Полную версию интервью читайте тут.

Журналистская карьера Натальи Лигачевой началась в 1984 году в Гостелерадио Украины, сначала в отделе социологических исследований, затем – с 1987-го – в киноредакции УТ-1. Наталья в соавторстве с коллегами создавала программы «Все о кино», «Кино без игры». С 1992-го по 1996-й работала в изданиях «Киевские ведомости», «Зеркало недели», «Натали», где писала преимущественно о кино, телевидении и медиа, шоу-бизнесе.

Публикации на эту тематику продолжились на страницах газеты «День». В «Дне» Лигачева курировала отдел СМИ и общественного мнения, начала вести рубрику телевизионных обзоров «Теленеделя с Натальей Лигачевой» и, наконец, стала заместителем главного редактора.

В 2001 году Наталья ушла из газеты «День» ради собственного проекта. Сайт «Телекритика» был создан при финансовой поддержке Посольства США в Украине через целевой грант международной общественной организации «Интерньюз-Украина». Впоследствии проект финансово поддерживали и многие другие американские и европейские доноры.

Параллельно с запуском сайта «Телекритика» Наталья Лигачева участвовала в 2001 году в создании Комиссии по журналистской этике – в частности, вместе с коллегами – членами общественной организации «Хартия 4». 

С началом поры темников власть обвиняла «грантоедов» и «Телекритику», в частности, в расшатывании ситуации в государстве. При активном участии и коллег из разных изданий, и  «телекритиков» среди них,  в 2002 году был создан Киевский независимый медиа-профсоюз, в 2003 году организованы парламентские слушания по вопросам цензуры.

В 2004 году был создана общественная организация (ОО) «Телекритика». А при поддержке Посольства Нидерландов в феврале 2004 года начался выпуск ежемесячного печатного журнала «Телекритика», который выходил до января 2011 года и получил название «летописи украинских медиа 2004–2010 годов».

После 2004 года западные грантодатели, уверовав в приход демократии в Украину, существенно сократили финансирование независимых украинских СМИ.

«Телекритика» стала перед выбором: прекратить существование или принять поддержку внутреннего инвестора. Наталья Лигачева с коллегами, взвесив все «за» и «против», в 2006 году приняли решение сделать портал «Телекритика» частью холдинга Александра Третьякова «Главред-Медиа». Александр Третьяков был «оранжевым» политиком и бизнесменом. Таким образом портал «Телекритика» стал частью большого медиахолдинга, а ОО «Телекритика» осталась, как и прежде, независимой, создав в конце 2000-х, при поддержке западных доноров, и собственные сайты – MediaSapiens, «Суспільне мовлення» и «ВидеоТеКу».

В составе «Главред-Медиа» «Телекритика» расширила тематику, появился первый дочерний проект «Телекритики» – иронический медиатаблоид «Дуся», который, несмотря на «желтизну», часто поднимал острые и болезненные вопросы.

Общественная организация «Телекритика» тоже стала работать активнее, прежде всего благодаря поддержке Internews Network, NED и с 2011 года шведской SIDA.

С избранием президентом Виктора Януковича вновь появились запреты на острые темы в новостях. Именно из протеста журналистов, в первую очередь – «1+1» и СТБ, при участии нескольких общественных организаций, среди которых была и «Телекритика», родилось движение «Стоп цензуре!». Движение «Стоп цензуре!» стало главным оппонентом власти в медийной сфере в 2010–2013 годах.

Андрей Куликов, Наталья Лигачева, Сергей Лещенко

Еще в начале 2010 года Александр Третьяков решил продать свой медиабизнес Игорю Коломойскому. Но когда собственник «1+1 медиа» с началом войны с Россией стал активно заниматься политикой, Наталья Лигачова поняла, что «развод» – дело времени. Доноры из Швеции также стимулировали уход из группы «Плюсы», сделав это условием своей дальнейшей поддержки ОО «Телекритика». Независимость редакционной политики, которую давало грантовое финансирование, оказалась важнее для команды, чем финансовая «подушка» от олигархического медиахолдинга, и окончательное решение об уходе из группы «Плюсы» было принято осенью 2015 года.

В феврале 2016 года заработал сайт «Детектор медиа».  С момента рождения «Детектора медиа» его команда запустила 16 спецпроектов, является активным участником всех медиа реформ в Украине, и прежде всего реформы Общественного вещания, разработала навигатор в мир медиа для тинейджеров «Медиадрайвер», онлайн-курс «Новинна грамотність», онлайн-курс по журналистким расследованиям, обновила и усилила новыми проектами сайт «ВидеоТеКи». Наталья в конце этого года вошла в Совет Реанимационного пакета реформ и стала вместе с Тарасом Шевченко его соглавой.

Но справедливости ради стоит сказать, что далеко не весь медиацех поддерживал и поддерживает Наталью Лигачеву в ее критической деятельности. Например, бывали случаи, когда с ней спорили о корректности использования информации, полученной off record. Не все принимали и принимают категоричность Натальи в оценках поведения коллег в период темников, некоторых скандальных инцидентов в медиасреде. Ей предъявляют претензии за то, что, будучи изначально грантовым СМИ, «Телекритика» была с 2007 по 2015 год и частью крупного медиабизнеса. Некоторые коллеги вменяют руководителю «Детектора медиа» в вину намеренный уход от жесткой критики власти в условиях войны, расценивая это как «подыгрывание» президенту Петру Порошенко. Коллеги отмечают также, что Натальи не всегда удается взвешенно и хладнокровно вести дискуссию в соцсетях.

Как на эти и многие другие вопросы ответила основатель, глава ОО «Детектор медиа», шеф-редактор портала «Детектор медиа» Наталья Лигачева, читайте в интервью в рамках спецпроекта «Журналистика независимой Украины: первые 25 лет».

С полным текстом интервью можно ознакомиться тут.

О журналистском единстве

Нынешняя война показала, что журналистов хорошо объединяет общий враг. В начале 2000-х был момент, когда воплощением абсолютного зла был Кучма. Сейчас к нему можно по-разному относиться, как и к его эпохе, но тогда, особенно в связи с убийством Гонгадзе, для журналистов это было абсолютное зло. Тогда на этой почве мы объединялись, хотя в других вопросах наши точки зрения могли быть очень разными. Например, в начале 2000-х многие журналисты панацеей для журналистики считали свободный рынок. Они говорили, если медиа станут бизнесом, то и качество журналистики улучшится. А я говорила, что рыночная цензура – не менее страшная цензура, чем политическая, что мы сейчас и наблюдаем. Тем не менее, эти различия  не разъединяли журналистов по крайней мере в глобальном понимании того, что есть журналистика и что журналист, оставаясь им, может делать, а что – нет. Сейчас у нас есть общий враг, но он внешний, то есть не так близок, – это раз. Два – есть абсолютно разные взгляды на роль журналистики во время войны: прежде всего ты гражданин или журналист, в критических ситуациях? Можешь ли ты врать, считая, что эта ложь – во благо твоей стране? Или, по крайней мере, говорить не всю правду? Читать дальше

О рождении украинской журналистики

В 1991 году, когда на волне перестройки, потом обретения независимости Украины, наступил расцвет свободы слова, когда впервые журналисты получили возможность говорить то, что думают. Перед ними одновременно открывалось множество документов, фактов истории, о которых они ранее не знали. Это действительно было рождением украинской независимой журналистики как таковой. Я могу назвать несколько имен тех людей, которые закладывали ее основу. Это и Мыкола Вересень, и Александр Ткаченко, и Лариса Ившина, и Юлия Мостовая, и Александр Мартыненко, и Николай Княжицкий, и Александр Швец, и погибший в 92-м Вадим Бойко, мой однокурсник. Чуть позже – тот же Вячеслав Пиховшек, Лаврентий Малазония. Это люди, которые олицетворяли новую журналистику, совершили, собственно, переход от советской журналистики к независимой. Затем в украинскую политику пришла команда Павла Лазаренко и начался этап зажимания журналистики. Определенные проблемы были в 1994 году, когда Леонид Кравчук пытался закрыть студию «Гравис», но это была мимолетная история, которая достаточно быстро завершилась избранием Кучмы. И опять вроде бы все вошло в русло независимой журналистики. А с Павла Лазаренко начался и подкуп, и давление – начали закрывать газеты, появились попытки цензуры и так далее. И на этом этапе, я думаю, начались проблемы в украинской журналистике. Читать дальше

Первая команда «Телекритики» (на фото нет Анны Шерман): Татьяна Акимова, Леся Кравчук, Сергей Черненко, Наталья Лигачева, программист Вадим Винниченко

О решении создать «Телекритику»

Мое решение создать интернет-издание «Телекритика» было вызвано как раз тем, что появились некоторые проблемы на работе. С 1997 года я вела еженедельную колонку телекритики в газете «День». Я не жила всю жизнь идеей издания «медиа о медиа», идея родилась из этих моих колонок. Но если на волне президентской гонки я могла писать все, что я думаю, то после убийства Георгия Гонгадзе и появления на ICTV, канале зятя Кучмы – Виктора Пинчука, – программ, направленных против акции «Украина без Кучмы», это изменилось. Когда я приносила главному редактору статьи, критикующие эти программы, мне их заворачивали. Я пыталась их как-то протащить, что-то смягчить – но все равно они оказывались в ящике моего стола. Две из этих статей я в итоге опубликовала на «Украинской правде», под прозрачным псевдонимом Наталья Лапина. Понятно, что об этом стало известно главному редактору, Ларисе Ившиной, произошел конфликт. Для меня это было очень болезненно, тем не менее, в конце концов у меня появилась идея создания собственного проекта, посвященного телекритике. А поскольку к тому моменту мои еженедельные колонки в «Дне» читали в западных посольствах, мою идею поддержала Сабина Штер, на тот момент первый секретарь и пресс-атташе немецкого посольства. Она устроила нашу встречу втроем с Марком Таплином, первым советником американского посольства. Он сразу сказал, что у него есть право буквально сейчас, доверяя мне, выписать чек до 25 тысяч долларов, чтобы я начала свое издание. Но для меня тогда это было немыслимо, потому что я никогда раньше не занималась никакой менеджерской и административной работой, была редактором, журналистом. И несколько месяцев ушло на то, что мы с американским посольством искали способ, как мне все-таки создать это СМИ. Читать дальше

О том, почему именно телекритика

Я не родилась с идеей критиковать своих коллег. «Телекритика» выросла из моей критической колонки, а писать ее побудила меня та же Лариса Ившина. И я ей очень благодарна за это, она моя однокурсница, более того, мы  были близкими подругами. Она была постоянным читателем колонки Ирины Петровской в российских «Известиях» и все время мне говорила: «Ты же работала на телевидении – начинай писать телекритику, хочу, чтобы в Украине появилась своя Ирина Петровская». На телевидении я работала достаточно долго, с 1984 по 1994 год, так что и знание процесса, и знание людей, там работавших, было. Конечно, не сразу у меня получилось стать телеколумнистом, но благодаря большой помощи Ларисы и ее настойчивости, в конце концов, сложилось. Хотя опыт работы на ТВ и помогал, и мешал. Ведь я часто критиковала тех, кого хорошо знала, более того, иногда даже дружила в жизни. Но тогда не было таких острых реакций, как сейчас, когда ты покритикуешь кого-то – и тебе в ответ высыпается в соцсетях… Хотя было буквально пару случаев и с очень жесткой реакцией. Одна реакция была от Александра Ткаченко, но возникла она не на критику, а по другому поводу.

Почему я считала себя вправе критиковать? Потому, что: а) у меня был опыт в телевидении; б) я всегда считала, что делаю это искренне; в) я всегда готова была принять удар – критику своей критики, ответить или согласиться. Читая мастер-классы, я говорю о важности этого: «Критикуя других, вы должны быть готовыми к тому, что будут критиковать вас. И никогда не воспринимать это в штыки...» Читать дальше

О качественном, но зависимом телевидении

Бурное развитие шоу привело к тому, что качество развлекательного продукта, которое производит украинское телевидение, стало очень высоким. Часто оно в развлекательном сегменте даже выше, чем в западных странах, где  собственникам СМИ важно иметь прежде всего прибыльный бизнес, и они не готовы так разбрасываться деньгами.

Наши медиа были, есть и остаются олигархическими, и для олигархов медиа остаются прежде всего средством влияния. Но для того, чтобы средство влияния было все более мощным, они вкладывали в том числе все больше и больше денег в сугубо развлекательный продукт. Другое дело, что в развлекательный продукт или «Интер», скажем, с одной стороны,  или «1+1» – с другой – сейчас закладывают разные идеологические месседжи, то есть это все равно не сугубо развлекательный продукт, это и ценности. Читать дальше

О шоуизации медиа

Люди все меньше и меньше хотят думать, они хотят разжеванных, готовых лозунгов, месседжей, и СМИ на это откликаются. Я считаю, что это двусторонний процесс. Во времена Советского Союза самыми востребованными, во всяком случае, среди интеллигенции, были толстые журналы и «Литературная газета». Невозможно было выписать не газету «Правда», а «Литературную газету» – не только потому, что подписка на нее была лимитированная, а и потому, что был спрос. Ведь не только спрос рождает предложение, но и предложение рождает спрос – как часто я повторяю. Чем ниже опускает плинтус журналистика, тем в большей степени она воспитывает того самого зрителя и читателя, который все больше и больше хочет, чтобы плинтус опустился еще ниже, понимаете? Это не одностороннее движение, на самом деле. В СМИ вошло телевидение, которое имеет широкий спектр услуг, и одним из важнейших его спектров является именно развлечение, суггестия, сублимация… Поэтому нельзя говорить, что телевидение – это сугубо журналистика. Это и развлечение, и шоу тоже. Но все-таки, когда мы говорим о журналистике, мы возвращаемся к тому, то это – поиск истины, а шоу мешают поиску истины.  Читать дальше

О бессилии журналистских расследований

Резонанса расследований журналистских нет уже давным-давно. Я всегда, смеясь, говорю, что самой резонансной на постсоветском пространстве была советская журналистика, как это ни печально. Если Инне Руденко из «Комсомолки» уж позволяли раскритиковать кого-то на уровне ЦК комсомола – скажем, была ее знаменитая статья, что руководители комсомола не прилагают усилий для создания условий адаптации воинов-афганцев, – то и резонанс был. Эту статью рассматривали ЦК партии, ЦК комсомола и реакция шла сверху вниз по всей вертикали. У меня у самой  был опыт во время практики в днепропетровской областной комсомольской газете. Я раскопала факты, которые свидетельствовали не то чтобы о злоупотреблениях, но о недостаточном внимании второго секретаря Никопольского райкома комсомола к какой-то проблеме. Я привезла материал в редакцию тогдашнего «Прапора юности» и его опубликовали, ничего мне не сказав. А затем в результате этот второй секретарь райкома был снят со своей должности. И только потом я поняла – какую вертикаль утверждений прошла моя статья, что кто-то дал отмашку, чтобы это имело эффект… Читать дальше

Об экономической независимости СМИ

Журналисты не должны обслуживать рекламный отдел, а рекламный отдел (как и владелец) не должен иметь ни малейшей возможности влиять на то, как о том или ином событии, явлении, проблеме пишут журналисты. Достижимо ли это в идеале? Нет, даже в американской прессе это недостижимо. Я не раз бывала в США, и мне сами редакторы газет признавались в этом. И приводили пример, как в одной из крупных городских газет Нью-Йорка редакция вынуждена была пойти на уступки очень крупному рекламодателю, бизнес которого был связан с работой иммигрантов. Журналисты издания готовили к публикации статью о том, в каких плохих условиях живут эти люди, владелец этих предприятий не обеспечивает им нормальных условий для жизнедеятельности. Но при этом у владельца был рекламный пакет на миллион долларов в эту газету, и собственник издания не пошел на публикацию, потому что тогда бы оно было разорено. То есть попытки давления рекламных и менеджерских отделов на работу журналистов есть во всем мире. Но, во-первых, во всем мире есть какие-то цивилизованные рамки, а во-вторых, там ньюсрумы оказывают сопротивление. Читать дальше

О дискуссии в профессиональной среде

Нам всем надо согласиться с тем, что нет гуру в журналистике, и я  бы предложила умерить градус эмоций и напомнила бы о важности адекватного отношения к критике, о самокритичности. Гуру не терпят критики. Эту звездную болезнь, мне кажется, подспудно стимулировал приход российских «звезд» в украинскую журналистику, которые часто на своих украинских коллег смотрят свысока. Есть проблема и с грантовыми проектами, которые ощущают себя избранными. Мол, есть олигархические каналы, где работают зависимые «рабы» своих собственников, а есть они – полностью независимые и свободные. С одной стороны, супер, вы независимы и свободны и часто делаете классный продукт, но с другой стороны, свысока смотреть вниз на всех остальных не надо. И на олигархических каналах есть много достойных журналистов, которые, да, грешат в угоду собственникам порой, но часто делают и достойный продукт. Читать дальше

О читателях и влиянии

Наша аудитория начиналась с того, что я пришла из общенациональной газеты, где писала для широкого круга читателей, а не для телевизионщиков, не для журналистов. Когда я оказалась в условиях интернет-издания, у меня все равно еще была нацеленность на широкий круг читателей. И для меня было определенным потрясением, когда мы поняли, что нас читают, в первую очередь, журналисты. А с другой стороны, как ни печально, но то влияние, которое было в 2001-2002 году у «Телекритики», и то влияние, которое сейчас оказывает «Детектор медиа», не сравнимы в пользу «Телекритики» первых лет. И дело не в том, что тогда мы работали лучше, а сейчас хуже: я считаю, что мы и тогда хорошо работали, и сейчас хорошо работаем. Но тогда было намного меньше источников информации. Существовало буквально несколько интернет-изданий, соцсетей не было вообще. Уровень тогдашнего влияния «Телекритики» мне помог осознать Николай Княжицкий. Он долгое время работал на ICTV, тогда мы были на этапе жесткого оппонирования друг другу. И вот однажды он зашел в большой ньюсрум ICTV и увидел, что главной страницей на каждом компьютере стоит «Телекритика». Княжицкий тогда признал, что его ирония по отношению к нам необоснованна и что мы влиятельны. Читать дальше

О журналистике мнений и постправде

Журналистика мнения становится все более и более значимой. Причем это развитие по спирали. Уже когда-то был расцвет публицистики, авторских колонок, потом зародились общественные вещатели, пришла пора ориентироваться именно на факт. И сейчас мы являемся свидетелями того, как, с одной стороны, возрождается журналистика мнений, которая определенное время считалась низшим, вторым сортом, а с другой стороны, она начинает доминировать, что является негативом. Потому что, действительно, факт отодвигается в сторону, большее значение имеет то, как его эмоционально окрасили. Где та грань, за которой начинается постправда? Там, где факты игнорируют или подстраивают под определенную картину мира, если имеем в виду именно журналистику, а не сознательную дезинформацию, пропаганду и т.д. Там, где игнорируется то, что в эту изначально заданную картину мира не встраивается, отбрасывается. То есть там, где происходит так или иначе, но манипуляция фактами – хоть за счет эмоций, хоть за счет формулы «а я так думаю». Любая интерпретация фактов должна учитывать как можно большее число возможных аргументов, больше «за» и «против». И, конечно, быть честной. Тогда возможна дискуссия между разными мнениями и разными интерпретациями одних и тех же фактов. И тогда это и есть журналистика мнений, а не манипуляция или постправда. Читать дальше

О зависимости журналиста от собственных взглядов

Сейчас я поняла, что самая сложная, даже, может, опасная зависимость для настоящего журналиста – это зависимость от собственных взглядов. И сегодня уже определяю для себя журналистику несколько иначе. Я говорю себе: «Да, конечно, это прежде всего искренность. Ты что-либо говоришь не потому, что кто-то тебе заплатил деньги, или это какая-то рыночная конъюнктура, или самопиар. Но при этом важна твоя способность не замалчивать факты, противоречащие твоим взглядам и убеждениям, не подстраивать их под изначально существующую у тебя в голове картину мира. Ты должен сначала исследовать факты, а потом уже строить эту картину мира в каждой реальной ситуации». Читать дальше

О борьбе с «рупорами Кремля»

Мне жаль, что те многочисленные заявления о сужении свободы слова в Украине очень часто связаны с защитой этих самых «рупоров Кремля» или СМИ, которые непрозрачно принадлежат представителям режима Януковича. А также, к моему большому сожалению, порой эти заявления являются инструментом самопиара для ряда журналистов или изданий, которые громко заявляют об этом, в том числе, на международной арене, ища таким образом и финансовой поддержки. Будем откровенны: любая власть так и или иначе, но всегда будет пытаться давить, подкупать, влиять на журналистов и СМИ. И не надо сразу вспоминать только Трампа. Давайте вспомним, скажем, США после 2001 года, террористической «Аль-Каиды», времен конфликта с Ираком… Ведь тогда американские силовики прилагали много усилий для «обуздания» СМИ… Часто такое происходит и в Европе, во всем мире. То есть всегда власть будет пытаться «давить и не пущать», а журналисты будут стремиться выполнять свой долг: быть шпионами от имени общества во власти. В этом в Украине нет ничего уникального на данный момент, в отличие от времен Кучмы и Януковича, когда де-факто, пусть и не де-юре, существовала система именно государственного давления на СМИ: то ли посредством темников для них, то ли угрозой отжатия бизнеса у тех, кто ослушается… Сейчас все-таки главная опасность – это система договорняков власти и олигархов или власти и  прокремлевских владельцев СМИ, а не прямое давление. Прямых действий – как раз там, где они бы и не помешали – мы как раз и не наблюдаем, на мой взгляд. Читать дальше

О нерукоподаваемости

Глубокая проблема состоит в том, что у нас нет нерукоподаваемых журналистов, потому что если я вам назвала, а больше никто не называет, значит, у нас их нет. Нерукоподаваемые – это те, которых большая часть журналистов считает таковыми. Если у нас нет готовых назвать, то каждый из нас единолично с кем-то не здоровается и не общается. Например, я знаю некоторых из тех людей, с кем не общается Юлия Мостовая. И иногда знаю причины, по которым она не хочет общаться, иногда – не знаю. Но она не готова была вам назвать имена. Значит, у нас нет нерукоподаваемости как института. И я считаю, это плохо, это еще одно свидетельство того, что а) журналистское сообщество у нас очень несолидаризировано и атомизировано и б) у нас нет эффективно работающих механизмов саморегуляции. Когда-нибудь мы придем к тому, что они начнут эффективно действовать, когда не я одна, а хотя бы десять – двадцать журналистов смогут назвать вам фамилии тех людей, кого они считают нерукоподаваемыми, объяснив при необходимости, почему. Более того, абсолютным институтом это станет уже тогда, когда и объяснять ничего не понадобится, когда это будет понятно всему журналистскому сообществу. Читать дальше

О том, как умер Брежнев

О статье Олеся Бузины я узнала от Юрия Луканова, который мне позвонил и сказал: «Это правда, что ты плакала, когда умер Брежнев?». Я говорю: «Нет, с чего ты взял?». Он говорит: «А ты что, не читала Бузину?». Я говорю: «Нет». Он мне кинул ссылку – у меня волосы встали дыбом, я ночь не спала, хотела утром подавать судебный иск, но меня отговорила наш самый известный медиаюрист Наталья Петрова, сказав, что суды между журналистами – это моветон. Когда умер Брежнев, я очень хорошо это помню, я училась на факультете журналистики и жила в 4-м общежитии на Ломоносова. Это был четвертый курс – 1982 год. Мы жили в одной комнате с Ларисой Ившиной и Натальей Земнорий. Я выхожу в коридор, мне навстречу идет однокурсник Витя Хмельницкий и говорит: «Включи телевизор!». Мы же были уже взрослыми студентами и могли себе позволить взять телевизор напрокат. «А чего включить?» – спрашиваю. Это было с утра где-то – мы во вторую смену учились. «Иди, я тебе сказал, включи телевизор». Я прихожу в комнату, включаю телевизор – там говорят, что умер Брежнев. Ну, мы сели и смотрели. Никаких слез. Да, мы не радовались, не прыгали, не танцевали, это было как-то тревожно: что будет со страной... Но и все. Моя мама передала мне еще с детства ненависть к Сталину… Поэтому плакать по какому-то там Брежневу, Андропову или еще кому-то было несовместимо с моим мировоззрением. Читать дальше

О резонансных убийствах журналистов

Я не верю в то, что будут доказаны и названы имена заказчиков убийства Гонгадзе, что эти люди окажутся на скамье подсудимых. Я общаюсь с Валентиной Теличенко, которая активно работает в этом процессе как адвокат Мирославы Гонгадзе. И знаю, что, помимо сроков давности, какие-то люди ушли из жизни, люди склонны забывать, то есть многое безвозвратно утеряно. Хотя, может быть, когда-то будет названо имя заказчика... Я как раз сторонник теории, которой придерживается, вопреки Ларисе Ившиной, Юлия Мостовая: что убийство было совершено под пленки и что все это было спецоперацией ФСБ. Но утверждать я ничего не могу. А что касается гибели Павла Шеремета, как бы я ни относилась к расследованию Дмитрия Гнапа, но, по крайней мере, фильм свидетельствует о том, что как расследователи они сделали все, что могли, они сделали даже то, что не пришло в голову нашим силовым структурам. СБУ ведь даже не додумалось подключить экспертов и определить номер машины возможного свидетеля. Это главное, что сделал Гнап в этом расследовании. Так что фильм Гнапа доказывает, что журналисты сделали все, что могли. Я уверена, что все, кто мог и хотел, сделали все, что могли. Значит, больше мы не можем, это не в наших силах просто пока. Убийство Кеннеди тоже не раскрыто в США. Читать дальше

Проникновение лайт-пропаганды в журналистику - это данность, и не может не происходить в воюющей стране.

Даже те, кто выше всего ставит профессиональные стандарты, они тем самым пропагандируют эту свою позицию, закрывая глаза на другую позицию, которая говорит, что прежде всего ты гражданин. То есть пропаганда в чистом виде, так сказать – это попытка убедить другого в своей позиции, и этим каждый из нас, не только журналисты, занимаемся ежедневно, начиная с семьи и заканчивая работой.

Но в том значении, о котором вы сейчас говорите, ответственный журналист во время войны максимально скрупулезно относится к каждому своему слову и к каждому факту, который он обнародует. Я придерживаюсь того мнения, в отличие  от многих других моих коллег, что во время войны могут быть самоограничения даже в обнародовании фактов, что немыслимо в мирное время.

… Во время войны должна существовать пропаганда на уровне государственных институций. И в Украине она есть, но в зачаточном состоянии и часто искаженном. Скажем, то, что сейчас наши телеканалы дают только официальные сводки из зоны АТО, – это элемент пропаганды? Конечно. Но из него соткан эфир не пропагандистских ресурсов, а обычных СМИ.  Правильно ли это? И да, и нет. Мы как бы смирились с тем, что не хотим разбираться: а правильную ли сводку нам дал официальный штаб АТО или нет? Есть журналисты «Громадського ТБ», которые могут оспаривать что-то, но они часто не пользуются поддержкой самого журналистского сообщества и прежде всего тех, кто освещает войну. Ибо часто и сам зритель, и коллеги движимы идей не навредить стране, армии…  И это уже победа пропаганды, и пропаганды, может быть, не в абсолютно негативном значении этого слова.

Но в Украине и в явном виде идет становление пропагандистских ресурсов – иновещание, которое с таким трудом зарождалось, набирает обороты. Пусть мы этого не видим, ведь это больше вещание на зарубеж, но вырабатываются механизмы противодействия, появляются специалисты в той или иной госструктуре, например, в Министерстве информационной политики Украины. Думаю, большим достижением является то, что в 2017 году Евросоюз принял заявление о пропаганде и прямо сказал, что российские СМИ – это средства пропаганды, а не журналистика.

То есть процесс идет; к сожалению, не так быстро, как хотелось бы. С одной стороны, процесс отделения журналистики от пропаганды и понимания того, в чем разница. С другой стороны, процесс противоположный – пронизывание, пропитывание лайт-пропагандой всей журналистики, что, на мой взгляд, объективно и не может не происходить в воюющей стране. И с третьей стороны, вырабатывается механизм противодействия грубой российской пропаганде, дезинформации, так называемым прокси-медиа, что происходит сейчас во всем мире. Читать дальше

Фото: Валентина Балабанова; личный архив Натальи Лигачевой