«Я мало верю в то, что в России случится прокат "Хайтармы" - будем откровенны», - говорит кинорежиссер Ахтем Сейтаблаев.  Пару месяцев назад своим фильмом «Хайтарма» о дважды Герое Советского Союза, летчике Амет-Хане Султане и депортации крымских татар режиссер вызвал интерес широкой аудиторий.

Не обошлось и без скандала - генконсул России в Симферополе Владимир Андреев назвал крымских татар предателями и пытался убедить, что смотреть «Хайтарму» не стоит, хотя сам ее и не видел. За такие заявления господин Андреев поплатился должностью. А сама ситуация показала остроту темы, за которую взялся режиссер.

Сегодня, вспоминая об этом, Ахтем Сейтаблаев лишь горько улыбается. Он живет новыми идеями, среди которых и сказка-фэнтэзи, и фильм о взрослении в полумертвой украинской деревне и еще одна крымско-татарская история.

Для интервью Ахтем предлагает встретиться в крымско-татарском ресторане на Майдане Независимости. До начала беседы он вычитывает очередной сценарий, который откладывает в сторону, услышав первый вопрос.

«В ШКОЛЕ Я СЛЫШАЛ, ЧТО МЫ ПРЕДАТЕЛИ И ДЕТИ ПРЕДАТЕЛЕЙ»

- «Хайтарма» стал первым художественным полнометражным фильмом о депортации крымских татар. Депортация коснулась непосредственно и Вашей семьи. Какие воспоминания о ней Вы слышали от родственников? 

- Моей маме тогда было шесть лет, а отцу четыре. Отец помнит отрывочки, как будто вспышки, а мама - все достаточно подробно. Она рассказывала, что вечером перед депортацией к ним приходил солдат. Зашел в дом, попросил воды, посидел молча и слегка перекусил. Когда уходил, сказал чтобы они собрали документы и что-нибудь из еды. Он ничего не пояснял, но на следующий день появился вместе с другими солдатами и помог в этом хаосе более или менее собраться.

Поэтому в нашем фильме мы хотели показать, что и среди тех специально обученных людей, были люди с большими сердцами, которые понимали что происходит, и старались хоть как-то смягчить участь депортированных.

Еще моя мама помнит, как их везли в вагонах, приезд в Марийскую АССР (это за Татарстаном, севернее). Хотя самые ужасные моменты, которые происходили во время депортации не сохранились в ее памяти отчетливо.

Мы много об этом говорили, и пришли к выводу, что, наверное, у нее включился некий внутренний защитный механизм, который оградил ее психику. Она хорошо помнит как позже, детьми, они собирали ягоды в лесу, а с семи-восьми лет начали работать - рубили сучки у деревьев. Но, по большому счету, ни мама, ни отец не любят вспоминать то время.

- Вам, кажется, тоже неприятно сейчас рассказывать

- Приятного мало, на самом деле. Ведь крымские татары живут с этим без малого почти семьдесят лет. В следующем году будет семидесятилетие. Да и я сам еще и в средней школе слышал, что мы предатели и дети предателей.

- А от кого Вы это слышали? От других детей?

- Нет, от учителя истории. Это к тому же было в небольшом городе, построенном политзаключенными, депортированными и ЗК на вольном поселении. Класс наш состоял из детей депортированных и политзаключенных - крымских татар, поволжских немцев, дальневосточных корейцев и нескольких узбеков.

Мы подошли как раз к изучению 1944 года, когда учитель сказал, что освобождение Крыма складывалось бы для советских войск гораздо легче, если бы не повальное сотрудничество крымских татар с немцами. Когда он это говорил, в классе сидело около 20-25 детей крымских татар. Естественно мы стали возмущаться. Нас выгнали, но вышел весь класс. Тогда от нас потребовали, чтобы на следующий день мы пришли с родителями. Ну, мы и пришли. Получился большой скандал. Потом был еще митинг...

И поскольку уже почти семьдесят лет государственная машина рассказывает, что крымские татары предатели, для каждого крымского татарина дело чести - особенно хорошо знать тот исторический период.

- Что-то изменилось после митинга? Учитель попросил прощения?

- Я не помню, чтобы он извинялся. Но больше таких разговоров не было в нашей школе. Шел 1983 или 1984 год. Это был уже совсем другое время. К тому же, крымские татары в местах депортации были более сплочены и консолидированы по понятным причинам. 

- Более сплочены, чем сейчас?

- Да, и это, наверное, естественно. Потому что, слава Богу, сейчас крымским татарам есть где жить и что есть.

«Хайтарма», если смотреть на нее с точки зрения возвращения («хайтарма» в переводе с крымско-татарского - возвращение), то это же не только перемещение из одной географической точки в другую. Это и могилы предков, и сады, которые были посажены, и память, и воздух. Полноценное возвращение - это нечто большее, чем просто физический переезд куда-то.

- Мне кажется, что о главном герое фильма Амет-Хане Султане (дважды Герой Советского Союза - авт.) почти каждый крымско-татарский ребенок слышит с раннего детства.

- Совершенно верно. Он много значит для крымского татарина. И, конечно же, как актер я хотел сыграть этого героя. Это все равно, что шотландцу сыграть Уильяма Уоллеса (предводитель шотландцев в войне за независимость от Англии - авт.).

Амет-Хан - почти легендарная личность. Всего среди крымских татар было семь Героев Советского союза и, насколько мне известно, еще больше тех, кто были представлены к званию, но так его и не получили. Из них Амет-Хан был наиболее интересен с точки зрения драматургии. Он ведь действительно освобождал Крым, был под Севастополем и одновременно стал свидетелем депортации его семьи и его народа.    

- Если Вы с самого детства слышали эту историю, то когда решили сделать о ней фильм?

- В 2004 году. Тогда я впервые попал на съемочную площадку. В Крыму шла работа над мюзиклом «Али-Баба и сорок разбойников». Команде, которая работала над фильмом срочно понадобился второй режиссер (человек, который обеспечивает максимально комфортные условия для съемочного процесса).

Я ничего про это не знал. Ни-че-го! Если бы знал - никогда бы не согласился. Видимо у меня что-то там получалось и ребята пригласили меня в Киев. Тогда мечта о том, чтобы снять фильм об Амет-Хане приобрела осязаемые черты. А в прошлом году меня познакомили с нашим инвестором и собственником телеканала ATR Ленуром Ислямовым, у которого тоже была мечта снять фильм о депортации. Я рассказал ему эту историю и мы ударили по руках.

«ЭТО БЫЛА РЕАКЦИЯ НЕ РОССИЙСКОЙ СТОРОНЫ, А ГЕНКОНСУЛА РОССИИ. ГЕНКОНСУЛ ЭТО - ЕЩЕ НЕ ВСЯ РОССИЯ»

- Как долго вы снимали «Хайтарму»?

- Двадцать три съемочных дня. В это мало кто верит из тех, кто занимается кинопроизводством, но мы это сделали. 

Кадр из фильма «Хайтарма»

- В съемках также участвовали пожилые крымские татары, которые в детстве пережили депортацию. Насколько тяжело было с ними работать?

- Тяжело было осознавать меру ответственности, потому что я видел их степень самоотдачи. У нас из тысячной массовки человек 700 было из тех стариков - дедушек и бабушек, которых в детстве депортировали. На съемочную площадку они приходили со своими внуками, по семь часов стояли под дождевыми установками и не уходили, даже несмотря на ругань режиссера, иногда матом...

Я кричал, потому что боялся: был октябрь и ночные съемки могли быть опасны для здоровья, но никто не ушел.

Несколько раз их увозили на «скорой» - людям становилось плохо. Кстати сказать, плохо становилось не только участникам массовых сцен. Моему большому другу и исполнителю роли капитана НКВД Трунина - Диме Суржикову стало плохо после съемок эпизода, в котором он кричит: «Крымские татары! Предатели советской родины!». Его увезла «скорая» и после откачивала полночи.

Я не знаю, что это было, но мне кажется, некоторые пожилые люди настолько сильно вошли в роли или вспомнили депортацию, что Дима, который для них в тот момент был капитаном НКВД, наверное, услышал много плохого на площадке. Это были не оскорбления в его сторону. Нет - для того, чтобы разбередить душу достаточно было молчания 500 стариков, которые угрюмо смотрели ему в глаза на протяжении половины ночи.

- И все же, когда вы выбирали историю Героя Амет-Хана, Вы наверное понимали, что в ней, при всей привлекательности, также есть некий налет советскости. К слову, я слышала от крымских татар, что в «Хайтарме» также звучит идея, что вот, дескать, некоторые же крымские татары сотрудничали с Советским Союзом, значит, они все же не были изменниками...

- Я не очень понимаю, что такое «налет советскости». Если вы имеете в виду, что мы показываем, что Советский Союз был чем-то вроде одной большой семьи, где люди (несмотря на то, что их искусственно разделяли и несмотря на то, что в советское время было депортировано 59 народов - 48 частично, а 11 полностью) гармонично жили вместе, то да - мы это показывали.

Крым вообще издревле был многонационален и многоконфессионален. В Крыму у людей не было выбора, кроме как постараться жить в уважении друг к другу. Об этом мне рассказывали соседи моего отца по Бахчисараю. Один из них - дядя Витя - грек, который на крымско-татарском языке разговаривает лучше, чем моя мама, папа, ну и я, понятно.

Если вы говорите о советскости как о некой атмосфере внутри фильма. Не знаю, что это - цвет фильма, музыкальный ряд и так далее, то это тоже неплохо. Потому что мы в съемочной группе много говорили о том, что хорошо бы стремиться к таким великим фильмам как «В бой идут одни старики» во всем, что касается отображения фронтовой жизни, атмосферы фильма. Если у нас это хоть чуточку получилось, то это огромная победа.   

Кадр из фильма «Хайтарма»

- Тогда как Вы отнеслись к реакции российской стороны на фильм?

- Я бы перефразировал - это была реакция не российской стороны, а генконсула России. Генконсул это - еще не вся Россия. У меня в России, слава Богу, очень много друзей. То, что мы услышали от генконсула, конечно, может быть мнением людей, которые сегодня в некоторой степени определяют политическую жизнь Российской Федерации.

Как я это воспринимаю? Мне горько, что человек осудил фильм, не зная предмета разговора. Ведь господин Андреев фильм-то даже не видел! Меня раздражает это квадратно-гнездовое мышление, когда человек не желает разбираться в истории. Хотя мы же не знаем, какая у него была мотивация. Может, ему просто в Крыму надоело? Может, он захотел переехать в Сочи? С другой стороны, я ему благодарен за тот неимоверный пиар, который он сделал нашей картине. (Улыбается).

«Я МАЛО ВЕРЮ В ТО, ЧТО В РОССИИ СЛУЧИТСЯ ПРОКАТ "ХАЙТАРМЫ"»

- В Украине прокат картины был всего в нескольких городах, в России у Вас были закрытые показы. Где еще Вы планируете проказы и почему у фильма пока не складывается прокатная судьба?

- Насколько мне известно, вроде бы, мы получили прокатное удостоверение в России. Хотя я мало верю в то, что в России случится прокат «Хайтармы» - будем откровенны.

Касательно прокатной судьбы картины - по большей части этот вопрос надо задавать нашему инвестору, который является правообладателем фильма и занимается прокатом через пень-колоду. Я устал пытаться влиять на эту ситуацию. Я делаю это с февраля месяца. Но мы же не участвуем даже ни в одном фестивале!

- Каким был бюджет картины?

- Точную суму не скажу. Примерно - это было девять миллионов двести шестьдесят тысяч гривен.     

- Но человек, который инвестировал такие деньги, должен быть заинтересован в том, чтобы картина, как минимум, окупилась. Почему же тогда, это не происходит?

- Это для меня большой секрет. Я понимаю, что участие в фестивале - это ведь не только какой-то приз, но еще и трибуна, с которой можно говорить и о своем народе, и о проблеме, которая по сей день не решена. Кроме того, на фестивале фильм мог бы вызвать интерес у дистрибуторов. А я уверен, что он был бы востребован и в Европе, и в странах, в которых живет много этнических крымских татар - Турция, Румыния, Болгария, Германия, США...

У меня есть объяснение, почему инвестор так поступает, но для людей из индустрии оно покажется слишком фантастическим. Мне кажется, что человек просто хочет носить корону сам.

Кадр из фильма «Хайтарма»

- Заявляя это, Вы ведь понимаете, что, скорее всего, больше не сможете сотрудничать с инвестором и влиять на прокатную судьбу фильма?

- А я больше не собираюсь с ним вести никакого диалога. Могу только вот так говорить. В городе, в котором я родился и вырос, было очень жесткое отношение к словам, которые говоришь, к тому, как ты держишь слово и поступок. У нас как-то так сложилась атмосфера среди мальчишек, что мы знали - есть вещи, после которых нельзя ни дружить, ни общаться.

Поэтому я всю жизнь буду благодарен нашему инвестору, за то, что он на сегодняшний день первый и единственный крымский татарин, который пошел на этот шаг и дал деньги на первый крымско-татарский фильм, а в остальном - Бог ему судья.

«МНЕ ГОВОРЯТ, ЧТО КОММЕРЧЕСКИМИ ФИЛЬМАМИ Я УБИВАЮ НАСТОЯЩЕЕ УКРАИНСКОЕ КИНО. А ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩЕЕ УКРАИНСКОЕ КИНО?»

- И все же удивительно, что сейчас достаточно много режиссеров пытаются получить поддержку от Госкино. Вы же нашли частного инвестора.

- Это уже не первый фильм. В прошлом году, когда мы стали победителями на Одесском международном кинофестивале в национальном конкурсе с фильмом «Чемпионы из подворотни», я очень много слышал от представителей, как они себя сами называют, нового украинского кино о том, что мы своим коммерческим кино убиваем настоящее украинское кино. На что один из членов жури справедливо заметил - если люди под свои идеи находят частные деньги и инвесторы в это верят, то, может, им пора задуматься и о своих идеях.

На сегодняшний день мы привлекли около трех миллионов долларов под свои идеи и частные инвесторы поверили в это. Значит - мы умеем убеждать. Многих это может раздражать. И хотя я чрезвычайно благодарен ОМКФ за прошлогодний аванс в нашу сторону, но мне также очень обидно, что в этом году нас не взяли на Одесский кинофестиваль.

- А почему не взяли?

- Не взяли и все. Правда, мы сначала опоздали с подачей. Потому что инвестор не захотел, чтобы картина была на этом фестивале. Но после премьеры в Крыму отношение у него немного поменялось, и он был не совсем против ОМКФ. Но тогда нам от одного из представителей дирекции Одесского кинофестиваля сказали, что «ну, фильм-то уже в прокате».

Очень слабое пояснение при том, что по уставу ОМКФ, в международной программе не может участвовать фильм, который был в прокате на территории Украины, а в национальном конкурсе - может. Да мы и не претендовали на участие в каком-то конкурсе. Нам было важно показать фильм в любой из программ.

- Вы об этом говорили?

- Конечно. Из чего я делаю выводы, что у нас все таки получается снимать кино, привлекать деньги под свои проекты и этим мы очень сильно раздражаем кого-то, на фоне кого наш фильм, наверно, чем-то будет отличаться.

А потом кто-то ведь еще очень много кричит, что украинского кино нет, что надо что-то делать, что в Украине все плохо и надо выпускать целые альманахи, а в них рассказывать - как грязно жить в Украине и на это получать государственные деньги. Очень интересная ситуация.

- Звучит так, как будто Вы сейчас говорите об альманахе «Украина, Гудбай».

- Да, об альманахе. Я чрезвычайно уважаю своих коллег по цеху и говорю это без кокетства, но мне кажется, что если мы хотим рассказать о том, что мы живем в стране, которую мы любим (если мы ее любим, конечно), то мы должны наверное не только говорить, что у этой страны нет будущего. Мне скажут, мол - мы вскрывали нарыв для того, чтобы его не было. (...)

Но я думаю, что мы должны культивировать право на надежду и на то, чтобы люди могли ощущать гордость, называясь гражданином этой большой страны. Мы должны рассказывать о том, что не все так плохо, что да - тяжело, но мы можем быть людьми с чувством собственного достоинства. И вот когда мне на это отвечают, что коммерческими фильмами я убиваю настоящее украинское кино, то у меня возникает вопрос - а что такое настоящее украинское кино? И, извините, но я злюсь!

Кадр из фильма «Хайтарма»

«Я МЕЧТАЮ ПРИГЛАСИТЬ В СВОЙ СЛЕДУЮЩИЙ ФИЛЬМ ЗВЕЗД ИЗ ГОЛЛИВУДА»

- Вы уже заявляли о том, что собираетесь снимать второй крымско-татарский фильм о женщине, которая спасла от депортации 88 детей. У Вас есть деньги на этот проект?

- У меня на сегодняшний день есть три инвестора, которые готовы вложить деньги в этот фильм. Я не могу рассказывать о них сейчас. Могу лишь сказать, что один инвестор из Киева, второй из России, а третий совсем из дальнего зарубежья.

Фильм будет называться «Саидэ». Это история о девушке Саидэ Арифовой, которая во время Второй мировой войны спасла 88 еврейских детей от смерти, когда в Крым пришли немцы. Саидэ дала этим детям татарские имена, научила их молиться. Она сделала так потому, что дети даже внешне были больше похожи на татар. Тем более, что и иудейским, и мусульманским мальчикам делают обрезание.

Кто-то из своих же крымских татар сдал Саидэ гестаповцам. Девушку продержали в гестапо две недели, ей сломали все ребра, но она ни в чем не призналась. Отпустили ее только потому, что не могли поверить, что кто-то способен такое выдержать и не сказать правду. Ее ученикам немцы устроили экзамен, и дети его выдержали. Когда девушку депортировали в 1944 году, ребята бежали за машиной, на которой ее увозили, и кричали: «Отдайте нашу маму Саидэ».      

- Каким будет актерский состав этого фильма?

- Я мечтаю пригласить в свой следующий фильм звезд первой величины из Голливуда. Однако переговоров еще никаких не было. Есть наметки и идея. Что может заинтересовать их? В первую очередь сценарий и сама история. У меня нет, телефонов агентов или директоров этих актеров. Но, думаю, что мы сумеем соединить профессионализм потенциальных инвесторов и высочайший профессионализм настоящих продюсеров, у которых есть выходы на этих звезд. Я очень хочу, чтобы география фильма была шире, а участие хороших артистов с мировым именем - способствовало дальнейшей судьбе картины, чтобы не было так, как с «Хайтармой».

- Каким будет бюджет «Саидэ»?

- В кино мало денег не бывает, но необходимый минимум это - два миллиона долларов. Я мечтаю начать работу над этим фильмом следующей весной.

-А чем Вы будете заниматься до того? Театральными постановками?

- Да, я работаю в четырех театрах. Но мне еще вот говорят, что мы заинтересовали государство своей идеей снять «Сказку старого мельника» на последнем питчинге.

Я очень хочу снять фильм, на который мог бы прийти со своими детьми. Сценарий этой картины написан Сергеем Гаврылюком на основе украинских сказаний, легенд и его воображения. По жанру это сказка-фэнтези. И мне очень хочется по-хорошему побаловаться.

Очень хочется, чтобы она получилась яркой, динамичной и четко говорила о том, что в жизни, когда взрослеешь можно выбирать любую дорогу, но это должна быть обязательно дорога добра. Если все сложится благополучно, то мы начнем снимать ее в октябре этого года.

- Вы много обращаетесь в своих фильмах к истории. Планируете ли снимать что-то о современности?

- Буквально сегодня, до нашей встречи, мне позвонил сценарист Володя Жовнорук (один из авторов сценария «Чемпионов из подворотни»). Это соавтор Коли (Рыбалко - автор сценария «Хайтарма»). Я работаю с ними и, слава Богу, мы все дружим. Мы просили Володю написать сценарий об испытании мужчины. Я чувствую, что это может быть очень эмоциональная история и очень украинская.

Все действие будет происходить в семье, которая живет в умирающей деревне. Деревня находится в потрясающе красивом месте с многолетней историей. Люди там живут как живут - тяжело трудятся. Бабушки пашут землю. Одна впрягается вместо лошади, другая - за плугом. И это не выдумки - если отъехать от Киева на 150 километров вы все это встретите. И в таком вот мире происходит взросление мальчика, который через ряд поступков, мечтаний и встреч, приходит к очень важному для себя решению - что он мужчина с каждой большой буквы.

С точки зрения темы и драматургической конструкции - это просто как пять копеек. Но я знаю: как пишут мои друзья, как будут разговаривать персонажи, в какой среде они будут находиться.

Думаю, синергия всех звуков, полифония мира, людей и событий дадут сильную эмоцию, которой я хочу поделиться со зрителями, которые придут в зал. 

Татьяна Харченко, УП

Фото из Facebook Ахтема Сейтаблаева