Ехать в Крым нужно, но максимально себя обезопасив. Потому что, уверена, хороший журналист – это тот, который привезет в редакцию материал. И желательно не «Как я провел 15 суток в российском СИЗО».

Для начала нужна аккредитация. Это документ, наличие которого обязательно для работы иностранных журналистов (да, давайте сразу определимся: Крым – это Украина, но сейчас там действуют российские законы. Или не действуют. Ну как обычно в России бывает).

Без такой бумаги я бы не стала рисковать ехать. Как ее заполучить? Довольно просто. Я просила краткосрочную – сроком на три месяца, потому что ее оформляют быстрее, чем другие.

1. Необходимый пакет документов: заявка на аккредитацию, копия паспорта, копия редакционного удостоверения, копии лицензии на вещание (в случае с «Громадським радіо»), две фотографии и сопроводительное письмо. Сканом не отделаетесь – заявка на аккредитацию и письмо должно быть подписано руководителем, печать – «мокрая». Если это делаете вы лично, а не, например, продюсер, то на это уходит полдня.

2. Все документы отправляются в МИД РФ заказным письмом/курьерской службой/со знакомыми.

3. Нужно проверить звонком, что конверт с документами получен.

4. Через пару-тройку дней нужно, чтобы кто-нибудь из знакомых заехал в МИД и забрал аккредитацию.

После этого можно ехать. Проверьте, нет ли в багаже чего-нибудь, что могло бы насторожить российские спецслужбы. Проверяю свой рюкзак – пришлось выложить удостоверение редакции сайта «Цензор» (запрещен с 2014-го) и телеканала «Настоящего времени» (Киселев недавно целых восемь минут рассказывал, что там работают агенты ЦРУ). 

На границе украинских журналистов ждут «задушевные беседы» с российскими пограничниками, которые официально являются структурным подразделением ФСБ. Будьте готовы.

– Меня зовут Сережа, – представляется мне сотрудник ФСБ, когда уводит в вагончик, оборудованный здесь, как я понимаю, для таких бесед. Внутри – стол, два стула, листы А4 и ручка.

«Сережа» расспрашивает, зачем я еду в Крым. Говорю: чтоб освещать судебные процессы над замглавы Меджлиса Ахтемом Чийгозом и по так называемому делу 26 февраля (о «массовых беспорядках» 26.02.2014 под стенами Верховного Совета Крыма).

«Сережа» улыбается, шутит, всячески выказывает свое доброжелательное настроение.

«А у вас там тепло?», «А чем муж занимается?», «А что вы заканчивали?» Я упорно играю в свою любимую игру – «в блондинку»: хлопаю ресницами, дурацки смеюсь, долго рассказываю о погоде и о том, что «муж инженер, дома строит, и я знаю, что такое лазерный нивелир!».

Внезапно «Сережа» говорит:  «За каждой украинской редакцией закреплен сотрудник СБУ. За вами кто закреплен? Кто лично вас курирует? С кем вы встречались перед этой командировкой?». Я рассмеялась и ответила цитатой Кучмы: «Украина – не Россия».

«Разблокируйте, посмотрим, что там у вас», – улыбаясь, Сережа указывает на мобильный. Позже меня спрашивали коллеги, зачем я согласилась его разблокировать. Нет, я, конечно, могла сказать, что он не имеет права проверять мой телефон, потребовать адвоката и стать в позу. Но моя цель – заехать в Крым. А в телефоне ничего секретного нет. «Сережа» переписал IMEI телефона (я даже не стала спрашивать, зачем) и отпустил. В паспорте проставили печати.

Жить я планировала в хостеле, но как-то боязно стало от «Сережи» на границе, от общей атмосферы, и в итоге поселилась в гостиницу, где жили коллеги с СТБ. Как-то спокойнее, если рядом свои.

Утром, едучи на заседание по делу Чийгоза, сказала таксисту, что я журналист из Украины. Он буркнул что-то вроде «все врать будете» и потребовал 300 рублей (150 гривен) за 3-4 километра (расстояние от гостиницы до суда). То ли он так журналистов не любит, то ли такие расценки на полуострове.

Вообще же с местными я общалась немного. В основном, с героями материалов. Крымские татары воспринимают украинских журналистов как друзей – принимают тепло и радушно, обязательно усаживают за стол. Но есть и другие, которые не любят корреспондентов из Украины. Запомнился один момент: когда мы с ребятами из СТБ стояли на улице с полицейскими, выбежала женщина из кафе, явно понимая, что происходит, стала кричать: «Не ходите по газонам! Это вы у себя на Украине можете ходить по газонам и срать где попало, а здесь соблюдайте правила!». Она была агрессивна. А ещё запомнился парень, который очень обрадовался нам, сказал, что смотрит украинские каналы – тарелка развёрнута в сторону Украины. Он попросил: «Не говорите, что мы здесь все за Россию, я и мои друзья, например, за Украину, но не будем говорить об этом – нам здесь жить». Ещё запомнилась девушка, которая танцует в ансамбле Минобороны и летала с концертами в Сирию. Она свято верит в Россию и Путина. «Мы никогда не вернёмся, мы – Россия», – говорила она. Она, конечно же, украинские СМИ не смотрит и не читает.

Если работать в судах, стоит помнить: в РФ другие правила. Вы не можете снимать или фотографировать, пока судья не даст специального разрешения. Нигде. Коллеге Антону Наумлюку специальным решением суда разрешали снимать в коридорах (!). Также не стоит забывать, что чаще всего прокуроров запрещено снимать постановлением суда. В целях его, прокурора, безопасности. Поэтому, если вдруг хотите подбежать с камерой к человеку в форме и что-то спросить, помните, что делать это стоит в последний день съемок, потому что вас могут оттуда удалить.

В один из дней коллега из СТБ Алена Лунькова сообщила, что их съемочную группу задерживают. Когда я подошла к месту, ее, двух операторов и режиссера уже полтора часа держали на улице: проверяли документы, требовали каких-то объяснений, предлагали пройти в райотдел. По моему мнению, задержания и дальнейших разбирательств удалось избежать только вовремя поднятой шумихой в СМИ. Спасибо коллегам, которые делали репосты наших постов в ФБ, печатали новости и звонили в СБУ, МИД, пограничникам и кому-то там еще. Что делать в таких случаях на месте? Общаться с полицейскими максимально корректно, ничего не подписывать и не писать (!), сообщать в ФБ о том, где вы и с кем находитесь, постить фото и ждать адвоката (которого вам к тому времени найдут сердобольные друзья). Ах да, и делать улыбающееся селфи, чтоб успокоить близких! Наше такое с Аленой вышло очень крутым из-за случайно попавшего в кадр полицейского (иллюстрация к этой статье. – ДМ).

После этого инцидента мы стали звездами. О нас писала местная пресса! Правда, в этом, например, материале меня назвали журналистом СТБ, и к тому же выдумали в статье какого-то журналиста с  "Громадського ТВ", хотя я работаю на Громадськом радио. Не проверяют авторы фактов.

«Оба этих СМИ, как известно, не признают результатов референдума на полуострове, а также поддерживают карательную операцию против Донбасса», – пишет автор заметки. Или вот еще: «По Крыму кочует украинская телевизионная группа и копается в "недостатках". После такого пиара мне в личку стали приходить сообщения. Например, такие: "Жаль мы тебя сучь не поймали. Писать бы больше не смогла. Тварь"» (сохранен стиль автора). 

Впрочем, баланса ради скажу, что и на материковой Украине не все рады работе журналистов в Крыму. Некоторые вот называют их «театром ліберального зашквару свободословців ідіотів». 

Возвращалась я на микроавтобусе, который нелегально перевозит пассажиров. Обычно водители рассказывают, что везут друзей/родственников. При проверке документов на меня снова обратили внимание.

– А почему у вас в миграционке цель приезда стоит «служебная»?

– Журналист.

– Пройдемте, Ирина Геннадьевна, побеседуем.  

«Беседа» длилась час. Один сотрудник сменил другого, мои документы они уносили с собой. Не представившийся человек долго вчитывался в мою стенограмму с суда по Чийгозу, вслушивался в синхроны на ноутбуке, всматривался в фото на телефоне. А еще его интересовала американская виза в паспорте.

– Зачем летали в Америку?

– Обмениваться опытом. Диаспора организовывала.

– Какая диаспора?

– Община. Это люди, эмигрировавшие в свое время из Украины в США.

– А! – восторженно перебивает, будто наконец-то понял, о чем я, – Банда!

Он еще расспрашивал меня о Майдане, Крыме и Донбассе. С каким-то неподдельным интересом. Впервые слышал, кто такие российские ГРУшники Ерофеев и Александров, абсолютно искренне убеждал меня, что «мы вернули себе Крым согласно всем нормам Международного права», не верил, что я свободно в Киеве говорю на русском языке, и каждые две минуты вспоминал «Правый сектор».

Фото предоставлены автором  

Зберегти