Есть и у цензоров классики. В давние-недавние советские времена, когда все УТ пребывало на Крещатике, 26, был для нас неизбежным и страшным цензор Вера Петровна Зайцева. Кто хоть раз заходил в ее кабинетик с папкой-обложкой для утверждения, Веру Петровну никогда не забудет.

Она была худощавой, по-кащеевски бессмертной женщиной, как все нарождающееся украинское телевидение и радио. Каждая обложка со сценарием, сюжетом будущей программы, требующая подписи и печати Веры Петровны, могла быть не допущена до эфира. Разрешена или запрещена цензором.

Что мы, обыкновенные редакторы и режиссеры, - Веру Петровну побаивался сам Председатель комитета Н. А. Скачко, который никого не боялся, кроме ЦК. Она имела свой тайный свод законов и запрещений - чего нельзя. Читая наши материалы, сурово заглядывала иногда в секретную брошюру под грифом. Потом твердо смотрела в глаза и оглашала приговор. Ставила печать. Иногда хваля, чаще грозя, что пожалуется начальству за совершенно преступные наши строчки и съемки. Вера Петровна обслуживала государственные тайны. И этим было сказано все.

Мы же доскажем, что она запрещала. Время сделало эти запреты юморными, но они были. И нам было не до смеха.

Нельзя было ни в коем случае показывать два берега одновременно и в одном кадре. Как в песне, «мы с тобой два берега у одной реки». Ни-ни. Особенно с верхней точки. А как снять Днепр? Как хотите. Ибо враг может воспользоваться вашей съемкой и это будет на его оперативной карте.

Нельзя снимать мосты полностью. Стратегические объекты. И здесь была беда с верхними точками. Враг, не дай бог, увидит по кадру УТ объект, нанесет на карту и разбомбит. Не допустим!

В Киеве существует только то, что разрешено специальным кондуитом. Бедный Эдик Головня, транслируя футбольный матч и показывая в перебивках реакцию болельщиков на трибунах, попутно взял в кадр и оцепление каких-то моряков для порядка. Тут же был вызван к Вере Петровне.

- Что вы показываете? Безобразие! В Киеве нет и не может быть никаких моряков. Тем более, из Военно-морского политического училища, которое закрыто.

- А как же мне показывать трибуны? - наивно возразил режиссер.

- Как хотите. Но вы открыли закрытый объект, - констатировала Вера Петровна, имея в виду Военное морское политическое училище, которое в ту пору занимало корпуса Киево-Могилянской академии.

- Но ведь любой пацан на Подоле знает и видит этих моряков.

- Теперь и вы узнаете, что такое выговор, - сухо говорила Зайцева, звоня начальству.

В Киеве для эфира были закрыты не только училища, но и заводы. Группа оперативно отправлялась к какой-то прославленной бригаде на завод, снимала, возвращалась, несла папку и материал Вере Петровне и она сухо сообщала: «В Киеве нет такого завода! Понимаете? Кто вам разрешил?! Сюжет не пойдет. Я позвоню к Николаю Артемовичу».

Зайцева не была ужасным монстром цензуры. Просто она работала по советским правилам. Правила запрещения показа были и смешными, и ужасными.

Когда, как по тогдашней народной песенке, «на Куреневку двинулась лавина» из многих тон разжиженной глины и песка с верхнего Бабьего Яра, сметая хаты, авто, трамваи и людей, группа «Новостей» была по команде отправлена на место страшного происшествия. Но ни один кадр не побывал тогда в эфире. Чтобы не было паники у населения. Истоки Чернобыльского замыливания и брехни, чтобы влажной тряпкой вытирать подоконники и проводить парады.

В важнейших делах распоряжалось высокое начальство. Скажем, на концерт подозрительного земляка из Белой Церкви и великого джазмена Бени Гудмэна в Киеве от «Новостей» была послана группа операторов и журналистов с установкой. Третьего саксофониста и тромбониста во втором ряду не снимать: они по совместительству агенты ЦРУ. А если в зале начнут бушевать стиляги - дать им отпор и выставить на позор в «Телегачке». Хуже того, по распоряжению неизвестно какого начальника вся звуковая запись выступления замечательного оркестра была стерта.

Боря Александров был уволен со своей должности в киноредакции из-за того, что пропустил в титрах старой концертной программы фамилию хормейстера Оперы Колесника, который позорно пожелал остаться за рубежом. Бедный Боря.

Кто в те годы не читал «Литературку». И вот в подписную кампанию приезжает на нашу студию бригада писателей из популярнейшей газеты. Трактовая репетиция. Настороженно смотрит по внутреннему монитору начальство. Нормально. Вроде никакой крамолы не будет. Главный выносит вердикт: «Пусть выступают. Только вот того с гитарой не надо».

Перепуганная редакторша в студии нервно передает распоряжение. Извиняется, но «того с гитарой не надо». Тем с гитарой оказывается молодой Булат Окуджава. Писатели собирают манатки и вечерним поездом уезжают домой. Все вместе.

Вера Петровна живет в веках. Каким образом? Это тоже государственная тайна.

Желающим бороться с цензурой и цензорами, можно сказать возвышенней и лучше, как Ежи Лец: «Искусство идет вперед, за ним следуют конвоиры».

Юрий Иванов, ветеран