Кристиану 24. Он родился и вырос в Москве, во ВГИКе выучился на кинорежиссера, играл в кино, работал на телевидении. Четыре года назад переехал в Украину и за это время успел искренне ее полюбить. Начало Революции достоинства подтолкнуло его, как и многих талантливых украинских кинематографистов, заняться документальным кино - и возник «Вавилон'13». Именно фильм Кристиана Жереги «Заповіт», снятый 23 февраля, после самых страшных дней Майдана, получил гран-при фестиваля «Відкрита ніч» в этом году.

Майданом дело не кончилось - режиссер снимал и аннексию Крыма, и начало войны на Донбассе. А в июне принял решение идти добровольцем в армию - воевать, а не снимать. Но кино не отпустило - теперь авторские фильмы из его цикла «Край Землі: Зона АТО» телеканал «1+1» показывает в своем новом ток-шоу «Храбрые сердца». Героем первого показанного в программе фильма «Артист Ігор» стал директор кукольного театра из Донецкой области, а ныне - доброволец.

С Кристианом мы поговорили о его опыте в документальном кино, журналистике и на войне, о причинах и следствиях, о героях его новых фильмов, проблемах информационного поля в АТО и многом другом.

Уставший, но в целом оптимистично настроенный, серьезный и в то же время улыбчивый, Кристиан говорит: «Приехал в Киев подлечиться, кашель замучил. На Донбассе уже очень холодно, намного прохладнее, чем тут. Ночью в поле уже и ноль градусов было. Потому армии сейчас нужнее всего термобелье. Пока я не боец, займусь делами в Киеве, но уже через неделю думаю возвращаться в АТО. Тут тяжелее находиться, чем там».

«Я не военнообязанный здесь, в Украине,

но таким меня делает совесть»

- Кристиан, когда и почему ты переехал в Украину?

- Четыре года назад. Я оттуда (из России. - ТК) просто сбежал... Там у меня всё время было такое состояние, когда ты не можешь больше существовать в рамках определенного общества, всё вокруг вызывает угнетение - и ритм жизни, и нарастающий социальный конфликт, и люди, и такой себе морально-интеллектуальный вакуум. Вроде бы и есть умные люди, с которыми можно поговорить - но смысла в этих разговорах нет. У меня остались такие воспоминания об этом, я был моложе, более резко на всё реагировал. Но позже решение не поменял. Приехал сюда, стал заниматься кино, работал на телевидении. Хотя телевидение не очень люблю и мало смотрю, а видите, как все получается, снова туда попал.

- Почему решил ехать в АТО добровольцем, а не как журналист?

- Есть много причин. Главная, наверное, - это вся цепь событий начиная с Майдана. На Майдан я сначала пришел как участник, потом начал снимать, образовался «Вавилон 13». Всё время я лавировал между этими ипостасями. Я был в самообороне, например, и параллельно снимал документальное кино. Также именно во время Майдана стал заниматься журналистикой - работал для  румыноязычной аудитории, на Румынию и Молдову, регулярно делал прямые включения с Майдана. К сожалению, в силу разных причин у СМИ этих стран не было возможности иметь тут корреспондента, они как-то вышли на меня и я стал бесплатно им помогать. Очень хотелось рассказать, что здесь происходит. После всей этой дикой полосы самоотдачи и вовлеченности, этого энергообмена, который происходил на Майдане, в последние дни февраля наступило затишье и шок после всех смертей. А ты привык жить в этом ритме...

Потом - околовоенная ситуация в Крыму. Я поехал туда отчасти, наверное, из-за нехватки адреналина, а еще было понимание, что мы уже прошли определенную школу, научились снимать во время столкновений. Я подружился с крымскими ребятами - татарами, мы нашли много точек соприкосновения, и они мне дали снимать там, куда никого не пускали - тот же крымский Автомайдан, сопротивление внутри его. Жалею, что мало в Крыму материала снял, ведь всё так быстро закончилось. Я почему-то часто экономлю пленку, а потом жалею... В Крыму я видел разгул быдла, которое поддерживала бряцающая оружием российская военная машина. Те, от кого я уехал в Украину, чтобы построить новую жизнь, пришли сюда - с этим невозможно было смириться.

- Именно поэтому пошел воевать?

- Это одна из причин. После Крыма я месяц ездил по Европе, показывал кино о Майдане. Я давно мечтал поехать в такой тур, но это оказалось самым тяжелым - там меня просто «крыло», стало невыносимо читать новости в привычных закладках - «Украинская правда», «Громадське ТВ»... Я по Европам, а в Украине такое.

Первые разы я съездил как журналист, пока там еще были бескровные столкновения, а потом принял решение идти добровольцем. Вначале я намеревался именно воевать, а не снимать, не хотел ни как журналист в АТО работать, ни как кинорежиссер. Потом передумал и решил снимать авторское кино. Я пришел в батальон «Киевская Русь», так как с Майдана хорошо знал командира. Хотя в том же «Айдаре» очень много моих знакомых с Майдана или Крыма. Я мужчина, способный держать оружие в руках, я чему-то научился, я люблю Украину. Поэтому и пошел в первую очередь как доброволец.

К тому же существует эта довольно скользкая тема «журналист и оружие». Я хочу подчеркнуть, что я не журналист или оператор с оружием. Я позиционирую себя именно солдатом. Если и поеду когда-то как журналист - тогда сменю полевую форму на гражданскую. Тогда я не прикоснусь к оружию, даже если в меня будут стрелять.

Мы ведем войну на разных фронтах, и мой командир, очень умный человек, понимает, насколько важным является информационный, культурный фронт. Как частное лицо и доброволец я снимаю документальное кино. Я режиссер-документалист с авторским подходом к материалу, который не гонится за оперативностью или объективностью ради объективности.

В то же время меня посылают выполнять разные боевые задачи. Я легко меняю камеру на автомат.

На Майдане был неприятный, унизительный момент, когда по нам, журналистам и режиссерам, стреляли, и не слабо. Да, это страшно, когда по тебе стреляют 6 или 7 раз, минимум два их них - на поражение. Начинается бой - а ты с камерой, и что тебе делать, как заяц прятаться? В один момент это надоедает. Может, еще и поэтому я решил идти как доброволец. Да, я не военнообязанный здесь, в Украине, но таким меня делает совесть. К тому же мне в какой-то мере хотелось окончательно заслужить себе право жить в Украине, относить себя к украинскому кинематографу.

Кристиана душит кашель, но он курит сигарету за сигаретой

- Ты ведь еще писал репортажи об АТО для издания «Украинская правда. Жизнь», которые вызвали определенный резонанс. Что думаешь об этом опыте?

- Эти материалы я писал как журналист, но в довольно художественном ключе. Как-то в Крыму меня прятала у себя в подвале журналистка «УП» Катя Сергацкова, с ней и с Костей Реуцким нас связывает много острых ситуаций во всей этой агрессивной среде. Как-то я написал материал, выслал его Кате, а она редактору «УП. Жизнь» Гале Титиш, и ей подошло. Для меня было огромным удивлением, что на «Украинской правде», которую я всегда считал адекватным, но заангажированным изданием, опубликовали мои материалы про сепаратистов без изменений.

В этих текстах я пытался сказать о позиции всех, писал о настроениях среди сепаратистов. И в ответ получил бодрый заряд негатива. Я пытался объяснить мотивацию этих людей, что ошибочно принимали за сочувствие. Но если это и было сочувствие - то оно сродни сочувствию к больному человеку. Там было также много сатиры, которая, как я понял, не очень популярна в украинских СМИ. Был прикольный случай, когда как-то в Европе, кажется, в Мюнхене, после показа моих фильмов о Майдане, первым вопросом ко мне было: «Вот вы писали на "Украинскую правду" о сепаратистах...» Было приятно, что читают.

- Многие журналисты, операторы, фотографы жалуются, что им совершенно не дают снимать в АТО. У тебя больше свободы?

- Да, с прессой у военных есть определенные сложности, я об этом еще расскажу. У меня специфика работы отличается. Так как отснятый мной материал выходит в эфир через месяц или два, я не могу выдать какие-то секретные данные. Я могу снимать расположение опорных блокпостов, развернутый лагерь или даже позиции артиллерии. Конечно, после того, как всё это объясню командованию того или иного батальона.

«Надо мной нет никакой редактуры...

Снимаю сам, монтирую - тоже»

- Ты говорил, что изначально не хотел снимать вообще. Что заставило передумать? На что ты нацелен как режиссер цикла «Край земли»?

- Какой-то период я хотел только воевать, но в то же время у меня возникали мысли о том, что тут можно снять... Я захотел делать документальные портреты тех, кто на передовой. Передовая - это очень узкая зона. АТО - это по факту обе области почти полностью, фронт - меньшая территория, куда увозят раненых, где есть блокпосты. А передовая, или «передок» - очень особое место. Там царит атмосфера... тишины и спокойствия. Там всё иначе - время течет и ощущается иначе. То же я чувствовал в свое время в Славянске, в этом эпицентре зла - полный штиль. Хотя стрелять могут очень рядом. Там ты живешь и понимаешь, что абсолютно всё - вопрос жизни и смерти. К этому очень быстро привыкаешь. Там все становятся другими, люди раскрываются, иначе говорят.

Сейчас политический курс очень нестабилен, от каких-то решений или инициатив он, как мне кажется, может резко измениться. И те, кто сегодня герои, завтра могут перестать ими быть. Все эти батальоны могут стать государству не выгодны. В своих же фильмах я фиксирую, какими были эти люди. Нескольких людей из тех, кого я снимал, уже нет в живых. Одного из них убило практически у меня на глазах.

Это их истории - о том, почему они там, что ими движет и что там держит, чего они хотят добиться, кем они были в прошлой жизни. Там люди самых разных профессий - музыканты, столяры, юристы, железнодорожники. Это цикл о людях, которые на войне-то быть не должны. Моя задача - укреплять уверенность у людей, поддерживать дух бойцов. Я надеюсь, что украинские каналы вернут трансляцию в Луганской и Донецкой областях. «1+1» там, кстати, кое-где идет. Надеюсь, мои фильмы кому-то помогут.

- Как завязалось твое сотрудничество с телеканалом «1+1»?

- Как-то так получилось, что идеи и векторы движения у меня и у «1+1» совпали. Так редко бывает, я считаю, всё сложилось очень удачно. Руководство канала решило сделать нестандартный проект, отойти от телевизионного формата в сторону документального кино, которое будет идти на ТВ во время ситуации, а не постфактум. В принципе, и с «Вавилоном» мы работали в том же жанре. Я сказал, что буду снимать, опираясь на свое авторское видение и художественный вкус - они согласились. Продумал формат, подготовил пилот, им понравилось. С тех пор работаю в рамках формата, не отвлекаясь на другое, не снимаю местных жителей или еще какие-то сюжеты. Хотя на фронте происходит огромное количество приколов - то один гуцул, с похмелья после Дня танкиста, запросто расстреливает колонну сепаратистов, то на наш блокпост по ошибке сепаратисты привозят грузовик вооружения - новые российские «Мухи» и автоматы...

- Как удается снимать и готовить фильм в условиях войны?

- Ну, современные технологии позволяют снимать на мобильные системы, action-камеры - с этим проблем нет. Для меня также очень ценно, что надо мной нет никакой редактуры, никто не говорит поменять какую-то фразу. Весь материал я произвожу сам, со своим подходом и ритмом. Снимаю сам, монтирую - тоже. Я не очень хороший оператор, скажу честно. Во многом спасает монтаж - моя сильная сторона.

Я не смог бы работать над этими фильмами с оператором, так как в таких условиях нужно быть максимально мобильным - не всегда в одну машину военную машину с оружием влезут двое. Монтирую я совсем не так, как это привыкли делать на ТВ. Я 7 лет работал режиссером монтажа на телевидении - в России и немного в Украине, и уже, как говорится, десять той-терьеров съел на этом деле. Я представляю себе, как продукт монтируется на том или ином канале.

Свои же фильмы я делаю иначе, грубее, нарушая правила. Это мы с руководством канала «1+1» тоже обсуждали - подойдет ли такой агрессивный, грубый, где-то рваный монтаж. Я пояснил, чем это вызвано, как я это вижу. И всё осталось без изменений. Для меня большим удовольствием было увидеть, что на такой большой платформе можно делать что-то авторское, что они решились включить в сетку документального кино в чистом виде. Я взял всё производство на себя, кроме звука - позвал звукорежиссера нашей, майдановской, закалки - Андрея Рогачева.

- Наверное, тебе бывает психологически нелегко разговорить бойцов... Как справляешься с этим? Как выбираешь персонажей?

- Мне нравится, что у твоего издания такие вопросы - для профессиональной аудитории. Военных я мало снимал, в основном, в моем цикле или мобилизованные, или добровольцы. С ними по-свойски практически со всеми удается найти общий язык. Выбор персонажа... Я подхожу к тем, кто кажется мне интересным, в ком что-то цепляет, в ком есть какая-то заноза. Начинаю разговор. Часто как раз таки эти люди и не хотят идти на контакт, но потом, в процессе, начинается самое интересное - они выдают откровение за откровением.

Такая же ситуация у меня была, когда я снимал в Крыму фильм «Зеленые человечки». Там на одной базе были и русские, и украинские военные. И россияне в конце концов сами задали вопрос - что мы здесь делаем, без шевронов, какая мы на фиг самооборона? Некоторых героев моих фильмов из зоны АТО тоже нужно было долго и аккуратно расспрашивать.

Зритель также увидит некоторую игру на контрасте, среди моих героев - много противоположностей. Рядом могут воевать, условно говоря, титушка и майдановец. За каждым из них - своя история. Попадаются и довольно косноязычные ребята - с ними я дольше общаюсь, задаю вопросы, которые их могут злить, таким образом их «раскачивая». Да много всего было, на самом деле. А вот свой батальон я мало снимаю, даже не знаю почему. Там я в первую очередь доброволец.

- На «1+1» твои сюжеты будут выходить в новой программе «Храбрые сердца», а запланирован ли их самостоятельный показ?

- Мой цикл «Край земли» и ток-шоу «Храбрые сердца» - это проект в проекте. Своего рода параллельные повествования, да и идея программы, как я понимаю, развивалась параллельно с моими съемками. Мои фильмы будут включаться в программу, в какую-то ее часть, в один из сюжетов. Но я не очень в курсе, меня к этому не привлекали. По плану мои фильмы будут выходить отдельно как межпрограммки - по два портрета до и после выпуска новостей в определенные дни. Чем-то это похоже на формат, в котором фильмы «Вавилона 13» шли по «Громадському» во время Майдана. Это довольно сильный эффект имеет, как мне кажется, эмоциональный месседж работы доходит до зрителя.

Мимо проходит за руку с мамой маленькая девочка и говорит: «Дядя - солдат». Крис улыбается

«На блокпостах и в батальонах информационный голод,

который тоже порождает страх»

- Недавно ты написал в Facebook о том, что механизм работы СМИ и пресс-службы АТО совершенно неэффективен и чреват многими проблемами - паникой, деморализацией армии, увеличением количества жертв. Ты сам попадал в такие ситуации?

- Да. Информационное поле в АТО - это огромная проблема, и мне очень хочется, чтоб вы об этом написали и дело куда-то двигалось. Это целый комплекс проблем, совершенно ржавый и недейственный механизм, где всё взаимозависимо, влияет одно на другое.

С одной стороны - на блокпостах и в батальонах информационный голод, который тоже порождает страх. Мне кажется, некоторые подразделения очень слабо информируются. Один блокпост может не знать, чья территория буквально за 20 километров от него. Недавно я с двумя журналистами попал в одну из самых опасных ситуаций. На украинском блокпосту мы спросили - что там в ту сторону? Нам сказали, что там наши. И мы поехали на камуфлированной машине с огромным украинским флагом. И заехали...на блокпост ДНР, где развевался флаг ДНР, подъехали к нему, наверное, на 50 метров. Нам повезло, что сепаратисты даже не успели сообразить, были сонные или пьяные, а может, не ожидали просто такой наглости. Они не начали стрелять, а мы на бешеной скорости умчались оттуда. Спаслись чудом, видимо, судьба уберегла от смерти за какие-то предыдущие заслуги.

Это наглядно показывает, какой уровень осведомлённости в АТО. Однажды нам нужно было узнать, кто контролирует один населенный пункт, прежде чем ехать - и пять лиц, среди которых и пресс-офицер АТО, не смогли ответить на наш вопрос. Что уж говорить, и карта военных действий - липа, там границы совершенно не совпадают с реальной ситуацией.

С другой стороны, иногда информации бывает слишком много. Она никак не диверсифицирована, часто - устаревшая, необъективная, даже у авторитетных источников. К примеру, я считаю работу СМИ в ситуации Иловайска неадекватной. Или вот еще соцсети - они и помогают, и мешают.

- Как именно?

- Сначала хороший пример. Я как-то затеял информационную кампанию по поводу корабля «Константин Ольшанский». О нём в один момент все забыли. В этом случае  Facebook помог - тысячи репостов привели к тому, что на эту тему обратили внимание, звонили капитану корабля, в мире об этом много писали. В морских кругах особые отношения, и вот методом информационной лавины удалось что-то сделать, предприняли попытки освободить моряков из плена. Начал бы кто-то развивать эту тему раньше - удалось бы. Социальные сети - инструмент очень сильный, но мы должным образом им не пользуемся.

Казусный случай тоже из соцсетей - пост Семена Семенченко, которого я очень уважаю и видел в бою. Находясь не в Киеве, он перепостил информацию, что в Дебальцево - второй котел. Понятно, что он этими сведениями не располагал, хотя и понимал, что такое возможно было. И вот по всем СМИ прокатилась волна паники, ведь про это написал Семенченко! Я тогда тоже, помню, поверил, позвонил своим. Ведь паникуют не только те, кто сидят за компьютерами в офисе, паника доходит и до самих бойцов в АТО. Мама какому-то бойцу позвонит и скажет дрожащим голосом - сыночек, беги, спасайся. И возникает этот дурной страх, хотя в основном на фронте страха не чувствуешь, чаще - томительное ожидание.

По-настоящему страшно становится, когда тебе звонят и дрожащим голосом что-то из Киева сообщают. Этот страх сковывает волю, лишает возможности действовать, и получается намного больше жертв, так как солдаты деморализованы. Это очень опасный фактор. Потом стране нужен информационный щит, который будет ее защищать. Должны быть приняты какие-то меры. Я понимаю, что у военных миллиард проблем, которые надо решить, и журналистика на десятом месте, но гражданским и профессиональным кругам следует обратить на это внимание... Только не удариться в тотальные запреты, когда вся информация будет закрыта, будет жестко регулироваться государством.

- А насколько объективно СМИ освещают информацию? Ведь многие журналисты жаловались на то, что пресс-служба АТО не дает им снимать и работать «в поле». Да и немногие вообще туда едут...

- Не всегда объективно. Во многом из-за казенного механизма работы журналистов в АТО, отсутствия опыта военной журналистики...

Дезинформация иногда возникает оттого, что журналисты основываются на чьих-то данных, а сами туда не едут. Но стоит понимать, что те, кто находятся в Киеве и даже являются экспертами, просто не понимают, что там происходит. Поэтому, с одной стороны, ехать надо.

И в то же время нужно помнить, что самый простой способ спасти себе жизнь в АТО - не ехать в АТО. Вот такая банальная истина.

У нас нет проработанной информационной защиты, института военных журналистов. Я видел недобросовестных журналистов, которые ради того, чтоб постоять на фоне какого-то движа, выпускали материалы на фоне украинских блокпостов, и потом через пару часов враг их разносил, гибли парни.

Журналисты в зоне АТО никак не защищены. Мне кажется более правильной система «прикомандирования» военного журналиста к тому или иному подразделению, как это происходит во многих странах. С аккредитацией тоже постоянно проблемы... Из-за нашего бюрократического аппарата страдают и оппозиционные российские журналисты - Беата Бубинец (российская документалистка. - «Детектор медіа»), Тимур Олевский (корреспондент российского телеканала «Дождь». - «Детектор медіа»). Да та же Катя Сергацкова. Хотя эти люди сделали не меньше, чем многие украинские журналисты.

Маразм казенности системы, которая существует сейчас, еще и в том, что к пресс-офицеру сектора приезжает, допустим, 8 журналистов. По инструкции он должен каждого сопровождать, ехать с ним в одной машине. Один журналист хочет снять местных жителей в освобожденном городе, другой - работу спецслужб, третий - работу группы зачистки, кто-то - медиков. Что делать этому офицеру? Он везет их в одном автобусе, и никто ничего не успеет снять. Логично, что офицер нервничает, ведь на нём будет ответственность, если с журналистами что-то случится. Результатом такой неэффективной системы - все едут «дикарями», аккредитация ничего не дает.

Нужно готовить журналистов к поездке в АТО, делиться основными правилами, фактами, вроде «10 правил, как журналисту поехать в АТО и не попасть под раздачу от спецслужб, опергрупп, и не заехать в ДНР». А еще лучше - выписать эксперта из Израиля, он бы отлично нас всех проконсультировал. Когда я был в Крыму, туда прилетал целый самолет лучших военных корреспондентов мира - вы бы видели, как эти ребята работают, кстати говоря, на чужой земле. У них всё выверено. Никто не задает вопросов - крутой ли ты журналист, из какого издания - бюрократия там невозможна.

Те журналисты, которые ездили или хотят поехать в АТО, - априори довольно боевые персоны, ведь там тебя действительно могут подстрелить в любой момент. Но для них тем более важно проводить грамотные тренинги, в первую очередь о взаимодействии с силовыми структурами. Если ты не научен опыту взаимодействия с ними, не сможешь на 100% эффективно выполнять свою миссию, не сделаешь серьезный и правдивый материал, избежав попадания пули снайпера в себя. Конечно, всего на семинаре не расскажут даже самые опытные журналисты, многим вещам научишься только в поле, но есть правила, зная которые сможешь спасти свою жизнь - ими нужно делиться.

Это всё сложно, там миллион подводных камней. Поэтому многие не едут, а кто едет - либо застревает там в плену, либо возвращается с никаким материалом. Кто-то уже набил руку, как «Громадське», которые побывали уже и в Крыму, и в Славянске, и везде, но и они попадают в разные ситуации. Конечно, чтоб снять что-то действительно стоящее, надо еще и обладать пробивной способностью, какая есть, например, у Насти Станко (журналист «Громадське ТВ». - «Детектор медіа»).

- Такое впечатление, что в этом смысле всё пущено на самотек...

- Да. В последнее время я убеждаюсь в том, что украинцы абсолютно бесстрашно бросаются тушить пожары своими телами - в прямом смысле я видел доказательства этому еще когда горел Дом профсоюзов, но, образно говоря, применять противопожарные меры не умеют. А этому очень нужно научиться. Это жирным выделите, пожалуйста. А то мы всё тушим и тушим... Превентивные меры пора включать, а то вся АТО - это только тушение пожаров, к тому же ценой больших жертв.

К слову, работа журналистов и фотографов в зоне АТО - тоже жертвенная. Эти люди знают, что никакой страховки за оторванные руки и простреленные колени им не будет, но всё равно едут туда. Хотя общество не готово их за это благодарить.

- Еще важный вопрос: как люди - и солдаты, и добровольцы, и журналисты - смогут оправиться от всего этого?

- Конечно, реабилитация после войны - это огромная проблема. Даже приезжая в отпуск в Киев, солдаты в шоке от того, как жизнь течет тут. Тут люди сейчас сидят и пьют пиво, делают вид, что ничего не происходит - и таких очень много. Есть, конечно, и другие - которые честно пьют это самое пиво и гуляют, зарабатывая деньги и перечисляя в АТО. К ним, конечно, претензий нет. А у тех, у кого ничего не изменилось, почему-то случается так, что в их город приходят сепаратисты и у них отжимают и машину, и квартиру и всё остальное.

Приезжаешь сюда, а думаешь всё равно о том, что происходит там. Бойцы совершают героические действия, а потом им кажется, что тут это никому не нужно, тут другая жизнь. Начинается депрессуха - а может, это всё зря, ну его всё, не поеду больше в АТО... Семейная реабилитация - хорошая штука, но если человек не пройдет профессиональную реабилитацию, как это делается в Америке или других странах, он может никогда не оправиться. Война очень травмирует психику, а моральные травмы намного хуже физических. Это может привести к серьезным последствиям, герои станут антигероями. Вспомните Афганистан. Чем дольше человек находится в АТО, тем сложнее ему будет жить дальше. Еще и потому так важна ротация...

- И всё же... Сейчас многие говорят о том, что будут делать после войны. На Первом национальном даже программа такая вышла. А у тебя какие планы?

- Хочу построить дом и семью - здесь, в Украине. И снимать кино, конечно.

Фото Максима Лисового