Нарочитая кибернетика кукольного абсурда

Нарочитая кибернетика кукольного абсурда

20 Жовтня 2018
2840
20 Жовтня 2018
16:38

Нарочитая кибернетика кукольного абсурда

2840
На этой неделе выходит в прокат фильм Сергея Лозницы «Донбасс».
Нарочитая кибернетика кукольного абсурда
Нарочитая кибернетика кукольного абсурда

Несколько критических слов о работе нашего мастера, чьи «Счастье моё» и «В тумане» остаются лучшими работами последнего десятилетия, даже если брать не только отечественный горизонт, а и несколько шире.

Фильм «Донбасс» ранее демонстрировался в программе «Особый взгляд» в Каннах, где получил награду за режиссуру. Странностью для меня является тот факт, что в Каннах 20 лет назад весьма посредственный фильм Майкла Винтерботтома «Добро пожаловать в Сараево» демонстрировался в основном конкурсе, а изощрённая работа Лозницы попала в параллельную программу.

Если продолжать эту тему буквально, то «особым взглядом» эта картина не является, а как раз более всего отражает общераспространённый взгляд на донбасские события. Конечно, до сентиментальных пошлостей, вроде финала на холме с исполнением Альбинони, как у Винтерботтома, Лозница не опускается, это, повторюсь, совершенно другая степень контакта со зрителем, но вот какая именно - это и попробую разобрать вкратце.

В фильме Лозницы нет сквозного сюжета, нет героя. Он показывает несколько историй из современной, если её так можно назвать, жизни Донбасса, с её прифронтовых рубежей. Истории сняты с той степенью тщательности в работе с кадром, особенно с общими планами, которая выдаёт в Лознице хорошего документалиста. Материал, который нам предлагают, это как бы результат невольного подглядывания, почти репортажа с места событий, где ничей субъективный взгляд ни во что не вмешивается: это не развитие сюжета, это панорама так называемой реальности.

В отличие от телевизионного, в этом репортаже нет комментариев, но сам материал организован так, чтобы мы себя ощутили кем-то, кто стоял и видел всё это сам. Вот тут и начинается главная стилевая и формальная проблема фильма, и не только фильма, а уже и самого режиссёра, который и предыдущий свой фильм снял с такими же приёмами: персонажи Лозницы - не совсем люди, что и обидело, кстати, многих, кто видел фильм, но не совсем согласен или способен, скорее второе, видеть жителей Донбасса в таком ключе: перед нами куклы. Это куклы из эстетики Гоголя, особенность чего давно подметили критики, развенчивавшие ранний миф о Гоголе-реалисте. Сам Лозница даёт недвусмысленные намёки на Гоголя - именами персонажей, в частности. Таким образом, Гоголь-абсурдист - союзник режиссёра.

Но что даёт такой союз, когда поставлена задача дать целостную картину реальности - и я полагаю, что в транскрипции Лозницы есть этот термин - объективной реальности Донбасса? Гоголя никто не сумел поставить в кино, удачных постановок нет, этот заковыристый и петляющий текст - это не материал для фильма. Что режиссёры, которые за эту задачу брались, потерпели неудачу, вполне законно: у Гоголя работает текст, слова, слово. Но это отнюдь не означает, что абсурд, происходящий на Донбассе, не может иметь визуального отражения.

Другой вопрос - как показать этот абсурд, если у тебя в руках камера, а перед нею - живые люди. Лозница делает это кибернетически, и это слово отнюдь не случайно вспомянуто мною, это первое образование и профессия режиссёра:его реальность - это кибернетически реконструируемый абсурд. Тщательность проработки каждой детали эпизода, кадра, диалога и вообще всего, что есть в фильме, оказывает двойственное впечатление. С одной стороны, это огромный труд художника, воссоздающего то, что без него многие не могут ни увидеть, ни почувствовать. И некоторые такие детали, особенно те, которые связаны не с людьми, а с тем, что попадает в общий план кадра, имеют весьма впечатляющий и символический эффект. Так, сцена у ЗАГСА, когда парно подъезжают белый лимузин и реставрированная «Победа» - это самая сильная и точная метафора фильма, полагаю, за пределами бывшего СССР понятная далеко не всем. Но вот когда в кадре появляются люди, особенно люди, которые не являются фронт-мэнами сцены, их действия таки точно попадают в разряд действий не людей, а кукол: они плохо двигаются, неестественно замирают, а когда им выпадает очередь что-то сделать или сказать, рука режиссёра-кукловода видна больше, чем реальный характер блестяще подобранных типажей фильма.

В некоторых сценах, как в сцене с украинским пленным, этого диссонанса нет, а в некоторых, когда ополченцы на танке обмениваются репликами, или когда, будто заведённые автоматы, выведенные на улицу пассажиры автобуса мгновенно, после команды раздеваться, начинают это делать так быстро, что это явно расходится с элементарными эмпирическими стандартами человеческой психологии, грубо здесь попираемыми рукой кукловода, никак не документалиста, увы, - всё это находится в кричащем противоречии с лицевой стороной эстетики фильма - эстетики, связанной с объективной картиной реальности, картиной, поданной через объектив кинокамеры, и здесь этот каламбур как нельзя уместен - Лозница пытается нас уверить, что надо верить объективу, надо просто видеть то, что есть, максимально широко видеть, в лицах и ситуациях. Но при этом он не забывает и о тотальной редактуре чуть ли не каждого вздоха героев, и надо признать, что в отдельных местах это имеет успех, в том числе и удачные вздохи, но в большинстве своём вызывает диссонанс: так Гоголь это, куклы абсурда или документальный материал?

Качаясь то в одну, то в другую сторону, режиссёр пытается сделать статую из сухого песка, местами ему это удаётся, но природной влаги песка - жизненного материала - для создания целостной, а в случае с Лозницой, объективной картины реальности, недостаточно. И всё, что увлажнено искусственным образом, рассыпается на глазах - не производит впечатления.

Часто во время съёмок фильмов, когда сталкиваются две или более модели конструкции реальности, возникает то, что получило название «сопротивление материала». Но кибернетик в Лознице, по-видимому, укрощает эти вибрации стремительным напором мифа, который, по Барту, «одновременно обозначает и оповещает, внушает и предписывает». Ощущение нарочитой сценарности вызывает чуть ли не большинство реплик фильма. Повторюсь, иногда это и смешно и тонко, как в сцене с попечителями мощей (впрочем, все визитёры, кроме блондинки, совершенно кукольны, как это происходит и вообще со всеми действующими лицами в эпизоде в украинской райадминистрации или «мёртвыми душами» медработников, выслушивающих неоправданно длинный монолог нового благодетеля), так и блестящем эпизоде со свадьбой, где всё куда более естественно, поскольку слишком с большой эмоцией связано, и тут эта чрезмерность на руку: кукольный театр - это театр реально значимых событий, не шёпотов и меланхолии, по преимуществу.

Но абсурд вываливается из эпизодов, где солирует документальность, а документальность вываливается из гнутой рамы абсурда. В последнем эпизоде мы слышим реплику о двенадцати трупах несколько раз, и это такая же нарочитость, как и пухлая дама, сидящая на столе у начальника в кожанке, что вообще напоминает водевильное разоблачение, и это, по сути, выход уже в третий жанр. В итоге, жизненное пространство фильма не выдерживает такой разнонаправленности: о чём фильм, вот главный вопрос, который Вы себе зададите, посмотрев его в кинотеатре. Казалось бы, снятый под документ, материал мог бы дать нам весьма обстоятельные ответы, ведь материал - это говорящая фактура, но Лозница конструирует два взаимоисключающих дискурса, и в этом неудача и предыдущей его картины «Кроткая». 

Когда абсурдная реальность врывалась в поэзию, например, в русскую, появилось пристрастие поэтов к безударным интервалам, пионером чего был в этой языковой среде Бродский. Лозница широко раскрыл ворота для абсурда, его камера всё шире и общее показывает всё, что вообще можно вместить в кадр, но у него все интервалы ударные; авторское ударение чувствуется даже в едва различимых репликах и деталях. Кибернетическая сделанность этого «настоящего кино» (прочитал такую высокопарность, агитирующую идти и смотреть фильм у Даши Волги) делает его не настоящим, а раздражающе фальшивым. Это я хочу подчеркнуть особо: фальшивым.

Не в том дребезг этих концептуальных натяжек, что так называемый «русский мир» не весь состоит из патетических идиотов и матёрого криминала, как и не вся «европейскость Украины», на поверку, оказывается таковой, что, по большей части, остаётся за пределами кадра в фильма. Будучи яркой в отдельных деталях, концепция неубедительна в целом, ибо многие якобы типические для Донбасса сцены и обстоятельства легко могли бы быть сняты в декорациях и костюмах, делающих их типическими для западных областей страны. Несомненно, однако, что украинские СМИ не устраивают постановку для своих сюжетов, и тем более невозможна для Украины история с 12-тью трупами «актёров». Это слишком понятно, но это такая же правда и разница, как секретарша на сексуальном приёме: кого и зачем этим удивлять? Цинизм и разложение районных органов власти и, в частности, МВД в западных областях страны, в целом, ничуть не уступает лднровским, это знает всякий, кто имел дело с ними по обе стороны фронта, когда его не было: люди власти, местной власти, в этих якобы полярных глубинках Украины, весьма близки друг другу по моральному облику, а гигантская цветная открытка в такой же мере возможна и характерна и для простонародной свадьбы этнических украинцев, как и для «новороссов».

Окраинный нрав карнавального веселья по всей стране более или менее один и тот же, и заостряется он на тех же вопросах идентичности, упакованных в одни и те же структуры правоконсервативного дискурса, отличаясь лишь поверхностно, этикетками. Ни там, ни там «Человека без свойств» никто из представителей интеллектуальной элиты ещё не написал и даже не собирается читать.

На съёмках «Андрея Рублёва» Андрей Тарковский однажды запустил гусей, снимая с Юсовым эпизод, в котором камера находилась на крыше церкви. И эти гуси, плавно спускаясь в пространство кадра, своим неуклюжим полётом оттенили общую суматоху, создав у зрителя трудно редуцируемое ощущение, которым, вообще говоря, и отличается настоящее кино, художественную идею которого невозможно, когда оно таковое, вербализировать.

У Лозницы, при всей его филигранной точности в работе с типажами, простому пересказу подлежит вообще всё, настолько этот документально-кукольный репортаж имеет общий и общеизвестный и легко воспроизводимый характер. Можно сказать, что это российское телевидение наоборот - такая это конструкция. И я знаю место, где это оценят чрезвычайно высоко: этот фильм ожидает вполне заслуженный «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке. Заслуженный по политическим мотивам, а когда таковые появляются на сцене всерьёз, то что и как работает в таких вещах в формальном плане - это мало кого интересует.

Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.

До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.

Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.
* Знайшовши помилку, виділіть її та натисніть Ctrl+Enter.
2840
Коментарі
2
оновити
Код:
Ім'я:
Текст:
Igor
1977 дн. тому
Заказуха фильм, или рецензия на него?
asd11
1983 дн. тому
Качественно выполненная кремлевская заказуха.
Долучайтеся до Спільноти «Детектора медіа»!
Ми прагнемо об’єднати тих, хто вміє критично мислити та прагне змінювати український медіапростір на краще. Разом ми сильніші!
Спільнота ДМ
Використовуючи наш сайт ви даєте нам згоду на використання файлів cookie на вашому пристрої.
Даю згоду