«Детектор медиа» возвращается к серии интервью с редакторами, которые работают с разными темами и жанрами. Мы уже расспросили о тонкостях профессии Отара Довженко, Андрея Смирнова, Сергея Сидоренко и Сергея Болотникова. Сегодня о поисках и экспериментах на редакторской кухне расскажет Евгений Сафонов, главред Bird In Flight – интернет-журнала о фотографии и визуальной культуре. Впрочем, сайт давно расширил тематику далеко за границы фотоискусства. Именно в Bird In Flight появилось прошлой зимой резонансное интервью Ивана Бубенчика. Издание также писало о рассекреченных советских архивах, а статья о связи кишечника с мозгом набрала более 35 тысяч просмотров.

— Евгений, Bird In flight посвящен визуальному искусству, фотографии в частности. Какое место в материалах занимает сам текст?

— Тексту уделяется не меньше внимания, чем фотографиям. Фотография — лишь один из инструментов. Фоторяд может показывать то, о чем рассказывает текст. Или может служить какой-то параллельной историей, которая не имеет прямой связи с текстом, но созвучна его идее или настроению. Или же наоборот, фотоистория может быть на первом месте, а текст — подыгрывать ей. Например, недавно мы нашли флориста и попросили ее сделать букеты из всякого хлама. Получились классные снимки, но для полноты картины не хватало текстовой части. И мы подыскали стихи на сайте поздравлений. Получился такой симбиоз, когда две составляющие — фото и текст — играют друг на друга. Снимки в этом случае — про хороший вкус, который позволяет тебе сделать нечто эстетически привлекательное из совершенно непривлекательных вещей. Сопровождающие их стихи — противовес, пример дурновкусия.

— Вы работаете с фрилансерами или со штатными журналистами?

— В основном с фрилансерами. В штате только два журналиста.

— Может ли человек, не обладающий вкусом к фотографии и вообще к любому визуальному искусству, написать для вашего издания текст?

— В случае, если это текст на другую тему — конечно. Мы же пишем обо всем, что нам интересно. Например, есть рубрика «Мир», в которой мы касаемся совершенно разных сфер жизни. Для каждой темы подыскиваем автора, который в разбирается в теме. Главное — высокое качество самого материала, будь то текст или фотография.

— А как вы определяете для себя качество продукта? Есть какие-то маркеры, по которым вы определяете, хорош этот материал или нет, «ваш» это автор или нет?

— Достаточно посмотреть текст — и сразу становится ясно, подходит он или нет. Любому профессиональному редактору не составит труда распознать хороший материал: он должен быть ясным и содержательным. Редактор воспринимает текст примерно так же, как и читатель. Конечно, существует какая-то степень профдеформации: я иногда книгу читаю и начинаю ее мысленно редактировать. Но в целом корневая функция редактора — понять, заинтересует материал читателя, увлечет — или нет. Разница лишь в том, что редактор иногда вынуждает себя дочитать текст до конца, чтобы прокомментировать автору все, что его не устраивает.

— Предположим, вы решили, что какой-то текст вам подходит. Вы сильно его правите? В большинстве случаев вы сильно вмешиваетесь в журналистский материал?

— В разных случаях по-разному. Я, конечно, счастлив, когда я получаю текст, который не требует моего вмешательства. Минимальные правки всегда есть. Иногда со стороны виднее, как выразить ту же мысль проще и яснее. Как правило, для этого нужно избавить текст от деепричастных оборотов, сделать предложения короче, убрать пассивный залог.

— А как насчет заголовков? У вас есть какой-то рецепт?

— Заголовки — это вообще отдельный жанр. Заголовок должен продавать материал. В бумажной прессе эту функцию всегда выполняла обложка. Именно поэтому, например, на обложках часто появляется тема религии, даже с учетом того, что глянец не так много пишет о ней — тираж с религиозной темой на передовице хорошо раскупают. После того, как читатель купил журнал, редактору не нужно «продавать» каждый материал, и внутренние заголовки могут выполнять скорее декоративную функцию. А в случае с интернетом сниппет — заголовок и картинка, которые вы видите у себя в ленте в фейсбуке, — это и есть обложка издания, которая его продает.

Мало того, сейчас не работает «перевернутая пирамида» — структура журналистского текста, классика, которой всех учили. Ведь раньше заголовок в бумажной прессе сообщал основную мысль, передавал максимум содержания, подзаголовок рассказывает чуть-чуть больше. А текст был построен таким образом, чтобы вести от главного к второстепенному. То есть построение каждого материала позволяло тебе не дочитывать его до конца: прочел заголовки, понял картину дня.

Интернет кардинальным образом все поменял. Главную страницу ресурса видят 10 % аудитории. Если вы попытаетесь вспомнить, как она выглядит у издания, которое вы читаете, вряд ли у вас получится, потому что вы чаще всего попадаете уже на конкретные материалы, на внутренние страницы, которые выдернули вас из соцсетей.

Поэтому заголовок должен содержать какую-то интригу, он должен вызывать желание кликнуть, пойти и посмотреть, что за ним стоит. Мы не можем позволить себе декоративные заголовки, потому что они просто не работают. При этом нужно не скатиться к откровенной «желтизне», которая всем набила оскомину и может просто испоганить весь имидж издания.

— Но «желтые» заголовки так или иначе все равно продаются?

— Да, но нужно понять природу кликабельного заголовка. Он должен намекать на эмоцию, которую ты получишь от материала. Или объяснять, почему тебе нужно его прочесть. Вот происходит какое-то событие, и новостные издания, например, тебе сразу объясняют, что в их материале ты быстро получишь максимум информации. Отсюда заголовки типа «Главное в…», «Важное…», «Все, что тебе нужно знать» — они сигнализируют, что «ты все узнаешь, но много времени это не займет». Мы не хотим подолгу задерживаться на страницах, и издания начинают нам в этом угождать.

— Какие требования вы выставляете авторам насчет заголовков?

— Это отдельная работа: иногда нужно потратить время, подумать над тем, какой должен быть заголовок, чтобы он работал.

— Но чисто технически, как считаете, в заголовке должен быть глагол или нет?

— Статичный заголовок менее кликабельный. Глагол всегда намекает на некое действие, что-то произошло. Но тут нет догмы, все зависит от конкретного материала. Недавно у нас был такой заголовок: «Burning Man нервно курит: Участники фестиваля постапокалипсиса Wasteland». Он достаточно статичен, но обещает определенную эмоцию, поэтому заводит в текст.

— Судя по этому заголовку, можно сказать, что вы приветствуете на сайте жаргонизмы, мемы в заголовках. Это так?

— В меру, конечно. Главное — не переиграть. Это как в притче о мальчике и волках: если ты что-то называешь гениальным и потрясающим, ты должен понимать, что эти слова нельзя использовать слишком часто. Если это заголовок типа «То, чего вы не знали о…», то за ним должно быть что-то действительно малоизвестное.

Но у нас есть табу на клише: «Это перевернет твою жизнь», «Вы не поверите» и так далее. Такого днища у нас на сайте не может быть. Суть в том, чтобы находить работающие, но незатасканные заголовки, отвечающие стилю издания и содержанию материала. Тут нужно постоянно менять подходы. Меняется поведение читателей: то, что работало вчера, не будет работать сегодня, то, что вчера казалось идеальным рецептом кликабельного заголовка, завтра станет заезженным приемом.

— Тогда давайте вернемся к теме более стабильной — к текстам. Есть ли какие-то ограничения по объему журналистских материалов?

— Нет.

— То есть лонгрид — понятие бесконечно растяжимое? И если журналист пришлет вам материал на пятнадцать тысяч знаков, вы не заставите его сокращать?

— Это зависит от конкретного текста. И все дело в смысле, в наполнении. У нас были огромные истории, больше пятнадцати тысяч знаков, которые собирали по сорок тысяч просмотров. Потому что история была классная.

— Но бывает же все-таки, что просите журналистов сократить материал?

— Конечно, бывает. Но это связано исключительно с тем, что эту тему можно изложить короче. Если бы я видел по тексту, что рассказать эту историю иначе нельзя, я бы об этом не просил.

— Вы сами «режете» или просите журналистов разобраться?

— Сокращение сокращению рознь. Если я вижу, что можно просто выбросить половину текста и материал не пострадает, я сделаю это сам. Но когда я понимаю, что редактура этого текста займет у меня слишком много времени и мне быстрее объяснить автору, что с этим текстом нужно сделать, я объясню. К тому же если мы хотим работать с этим автором системно, конечно, лучше рассказать ему, что в тексте не устраивает. На первых порах я не правлю текст, а комментарии в гуглдоке: «Ты уверен в этом?», «Вот это можно сказать иначе»,  «Об этом ты уже сказал и снова повторяешься в тексте».

В принципе, мы не ищем литературно одаренных авторов — мы ведь не литературный журнал. И, как правило, человек не идет в интернет за литературой. Он идет туда, чтобы ему кратко и доходчиво что-то объяснили. Хотя есть исключения. Иногда у нас появляются тексты Вики Гриб, которая пишет очень классно, смешно, увлекательно.

— Бывает же так, что автор материала не согласен с правками, с теми же сокращениями? Как быть в таком случае?

— Тут очень важен консенсус, нужно обсуждать. Текст не выйдет, если автор с ним не согласен, если он говорит: «Все было не так» или «Я это понимаю по-другому». Но, с другой стороны, не появится и текст, который не устраивает редактора.

Фото: Павел Шевчук