Все же и в нынешнем изменчивом мире остаются вещи, можно сказать, «вечные». Среди них, как проницательно замечено одним тележурналистом, любовь ко мне Н.Л.Лигачевой. Новое доказательство  - этот ее блог. Из всех журналистов, которых она считает «одиозными», по фамилии, без инициалов, упомянут я один.

Я обратился к «Детектор медіа», желая использовать право на ответную реплику. Если вы это читаете, значит, мое право было реализовано.

Основная мысль Лигачевой ясна: не нужны в эфире такие, как я. Ранее, движение «Стоп цензуре» вообще без любых  оснований назвало меня среди «агентів кремлівської або прокремлівської пропаганди», что стало на сегодняшний день верхом циничной кампании.

Внося ясность, ответственно говорю: ни сознательным, ни несознательным агентом кремлевской или прокремлевской пропаганды я не являюсь.

Не отличается понятностью пересказ Лигачевой диалога с ведущим программы «Свобода слова» Андреем Куликовым: «по поводу одиозных персонажей Андрей сказал, что уже подумывает пригласить, например, Пиховшека. Мол, «а кто еще, кроме него, может высказать такую точку зрения?» А я вот думаю: если больше некому высказать ТАКУЮ точку зрения, то так ли важна и репрезентативна она? А если таки да, важна, то неужели ее некому высказать, кроме одиозных персонажей?!»?

У читателя, желающего вникнуть, о чем речь, возникает, минимум, два вопроса. О каком говорится событии, породившем точку зрения? Что конкретно я высказывал по поводу этого события?

Яснее мысль Лигачевой выражена в заголовке ее блога: «пропуском в СМИ должна стать репутация, а не ангажированность».

Исхожу из того, что мое право на свободу слова аналогично праву Лигачевой.

Мы все заангажированы. Временем, в котором живем, обстоятельствами, мнением редакции, окружением, наконец, своими представлениями о мире вокруг нас, о своей стране, всем тем, что называется мировоззрением. Честность журналиста состоит в том, чтобы открыто говорить о своих предпочтениях, доказывать свои убеждения.

В отношении последних политических событий многие не избежали политической заангажированности.

Откровенно пишет об этом Отар Довженко: «Будьмо щирі: ТСН були активними учасниками революції, від самого початку позиціонувавшись як її частина, а не відсторонені спостерігачі... Будучи частиною революційного руху, ТСН дозволяли собі те, чого не могли дозволити інші - пафос, надрив, емоції, відеокліпи на підтримку революції, співпереживання і співпричетність».

Я откровенно утверждаю, что не избежала политической заангажированности и «Детектор медіа». Мой анализ о том, как это издание сработало на оппозицию в момент захвата областных госадминистраций  здесь.

Еще раз подчеркну: я признаю право на политическую заангажированность. Но только в том случае, если это делается публично, ясно, открыто.

Я действительно публично, ясно, открыто выступал против так называемого «евромайдана», не поменял и не собираюсь менять свою точку зрения. Исходил при этом из очевидного факта: вопросы евроинтеграции, как и любой другой интеграции, майданами не решаются. Исходя из этой позиции, я, в частности, задавал вопросы гостям программы Андрея Куликова «Свобода слова».

Моя позиция - вполне репрезентативна. Социолог Ирина Бекешкина из центра «Демократические инициативы», пишет: «Майдан був підтриманий лише переважною більшістю населення (50%) і не був сприйнятий 42%, причому це регіональний поділ на Захід+Центр та Схід+Південь».

Допускал ли я ошибки? Да, например, неточное цитирование. Имело место неумышленное, но неточное цитирование статьи Владимира Чемериса, что было отмечено как перекручивание обозревателем «Детектор медіа». Но ко всем ли участникам «Свободы слова» Андрея Куликова придираются так, как к сторонникам Партии регионов?

Называл ли я часть участников «евромайдана» праворадикалами и экстремистами? Да.  Мои слова в отношении праворадикалов и экстремистов, имевших отношение к «евромайдану», совпадают с содержанием оценок Государственного департамента США о лицах, причастных к захвату административных зданий: «це все було зроблено певними правоекстремістськими демонстрантами, такими, як «Правий сектор», що брали участь... у ситуаціях, пов'язаних із урядовими будівлями». И этой позицией Кнута Флакенштайна, уважаемого депутата Бундестага.

Ничего не хочу поменять и в написанном мною в цикле «Солдаты революции» в блогах «Корреспондента». Упомянутые там люди в целом и повели себя так, как я написал.

Ничего не хочу поменять и в своих оценках Президента Украины Виктора Януковича.

Во-первых, для меня неприемлемо плохо высказываться о людях, с были или существуют рабочие отношения. Именно поэтому я не говорю и не скажу ничего плохого о тех, с кем были рабочие отношения - ни о главах государства, ни о руководителях аппарата Президента или телеканала «1+1».

Во-вторых, идеального политического руководства, устройства или правления в мире не существует. Украина не есть и не будет исключением. Действия нынешней власти в отношении Крыма вполне уместно сравнивать с поступками Президента Леонида Кучмы во время конфликта вокруг острова Тузла в октябре 2003 года.  Поэтому и в истории Украины он останется не только в связи с делом Гонгадзе.

Именно по этой причине, какими бы судебными приговорами не завершилось бы расследование массовых убийств на «евромайдане», какой бы приговор не вынес еще не состоявшийся суд, историки оценят и усилия Виктора Януковича по ослаблению «удавки» газового контракта, заключенного Ю.Тимошенко, и его переговоры с компаниями «Chevron» и «Exxon Mobil» по добыче сланцевого газа, диверсификации источников энергоносителей для Украины.

То, что я называю Виктора Януковича Президентом Украины - не ошибка. Это звание "охраняется законом и сохраняется за ним навечно, если только президент Украины не был смещен с поста в порядке импичмента (ч. 3 ст. 105 Конституции)".

Я никуда не пропадал после событий 21 февраля 2014 года, поэтому не принимаю на свой счет слова Лигачевой «пересидел недельку». Я не переезжал в Москву или другой город мира, был несколько раз в эфирах украинских телеканалов. Я исхожу из мудрой идеи канцлера ФРГ Вилли Брандта, высказанной в августе 1970 года после подписания Московских договоров о признании границ: «никто не может избежать судьбы своего народа».

Я не поддаюсь давлению части общественного мнения, и это еще один источник раздражения Лигачевой. Уверенный в своей правоте человек всегда понимает, когда часть общественного мнения может ошибаться.

Что же касается новой власти, то я собираюсь ее критиковать. Ибо я уверен, что все, происходящее после «еврореволюции», в очередной раз подтвердит правоту Отто фон Бисмарка: «революцию подготавливают романтики, осуществляют фанатики, плодами ее пользуются подонки, а потом на поле выходят мародеры». Так как я критиковал «еврореволюцию», то имею и полное право оценивать ее последствия.

Желание Лигачевой не видеть меня в эфирах, с моей точки зрения, объясняется совершенно другой причиной, чем моя политическая заангажированность. Это то, что я к эфирам готовлюсь и что моя работа в эфире эффективна.

Каждый эфир имеет свою специфику. За часовую программу можно успеть сказать больше, чем за несколько минут. Специфика эфира программы Андрея Куликова состоит в работе в «спрессованном», ограниченном  хронометраже. Исходя из этого факта, анализируя текущую политическую ситуацию и состав участников текущего выпуска «Свободы слова», я задолго до эфира проверяю, насколько возможно, информацию. Многократно «прокручиваю» в голове, что и как хочу спросить и сказать, в какой форме, выбираю слова, а потом вношу коррективы по ходу программы. Ведь речь идет о прямом эфире, исключающем возможность исправления возможной ошибки.

Это и есть участие в реальной конкуренции. Ибо эксперты, если только кто-то не предполагает, что изрекает истину в последней инстанции, тоже представляют разные точки зрения. И, естественно, должны конкурировать в доказательности.

Требование Лигачевой не приглашать меня в эфиры является доказательством недобросовестной конкуренции.

Если и есть одно общее для всех основание, по которым следует кого-либо не приглашать в эфир, то оно одно: если тот или иной человек нарушал закон.

Но тогда в эфир не должен приходить и.о.президента Турчинов и и.о главы его администрации Пашинский которые 8 декабря 2013 года призывали к силовому захвату власти. Не может приходить в эфир Работающая ныне в СНБО Сюмар, которая в этом  тексте выступает за создание незаконных органов власти. Не должны быть приглашаемы в эфир нынешние руководители, ранее занимавшиеся захватами областных администраций, например, министр Максим Бурбак. Логика, что действия эти людей подпали под акты амнистии участников массовых акций протеста для данной ситуации не подходит, ибо сам факт амнистии, т.е. отсутствие наказания за преступление, не отменяет факта преступления. Под запрет на появление в эфир могут попасть все те, кто, нарушая закон, до окончания следствия и, тем более, суда, называл хулиганские действия в отношении Татьяны Чорновол «покушением на нее со стороны власти». Кстати, никто не в курсе, почему сейчас ничего не говорят об этом резонансном преступлении? Не потому ли, что эта тема «отыграла» и никому не нужна, исчерпана ее политическая целесообразность?

Но, уверен, что если не приглашать в эфир тех, кто заявлениями и действиями, например, применением «коктейля Молотова», нарушал закон, в ток-шоу может возникнуть реальный дефицит спикеров.

Безусловно, Лигачева наверняка может возразить мне, как она это делала в «Украинской правде» 29 мая 2007 года в отношении «оранжевой революции»:  «...чего греха таить - явные перекосы, прежде всего во время уже самой "оранжевой" революции, со стороны и 5 канала, да и всех независимых СМИ, включая "Детектор медіа", в гражданскую риторику, в открытую поддержку определенных политических сил, отказ от позиции "над схваткой" - были оправданы с точки зрения нравственной».

Безусловно, Лигачева наверняка может сказать, что революция всегда делается с нарушением законов. Точкой зрения нравственной и потребностями революционной целесообразности можно оправдывать любые нарушения закона с одной стороны. Но ведь так преподносится карт-бланш и другой стороне, и выписывается индульгенция на дальнейшее нарушение закона. Кем угодно, если у него есть нравственное оправдание, если он решил, что делает революцию.

Говоря о себе, я не нарушал закон.

Нежелание Лигачевой и ее круга видеть меня в эфире является доказательством того, что я в эфире работаю эффективно. Именно это и является причиной противодействия мне, и таким, как я, именно этим продиктовано желание зачистки телеэфира под новую власть.

А любовь ко мне Лигачевой никуда не уйдет. Постараюсь оправдать.

P.S. от «Детектор медіа». - Текст реплики подан без прочтения нами:),  без  редактирования,  с авторскими орфографией и пунктуацией.