А не снять ли нам видеоклип? Так подумал я, когда оператор Толя Гавриляко, с которым мы делали программу «Буря в стакане», сказал, грустно пересмотрев один из ее выпусков: «Надо переключиться на что-то другое».

Подумав, произнес мысль вслух. Вы разве не знаете, что четко сформулированное желание может обретать вполне реальные очертания? Предложение снять что-нибудь музыкальное появилось само собой. Сейчас мне кажется, что возникло оно как бы ниоткуда. Вот группа «Эльза» со своим фронтмэном Ярославом Куликовым. Вот некая фирма, из любопытства или непонятного интереса к андеграундной музыке согласившаяся выложить деньги на съемки клипа. «Только сделайте, как в Москве!» - четко обозначили свои культурные ориентиры заказчики.

По нынешним меркам, тех денег хватило бы, ну разве что на  билет в Москву, этот бывший центр культурно-денежной вселенной незрелого постсовкового капитализма. Причем в один конец, если вдвоем. Но - неважно. У нас в запасе, кроме денег, была масса энергии и желание перевернуть мир в отдельно взятом городе. Харькове, например.

Сценарий был написан на тетрадном листе шариковой ручкой. Как мне смутно помнится, за столиком тусовочного в то время кафе «Каскад». Волна нового времени как-то незаметно быстро смыла с лица Земли это заведение.

Текст песни мы увидели после написания сценария. Это был набор псевдоанглоязычных понятий, напоминавших подстрочный перевод электронного словаря. Ну, это когда вводишь в компьютер словосочетание «окружающая среда», а он тебе выдает «surrounding wednesday». Впрочем, тогда мы еще не знали электронных словарей, а поэтому текст песни «Человек словно дым» нам показался смелой литературной инновацией.

Песня. Если бы взять ее мелодию да сделать хорошую аранжировку, то вышел бы хит. Нечто в стиле американского софт-рока. Начало очень похоже на Urgent, как ее  играли Foreigner на своем самом крутом диске. Но парням из «Эльзы» не хотелось софтовой жизни, что смутно угадывалось в тексте. На кассете песня звучала словно из-под пола. Не в смысле стиля, а в смысле звука. В машине такое никто не будет слушать. Но у нас не было машин. Это была песня как раз для нас.

За триста американских долларов мы сделали невероятное. Сожгли конструкцию из картонных коробок, взорвали телевизор, добили и без того разбитый «москвич-401». В нашем сумасшедшем клипе обнаженная красавица вышагивала на каблуках по железнодорожным шпалам и бродила по развалинам очистительной станции, а музыканты группы с искаженными лицами в ритм собственной песне молотили ладонями по мутному потоку открытой канализации.  Полное соответствие формы и содержания.

Гавриляко посмотрел - опять-таки, грустно - на отснятый материал, потом на меня и сказал: «Полный бред. Не хватает мудрости». Непонятно было, кому именно не хватает, то ли мне, то ли изображению на мониторе. Я про себя решил, что все-таки изображению, и решил, что если чего-то не хватает, то это что-то нужно срочно добавить.

- Нужен старик, - сказал я Толе.

- Почему старик? - переспросил тот.

- Ну, как же? Возраст, борода, мудрость, - я мыслил шаблонами.

И предложил совместить мудрость и возраст с глупостью и молодостью:

 - Красавица, она же у нас куда-то идет - по шпалам, по развалинам. Правильно?

- Правильно.

- Ну, так пусть она подойдет к дедушке. А ее маска на лице загорится.

Надо сказать, что единственным предметом туалета красавицы была картонная маска. Которую всю ночь перед съемками клеил Сережа Муратов. Главный выпускающий инженер телекомпании «Орион», сотрудниками которой мы, собственно говоря, и являлись.

- Бред. Где взять старика? - спросил Толя. Он был реалистом.

- Ну, не знаю. Давай заплатим гонорар? - робко и вопросительно предложил я. Триста долларов к тому времени уже закончились.

Старик, по моему мнению, должен был выглядеть так. Высокий лоб, окладистая борода, длинные седые волосы. И обязательно пронзительный взгляд. Такой пронзительный, что от него, собственно, должна вспыхнуть маска загадочной красавицы. По сценарию.

- Андрюша, ты описал Сергея Короткова, - вздохнул Толя. - Но в том бреде, который ты придумал, он сниматься не будет.

Но я знал, что Толя ошибается. Будет, еще как будет. Толя, как всегда, подсказал гениальную идею и сам, похоже, в нее не поверил.

Сергей Коротков был легендой Харькова. Юные рокеры, завидев его седую шевелюру, стянутую в косичку, возвышающуюся над поголовьем пассажиров в метро, расталкивали тесное соседство локтями, чтобы пару остановок проехать рядом и потом говорить приятелям: «Сегодня на Советской видел Короткова».

Полулегальные рок-группы еще советского времени, тренируясь в мастерстве, советовались с ним, правильно ли они «снимают» партию Гилмора в Shine on you crazy diamond. Если на каком-нибудь концерте вступительное слово собирался произнести Коротков, и это становилось известно заранее, то зал был набит до отказа. Нам казалось, этот человек знал о музыке все. И о жизни тоже все. Потому что музыка это и есть жизнь. Особенно в смутные предпеременные времена.

Я знал, что он согласится, потому что он не был памятником нерукотворным, выше пирамид и Александрийского столпа. Он говорил то, что думал. Думал он образами. Поэтому всякая мысль, произнесенная им, звучала, как притча. А еще поначалу пугала та степень внутренней свободы, в которой жил Сергей. «Неужели так можно?», - первая реакция. И вторая: «Если так живет он, то что мешает и мне?» А между обеими дугой разряда пробивалось понимание. Быть свободным это не причуда, а обязанность.

Кратчайший путь к свободе лежит через искусство. В попытке обрести внутреннюю свободу человек совершает глупости. Сочиняет наивные стихи. Поет нестройные (но не строевые) песни. Снимает на пленку свои бредовые фантазии. По-другому нельзя. У каждого свой собственный путь, и от молодости к мудрости его нужно проходить самостоятельно. Мне кажется, Сергей это знал и поэтому относился к нам, тем, кто был младше него, как к нуждающимся в помощи.

Так я думаю сейчас. А тогда я, честно говоря, не помню, что думал. Просто знал, что Сергей согласится, и все.

Их уже нет в живых. В марте две тысячи седьмого я последний раз услышал от Толи его знаменитое «Бред». Сказанное, конечно, в мой адрес. Сергея Короткова я не видел так давно, что, мне кажется, он навсегда остался в девяносто пятом. 

Он пришел на съемку в своем неизменном джинсовом костюме и с холщовой сумкой на плече. Девушка уже переодевалась, точнее, сменила свой наряд на картон маски. Через час у нас был финальный эпизод клипа. Обнаженная красавица молчаливо сохраняла свою картонную анонимность. Мудрый седовласый старик глядел на нее удивленно и чуть насмешливо. И от этого взгляда маска превращалась в пепел.    

Фото - www.day.kiev.ua