, имеет большее отношение к искусству, чем Винник. А Винника в караоке поют лучше. И лучше знают. Мы это называем массовой культурой. Телеканал — очень дорогое удовольствие. Поэтому он не может априори ориентироваться на стандарты таких ресурсов, как, скажем, «Культура», где показывают концерты Рахманинова в исполнении Мацуева, фильмы Годара и прочие «элитарности». Те же концерты «Юрай хип», наконец. Телик ориентирован на массового зрителя. На его вкусы и потребности, на его ментальные традиции, где частушки предпочтительнее «ритм энд блюз». Мы сами можем сколько угодно летать в Лувр глазеть на Джоконду, любить Бертолуччи и обсуждать последние тренды в современном искусстве, но мы-то как никто знаем, что на самом деле нужно массовой публике. Мы можем себя успокаивать тем, что это всего лишь бизнес. Нельзя делать бизнес, исходя из своих собственных представлений о прекрасном. В конце концов, картонные симпатии и чувства в какой-нибудь очередной западной «кальке» на языке мебельщиков — это такой же кич, стиль ампир. И если публика хочет именно это, почему ее надо убеждать в том, что стиль минимализма лучше? Когда она еще дорастет до этого?.. Короче, у нас, телевизионщиков, есть железная отмазка все это продавать зрителю — потому что он это хавает. А это, мы знаем, рейтинги, рекламные расценки и доходы. Чужие вкусы — не наша ответственность. Тем более, мы ведь знаем, что это за публика, что это за вкусы, за запросы. Если мы постараемся составить коллективный собирательный портрет среднего зрителя, нам ни за что на свете не захочется делать телевидение. Это во многом диванные инфантилы, которые ждут низкопробных развлечений. И так, по-моему, во всем мире: телевизор давно превращен в ящик развлечений. В первую очередь. Почему нет?

Есть ли смысл их менять? На мой субъективный взгляд — никакого. Это невозможно. В нашем же случае культурная и социальная среда, в который росли и формировались наши люди, не оставляют нам никакого шанса. Да и зачем? Ведь можно изготавливать простые, технологичные развлекательные шоу, которые проглотят и так. Это дешевле, быстрее, чем драматургически прописывать реальные социальные или психологические драмы-реалити с неочевидным результатом. Все строго по сценарию с загодя отобранными актерами.

И вот тут есть ловушка…

Развлекать — да. Но не обманывать. То есть не выдавать сценарно прописанные проекты с актерами за чистую монету, чтобы люди с котомками, только с поезда, потом бегали по телеканалам в поисках телевизионных чудотворцев. Они же потом спекулируют на своей телевизионной славе, занимаясь обыкновенным мошенничеством — с нашей же подачи и при нашей помощи. Хотя мы-то знаем, что это обычный телевизионный шарлатан.

То есть, выходит, мы думаем о высоком — о миссиях и ценностях — но одновременно с этим закрываем глаза на то, что невольно соучаствуем в банальном мошенничестве… И мы оказываемся перед простым ценностным вопросом: все ли, что продается зрителю, мы имеем право ему впаривать? Есть ли у нас моральное право обманывать зрителя только потому, что он обманываться рад? Ведь срежиссированные постановочные бытовые драмы не лучше — они создают у зрителя ощущение упрощенности жизни. До примитивизма. Простые рецепты на сложные вызовы…

Если мы задумываемся о ценностях и миссии — можем ли так вести себя по отношению прежде всего к самим себе? Мы знаем: нас никто не осудит за это. В конце концов, и я по жизни придерживаюсь правила: каждый заслуживает того, что заслуживает. Веришь в экстрасенсов — получи. Веришь в сказку с принцем — расплачивайся. Мы, телевизионщики, знаем триаду, на чем держится любой формат: конфликт, драматургия, интрига. Можно плюсануть еще пару ингредиентов — медийность, провокативность... И из этой смеси мы можем сварить любой суп. Но любой ли?

Но есть ведь и другая сторона, которая ко мне, как к «проктологу» с двадцатилетнем стажем, имеет самое непосредственное отношение.

Мы же прекрасно отдаем себе отчет, что телевидение в Украине олигархическое. И олигархи платят бабки совсем не затем, чтобы качественно развлекать зрителя. Да, это хорошо, что каналы в неполитической части применяют максимально коммерческий подход, повышают процент окупаемости. Но для владельцев не это главное.

Если в части коммерческого показа мы говорим, что экран показывает то, что хочет видеть зритель, то в политической части мы этот самый заказ у зрителя формируем. И это то, ради чего вообще в Украине существует телевидение. Это делаем мы. Точнее, владельцы каналов нашими руками. Согласитесь, очень трудно вести речь о ценностях при такой паршивой ситуации — когда ты знаешь, какой олигарх с какой кнопки что хочет тебе впарить с нашей же помощью.

И тем не менее. Этот разговор, пусть и в профессиональной среде, очень важен. Каково наше место во всем этом? Что мы можем сделать? Какой в этом смысл? Что принесет тактика мелких шагов — самоуспокоение или реальную пользу?

Я хочу этот разговор начать с новостей — какими они должны быть в моем понимании. Повторюсь, это лишь на первый взгляд новости на каком-нибудь полуразвлекательном телеканале — непрофильный актив. На самом деле ради новостей весь канал и существует. Как и любой другой. Новости нужны инвестору. Мы с их помощью внедряем в общество месседжи. Не путать с ценностями. Месседжи на языке бизнеса — «быстрые и короткие деньги». Ценности — долгосрочные инвестиции. Мы в своей среде прекрасно знаем, где наши красные буйки, за которые нельзя заплывать. Мы знаем, где проходит эта тонкая красная линия. Я прекрасно понимаю: если уж сравнивать ситуацию в целом — в России и Украине — то Украина, конечно, выгодно отличается. Там в разных обличьях только Путин, Путин, Путин. Здесь есть выбор: мочить власть, защищать ее, держаться в стороне…

Так вот, новости — какие они должны быть, какие есть и как встроены в канал? Как эта площадка коррелируется с ценностями и как может соотноситься с ними площадка новая — итогов?

Меня так научили: новости — отклонение от нормы. От нормы общечеловеческих ценностей и от сложившейся практики. Снег в августе — отклонение от нормы. Соответственно, новость. Снег в феврале — норма. Трое убитых в зоне военного конфликта в его первый месяц — тоже новость. А вот трое убитых на четвертом году войны — норма. Не я это придумал. Это видно по смотрению новостей даже. Ежедневные сводки с фронта с однообразным перечислением калибров и обстрелов уже давно никого не цепляют. Никто не повторит, что стреляло вчера, куда попали сегодня. Даже имена погибших не запоминают. Норма. Увы. Война стала частью жизни.

Я сейчас буду писать полную банальщину, и ее можно при желании с легкостью пропустить.

Меня учили: журналистика — критический взгляд на мир. У журналиста и следователя много общего. Оба, выезжая на место происшествия (съемок), составляют себе круг вопросов: что мы должны выяснить, на какие вопросы получить четкие и внятные ответы? Выяснять, разбираться в проблемах — главное качество журналиста. В том числе телевизионного.

Какое это имеет отношение к ценностям и миссии? Самое непосредственное. Оно все так же упирается в определение телевидения в виде некого завода с множеством различных «цехов» (редакций). Если развлекательное телевидение должно развлекать и создавать хорошее настроение, то задача информационного вещания — информировать. НЕ «формировать», а информировать. Здесь нет и не может быть какой-то сверхзадачи с точки зрения ценностей и миссии. Наша роль очень проста — роль карт, где показаны маршруты движения, знаки, остановки, препятствия. Новости — дорожные карты, система координат, где не надо никого водить за руку. Каждый волен ехать по своему маршруту, но точно понимая, где и что его может поджидать. Мы рисуем систему координат — мир, в котором мы живем, информируя, что вот здесь яма, а здесь лучше в объезд и так далее. Вот и вся сверхзадача — отражать мир в тех пропорциях, в которых он существует. А если быть еще точнее, рассказывать о тех опасностях, которые могут случиться и с нами в том числе. Поэтому нет и не может быть никаких негативных или позитивных новостей. Могут быть просто новости — отклонения от нормы. Любая искусственная попытка «добавить позитива» означает совершенно обратное: позитив становится месседжем, что это и есть отклонение от нормы.

А соблазн не показывать карты, а указывать направления, программировать маршруты — стать полноценным навигатором — очень велик.

Я понимаю общественный запрос на другое — на миссии в журналистике: в условиях, когда государственные институты по-прежнему заняты коррупцией, гражданское общество — войной в Донбассе и не хватает сил на противодействие власти, когда у страны реальные внешние угрозы, а внутри страны — пятая, шестая и другие колонны… должно быть здоровое ядро в лице журналистов, которые возьмут на себя ответственность за страну и сформулируют те самые навигационные маршруты. Короче, так или иначе упираемся в миссию. Миссию взращивания других ценностей.

И тут у меня есть свежая личная история.

Мой док, который меня оперировал, — в пятерке лучших в мире. Не зря он берет несколько десятков тысяч евро за свою работу. Не в этом дело. Так вот: ему нет никакого дела до меня — кто я, что я, чем занимаюсь по жизни, какой у меня счет в банке… Ерунда. Ему интересна только моя опухоль. Он один из лучших в мире, кто ее умеет вырезать. Когда меня положили ему на стол, думал ли он о миссии моего спасения? Едва ли. Так переживать за каждого — никаких нервов не хватит. Он просто профессионально, лучше других делает свою работу. И попутно спасает меня. И тысячи других. И попивая бокал «Кацрина» в час ночи после операции в баре напротив «Ассуты», он едва ли вообще мог бы вспомнить, как я выгляжу. Наверняка он испытывал приятное удовлетворение от хорошо вырезанной опухоли и кругленькой суммы в евро на счету. Мы почему-то думаем, профессиональное отношение к своему делу — это не ценность вовсе. А я думаю — ценность. Мы, журналисты, вскрывая пороки власти и общества, тоже не должны думать о чьем-либо спасении или выправлении. Это естественное следствие нашей профессии.

Как на практике мы хотим реализовывать свои миссии кроме того, чтобы профессионально выполнять свою работу — не врать, на замалчивать, на сглаживать, не лить воду на одну мельницу? Формулировать обществу ценности и побуждать им следовать? Мы неизбежно скатимся в сакрализацию ценностей. Сакрализацию Майдана, войны на Донбассе, национального самосознания. И это уже происходит. Там, где сакрализация, там нет места разбирательству. Очень легко скатиться в сакрализацию истории, где вообще намешано черт знает что и вопросов намного больше, чем ответов… История — такая штука, где никто не хочет знать, как было все на самом деле. Все ищут подтверждения своих ценностей. Например, русские, почитая сегодня Сталина, тем самым говорят: да, мы готовы заморить голодом несколько миллионов человек, чтобы на деньги от экспортной пшеницы построить завод ГАЗ. Или угробить еще сорок с лишним миллионов в очередной войне, заплатив тем самым за право бодаться на равных с Америкой. У нас есть и свои скелеты в шкафах. Мы и здесь будем решать, что полезно знать из прошлого нашему зрителю, а что нет? Будем рассказывать про героическое подполье ОУН, но умалчивать о призывах и не только призывах уничтожать евреев? Это болезненная тема, увы, не только для Украины. История — такая вещь, где героизм и преступления против человечности шли по одним следам… То есть, если идти так, мы перестаем быть журналистами и становимся пропагандистами. В этом наши ценности? Мы можем сколько угодно думать о повышении украинского самосознания, призывать к этому людей, взращивать национальный генокод, проводить декоммунизацию и разоблачение преступлений советской власти, чтобы увести Украину от тоталитарного советского прошлого — и это все будет правильно… Но не на лжи, полулжи, замалчивании тех фактов, которые не красят и нас тоже. Нельзя гордиться историей — она практически вся состоит из убийств и насилия. Ее нужно знать и стремиться к общечеловеческим ценностям, где главная из них — человеческая жизнь.

Я уверен, есть вещи, которые необходимо пропагандировать, хотя и здесь есть вопрос: как? — но это совсем другая работа. Выполнение миссии — это фильтры, которые мы сами себе устанавливаем, решая, что полезно знать обществу, а что нет. В этом случае в подаче новостей появляется личное отношение — те самые фильтры: этому дадим слово, потому что считаем его полезным. А этому нет — потому что вредным. Смысл СМИ как площадки, на которую мы приглашаем всех, кто отражает реальную картину мира, теряется. И вот здесь возникает один из важных вопросов: в чьих интересах мы устраиваем эти фильтры? В интересах страны? А кто делегировал нам это право? Можем ли мы защитить свои альтруистически-патриотические мотивации, если нас легко упрекнуть в работе на заказчика, охраняющего свою бизнес-империю? Насколько безупречна наша репутация — да и вообще кого-либо — чтобы подставляться под такой удар?

Есть у меня еще веские аргументы, почему миссии в журналистике — это плохо… Майдан показал, что даже революционным путем эту страну не изменить. Несмотря на очевидные и бесспорные примеры героизма, самопожертвования и так далее. Без эволюции — никак. Попытки вырастить политиков в пробирке нереальны. Нет для этого четко сформулированного запроса, нет политически грамотного социума. Если атрофирована власть, правоохранительные структуры, гражданские фильтры, в стране разочарование и стагнация, журналисты при всем желании ничего не сделают. Тем более в условиях созданных олигархатами коридоров возможностей.

Все тот же вопрос: что же делать?

Извините, я снова о самом для меня наболевшем — об опухолях. В нашем организме постоянно идет борьба между здоровыми клетками и раковыми. В какой-то момент раковые начинают побеждать. А потом дают метастазы. Точно так же — невежество, необразованность, люмпенизация. Мы с вами — здоровые клетки этого организма и хотим его развития. Но все, что мы можем сделать, — распространять свою парадигму на здоровые участки организма, укреплять его в противовес раку. Мы — носители европейской ментальности, европейского выбора, общечеловеческих ценностей. Но мы должны отдавать себе отчет, что кардинально мы ничего не изменим. Как минимум в обозримом будущем. Наше влияние не может быть самоцелью. Это скорее принцип самосохранения в достаточно больном и ослабленном организме. Ослабленном репрессиями, чистками, страшными социальными и физическими экспериментами на грани уничтожения нации. Против нас — история физического истребления лучших представителей народа, который пытался бороться и почти всегда эту борьбу проигрывал. Мы не боги. Эту страну не спасет просвещенный олигарх. Если только просвещенный диктатор, который возьмет ее за шиворот или за волосы и сделает резкий и сильный рывок, наплевав на все фантомные исторические боли, кумовство, клановость и прочие прелести нынешней жизни. Через колено, через боль.

И если вести речь о самосохранениии своих ценностей как части эволюционного процесса, то здесь все достаточно понятно и просто: главная ценность современного цивилизованного человека — это свобода во всех ее проявлениях. И свобода слова для меня — одна из наивысших ценностей. Почему-то принято считать, что это как раз не ценность, что это ровным счетом то, чем можно поступиться ради высших идеалов. Свобода слова — это ценность, поступаться которой нельзя. Это не инструмент, не скальпель, который можно применять по собственному усмотрению. Это и есть ценность. Еще одна — верховенство закона — единство правил для всех — которой поступаться нельзя. Судья, который судит насильника, но понимает, что следствие сработало плохо и доказательная база слаба и его надо отпускать, должен это сделать. Да, есть риск, что он снова повторит преступление. Но принцип верховенства права, презумпции невиновности должен быть выше. Правила, которые никто не посмеет нарушать. И судья не должен отвечать за ошибки следствия. За возможный рецидив. Это будет не его вина.

Вот что такое ценности — это сочетание свободы и ответственности, незыблемости правил и их действия для всех. В этих условиях свобода слова — лучшая и самая эффективная миссия, которую только можно вообразить для оздоровления страны. Хирурги вырезают опухоли, диагносты ставят правильные диагнозы, онкологи назначают дальнейшее лечение. Каждый занят своим делом. И это хорошо. Это правильно. В этом и есть миссия. Мы в данном случае должны быть хорошими диагностами, чтобы общество понимало, от какого врача что требовать. И вот здесь пора поговорить об итоговой программе…

Сейчас весь контент — независимо какой — коммерческий или информационный — измеряется рейтингами и долями, соотношением смотрения и стоимости одной эфирной минуты. Все медиаменеджеры озабочены количеством телеаудитории, а не ее качеством.

К примеру, итоговые программы.... Почему-то многие думают, что итоги — это такие новости, которые стоит смотреть раз в неделю, чтобы быть в курсе того, что пропустил за семь дней. Такой обзор событий недели. То есть все то же самое, только в более расширенном варианте. Увы, это ошибка.

На самом деле на классический итоговый тележурнал приходит зритель, который новости как-то где-то уже слышал, видел. Он уже имеет некое представление о том, что произошло, когда и как. Теперь ему хочется знать, почему и зачем. Причинно-следственные связи. Версии. Сравнительный анализ. Иными словами, мы имеем дело с более подготовленным зрителем. Таким образом, итоги — это вопрос изменения не количества аудитории, а ее качества. В силу технологии производства, стоимость одной эфирной минуты итогов будет выше, но по количественным параметрам увеличения цифр ждать не придется. Это возможно лишь в одном случае — когда программа становится явлением на телевидении и зритель ее ждет, как перестроечный «Взгляд» по пятницам. Почему? Потому что у них была возможность говорить то, что не дозволялось другим. Есть ли такое конкурентное преимущество у нас? Конечно, нет. Мы можем конструировать новые формы, форматы, жонглировать форматом с одним ведущим, двумя, тремя — но суть от этого меняться не будет… Что нового, в отличие от других, мы можем говорить о событиях в стране и мире, что нам дадут сказать? Мы должны говорить о вещах, которые смогут изменить нашу жизнь, ситуацию в стране. А без смены элит это невозможно в принципе. Что нас сделает явлением, если куда ни ткнись — проблемы для инвесторов? Как нам рассказывать о пацанах, гибнущих на этой странной войне, если мы не можем рассказать о тех, кто на этой войне наживается? В чем тогда наши ценности? В том, чтобы нагонять патриотический туман? Делать позитивные итоги нереально. Что в этом случае анализировать, в чем разбираться? 

Момент истины

В самом начале я написал о двух страшных вещах, которые готовил своим студентам в Москве. Первое — это рассказ о моем детстве на тракторозаводском поселке. Второе — это рассказ о том, как я проводил собеседования при приеме на работу. И эти собеседования вынуждены были проходить мои студенты…

Я давно смирился с тем, что они могут не знать первых лиц политики, экономки… Известных писателей, ученых… Но хоть что-то они должны были знать! Хоть что-то им должно быть интересно!!! Их задача состояла в том, чтобы меня чем-то удивить, увлечь. Пусть это будет история какого-то блюда. Иными словами, все, что я узнаю нового об этом мире, что мне добавляет понимания, как он устроен, — все это образовывает меня. Делает сознательней, ответственней. И если уж в принципе говорить о некой нашей миссии, то образовательная, просветительская функция — эволюционная — главная. Она может быть реализована в самых разных форматах — от игровых реалити до научпопа. Вопрос доступности и привлекательности контента — технический. Это вопрос «изготовителей», которые должны не только изготовить продукцию в соответствии с ее задачами, но уметь «продать» ее зрителю — сделать смотрибельным, интересным.

Сегодня на телике нет дефицита форматов. В том числе новых. Есть дефицит на интересных людей с энциклопедическими знаниями. Есть дефицит на личности. Порой интересный человек, снятый одним кадром, может увлечь больше, чем если бы применялись специальные техники, клиповый монтаж и многокамерная съемка. Мы порой забываем, что все это лишь техники, вспомогательные возможности. Но заменить личность, интересную историю они не могут.

Необходимо создать некий новый контентный слой между чисто развлекательным контентом и информационным. Я понимаю: это риск, это неочевидные цифры рейтингов в сравнении с форматами, которые доказали свою популярность по всему миру. Но опять же, если говорить о миссии распространения своего влияния, своих ценностей, мы неизбежно должны понимать, что это «длинные инвестиции». Повторюсь: образовывать зрителя — это не значит делать скучно. Наоборот: креативно, интересно, динамично. Мне кажется, в этом и может заключаться наша миссия. Если говорить о миссиях.

Я прекрасно понимаю, что журналистики в чистом виде в Украине нет. Журналистика — когда ты имеешь возможность или говорить все, или ничего. И так далеко не только в Украине. Глупо держаться за формат, на который нет общественного запроса — ни у населения, ни у олигархата, ни у политической элиты.

Но есть точки пересечения. И их немало. Точки пересечения профессии и миссии, гражданской позиции и журналистикой. О чем речь?

Украина сравнительно недавно обрела свою государственность. Всего несколько лет назад сделала первую реальную попытку разорвать пуповину русского мира. Это движение отвечает моей гражданской позиции. И любые новости, показывающие нынешнюю Россию в реальном свете, — это и журналистика, и гражданская позиция. Любые исторические расследования преступлений советской власти — это и гражданская позиция, и профессия. Даже на бытовом, общечеловеческом уровне воспитание чувства ответственности за свою жизнь, свое здоровье, свой образ жизни — это воспитание чувства индивидуализма в противовес чувству коллективизма, который пропагандировался в СССР. И в этой связи научно-популярные фильмы на медицинские темы, программы о защите животных — это также журналистика и элемент западных ценностей.

И вот об этом — о точках пересечения — подробно.

Перманентная ситуация политической борьбы, передела собственности, бизнес-войн и поочередной смены элит за годы независимости стали нормой общественной жизни Украины. Но есть один рубикон, который если и не ввел новый дискурс, то актуализировал, обострил его до предела. Это Майдан.

Вдруг выяснилось, что Майдан — это не только выбор европейского пути развития, это не только борьба коррупцией и олигархатом, это не только дискуссия вокруг исторического наследия и объединения страны вокруг общих национальных ценностей. Майдан и последовавшие за ним аннексия Крыма, гибридная агрессия России на Донбассе — это борьба за независимость Украины, за сам факт ее существования. И в этом смысле если не все, то многие политические и бизнес-игроки, так или иначе вступавшие друг с другом в борьбу, как минимум должны были осознать, что без собственного государства вообще невозможно ничего. Без собственного государства Украине уготована участь Крыма, где Москва решает вопросы без учета национальных интересов самих украинцев, а чекистское рейдерство в бизнесе становится абсолютной нормой и противопоставить этому нечего.

Именно поэтому сегодня как никогда актуальны общегосударственные задачи в информационной политике — реализация проектов, которые будут выше корпоративных и политических противоречий внутри страны, направленные на цементирование основ государственности Украины.

Да, в этом случае журналистика, что называется, на службе у гражданской позиции, у миссии. Журналистика — инструмент, миссия — цель.

Но нужно отдавать себе отчет: если развлечение и формирование политических месседжей — «короткие деньги», то создание документально-публицистического вещания с мощной просветительской основой — «долгосрочные инвестиции». Нельзя ожидать быстрой отдачи. Процесс формирования не месседжей, а именно ценностей — куда более глубокий и долгий, поскольку он связан с трансформацией общественного сознания. Кроме того, в Украине в силу сложившейся ситуации на медийном рынке неразвиты форматы телевизионного документального кино, больших специальных репортажей. То есть попутно необходима наработка формата, создание репортажно-документальной школы.

Запрос на такого рода телевизионный продукт давно назрел. Это не вопрос телевизионного бизнеса, не вопрос внутренней политики, это вопрос самосохранения нации — общего дома, без которого невозможны ни самостоятельный бизнес, ни политика. Это должен быть системный, осознанный, профессиональный и долгосрочный подход. Впервые мы говорим о том, что для проведения такой работы нужна воля патриотически настроенных бизнесменов, политиков, медиаменеджеров, осознающих современные вызовы.

Речь идет не о борьбе «вообще», не о каком-то абстрактном зрителе. Речь идет об очень конкретных вещах — о борьбе за самосознание значительной части украинцев, так или иначе тяготеющих к «русскому миру», ностальгируюших по СССР. Нет никакого смысла заниматься контрпропагандой для российского зрителя — на это нет ни ресурсов, ни возможностей, ни необходимости. Зато есть крайняя необходимость целенаправленно, системно работать с той частью украинцев, которые не чувствуют себя частью одной страны. А их по-прежнему очень и очень много. Нужно честно признать, что от СССР нам досталось тяжелое наследство в лице огромного числа люмпенизированного, маргинального населения, приученного к прямой зависимости от государства, не понимающего, что такое либеральная идея, свобода, принципы свободного рынка. Именно эти люди голосуют за «януковичей», ностальгируют по СССР и зовут «русский мир». И что самое тревожное, именно они генерируют следующее поколение «советских людей». Все это накладывается на питательную социальную почву: стагнация в экономике, падение жизненного уровня, инфляция, разочарование и неверие в реформы. Хотим мы или нет, это та самая аудитория, с которой нужно работать, к которой нужно обращаться на понятном ему языке.

Отсутствие такой работы привело к тому, что немалая их часть пассивно или активно поддержала и аннексию Крыма, и войну на Донбассе. Пока одна часть украинцев самоотверженно воюет за независимость, борется за европейские стандарты устройства жизни, другая часть не просто инертна, а является тормозом на пути вперед. То есть, контрпропаганда должна быть в первую очередь нацелена на «внутреннего потребителя».

Необходимо развенчивать ложь российской пропаганды. В чем она преуспела — так это в создании параллельной реальности, замешанной на правде, полуправде, смещении акцентов, манипуляции фактами и откровенной лжи. Профессиональное разоблачение мифов — одна из важных задач. Россия в короткие сроки создала самую эффективную пропагандистскую машину в мире. Самую профессиональную с точки зрения пропаганды. Мы все видим, как она изменила самосознание — не только россиян, но и многих людей за пределами России. Львиная доля этой пропаганды направлена против Украины. То есть отрабатывается не внутрироссийский политический дискурс, а именно украинский. Вполне логично ответить тем же — с той лишь разницей, что нам, в отличие от останкинских пропагандистов, не нужно врать. Достаточно рассказывать о России правду.

Еще одна задача — необходимо выжечь каленым железом, что СССР, по которому принято в последние годы так ностальгировать в России, — это страна преступного коммунистического режима. Это цикл программ и фильмов, рассказывающих о преступлениях советской власти — как на территории самой Украины, так и всего бывшего СССР. Это тем более актуально, что в нынешней России взят курс на «реабилитацию» советского прошлого — не только Сталина, но и в целом всего периода нахождения коммунистов у власти. Коммунизм — преступный режим, физически уничтожавший целые народы, державший в порабощении как национальные окраины, так и соседние государства, пытавшийся распространить свою экспансию на весь мир. И этом смысле он ничуть не уступает преступлениям нацистов. Отличие лишь в том, что нацизм официально осужден, а сталинизм и коммунизм — нет.

В противовес всему этому «русскому миру» необходимо сформировать у зрителя ощущение «одной страны» — единой и неделимой Украины, общего дома, пусть и с разными традициями, историей, даже религией, культурой, но при этом самобытной, не являющейся частью какого бы то ни было мира — ни русского, ни славянского, ни какого-либо другого.

Возможно, это и правда миссия в журналистике. Для меня же это перекресток, где моя профессия пересекается с гражданской позицией, и именно поэтому я сейчас в Украине.

Фото предоставлены автором