В нынешнем осеннем сезоне ICTV запустил новый проект в жанре социореалити «Четвертая башня». Но, показав лишь 8 выпусков, 28 октября канал неожиданно объявил о приостановке его трансляции. Программа только-только начала набирать обороты и становиться резонансной, как уже ушла из эфира. Как рождался, создавался проект и почему он досрочно был приостановлен - «Детектор медіа» решила узнать у руководителей «Четвертой башни».

Александр Ильиных и Оксана Соколова рассказали «Детектор медіа» о новом для них формате, который шлифовался прямо во время съемок. «Одно дело, когда ты покупаешь формат - у тебя есть исследования, откатанная технология. Мы же сделали совершенно свое, и изначально не понимали, как это будет выглядеть, корректировали все по ходу», - говорит Оксана Соколова.

Александр Ильиных, которой несколько лет работал над программой журналистских расследований «Максимум», рассказал, что идея программы родилась из вопроса зрителей: «Вы сделали сюжет, и что дальше?». Александру захотелось снять такой проект, который бы помогал людям реально бороться с несправедливостью, а не просто освещал проблемы. Тем самым показывая другим людям, как поступать в той или иной ситуации. Истории для выпусков выбирались те, где точно была видна вопиющая несправедливость.

Авторы «Четвертой башни» подчеркивают, что в их программе абсолютно всё реально - от историй до героев. Кроме того, каждая история должна быть логически завершена, то есть во время съемок проблема должна быть решена. Удалось снять всего 8 завершенных выпусков, остальные остались в подвешенном состоянии из-за бюрократических проволочек. Команда решила не выпускать в эфир полуфабрикат и доделать почти готовые выпуски, дождавшись решения суда или результатов прокурорской проверки. Тем временем команда продолжает работу и над новыми темами для второго сезона проекта. «Приостановка проекта - это наша инициатива, а не решение руководства», - говорит Оксана Соколова, заверяя, что «Четвертая башня» вернется в эфир в январе 2014 года.

«Это не классический репортажный жанр,

в котором мы работали много лет»

- Александр, долго ли вы вынашивали идею «Четвертой башни»? Сколько времени прошло от рождения идеи до эфира?

Александр Ильиных: Идея появилась в ноябре прошлого года. Я написал Оксане Соколовой небольшое сообщение по электронной почте, она ответила, что это интересно. Я расширенно расписал идею, и потом уже началась работа над пилотной версией.

- Как вообще возникла эта идея?

А.И.: В программе «Максимум» я постоянно снимал сюжеты, связанные с социальной тематикой и борьбой с несправедливостью. Мы всё время пытались разоблачить каких-то чиновников, защитить маленького человека - это, собственно, заложено в формате программы «Максимум». И вот, когда я готовил эти расследования, мне очень часто звонили герои моих материалов и говорили: «Вы сделали сюжет, и что дальше?». Идея «Четвертой башни» родилась как раз из вопроса: «Действительно, что же дальше?». Мы показывали несправедливость, даже был резонанс, а по большому счету героям от этого не было никакой пользы. Тут в принципе вопрос результативности журналистики в нашей стране. У нас можно сделать супермегарасследование, кого-то разоблачить, а власти, которые обязаны реагировать, делают вид, как будто этого в эфире не было.

Так родилась идея социального проекта, в котором мы пытаемся довести всё до логического финала. Получить результат, чтобы реально помочь героям, о которых рассказываем. Учитывая количество писем, которое мы получили за достаточно небольшое количество времени, мы понимаем, что люди действительно расценивают журналистов как последнюю инстанцию.

- На пресс-конференции вы говорили, что снято (или подготовлено) десять программ, а вышло восемь. Почему?

А.И.: Речь шла об историях, которые были в работе. На тот момент было десять историй, а после того, как мы вышли в эфир, их вообще стало огромное количество.

Оксана Соколова: Мы решили, что будем выдавать только те истории, у которых есть результат: либо промежуточный, либо окончательный. Мы не видим смысла выпускать в эфир безрезультативные истории. Например, проведено расследование, собран колоссальный объем материала, но результата пока нет, потому что не принято судебное решение, и из-за этого мы отодвигаем эфир. У нас были прецеденты, когда мы переносили программу по несколько раз, потому что ждали, что вот-вот будет решение суда, а его постоянно переносили. Наша судебная система - совершенно чудовищный монстр, там всё крайне медленно делается. Я уже не говорю про ответы на запросы, сроки не выдерживаются, несмотря на принятый закон. Поэтому мы попали в этот капкан. Изначально я недооценивала бюрократическую машину, а сейчас мы пришли к пониманию того, что на подготовку такого формата нужно больше времени.

- То есть, изначально вы хотели показать чуть больше выпусков?

О.С.: Мы хотели посмотреть, как всё это пойдет. Потому что одно дело, когда ты покупаешь формат - у тебя есть исследования, откатанная технология. Мы же сделали совершенно свое и корректировали всё по ходу. Первые эфиры совсем не такие, как последние. То есть, всё это очень живой организм, к которому у нас самих есть миллион вопросов, и мы собираемся еще многое поменять.

В какой-то момент мы поняли, что тем множество. Перед нами стал вопрос: либо сейчас мы выдаем в эфир просто расследование, махнув рукой на решение вопроса, либо выдерживаем первоначальную задачу. И мы решили придерживаться той цели, к которой мы стремились. Лучше сделаем паузу в эфире раньше, чем планировали, и сделаем полноценный второй сезон с закрытыми финалами. Потому что иначе проект не имеет смысла.

А.И.: Тогда уже, собственно, и самого формата не будет. Это будут классические журналистские расследования с немножко другой съемкой.

- Это проект собственного производства. Тяжело ли ICTV производить именно такой собственный продукт? Какой бюджет проекта?

О.С.: Сейчас канал ICTV взял курс на собственное производство, которого раньше не было. Появились новые большие шоу - «Главная программа» и «Машина времени» - новые форматы, которые канал пытается делать. По сравнению с последними годами для нас это колоссальный прорыв, увеличение собственного производства - это большой плюс.

«Четвертая башня» - это четвертый проект, который мы сейчас делаем в нашей редакции. И это не классический репортажный жанр, в котором мы работали много лет. Для нас это совершенно terra incognita, поэтому пришлось привлекать людей, которые работали в этой сфере.

- А кого вы привлекали?

О.С.: Мы приглашали ребят, которые работали на реалити на других каналах.

- Наших?

О.С.: Да. Мы не брали никого из Москвы, хотя показывали наш проект москвичам, и они сказали, что его нужно продавать в Москву. Мы показывали также нашим коллегам с НТВ, с которыми много лет работали, и получили очень хорошие отзывы и советы.

Что касается бюджета, то его можно соотнести с «Фактами тижня». Я не хочу называть сумму, потому что она корректируется, но стоимость «Четвертой башни» намного меньше, чем должна бы быть. Потому что люди работают без выходных, в бесконечных командировках. Этот небольшой бюджет достается кровью журналистов.

- А есть ли у вас постоянные спонсоры?

О.С.: Когда мы делали «Максимум», у нас были постоянные предложения от производителей алкоголя. Но я себе не представляла, что спонсором программы социальных расследований будет алкогольный бренд.

А.И.: Я не совсем уверен, что социальный проект может иметь какого-то спонсора. У нас их нет. После первых эфиров многие люди, юридические фирмы начали совершенно бесплатно предлагать помощь. Зайдите к нам на сайт и почитайте комментарии. Я думал, может, люди денег хотят или еще чего-то, но нет. Оказалось, что желающих, которые готовы бесплатно что-то сделать для наших героев, очень много.

О.С.: У меня сложилось впечатление, что эти люди удивлены, что такой проект вообще появился, для себя они увидели возможность реализации. Я тоже очень удивлена и бесконечными звонками, и дипломами, которые нам присылают.

- Чем ваша программа отличается от других проектов журналистских социальных расследований? Какие новые формы социального реалити реализуются в проекте?

О.С.: Нас критиковали за то, что мы назвались реалити. И я, пожалуй, соглашусь с тем, что мы не вписываемся в жанр классического реалити. Но у нас нет никого подставного, всё абсолютно реально: герои, их родители, свидетели, судьи, прокуроры, ситуации, в которых они находятся... Конечно, когда мы вышли на отображение всей этой истории, поняли, что нам нужны какие-то постановки, чтобы сделать реконструкцию прежних событий и всё объяснить зрителю.

Поэтому я не знаю, как сейчас определить жанр. Мы назвали сначала этот проект социореалити, но потом решили, что все-таки это шире.

А.И.: В обычных реалити прописан некий сценарий, придуманы ситуации, в которые должны быть перемещены герои. Мы же не можем предугадать события, можем только приблизительно представить, как поведет себя, скажем, судья в той или иной ситуации. Соответственно, сценарий пишется после отснятого эпизода, в этом и есть реальность.

О.С.: Мне сказал один московский коллега, очень опытный человек, придумавший много форматов на НТВ: «Знаешь, мы так долго занимаемся репортажной журналистикой, так долго находимся в каком-то жанре, что уже хотим выйти за его рамки, в какую-то новую форму, и интуитивно создаем какие-то новые форматы. Не факт, что это должно быть как-то названо, мы не делаем учебник, мы делаем другое телевидение, формат, который находится за рамками того, что мы делали раньше». Вот так и у нас. Мне кажется, это результат того, что мы вышли за рамки того, что делали раньше. И нам хочется делать следующий шаг.

«Пабат появился совершенно случайно, как человек со своей историей»

- Давайте поговорим о вашей команде. Долго ли вы искали ведущего? Кто еще проходил кастинг, кроме Александра Пабата?

О.С.: Да, мы очень долго его искали, поэтому запуск затянулся. Мы писали большие списки людей, которых обсуждали с руководством холдинга. А когда отчаялись, то режиссер предложил сделать так, что лица ведущего не будет видно, это будет некий Мистер Справедливость, инкогнито. И мы уже хотели сделать именно так, но руководство холдинга отказало, сказав, что если мы хотим, чтобы нам люди верили, и хотим до них достучаться, то должен быть реальный человек. И мы продолжили поиск. Пересмотрели много кандидатур: от музыкантов до правозащитников и журналистов. Имен называть не буду, потому что они обижаются. Мы хотели, чтобы человек был естественным в этой роли, чтобы у него была какая-то своя история. Пабат появился совершенно случайно, как человек со своей историей. Он нам подошел.

Когда я ему позвонила, то была на 90% уверена, что он откажет. Я очень боялась первой встречи, потому что у меня, как и у многих, есть некие предубеждения по поводу людей, имеющих проблемы со здоровьем. Приехав к нему, я сказала: «Знаете, Александр, я очень боюсь сказать что-то невпопад». А он ответил: «После того, что со мной произошло, трудно сказать что-то невпопад, поэтому говорите спокойно».

Когда он впервые пришел в студию, то, по задумке, должен был пройти три шага и остановиться возле экрана. Сначала вне камеры мы с ним репетировали, подводили его за руку. Но когда началась запись, оказалось, что выйти на необходимую точку для него проблематично, потому что он плохо ориентируется в пространстве. И я видела, что у ребят началась паника. Но как только они начали общаться, он как-то сразу вошел в тему и начал говорить. Может быть, потому что он не видит, и у него нет смущения по поводу камер и людей, но это был такой живой разговор, что когда мы вышли из студии, все ребята сказали, что нет смысла еще кого-то пробовать.

- Сколько журналистов работает над проектом? Репортеры в этом реалити не только проводят расследования, а практически являются героями/актерами своеобразного документального сериала. Довольны ли вы их работой?

О.С.: Репортеров столько, сколько вы видите в кадре - трое. И они ничего не играют. Основная часть переговоров по рации пишется во время их непосредственной работы, очень многое из того, что вы видите, это живая реакция, которая возникает по ходу. Съемка отстроена таким образом, что многие вещи снимаются сразу, мы работаем с режиссерами на площадке, но это естественная реакция репортеров.

Вообще у нас очень небольшая группа, порядка 15 человек. Это шеф-редактор Анна Попова, репортеры Юлия Вернигор, Станислав Мельничук, Виталий Каило, режиссер Константин Стадников и другие.

- Учитывая то, что вы не просто показываете проблему, но еще и пытаетесь ее решить (ищете адвокатов, врачей пострадавшим), может, во втором сезоне вы планируете увеличить группу?

О.С.: У нас это сейчас ключевой вопрос, мы хотим нарастить команду. На самом деле желающих сотрудничать много. Некоторых мы хотим взять в штат, а с кем-то сотрудничать на других условиях. Нам дополнительно нужны сценаристы, потому что репортеры привозят очень большой объем материала и не всегда успевают его хорошо обработать. Те 45 минут, которые зритель видит в эфире, это минимум три недели работы, колоссальный объем видеоматериала, который надо отсмотреть, понять, что интересно зрителю.

- Приходилось ли вашим журналистам пользоваться скрытыми камерами? Как вы вообще относитесь к съемкам скрытой камерой (в плане картинки, этичности, достоверности и прочее)?

А.И.: В журналистских расследованиях в последние годы очень модно использовать скрытую камеру, причем используют ее где надо и где не надо. Мы применяем скрытые камеры очень редко. Я не то чтобы категорически против, но я за то, чтобы использовать скрытую камеру там, где это обосновано, где невозможно снять открыто. И, безусловно, скрытой камерой нужно снимать только тогда, когда ты реально знаешь, что в том месте, куда ты идешь с камерой, происходит какое-то противоправное действие, и ты сможешь кого-то разоблачить. На самом деле в плане картинки это очень плохое качество и очень плохой звук.

- Тяжело попадать к судьям и прокурорам?

А.И.: Есть специальные технологии «попадания», разработанные за долгие годы работы в программе «Максимум».

- А у вас не было идеи выкладывать в соцсетях ответы представителей правоохранительных органов, которые не попадают в эфир? Они же как роботы, говорят одно и то же...

О.С.: Да, можно сделать такой клип.

А.И.: Я думаю, всё это будет. Потому что у нас есть много действительно «вкусного» материала, по-другому назвать нельзя, который не попадает в эфир из-за хронометража.

- А не собираетесь увеличивать хронометраж?

О.С.: Пока будет 45 минут, а дальше будет видно. Мы поймем по второму сезону. Хочется показывать истории, которые уже сделаны, где мы добились какого-то ключевого суда. У нас есть история про 23-летнюю девушку, у которой психическое заболевание. У нее аферисты отобрали квартиру. Главное, чего сейчас удалось добиться, - это решения Высшего специализированного суда, который отменил решения всех предыдущих судов. Но чтобы окончательно закрепить результат, нужно теперь вернуться в первую инстанцию и доказать, что это была афера. Мы эту историю хотим довести до конца, чтобы она получила решение суда на руки.

- Не угрожали ли вам те, кого вы разоблачаете?

О.С.: По-разному бывает, конечно.

А.И.: Это издержки производства. Бывают открытые угрозы. Просто говорят: «У нас длинные руки. Мы подадим на вас туда-то и туда-то». Милицию вызывали. Думаю, у любого из наших коллег, которые занимаются расследованием, такие ситуации бывают.

- Кто-нибудь жаловался руководству канала, Виктору Пинчуку?

О.С.: Нет. Классика жанра - это когда выходят на меня, шеф-редактора. Начинают нам рассказывать, что мы должны отозвать людей.

- Вы показали восемь программ «Четвертой башни». Сколько времени вы работали над этими выпусками?

А.И.: Месяца четыре.

«Людям просто нужно дать веру в то, что они не одни»

- В последней программе первого сезона 28 октября вы подвели итоги своей работы, рассказали, чего удалось достичь. Сколько проблем вам удалось решить, скольким людям помочь?

А.И.: Восемь программ вышло в эфир, ни один из героев этих программ не жаловался, что мы ему не помогли. Иногда людям просто нужно дать толчок. Эти герои уже как наша семья, звонят нам после съемок, информируют о каких-то решениях, событиях. Людям просто нужно дать веру в то, что они не одни, что им есть на кого опереться.

О.С.: У нас были разные истории, и все они по-разному были завершены. Одни на 100%, в других был сделан какой-то ключевой поворот. Вот, например, была в эфире история, где женщину с грудным ребенком выселяли из квартиры. В ходе расследования оказалось, что она не права, хотела перехитрить систему, и первым ей об этом сказал Пабат. И когда мы разобрались, то перед нами была дилемма: показывать это или нет. Потому что герой был не то чтобы негативный, но и не жертва. Мы решили давать в эфир, потому что наша цель - показать разные жизненные ситуации, в которые попадают люди. И одна из важных целей - чтобы люди понимали, как они должны действовать в подобной ситуации, куда и к кому идти. Наша группа договорилась с мэрией о выделении этой женщине малосемейки, чтобы она не осталась на улице. Мы отработали эту историю на 100%, и ей объясняли, что в квартирной очереди несколько тысяч людей, что мы сейчас уедем, и она никогда не сможет вселиться в это общежитие. Но она отказалась. Это был ее выбор.

- К вам с просьбой о помощи обращалось много людей. Кто выбирает, чью проблему решить?

О.С.: Мы отбираем сами. Берем вопиющие истории. Конечно, когда мы начинаем разбираться и понимаем, что нас просто пытаются использовать, мы от таких отказываемся.

В основном люди хотят, чтобы за них пришли и всё решили. Но иногда бывает и по-другому. Вот последняя история, в которой парня избили в ночном клубе в Кривом Роге. Папа был категорически против съемок, не хотел, не верил, и только потом начал доверять. Мы, конечно, переживаем за героев, это правда. Потому что мы понимаем, что тоже подогреваем их на какие-то шаги.

- Этому парню не угрожали после выхода сюжета в эфир?

А.И.: Нет. Мы с ним постоянно держим связь. Тут тоже есть обратный момент: его на всю страну показали, весь Кривой Рог посмотрел. Если сейчас будет какая-нибудь угроза, то сразу падет подозрение на того, кто его избил.

О.С.: Была программа про директора Знаменского интерната. Нам удалось добиться того, что возбудили уголовное дело, сейчас его расследует прокуратура. Сотрудники интерната открыто на камеру рассказали о беспределе, который там творится. Мы переживали, что с ними будет. Но директор никого не уволил, а избрал другую тактику защиты - стал за деньги нанимать наших коллег, которые пишут о нём позитивные материалы. Нам, конечно, печально. Это в основном местная пресса, но мы считаем, что они должны были с нами связаться и, как минимум, взять комментарий, если говорить о журналистских стандартах.

- Почему решили взять тайм-аут до января?

О.С.: Мы хотим, чтобы все истории выходили с завершенным концом, чтобы обязательно были решены проблемы. Для этого нужно больше времени на подготовку. Мы во многом зависим от сроков судебных решений, прокурорских проверок. А выдавать полуфабрикат мы не хотим.

- Второй сезон будет длиннее, чем восемь программ?

А.И.: Надеюсь. Технологическое производство перестраивалось много раз, но сейчас это всё уже обкатано. Мы этот формат писали по ходу, и первые программы сняты не так, как более поздние.

- А что меняли?

О.С.: Многое, это визуально видно. И студия у нас поменялась, и то, что и как говорит ведущий, и структура рассказывания истории.

- Вы довольны рейтингами первого сезона «Четвертой башни», ведь они несколько ниже средних показателей по каналу (доля 7-8%)? Вы снимали бы проект, если бы рейтинги были плохими?

О.С.: Средняя доля чуть больше 7%, но были программы, доля которых 9 и 9,6%. Мы анализируем, почему так. Нам не особо нравится этот слот, но, наверное, есть причины, по которым нас поставили в это время. Мы реально понимаем, что против нас идет программа «Гроші» (телеканал «1+1»), которая раскручена и уже много лет в эфире. Мне очень жаль, что мы рано ушли из первого сезона, потому что программа стала резонансной. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы доля был не ниже 8%, но я абсолютно убеждена, что это перспективный формат. И в этом нас поддерживает руководство.

Александр Богуцкий очень ценит социальные проекты. Он считается, что это, прежде всего, имиджевые вещи, которые являются лицом канала и показывают его позицию и место в социуме.

А.И.: Судя по количеству обратной связи, мы уже сейчас можем с уверенностью сказать, что у проекта есть все перспективы стать народным. Мы как раз думаем о том, как настроить систему коммуникаций, чтобы никто не остался без ответа.

- Случались ли экстремальные ситуации во время съемок проекта? Как реагируют на журналистов правоохранительные органы? Были случаи препятствования журналистской деятельности или нападения на съемочную группу?

О.С.: Поскольку с ними ездит Ильиных, я спокойна :) Главное - как правильно подойти к милиции, как правильно войти в кабинет чиновника, как себя позиционировать. Тут важно поведение.

А.И.: Экстремальных ситуаций бывает много. Расследования - это сплошная экстремальная ситуация. Обязательно есть человек, который не хочет, чтобы его снимали. И, как правило, это чиновники, судьи, прокуроры, нечистые на руку нотариусы. Бывает много ситуаций, когда нас пытаются вытолкать, доходит до рукоприкладства. Здесь важно понимать свои права как репортера: что ты не нарушаешь закон, а вполне легально пытаешься получить комментарий.

О.С.: По моему ощущению, последние годы борьбы журналистов за свои права, за то, чтобы возбуждались дела за препятствование журналистской деятельности, дают результаты. Чиновники осторожничают, меньше распускают руки. Были случаи, когда на уровне района чиновник мог нахамить и послать. Тогда жаловались в областную прокуратуру, которая ему звонила, и тогда он к нам сам выскакивал.

- Кстати, чем закончилось дело с нападением на съемочную группу «Козырной жизни»? «Детектор медіа» в мае прошлого года писала, что прокуратура возбудила уголовное дело по поводу конфликта между журналисткой ICTV Татьяной Третьяк и пиар-менеджером Александром Кажияном, произошедшего 16 марта в киевском клубе Crystal Hall, по факту нападения и умышленного нанесения легких телесных повреждений журналистке.

О.С.: Дело ничем не закончилось. Нам написали миллион отписок, но до суда дело не дошло.

«Снимаем пилот реалити, которого пока нет в Украине»

- Оксана, сколько в целом проектов под вашим руководством в этом сезоне? Планируете ли вы запускать новые? Может, у вас появятся новые лица?

О.С.: Сейчас четыре, пятый в пилоте. Это будет реалити, которого пока нет в Украине. В этом проекте, который выйдет в следующем году, будут новые лица. Хочется, как с Пабатом, искать людей в Украине, а не везти из Москвы. Пока мы снимаем пилот и в поиске героев.

- Какие новации появились в итоговой еженедельной программе «Факти тижня» в этом сезоне?

О.С.: Год назад мы очень активно обсуждали 3D-технологии. Когда сделали сенсорный экран, который всем очень понравился, те же разработчики предложили сделать нам 3D. Но под это нужна была другая студия. Потом, когда таким путем пошли «1+1», мы отказались от этого, стали искать какие-то другие варианты.

Вообще, первыми 3D сделали Russia Today, и это было красиво. Но я считаю, нет смысла идти по чужим следам. Надо придумывать что-то свое. Хотя, конечно, жалко кардинально менять проект, получивший пять «Телетриумфов».

- Как вы относитесь к мониторингам, в частности и «Детектор медіа»?

О.С.: Кому же нравятся мониторинги? :) Конечно, когда я читаю что-то очень критичное, я расстраиваюсь. Ключевое мое недовольство заключается в том, что люди, очевидно, пишут, не смотря программы, а читая расшифровки. Я это поняла по каким-то нюансам. Мы - программа, которая очень многое вкладывает в картинку, и, как мы говорим, она у нас комментируемая. Поэтому судить о нас только по текстам нельзя. Конечно, когда мы понимаем, что нас не поняли, это злит. Наверное, каждая критика полезна, но хочется критики конструктивной, а она не всегда такова.

А.И.: Плохо, когда молчат. Но критика должна быть конструктивной и обоснованной. Мы же все люди, не боги, не супермегапрофи, мы все имеем право на ошибку, и у каждого она бывает. И если это реально конструктивная критика, и ты сам понимаешь, что это ошибка, то без проблем.

О.С.: Когда после первого-второго эфира были комментарии по «Четвертой башне» (а они были разные), я почерпнула для себя очень много вещей, мы прислушались и кое-что поменяли. Критика - это стимул подумать и сделать лучше.

- В журналистской среде больше года длится дискуссия по поводу введения единой пресс-карты, которую, вероятно, будут выдавать совместно НСЖУ и НМПУ. Ваше отношение к такой инициативе? Могут ли стать такие пресс-карты фактором влиятельности журналистов, и заставят ли, в частности и правоохранительные органы, относиться к их миссии с большим уважением?

О.С.: Мне кажется, это должно быть какое-то удостоверение, которое прилагается непосредственно к редакционному. И этот документ должен выдаваться по четким критериям. Но тут вопрос ключевой: а судьи кто? В любой организации, в любой редакции может быть какая-то внутренняя коррупция, и могут выдать удостоверение людям, не имеющим отношения к профессии. Понятно, что единая пресс-карта работает в Великобритании, потому что там процент коррупции намного ниже. Мне кажется, должен быть документ, который выдается людям, достигшим какого-то уровня, прошедшим какую-то квалификационную комиссию, которая подтверждает это. Но я как-то на сегодня не особо в это верю.

А.И.: Я считаю, что это должно быть сугубо добровольно. А создавать базу и потом отсеивать угодных, я бы так не делал. Кто хочет - получайте, чтобы вам верили, что вы действительно журналист. Но всё же есть основание для некой коррупции. У нас в стране всё возможно.

Фото Максима Лисового