Профессиональная дискуссия о необходимости полноценного освещения международных событий нашими СМИ, которая сейчас ведется нашими коллегами-соотечественниками, обычно сводится к одному тезису: «Будут деньги, будет и своя «международка»». А пока денег нет, можно довольствоваться сводками о катастрофах и терактах, выборах, и рождении детенышей панды в разных зоопарках планеты (сюжеты о животных, родившихся в неволе – умилительный хит наших новостных программ, которым они так любят завершать свои вечерние выпуски). Между тем, «международка» требует не только финансов для открытия корреспондентских пунктов, но и особых профессиональных качеств и подходов к работе самих журналистов, которые в ситуации «глобальной деревни» должны видеть свою собственную страну как составной элемент большого международного паззла, и уметь выискивать те связи, которые существуют (или могут существовать) между нашей родиной и другими международными субъектами.

 

Для того, чтобы узнать, как осуществляется образцовое освещение международных событий, «ТК» встретилась с Ричардом Бистоном, дипломатическим редактором раздела «Мир» газеты The Times, обладающего двадцатилетним стажем работы в этом издании.

 

The Times – один из самых известных медийных брендов планеты, не только занимающихся летописью, но и формирующих повестку дня. В том числе - и на международной арене.

 

Интересный факт, подмеченный Ричардом перед началом интервью - одним из камней в фундаменте репутации The Times было освещение Крымской войны в XIX веке.

 

- Я работаю в разделе «Мир»,  пишу аналитические материалы в газету и на наш сайт. У раздела есть свой редактор, которого я консультирую по темам из тех регионов, с которыми я работаю.

 

- 9-10 страниц. А каждый выпуск газеты состоит примерно из 60 страниц.

 

- Да почти каждый день. Иногда через день. Раньше я занимался темами «холодной» войны, гонки вооружений. После 11 сентября 2001 года основной темой стал, конечно, Ближний Восток. Хотя, если требуется, я освещаю события и в других регионах – в том числе, в Украине и Грузии.

 

- К сожалению, там вообще не было британских журналистов. Британские военные достаточно подозрительно относятся к прессе, и сочли, что уход из Ирака мог быть расценен журналистами как унижение нашей армии. Потому медиа к освещению ухода из Басры допущены не были. А те фото и видеоматериалы, которые распространялись в британской прессе, были сделаны фотографами и операторами, работающими на армию.

 

Своим недоверием наши военные отличаются от их американских коллег, которые гораздо более открыто относятся к журналистам.

 

- Да, можно так сказать. Но я думаю, что то, что сейчас происходит в Ираке – очень важно и во многом определит будущее этого региона.

 

С другой стороны, это привело к тому, что  события в некоторых других странах не освещаются в должной мере. Так, к примеру, правление Путина не освещается в должной мере. Как могло бы освещаться, если бы в центре публичного внимания постоянно не находилась ближневосточная тема. Владимир Путин не критикуется в достаточной степени, и потому смерть Литвиненко с последующим расследованием оказалась таким шоком для многих жителей Великобритании. Когда была установлена связь этого убийства с Москвой, это оказалось поворотной точкой для многих людей в понимании того, что представляет из себя сегодняшняя Россия.

 

- У нас работает двое корреспондентов в Париже, есть в Брюсселе, Берлине, Риме, Мадриде. С каждой из европейских стран у нас существуют какие-то особые связи – так, из Франции экспортируются продукты питания, в Италию англичане часто ездят на отдых. Потому мы пишем не только о политических темах, но и о культурных, социальных.

 

- Да, Франция – особый разговор, к ней существует особый интерес. Исторически, Британия как бы конкурирует с Францией. Когда они экспериментирует с социализмом, мы экспериментируем со свободным рынком, и наоборот. Мы постоянно сравниваем себя с французами, а они себя – с британцами.

 

- Ну, о репортерах можно сказать, что они находятся в самом низу, но с другой стороны, это означает, что на них держится вся система.

Я занимался редактированием несколько лет, и мне это не очень понравилось. Что прекрасно в том, чтобы писать – так это та свобода, которую ты получаешь. Писать то, что тебе хочется, рассказывать о каких-то кажущихся тебе интересными историях. Если ты редактор – то уже зависишь от других людей, работаешь с чужим материалом.

Да и от освещения международных событий особые чувства  – если ты видишь, как на твоих глазах создается история, то ощущаешь себя частью этого.

 

- Сейчас – в среднем раз в месяц.

 

- Мы рассчитываем на работу тех двадцати людей, которые работают в наших иностранных бюро. Они должны предлагать что-то каждый день. И, конечно, читаем информационные сводки, Интернет, англоязычную прессу в других странах -  в поисках интересных историй. 

 

- Ну, это и соперник и помощник, конечно.

 

Но одна из главных проблем Интернета заключается в том, что как медиа он очень недостоверный. Элементарный пример – я пытался использовать Wikipedia,  чтобы уточнить даты рождения некоторых людей, и обнаруживал, что опубликованные там данные были неверными.

 

Сейчас основой успеха медиа является степень доверия к нему аудитории. И те издания, которые будут просто публиковать все, что им предлагают, будут обречены на исчезновение. В информационную эпоху важна именно надежность медиа, достоверность передаваемой ими информации.

 

- Оно очень сильно помогает. Я не думаю, что я бы мог хорошо работать в России, если бы не говорил по-русски. К тому же, в нашей работе часто случаются такие ситуации, когда ты просто не можешь взять с собой куда-то переводчика.

 

- Это хороший вопрос, учитывая то, что The Times принадлежит Руперту Мердоку, и существует расхожее мнение, будто он вмешивается в редакционную политику изданий News Corp. При этом Мердок пользуется репутацией приверженца правых политических взглядов.

 

Но вот я, проработав в The Times два десятка лет, никогда с Мердоком не встречался лично, никогда с ним не разговаривал, и не получал никаких инструкций.

 

 

  

 

Так что, исходя из своего личного опыта, я могу лишь сказать, что Мердок, очевидно, на посты редакторов назначает людей, разделяющих его правые взгляды, а не коммунистов. Но я не могу представить ситуацию, когда я бы хотел о чем-то написать, но руководство бы мне сказало, что об этом писать не нужно. Если такого рода случаи происходят в газете, это значит, что у нее большие проблемы.

 

Тут важно отметить, что в Великобритании существует очень высокая конкуренция между ежедневными газетами. И если кто-то опубликует важный материал, а мы нет, то мне могут позвонить в 12 часов ночи и сказать, что нужно срочно готовить статью по этой теме. И в этом вот как раз и заключается настоящее давление на журналистов – тебя заставляют  постоянно испытывать  напряжение от того, что кто-то может отыскать важную тему раньше тебя! И потому ни один политик не застрахован от публичного скандала.

 

А в Америке, кстати, другая ситуация. Например, когда журналисту Newsweek стало первому известно об отношениях Билла Клинтона и Моники Левински, то Newsweek отказался публиковать этот материал. И тот журналист опубликовал статью в Интернете (не на сайте Newsweek).

 

Если бы что-то подобное произошло в Великобритании:  кому-то из журналистов стало известно об романе премьер-министра со своей практиканткой – то это немедленно оказалось бы на полосах газет.

 

- Дело в том, что в США большей популярностью пользуется местная ежедневная пресса, чем национальная. В Вашингтоне практическим монополистом является Washington Post, в Нью-Йорке – New York Times, в Лос-Анджелесе – Los Angeles Times. И они могут позволить себе не столь яростно конкурировать друг с другом за свежие истории, как мы здесь, в Британии. Они могут себе позволить  потратить какое-то время на поиск новых фактов,  доказательств, дольше работать над материалами.  

 

- Это была довольно запутанная история, я думаю. Имели место журналистские просчеты. Например, когда Гиллиган встречался и общался со своим источником, то не делал никаких пометок в блокноте. И это сделало его легкой мишенью для Даунинг-стрит. Если ты выступаешь с какими-то обвинениями, то должен как-то подтвердить свои слова, хотя бы предъявить записи своих разговоров с «информированным источником» (хотя в итоге оказалось, что и источник был не слишком информированным). Потому и битва между обществом и правительством, к которой, вероятно, вел дело Гиллиган, превратилась в битву правительства с Би-Би-Си.

 

Ну и надо понимать, что от Би-Би-Си люди ждут только самой качественной информации, самых высоких стандартов журналистики. Би-Би-Си может не освещать темы самой первой, но должна делать это правильно, с соблюдением всех профессиональных правил. Потому аудитория может быть очень критична к Би-Би-Си, когда там что-то не так происходит. Ведь если вам не нравится The Times – не покупайте, а вот за Би-Би-Си вы обязательно платите деньги, когда приобретаете лицензию на прием телевизионного сигнала.

 

- Вы знаете, мне информация может поступить откуда угодно – из ЦРУ, Моссада, или от Бориса Березовского. И мне все равно, откуда я эту информацию получу. Важно – насколько достоверна эта информация и как ее можно подтвердить.

 

К примеру, нам ежедневно поступает информация о злодеяниях (казнях, и прочем), совершаемых властями Ирана – нам ее присылают оппоненты тамошнего режима. Но эту информацию мы не публикуем – проверить факты, о которых идет речь, почти невозможно.

 

- Для меня это значения уже не имеет. Главное -  нужно оставлять возможность высказаться другой стороне, особенно если речь идет о сложных политических ситуациях. Тогда вас никогда не смогут обвинить в предвзятости. Если же кто-то не захочет комментировать свою позицию – это уже его проблемы.

 

 В The Guardian  есть отдельная рубрика, в которой любой человек может ответить на заметку, которая была опубликована о нем, своей собственной. Может, ему не дадут столько же места, сколько дали первому материалу, но все же.

 

- Да, в последнее время таких историй было множество. Потому что в Ираке неоднократно совершались похищения граждан Великобритании и мы пытались расследовать их судьбы. А нам звонили из министерства иностранных дел и просили не писать об этом, потому что мы могли подвергнуть жизни похищенных опасности. Хотя мы не понимали, как публикация могла подвергнуть опасности, и даже считали, что так мы поможем в поисках пропавших.

 

Или вот недавняя история между Британией и Россией, которые демонстративно выслали дипломатов друг друга из посольств, обвинив их в шпионаже. Нам звонили и настоятельно просили не указывать имена тем британцев, которые были высланы из России - полагаю, потому что они и были шпионами (смеется). Но ведь их имена были опубликованы в русском Интернете, озвучены по русскому Первому каналу, и было бы смешно, если бы мы пытались скрыть их от читателей The Times.

 

Так что такие конфликты происходят все время. Нас могут пытаться шантажировать в эмоциональном смысле, давить на чувства, говоря, что мы можем подвергнуть кого-то опасности. Но нужно прислушиваться ко здравому смыслу. Мы обычно печатаем все, что представляет общественный интерес.

 

- Это сложно. Например, если редактор мне говорит: «Вот этот последний абзац я хочу поставить в начале статьи – это самая важная информация здесь», то я отвечаю, что занимаюсь журналистикой уже больше двадцати лет и сам знаю, где в моей статье самая важная информация. Да и этим последним абзацем оказывается иногда что-то вроде: «Если эта проблема не будет разрешена, то эксперты считают неизбежной новую войну на Ближнем Востоке» - то есть, просто фраза, которая привлекает внимание своей броскостью. В таких спорах в дело вступают твои литературные способности – умение подать информацию так искусно, чтобы не было соблазна что-то изменить, или чтобы редактор не смог ее некорректно подать. Но это хороший прессинг для журналиста – мы ведь работаем с информацией, с языком, и должны себя постоянно тренировать.

 

- Да нет. Ну вот если я присутствую на каком-то неформальном мероприятии, и кто-то из гостей говорит важную для меня информацию, то я иду в ванную комнату и записываю его слова на салфетке, чтобы потом не забыть. Но если вы собираетесь записать чью-то речь на диктофон, то людей об этом нужно предупреждать.

 

- Существуют разные пути. Когда-то международная журналистика считалась самой престижной сферой, в которой стремились работать многие. Но сейчас молодые люди уже этого не хотят – они предпочитают журналы о знаменитостях.

 

Часто в международную журналистику идут люди, изучавшие иностранные языки. Кто-то учится этому на Би-Би-Си или в Reuters. Иногда люди просто из интереса путешествуют по «горячим» точкам и пишут оттуда – так получаются очень интересные репортажи, если их пишут люди, отправившиеся в путешествие лишь из собственного интереса, из желания приключений, желания побывать в тех местах, к которым сейчас приковано внимание всего мира. В нашей редакции работают бывшие военные, ученые.

 

А у меня это семейное – мой отец тоже был журналистом-международником.