Олег Кохан - пожалуй, самый известный и успешный украинский кинопродюсер. За последние шесть лет его компания Sota Cinema Group выпустила минимум девять фильмов, которые имели фестивальный успех.

Последние его работы говорят сами за себя - это украинский полнометражный дебют в Канне Счастье мое Сергея Лозницы и призер Римского и Роттердамского кинофестивалей Вечное возвращение Киры Муратовой.

Олег Кохан успел поработать с режиссерами как старой, так и новой режиссерских школ. И всех их, по его мнению, объединяет "одержимость идеей снимать кино". Именно благодаря этому, уверен Кохан, в Украине еще существует кинематограф, хотя условий для этого абсолютно нет.

- Сразу несколько последних украинских картин были номинированы на международных фестивалях. Мы можем говорить о зарождении нового качественного украинского кино?

- Это произошло только благодаря таланту, профессионализму и одержимости наших режиссеров и продюсерских команд. Новые имена вроде Сергея Лозницы, Евы Нейман, Мирослава Слабошпицкого, Марины Вроды или Владимира Тихого появились скорее вопреки, чем благодаря государственной политике или работе индустрии.

Снимать кино в Украине сегодня - сродни героизму. Полноценного кинорынка до сих пор нет, а большинство знаковых фильмов в последние годы выходили без господдержки. В том числе и отмеченные в Канне и на других международных фестивалях.

Чтобы говорить об успехах индустрии, нам нужно снимать по 50-70 фильмов в год, а пока мы с трудом делаем 3-5.

- Украинские режиссеры смогли воспользоваться возросшим интересом к стране в связи с Евромайданом?

- Я противник такого подхода. Интерес к Украине временный, и если им пользоваться, то вместо глубоких работ мы получим конъюнктурные. Очень рад, что первым фильмом об этом стал Майдан Сергея Лозницы. Это мощная лента, которая во многом закрывает эту тему.

- Но режиссерам, которые завоевали призы на статусных фестивалях, ведь будет проще привлекать финансирование для следующих фильмов?

- Да, это улучшит их возможности. Но если они и дальше не смогут находить деньги на украинское кино в Украине, то через какое‑то время просто станут европейскими режиссерами.

Знаете, я как‑нибудь обязательно опубликую переписку с Союзом кинематографистов по поводу финансирования фильмов Сергея Лозниці или Александра Миндадзе.

Мне писали что‑то вроде "а чому це ми маємо рахувати українським фільм Сергія Лозниця? Чому він знімає фільм російською мовою? А він взагалі живе в Києві?". К какой стране тогда относить последний фильм Мирослава Слабошпицкого? К стране немых? Очень много до сих пор невежества и хамства.

- Почему наши режиссеры снимают только артхаусное кино, которое к тому же редко можно увидеть в Украине?

- В отличие от массового кино, в артхаусном необязательно иметь большой бюджет. Главное - мысль и умение ее выразить. В основном это остросоциальные темы - препарирование и изучение болезненных процессов в обществе.

Да, такие темы неприятны и болезненны. Нужно иметь силы, чтобы увидеть эти язвы в себе, а потом избавиться от недуга. Это и есть основная задача кинематографа как искусства. На картинах Гойи тоже ведь не солнце, цветы и море. Там мрак и боль, но оторваться невозможно.

Наши фильмы показывают в Европе, потому что там есть рынок.

Во многих странах существуют целые сети кинотеатров, которые специализируются на артхаусном кино. А прокат в Украине еще не позволил окупить затраты ни одному украинскому фильму. Максимальные сборы для наших лент не превышают $500 тыс., половина которых достается кинотеатрам.

Последние его работы - это украинский полнометражный дебют в Канне Счастье мое Сергея Лозницы и призер Римского и Роттердамского кинофестивалей Вечное возвращение Киры Муратовой / DR

Кроме того, мы вынуждены искать деньги на фильмы у европейских фондов. Приведу пример: когда мы продавали права на показ фильма Счастье мое в других странах, дистрибуторы получали от своих государств средства для выпуска нашего фильма. А в Украине не дали денег даже на его презентацию в Канне.

- Есть ли спрос на такое кино у украинского зрителя?

- Украине сейчас нужны истории, с помощью которых нация может самоидентифицироваться. Телевидение с его глянцевыми программами этого не дает. Есть запрос на правдивые, честные сюжеты, после просмотра которых испытываешь гордость за нацию,- истории вроде Крут или Запорожской Сечи.

Вспомните фильм Огнем и мечом - он хорошо был воспринят в украинском прокате, а в Польше вообще собрал рекордные сборы. После последних событий в стране уже никому не нужно доказывать, что гордость за нацию способна горы свернуть.

- Есть ли какие‑то общие черты, по которым наше кино узнают за рубежом, как узнают, например, французское?

- При всем уважении к мастерам старшего поколения украинской школы кино как таковой нет.

Работы Александра Довженко, Киры Муратовой, Романа Балаяна и многих других - это скорее советское, чем украинское кино. Кроме того, их фильмы часто запрещали, и многое так и не вышло на экран.

Единственное, что мы действительно создали,- это поэтическое кино, родоначальником которого стал Довженко.

Это небольшой период времен оттепели, когда были созданы фильмы, стилистика которых стала узнаваемой в мире. Но все равно своего языка, который есть, к примеру, у Франции, мы так и не выработали. Это еще предстоит сделать.

Проблема еще и в том, что молодое поколение формируется очень медленно. Многие выпускники заканчивают вузы, так и не сняв ни одной короткометражки. У них за плечами только теоретическое образование. А на Западе ты снимаешь чуть ли не с первых дней и к концу первого курса имеешь уже несколько короткометражных работ.

- Почему тогда в России, где тоже долгое время не поддерживали кино, Тимур Бекмамбетов смог снять коммерчески успешный Дневной дозор, а Федор Бондарчук - Девятую роту?

- Москва получила преемственность лучших советских традиций в кинематографе. Там осталась школа, и сосредоточен творческий потенциал.

Второй момент - страна больше по размерам, поэтому и кинорынок там оказался больше. Ну и третий - это роль государства. У руководителей страны, как и отрасли, есть понимание, что кино - это важный инструмент влияния на мировоззрение россиян.

А у нас бюджет, выделенный на кинематограф за все годы независимости, соизмерим с бюджетом одного фильма Никиты Михалкова или Федора Бондарчука.

Если бы мы поступали так же, не было бы нынешнего раскола в социуме, ведь искусство помогает ставить диагноз обществу и переосмысливать какие‑то события.

- А вам не кажется, что как раз отсутствие госфинансирования сделает наш рынок более здоровым? В России ведь снимается и много некачественных картин.

- Я считаю, что степень запущенности нашей отрасли такова, что рыночными механизмами мы ее не поднимем. Нужна господдержка, причем не только финансовая, но и законодательная.

Например, в России долгое время действовали налоговые льготы для кинопроизводства.

Нужно изменить психологию. Госфинансирование - это не пожертвование от чиновников в стиле "нате вам три копейки, снимайте что хотите, только помалкивайте о том, какой развал в отрасли", а инвестиция. Каждый фильм дает от 100 до 500 рабочих мест, и если возродить рынок, кинопроизводство может стать бюджетообразующей отраслью.

- Что конкретно необходимо для этого сделать?

- Выстроить абсолютно новую систему. Создать преференции для отечественного производителя, в разы увеличить финансирование производства кино, его продвижения, содержания студий, образования кадров и многое другое. Если вместо реформы сделать только маленький шажок, сэкономив на остальном,- будет провал.

Знаете, сколько Франция тратит на поддержку кинематографа? €700 млн в год. А у нас за все годы независимости в лучшем случае €30 млн потратили. Поэтому сегодня в Украине доля национального кинематографа в объеме проката стремительно приближается к нулю. А во Франции составляет 38 %.

Нам нужно разорвать этот порочный круг, замыкающийся на том, что украинского кино нет, потому что нет финансирования, а финансирование не выделяется, потому что нет кино.

Мне кажется, сегодня в кино уже достаточно независимых людей, которые готовы отстаивать свое мнение в диалоге с Госкино и Минкультом, и я уверен, что какие‑то сдвиги будут.

- Как вам новый министр?

- Вопрос не в министрах. Тут дело не в конкретном человеке, а в команде, способной к системным действиям. А с Евгением Нищуком мы знакомы давно, я знаю его по театральным работам. Но проблема не в персоналиях, а в том, чтобы изменить всю государственную систему в этой сфере. Причем перезагрузку должны делать не чиновники, а успешные менеджеры из бизнеса.

- Где искать финансирование, помимо государства? Бизнес инвестирует в кино?

- Да, но при нынешнем состоянии рынка это скорее меценатство, чем инвестирование. Выручает работа с европейскими фондами, телеканалами и всевозможными партнерами.

- Если с кинопроизводством все так плохо, почему вы продолжаете этим заниматься?

- Потому что уверен, что нам нужно свое кинопроизводство. Нас 46 миллионов, мы находимся в самом центре Европы, и главное - у нас есть таланты, которые, если им создать подходящие условия, способны снимать хорошее кино. Первые фильмы я делал на юношеском максимализме.

Главная характеристика людей, которые занимаются кино,- это одержимость и крайняя влюбленность в то, что они делают. Тогда я рассчитывал, что первые успехи отрасли как‑то ее расшатают и в какой‑то момент это превратится в бизнес. Но иногда кажется, что все работает наоборот.

Вообще, на украинском рынке многое устроено не так, как в мире. Я помню, как со своим первым фильмом поехал на Tribeca Film Festival, сооснователем которого является Роберт Де Ниро. Мы летели с Богданом Ступкой, и Де Ниро решил, что продюсер фильма - он.

Когда меня познакомили с Де Ниро, он очень удивлялся и спрашивал, чем я промышляю, что могу себе позволить в 28 лет заниматься искусством?

Через два года Фрэнсис Коппола говорил мне примерно то же самое. Он только недавно смог себе позволить снять то кино, о котором всегда мечтал,- Молодость без молодости.

Антон Онуфриенко, «Новое время»

Фото - http://nvua.net