Первый канал, занявший частоту государственной телерадиокомпании «Останкино» и выходящий на первом частотном канале с 1 апреля 1995 года, - материальная констатация грандиозной мощи современной России.

Чтобы ощутить эту мощь, достаточно оказаться в новом аппаратно-студийном комплексе, реализованном с поистине имперским размахом в помещении прежней концертной студии «Останкино». Отсюда, из огромной новостной студии, с начала марта этого года ведется цифровое информационное вещание канала. На сегодняшний день это единственный на сто процентов цифровой телевизионный комплекс в Европе.

Даже ведущие западные телекомпании имеют в своей работе определенный пленочный сегмент, а в эфирной цепочке новостей на Первом пленки нет вообще - любят подчеркивать здесь.

Как известно, держателем 51% акций ОАО «Первый канал» является государство. Однако все техническое переоснащение студии – начиная с масштабного ремонта концертного зала, разработки программного обеспечения и заканчивая оборудованием 24 новых монтажных, закупкой новой техники и созданием цифрового видеоархива (уже насчитывающего порядка 16 тысяч часов одних только новостей) – производилось за счет денег, заработанных самим каналом на рекламе. Объемы прибыли Первого от рекламы соответственные: скажем, в прошлом году канал заработал 1 миллиард 100 миллионов долларов.    

Директором этого телезиккурата под названием Дирекция информационных программ (ДИП) является экс-ведущий новостей Первого канала Кирилл Клеймёнов. За последние три с половиной года 35-летний руководитель новостной службы приобрел репутацию чистильщика авгиевых конюшен, поскольку провел целую серию модернизаций в команде информационщиков, насчитывающей более тысячи человек. 

Мы познакомились в Кириллом в прошлом году в неформальной обстановке. Для менеджера такого уровня (помимо всего, прочего Кирилл является заместителем гендиректора Первого канала Константина Эрнста) он производил редкое впечатление человека корректного и способного к диалогу. Разумеется, настроенного по отношению к Украине с иронией, переходящей в издевку, но при этом сильного интеллектуально. И поэтому вызывающего уважение, по крайней мере, лично у меня. По его приглашению перед началом интервью я побывала на эфире вечернего шестичасового выпуска новостей. Выпуск главных новостей России начался с сюжета из Украины. Речь шла об очередных антинатовских выступлениях наших соотечественников, кидающихся с коммунистическими флагами на кордон милиции в Киеве. Пока шел сюжет, ведущий то ли зубоскалил, то ли разминал речевой аппарат. 
 
Еще перед встречей я обещала Кириллу вести разговор о сугубо профессиональных вещах, не касаясь бесконечной проблемы украино-российских отношений, однако это оказалось затруднительным для обеих сторон. Обсудив технологические преимущества перехода на «цифру», мы с неизбежностью пришли в разговоре к тому, что новости, выходящие на Первом канале, не беспристрастны. Как, впрочем, и на большинстве российских телеканалов. Поэтому не удивительно, что принцип medium is the message, давно сформулированный Маклюэном, Кирилл Клеймёнов озвучил на свой манер: «Мы делаем новости, но мы вообще-то, на секундочку, граждане России. Со своим восприятием реальности».         

- Железки железками, но есть ведьеще живые люди. И эти люди впервые в своей трудовой деятельности (а многие тут работают по 10-15 лет) получили по-настоящему человеческие условия труда, причем по самому высокому стандарту – не важно, западному или еще какому-то. И, как ни странно, этим я горжусь в первую очередь.

- Переход на цифру – это испытание, вызов и для молодых телевизионщиков, и для матерых, которые никакой другой, кроме пленочной, технологии не знают, для которых, собственно, телевидение – это пленка. Насколько болезненно коллектив ДИПа пережил это испытание?

- Слушай, наша работа предполагает ежедневный вызов. Это в некоторой степени похоже на спорт, где ты должен независимо от своих регалий и медалей каждый раз выходить и доказывать, что ты – лучший. Поэтому здесь к вызову люди привыкли. Вообще, мы ожидали худшего. Мы готовились к тому, что процесс перехода на цифру будет более тяжелым, кровавым и будет стоить нам серьезных потерь. Реальность оказалась более приятной для нас, возможно, потому что последние три с половиной года здесь постоянно идут преобразования. Начальный этап был самым трудным. Те, кто смогли это принять – независимо от возраста, здесь работают и те, кто перешагнул пенсионный рубеж, – продолжают работать. Плюс мы влили свежую кровь. Обучение потребовало времени. Конечно, мы сталкивались с непониманием, но это все не носило фатального характера, когда надо что-то жестко переламывать. Несколько человек честно пришли и сказали, что они не хотят, не могут. И мы кому-то нашли новый участок работы, с кем-то не продлили контракт, но со всеми, поверь, расстались мирно.

- Для начала мне самому надо было понять, как работает эта система. Я вообще не по этой части, я не могу сказать, что являюсь продвинутым пользователем. А дальше – сплошные плюсы, потому что новая система существенно расширяет возможности – и мои как менеджера информационной службы, и самой службы. Причем, несмотря на то, что мы делаем новости на цифре со 2 марта, мы до сих пор находимся в процессе изучения новых возможностей. Мы о них знаем, но нам еще надо учиться всеми ими пользоваться.
 
- Расскажи подробней, что за новые возможности у вас появились?

- Лучше всего, если я объясню на примерах. Цифра обладает своими ограничениями. Ленточный монтаж, как ни странно, в определенной ситуации может быть более скоростным. С пленочной кассетой ты бежишь из монтажной до аппаратной – и это четко рассчитанное время. Например, 30 секунд. А в цифре – ты смонтировал сюжет и дальше должен подгрузиться в систему, и это тоже время. В цифре есть нюансы: допустим, ты начал загружать сюжет, а он не грузится, в системе его еще в окончательном варианте нет. При цифре есть возможность эфирить сюжет прямо с монтажного стола, но если я его уже начал отправлять в верстку, и он застрял – надо ждать. Почему он может застрять? Потому что, предположим, монтажер не там поставил какую-то метку. Работа с цифрой требует твердого знания технологии и безупречного следования этой технологии. Любая небрежность при оформлении сюжета, когда монтажер оформляет некие обязательные для заполнения поля, означает, что в технологической цепочке возникает сбой, который может сказаться на эфире. Именно поэтому у нас был период, когда мы указывали на эти вещи, но не наказывали, чтобы дать всем сотрудникам время на адаптацию. Но сейчас мы уже стали жестко наказывать за небрежность.

- Нарекания, конечно, есть, но при этом преимуществ больше. Вот смотри, материал отснят и его привозят сюда, на студию. Как только оператор вместе с техником закачали видео с чипа камеры в картридж системы (это простейшая операция, занимает считанные секунды), – с этого момента видео оказывается на сервере, и оно доступно (причем не в оригинале, а в прокси-версии, оригинал хранится неприкосновенным на сервере) сразу всем, кому оно должно быть доступно. С ним может работать корреспондент прямо на своем рабочем месте; одновременно это видео видит шеф-редактор, которому важно знать, что снято, какие там синхроны и так далее; это видео доступно мне, если я хочу посмотреть, что там за картинка и стоит ли вообще заморачиваться; это видео доступно редакторам и продюсерам, принимавшим участие в подготовке сюжета. А что раньше? Раньше была одна кассета, и чтобы ее посмотрело такое количество человек, ее надо было либо растиражировать, либо собраться всем вместе в просмотровой. Сейчас видео доступно сразу всем заинтересованным лицам, причем каждому на его рабочем месте. Это особенно ценно, когда ты готовишь сюжет, состоящий из разных частей.

Приведу еще пример. Некоторое время назад в Петербурге рухнула финансовая пирамида «Рубин». Это был некий финансовый дом, у которого было достаточно много филиалов по России. В течение многих лет он брал у людей деньги под проценты, регулярно отчитывался при этом о покупках недвижимости и так далее. Люди приходят за выплатами – двери закрыты, все начинают нервничать, везде начинается хаос. В общем, классический случай финансовой пирамиды, которая накрылась. Очевидно, что это тема? Да. Значит, мы ее делаем. Вся ключевая информация – в Питере, поскольку там был главный офис «Рубина», там же уже идут акции массового протеста. Параллельно волнения начинаются в других городах. По логике вещей, когда такое происходит в разных точках, надо все собирать в Москве. Но здесь не будет стенд-апа, поскольку тут нет никаких демонстраций, нет офиса. Мы принимаем решение, что сюжет будет делать питерский корреспондент. Но он не видит, что происходит в других местах. Что сейчас позволяет сделать новая система? Идут перегоны, и мы с тобой можем все их видеть в реальном времени. Пока автор в дороге на или со съемки, продюсер быстро рассказывает ему о том, что у нас уже есть по теме самого яркого и хорошего, и автор, выезжая на последнюю съемку, уже знает, что он начнет свой материал, скорей всего, с синхрона из Новосибирска, а не из Питера. Потому что он самый яркий. Там нашли инвалида, парализованного молодого мужика, который отчаялся собрать деньги на операцию и поверил в эту «сказку», решил рискнуть – и, увы, все потерял. Если бы мы были в пленке, такой сюжет мы бы никогда не собрали в те сроки, в которые мы его собрали, и никогда бы его не сделали из Питера. Это было бы 10 перегонов из разных городов, приходящие в разное время, туда ходили бы разные редакторы, где-то бы что-то потерялось, как обычно. Новая технология позволила нам быстро сделать глубоко проработанный сюжет с яркими эмоциональными синхронами.

И это еще не все преимущества, которые дает цифра. Условно говоря, ты можешь эфирить сюжет, хвост которого, какое-то там количество секунд, еще находится в монтаже, представляешь? Ведь в эфире еще важно и место выхода материала. У тебя эксклюзив, который может пойти либо сейчас, либо уже в следующем выпуске, и пальма первенства будет утеряна. Так что цифра – это абсолютно другой уровень изготовления новостей.
 
- Хочу спросить, какое влияние эта новая технология оказывает на ментальную сторону работы журналиста. Из твоего рассказа следует, что переход на цифру дает не только большую оперативность, но и связан с большим уровнем стресса. От журналиста требуется какая-то нечеловеческая реактивность, которая, надо думать, не всегда может проходить бесследно, особенно если речь идет о каких-то историях, связанных со страданиями людей. Не иметь времени на рефлексию для новостника становится нормой – всегда ли это хорошо?

- Нет, время на обдумывание у кора есть, просто оно строго фиксировано. В связи с цифрой появилось, конечно, более жесткое понятие дедлайна. Но ведь новостное телевидение – это не только сиюминутные сверхоперативные новости. Можно делать актуальное телевидение и на материалах, которые готовятся несколько дней – это вопрос распределения ролей в команде. У меня есть коры, которые делают материалы 4-5 дней, и я не могу сказать, что это люди, которых условно можно отнести к «белой кости», нет. Мы стараемся так развивать людей, чтобы этот шанс получили все. Да, в основном здесь «катушка», как мы говорим. Вот состоялась пресс-конференция – и через три часа я должен иметь об этом материал в эфире, еще к нему мне нужны подсъемки, которые были сделаны вокруг этой темы где-то еще, и еще желательно притянуть к этой теме что-то такое, чтобы сделать сюжет по-настоящему глубоким и объемным. Да, таким корам тяжело, но мы стараемся исходить из состояния каждого и со временем отправляем человека в такую «вкусную» командировку, где у него будет больше времени на обдумывание, где он немножко побудет режиссером и, вернувшись в Москву, будет выстраивать свой сюжет как мини-кино. Чередование таких вещей со стрессовыми ситуациями позволяет сохранить трезвый рассудок и не потерять вкус к профессии. Но, по-моему, это не цифра загоняет нас в такую ситуацию. Посмотри, как телевидение делалось не 20, а 5 лет назад, насколько плотней стал информационный поток, насколько жестче стала конкуренция!

- Хороший привкус. Знаешь, я и хочу, и не хочу туда возвращаться. С одной стороны, профессия ведущего – это профессия, которую нельзя перерасти. Это вообще невозможно, с моей точки зрения. Это жизнь на острие, на пике эмоций, это профессия, в которой ты действительно можешь стареть красиво и эффектно, если можно так сказать. Посмотри на американских ведущих. Этим людям часто сильно за 60. У нас совершенно другая ситуация, правда… С другой стороны, я не скучаю по профессии ведущего, я ведь уходил сознательно.

- Какая работа – ведущего или менеджера новостей – воспринимается тобой как более стрессогенная?
- Везде свои стрессы, они просто разные. Сейчас у меня главный стресс растянут по времени, он не ощущается ежесекундно, как эфирный, но это тоже здорово угнетает. Ты все время in touch, ты не можешь отключиться. Вообще. Поначалу ты не можешь отключиться из-за чувства ответственности, а потом не можешь просто потому, что не можешь. Ты ходишь в туалет с телефоном, и в душ тоже. В девяти случаях из десяти, когда ты хватаешь трубку в душе, она могла подождать, но в одном – нет, потому что принимать решение должен именно ты, и очень быстро, поскольку от этого может зависеть репутация твоих новостей, а иногда – безопасность твоих сотрудников и тому подобное. Поэтому ты берешь трубку всегда. У меня нет возможности жить нормальной человеческой жизнью, когда выходные – это семья, прогулки в парке. Я просто не знаю, что это такое. И это очень-очень плохо.

- Опытом. Моя работа дает мне опыт и ощущение, что я делаю очень важное и нужное дело. Это можно назвать миссией. И я это делаю осознанно. Но это не может длиться вечно. Просто сам себе отмеряешь некий период.

- Конечно, я сознаю, что работая на государственном канале, я опосредованно работаю на государство. Я испытываю по этому поводу удовлетворение. Вообще, то, что мы оказались здесь – это такой мужской момент, тоже некий вызов. И ты либо принимаешь его, либо нет.

- Да, причем я считаю, что это самая потенциально сильная команда, которая есть на сегодня именно на новостном рынке в России. У нее есть несколько неоспоримых плюсов: это люди с очень хорошим образованием, с очень большой работоспособностью и не коррумпированные. И это последнее обстоятельство крайне важно. Джинса в какой-то момент приобрела характер тяжелых, глубоких метастазов, когда она стала угрожать безопасности всей системы в целом. Намеренно не хочу обсуждать, что там творится у коллег, но могу с уверенностью сказать, что нашу систему мы от этого очистили. Это стоило колоссальных усилий.

Еще один важный момент в моей команде – нам в кайф работать вместе. Это крайне важно, ведь мы проводим на работе много времени, и если бы мы не чувствовали удовлетворения, хорошего результата не было бы. Команда еще не отжата, несмотря на зубодробительный график, в ней все время рождаются идеи, причем не только касающиеся ДИПа. Это Алексей Бродский, мой заместитель, с которым мы вместе пришли и осуществили всю эту революцию. Аня Горшкова, шеф службы планирования и продюсирования - эта служба появилась на канале вместе с нашим появлением и сейчас играет ключевую роль. Сергей Андреев, начальник службы эфира. Антон Филиппов, который руководит службой обеспечения эфира, и его зам Аня Железнова. По сути, новый аппаратно-студийный комплекс создавался не просто при участии Антона, а под его тотальным контролем. И еще большое количество людей, конечно.

- За последние три с половиной года здесь много было революций, не только технических, но и кадровых, связанных с принципами работы. Во-первых, мы отказались от услуг сотрудников телевизионно-технического центра (техников, которые обеспечивали наш эфир). Мы просто не могли на них воздействовать, поскольку они получали невысокие зарплаты, приходили на работу нетрезвыми, нажимали не те кнопки, и в эфир шел брак. Это был замкнутый круг. Но когда мы переезжали в новый комплекс, мы решили, что все техники будут нашими и на них будет распространяться вся система поощрений и наказаний, которая у нас принята. А вообще, с чего все началось? Здесь все получали зарплату, которая была прописана в контракте. И как ты будешь воздействовать на сотрудников в таком случае? Или увольнять? И потом, не за все же надо увольнять, согласись. И не каждое трудовое нарушение ты будешь записывать в трудовую книжку. Есть люди, которым вообще это по барабану. А тебе надо, чтобы был качественный эфир и нужно добиться этого быстро. Мы провели консультации с юристами и решили разделить зарплату на оклад (60%) и премию (40%). Если ты работаешь добросовестно, получаешь все в полном объеме. Как только ты нарушаешь трудовую дисциплину, я могу тебя оштрафовать в пределах этих 40%. К тому же мы стали премировать сотрудников и сверх этих 40%, потому что здесь часто возникают ситуации, когда люди делают такие сверхусилия, которые компания просто обязана как-то отметить.

- Некоторое время тому назад мы немного отставали, а сейчас выровнялись, по некоторым позициям даже идем впереди. Но я тебе скажу, что мы и лучшие в стране новости делаем, если судить по рейтингам. Смотри, у нас существует три системы измерения рейтингов. Есть компания TNS Gallup Media, цифрам которой мы не очень доверяем. Но даже они выводят нас на первое место. С Gallup мы не сотрудничаем, но поглядываем на их отчеты, чтобы иметь какие-то ориентиры. Также работает компания «Телерейтинг», которая пользуется системой пиплметров, стоящих по определенной выборке. В своей работе мы ориентируемся, прежде всего, на данные пиплметрии от «Телерейтинга». И есть еще служба телефонных измерений – это звонки по случайной выборке просто людям, которые в этот момент смотрят телевизор. Несомненно, тут тоже стоит вопрос достоверности, поскольку нельзя проверить, правду ли отвечает человек на вопрос, что он смотрит в этот момент. Но тем не менее, существуют законы социологии, которые нивелируют все эти вещи. Делаются десятки тысяч звонков в день, чтобы получить некие цифры. Если посмотреть на графики двух последних названных мной служб (показывает графики. – М.Б.), можно увидеть, что по их версии в тенденциях мы совпадаем. А вот Gallup и служба телефонных измерений: видишь, какие драматические расхождения по Первому каналу? Около десяти, а то и более пунктов в доле, что очень много.

- Разумеется! Глупо отрицать фактор девяти часов. Конечно, это некий фактор инерции, который существует. И это лучшее, что мы получили в наследство. Отказываться от этого было бы полнейшим безумием. Но я не разделяю наше новостное вещание на более и менее важное. Для меня одинаково важны наши позиции и в утреннем эфире, и в дневном, и в поздневечернем. Скажем, мы выпустили новый формат новостей – «Другие новости» (ежедневные 30-минутные выпуски, посвященные таким темам, как качество жизни, потребительская корзина, транспорт, экология, образование, спорт, досуг и т. д.), которые забили конкурентов – 14-часовой выпуск «Вестей» на канале «Россия», он был самым рейтинговым выпуском дневных новостей в будни и всегда собирал огромную долю за 30%. А иногда доходило и до 40%. Мы поставили лоб в лоб «Другие новости», и на сегодняшний день выпуск «Вестей» набирает долю что-то порядка 9%. Вот, например, среда, 11.06: у нас 27,9%, а у «Вестей» – 4,7% (показывает отчеты. – М.Б.), это по России. Но я скажу, мы не ставили «Другие новости» с целью задавить выпуск «Вестей», это получилось случайно.
 
- Неужели неосознанно?

- Мы просто искали нишу для «Других новостей» и понимали, что новости собирают в два часа дня так много, потому что это обеденное время, когда люди пришли, сели есть и включили телевизор. Мы предложили концептуально иные новости, а зритель выбрал сам.

- Если честно, я не вижу прямой зависимости. Ее быть не должно и не может на самом деле. Для нас гораздо важней, что пока наши цифры не упали, потому что, понятно, переход на цифровое вещание проходил не без проблем. Хотя ты ведь знаешь, что любая внештатная ситуация в эфире, наоборот, приводит к повышению зрительского внимания. Мне рассказывали, что в Британии иногда специально добавляют такого экстрима в эфире, чтобы встряхнуть зрителя.

Во всем этом важен потенциал. Мы не могли бы двигаться дальше, если бы продолжали оставаться в старых технологиях. Старая техника исчерпала свой ресурс, причем этот ресурс был уже продлен не один раз. Новая техника в старом формате уже не производится. Можно ремонтировать, но после каждого ремонта срок жизни аппаратуры уменьшается. Доходило до того, что последние эфиры картинка начинала дрожать, и режиссеры то и дело решали, уходить с сюжета на середине или он все-таки дотянет до конца. Переход на цифру был для нас, по сути, вопросом выживания. Нам надо было принять решение: либо мы инвестируем в апгрейд существующей технической базы, либо переходим на принципиально новую технологию. Ответ – с точки зрения перспектив – был очевиден. В результате мы получили новые возможности, которые со временем будут привлекать внимание аудитории. Скажем, виртуальная графика. К нам уже приходит оборудование, мы начинаем его инсталлировать и учить людей. Как только мы научимся ею пользоваться (кстати, в России пока в новостях этим вообще никто не пользуется, да и на Западе это только-только появляется, они пока очень аккуратно и робко пробуют) – это, конечно, сделает иным восприятие наших новостей. По крайней мере, мы на это рассчитываем.

- А что значит «канал госзаказа»?

- Вот с такой интерпретацией я готов согласиться. Теперь что касается выхода в эфир в день выборов. Я выслушал массу заявлений на тему того, что мы сошли с ума. Люди, которые относятся к нам хорошо, всячески пытались нас от этого отговорить. Те, кто относится недоброжелательно, с радостью ждали, что мы накроемся медным тазом. Надо сказать, что к этому дню мы прошли несколько знаковых точек, когда начинать оправданно и легко – например, 1 сентября, то есть начало телесезона, или 1 января. Естественно, что какие-то большие вещи привязываются к чему-то, поэтому мы хотели сделать переход на цифровое вещание знаковым. Но и это было не самым определяющим. К началу марта у нас было несколько месяцев тяжелых тренировок. Жизнь в ДИПе для большинства людей устроена по графику «неделя – через неделю», так работают эфирные бригады и все, кто к ним привязан. Люди в течение нескольких месяцев не имели выходных. Отработав неделю, на следующей неделе они проходили обучение, потом начали работать в пустоту, то есть трактоваться. Мы внимательно следили за их ростом, хотя они об этом даже не всегда знали, и мы понимали, что потихоньку люди начинают выгорать. Они уже достигли той степени внутреннего взвода, что им уже было сложно находиться в ожидании. С другой стороны, было ясно, что все проблемные места техники мы сможем поймать не в тестовом режиме, а в рабочем, под максимальной нагрузкой. И был еще такой момент. Мы понимали, что грядет крайне важный для страны день, мы находимся в конкурентной ситуации, надо получить за счет чего-то дополнительные конкурентные преимущества. Несомненно, новая студия с новыми возможностями дает нам эти преимущества. Да, это была гиперответственность, потому что посыпаться в такой день было бы катастрофой. Мы были готовы отвечать за этот риск, множество раз все просчитав. И все получилось.

- Нет, абсолютно. Вот при тебе он горячий? Ты ведь уже довольно долго находишься в моем кабинете. При тебе я всего один раз сам позвонил, мне нужно было инициировать некое обсуждение, но там не взяли трубку. Я вообще 2 марта мало находился в кабинете, потому что мое присутствие было необходимо в эфирной аппаратной. У нас была масса прямых включений. Кстати, мы сейчас (ну, при наличии соответствующих спутниковых стволов) можем держать 12 прямых включений одновременно. Раньше – максимум три, и то с трудом. И этими новыми техническими возможностями мы, разумеется, воспользовались в день выборов, хотя до 12 включений сразу дело не дошло.

- Сформулируй, какие ценностные позиции выделяют новости Первого канала на фоне конкурентов.
- Я не хочу сравнивать нас и другие каналы, но в идеале мы должны стремиться к тому, чтобы зритель, посмотрев сюжет на нашем канале без логотипа в правом верхнем углу и без подводки ведущего, то есть без каких-либо идентификаторов, знал, что это сюжет Первого канала. Чтобы зритель ловил целый ряд отличительных моментов и понимал, что это сделали ребята на Первом. Здесь очень много составляющих, начиная с работы оператора. Я сейчас прошу их, а иногда и заставляю, снимать по-другому, например, синхроны. У нас появилось гораздо больше крупных планов, таких эмоциональных, когда лицо во весь экран. Мы стали заваливать камеру по штативу. И это не модная съемка музыкального канала, когда камера гуляет как придется, а сознательный шаг, мы используем в новостях этот прием, когда это уместно. Мы стали работать с фонами, больше обращать внимание на драматургию в новостных сюжетах. Не всегда получается, но мы все равно движемся. Мы хотим давать эмоцию, позволяем зрителю получить ее не только в наговоре корреспондента, но и в картинке. Чем мы уже отличаемся? Интонацией.

- Мы стремимся делать человеческие новости, понимаешь? Не просто рассказывать о событии, но и брать на себя смелость дать какую-то эмоцию на событие. У нас в эфире стало много таких человеческих историй из реальной жизни. И это намного интересней, чем литература. Литература либо пересказывает состоявшиеся истории, либо моделирует некую реальность. Мы рассказываем реальные истории реальных людей. Часто я начинаю выпуск новостей в 9 вечера с такой истории, а не с политики или «паркета». Конечно, это зависит от дня, от темы и ситуации, но это случалось не раз и не два, и важно, чтобы зритель это заметил.
 
- Давай поговорим как раз о моделировании. Помнишь сюжет Виталия Кадченко, который на стенд-апе сообщал о том, что Майдан в Киеве полнится людьми, выстроившимися в очередь за «хитом весенних продаж» – кукольным Гитлером. Что это было вообще? Реальная история о реальных людях?

- Во-первых, такую куклу нельзя купить в Москве. Ты ее не найдешь никогда здесь.

- Думаю, что можно. Послушай, Виталия Кадченко никто не просил что-то придумывать. Он позвонил и сказал, что видел эту куклу в магазине (в эфире программы «Свобода слова» за 5 мая 2008-го был выявлен другой порядок обнаружения сведений о кукле Гитлера, находящейся в свободной продаже в Киеве. По словам Андрея Капустина, журналиста «ЗН» и автора первого материала о кукле, ему позвонили с Первого канала и с его помощью выяснили, где именно можно приобрести эту игрушку. – «ТК»). Это тема. Потому что кукла Гитлера, которая продается и покупается, – это тема. Потому что для нас это сложно даже представить, это как некая новая реальность. Почему? Потому что кукла – это все-таки продукт не для взрослых. Я не готов это рассматривать даже в качестве прикола, честно скажу. Именно потому, что это Украина и Россия, вместе с Беларусью пострадавшие самым жесточайшим образом. Поэтому он поехал и сделал сюжет. Повторяю, мы не просили его рассказывать, что эта кукла есть во всех магазинах. Слава Богу, что это не производит киевский завод игрушек, а делают китайцы, как мы потом выяснили. Прекрасно. Но сам факт, что это появилось и продавалось в Киеве, – это тема, и сюжет был об этом. После чего на Украине поднялась буча, что все это ложь.

- Возможно, он, будучи кором молодым и горячим, допустил некие неточности и был не вполне корректен. Я допускаю, что массовой торговли этой куклой нет и не было, но я же не нахожусь в Киеве, я не могу проверить, так это или нет. Я тебе могу положить на отсечение все что угодно: никто его не просил говорить, что эта кукла продается массово. Для нас был важен сам факт ее продажи и ровно об этом мы хотели сделать сюжет.

- Я думаю, когда Виталик делал сюжет, он вошел в некое такое состояние…

- Ну, почему камлания? Он молодой автор и может допускать ошибки ровно так же, как и наши зрелые авторы. Если ты хочешь конечную оценку этой ситуации, то слово «массовые» было ошибкой в стенд-апе. А почему мы сами не усомнились? Ну, извини меня, после того, что происходит с интерпретацией некоторых исторических моментов на Украине, я бы, может быть, не удивился и массовой продаже кукольных Гитлеров. Ей-Богу, не удивился бы после того, как сносятся памятники, а в школе, где учатся дети Ющенко, предлагают найти положительные моменты в деятельности Гитлера.

- По одинаковой схеме, у нас нет выделения киевского корпункта в особую нишу, уверяю тебя. Суть нашего сотрудничества – в движении навстречу друг другу. Кор просматривает на месте весь информационный поток, ищет темы и предлагает их Москве. Поскольку события на Украине являются предметом особого интереса для нашей аудитории, она переживает все, что у вас происходит, иногда сопереживает, иногда негодует, но в любом случае проявляет активные эмоции, поэтому мы, как и многие российские СМИ, активно сотрудничаем с киевским корпунктом. Виталий предлагает темы, что-то мы одобряем, что-то нет, иногда высылаем свою съемочную группу.

- Нет, Погребинского у меня уже пару месяцев не было! В последнее время мы берем комментарии у Кондратова, он историк, хорошо формулирует. А что, у нас не появляется Луценко? Люди Юлии Тимошенко?

- Конечно, всегда возникает группа спикеров, которые тяготеют к какому-то СМИ. Они не привязаны к нему накрепко, но это люди, легко откликающиеся и идущие на контакт в ситуации, когда тебе нужно оперативно получить комментарий. Думаю, украинские журналисты, которым часто приходится снимать в Москве, попадают в аналогичную историю. Ну, а как иначе? У тебя есть список телефонов, которые ты прозваниваешь очень быстро и получаешь результат. С другой стороны, мне эти люди представляются довольно внятными. Если вернуться к теме госзаказа, о которой мы уже говорили, могу утверждать: у меня нет заказа на Олеся Бузину и его точку зрения. Другой разговор, что его комментарий мне представляется вполне убедительным. Вообще, здесь существует некое отношение к тому, что происходит на Украине. Вы выбрали свой путь, но здесь к этому есть свое отношение, и с этим ничего не поделаешь.

- Никаким. У меня существует собственное представление о том, каково должно быть наполнение моего эфира. У нас есть система летучек, они происходят несколько раз в день и формируют загрузку корреспондентов. Неужели ты думаешь, что мне звонят и говорят: «Значит, так. Надо побольней укусить Украину, поэтому запишите-ка Бузину»?! Когда Ющенко выступает в День победы и встречает некое ветеранское «бу-у-у», активное и громкое, которое ловят все микрофоны, любой информационщик возьмет это в эфир сразу. Сразу! Более того, на моей памяти это была единственная ситуация, когда мне не надо было переводить украинского политика.

- Конечно, причем даже в тех ситуациях, когда льется кровь. Скажем, вчерашний обстрел в Южной Осетии в Цхинвали. У нас были представлены обе стороны – и осетинская, и грузинская. И когда возникает тема Украины, мы, конечно, должны делать поправку на то, как видится это все здесь, да? Потому что мы делаем новости, но мы вообще-то, на секундочку, граждане России. Со своим восприятием реальности. Вопрос какой-то убедительности – это вопрос, который мы сами решаем. Чья-то позиция нам кажется более убедительной, а чья-то менее, и я не могу эту позицию делать искусственно. Я не хочу никаких оценок давать, но, знаешь, кому-то и хаос может казаться демократией.

- Это твое восприятие происходящего, и ты имеешь право как зритель на свою оценку. Думаю, что есть абсолютно разный взгляд на то, что у вас происходит – внутри и извне. И это нормально. Вы на нас так же смотрите. Я в отличие от вас вообще не вижу украинских каналов, я не вижу, как нас подают. И потом, в России есть разные каналы. Возможно, скажем, канал REN-TV рассказывает о том, как прекрасно будет, если Украина вступит в НАТО. Но у нас свой взгляд на эту ситуацию. Нам действительно кажется, что этот шаг может драматично сказаться на отношениях России и Украины. Ты хочешь, чтобы я в своих новостях описывал все плюсы вступления Украины в НАТО?

- Но у нас в 3-часовом выпуске был сюжет о пикете теток, которые поддерживают вступление в НАТО. И, по-моему, этот сюжет мы показали и в 6-часовом выпуске. Сейчас проверю. (Кирилл звонит выпускающему редактору, чтобы уточнить, был ли «пронатовский» сюжет из Украины. Редактор утверждает, что был. – М.Б.). Другое дело, как это выглядело. Это были такие тетки предпенсионного возраста и несколько молодых людей. Тетки пришли туда за сто рублей, видимо. И вот они, так сказать, стояли с оранжевыми флагами с подковой и пытались вяло скандировать. Власть, зная, что будут некие протесты, поставила этих борцов за демократию для создания видимости. Формальности мы все соблюли, мы показали и тех, и других. Другое дело, что одни дали информационный повод, они вели себя активно, лезли на милицию, причем не потому что их снимала камера, они просто такие. Другие просто постояли. Ты бы хотела, чтобы мы уделили равное время и тем, и другим? Но это против законов телевидения, потому что одни дают информационный повод, другие – нет. Так устроена жизнь: есть конфликт, есть нерв – есть тема. Единственное, ты права насчет того, что если есть представители и другой позиции, мы должны сказать и о них, хотя бы несколько слов.

- Кстати говоря, в эту историю почему-то совершенно несправедливо приплетают Антона Верницкого, хотя этот сюжет делала Лена Погребижская. Лена – это такой прогрессивный автор, которая потом запела рок-музыку и старательно обходит эту тему стороной. Хотя этот сюжет исполняла в эфире именно она. Нет, такого в нашем эфире больше не случится, я надеюсь.
 
- В начале этого года в прессе появились сообщения о том, что лицо вашего канала, ведущий программы «Времена» Владимир Познер, подтвердил существование на Первом канале «стоп-списков» – списков лиц, у которых запрещено брать комментарии, интервью, приглашать в качестве гостей в студию. Правда ли это? Зачем вам нужны эти списки?

- Я скажу так: есть спикеры, к которым я никогда не буду обращаться за комментарием. Канал – это большая корпорация со своими интересами, исходя из которых некоторые персонажи у нас не появятся. Но, понимаешь, сказать, что у меня есть список из двадцати запрещенных фамилий, я не могу.

- Он как раз может появиться в эфире.

- Каспаров появлялся, когда были эти уличные демонстрации, на которых он кричал что-то в мегафон. Если он изберется в Думу, он появится. Я не считаю нужным и правильным предоставлять ему такую мощную трибуну. От лица кого он будет говорить?

- Знаешь, может, какой-то Пупкин на пруду вон там, возле Останкино, тоже хотел бы выступить.
 
- Для тебя Пупкин и Каспаров – это люди одного порядка?

- А кого он представляет? Какую часть населения? У меня что, маргинал-ТВ какое-то? Повторяю, канал – это большая корпорация со своими интересами, и мы, новости, как часть корпорации несем на себе какой-то отпечаток этих интересов. Я не думаю, что это в какой-то мере ущемляет интересы зрителей. Надеюсь, что нет. Поверь, на сегодняшний день Каспаров неактуален. Поэтому если давать трибуну ему, то придется давать ее и какому-то еще количеству людей, настолько же неактуальных. Да, я полагаю, что власть часто действует неуклюже, оппонируя Каспарову. Но в любом случае у сторонников Каспарова есть возможность собираться и выступать.

- Смотри, под нашими окнами есть место для санкционированных митингов. Здесь по субботам собираются от 30 до 200 человек с совершенно разными взглядами. То это Союз православных граждан, то еще кто-то. Мне что, прямую трансляцию оттуда вести? Если я начну их показывать, то, по законам даже математическим, через неделю их придет в десять раз больше. Когда то, что провозглашает Каспаров, станет в самом деле значимым, мы будем его показывать. А если это сборище из двухсот человек, которое пытается перекрывать дорогу, это не наша тема.

- Наверное, мы все хотели бы жить в такой стране, но скорей всего, нам с тобой это не удастся. Просто потому, что мы оказались свидетелями таких серьезных глубинных перемен, что надо быть просто неисправимым романтиком, чтобы считать, что все наладится и выстроится за время нашей жизни для того, чтобы именно такой правитель появился и был бы эффективным. Как государство мы существуем считанные годы. Вспомни 89-й год – это еще совсем недавно. И 91-й, когда я учился за рубежом и развалился Союз. Все произошло буквально на наших глазах. Помню, что меня спрашивали об этом все мои зарубежные сокурсники, и я мог ответить далеко не на все вопросы. Прошло 17 лет – это ноль в исторической перспективе. У нас только зарождается средний класс, еще столько всего надо сделать, законы несовершенные. Гражданское общество? Хорошо, чтобы половина из тех, кто употребляет это словосочетание, понимали, о чем они вообще говорят. Наверное, оно зарождается, но в какой оно сейчас находится стадии, очень сложно сказать. Жизнь и так полна сложностей и несправедливости, а в эпоху перемен, когда еще происходят такие тектонические геополитические сдвиги, поиметь тихого незаметного правителя – это значит стать свидетелем какой-то масштабной катастрофы, которую не дай Бог увидеть.