Церемония открытия 22-го «Кинотавра» производила впечатление важного праздника в странной секте, члены которой выбрали объектом поклонения российский кинематограф – каким бы коварным ни было это божество. Иван Охлобыстин прочел четыре монолога – от лица актера, режиссера, продюсера и зрителя; последний – самый безжалостный: зритель требует попкорна и спецэффектов, другого не надо. И исполненные со сцены тексты, и мелодия из «Розовой пантеры», под которую на сцену выходили министр Авдеев и бывший министр Швыдкой (зачитывать приветствия от Путина и Медведева соответственно), и овация Андрею Смирнову, получившему приз за честь и достоинство, и сам по себе «Кинотавр» как состоявшийся проект – это трансляция в эфир оптимизма в предложенных обстоятельствах. Интонация найдена верная: все всё понимают, но мы будем продолжать и развиваться, несмотря ни на что. 

Фильмом церемонии открытия стала новая работа Авдотьи Смирновой «Два дня», и она с описанной интонацией совпала идеально. Чиновник из Москвы, замминистра или что-то вроде того (Федор Бондарчук) приезжает с визитом в провинцию и в сопровождении губернатора навещает дом-музей вымышленного русского классика Петра Сергеевича Щегловитова. У протокольного визита есть вполне понятная подоплека: территорию усадьбы давно присмотрели девелоперы. Директор музея и его подчиненные выходят к высокому гостю на коленях (иронизируя при этом над собой и ситуацией), а страстно влюбленная в прозу и биографию Щегловитова экскурсовод Маша (Ксения Раппопорт) неожиданно произносит программную речь в защиту русской культуры. Разволновавшись, чиновник уходит в запой, застревает в усадьбе на два дня и как-то слишком всерьез начинает интересоваться Машей. 

Разговоры, которые ведутся в музее, – это публицистика в форме кинематографического диалога. Персонаж Бондарчука стоит на позициях современного правящего класса: любое явление должно быть редуцировано до функции, дельный человек обязан думать о красе ногтей, второстепенный писатель Щегловитов должен исчезнуть, потому что ему не удалось занять первых строчек литературного рейтинга. Маша выступает от имени интеллигента-идеалиста, уверенного в том, что второстепенного в культуре не бывает и Щегловитова нельзя отменить только потому, что он не Толстой и не Тургенев. Директор музея – интеллигент-прагматик, сторонник компромисса в деталях ради сохранения главного (реставратор музея считает его скользким функционером, потому что он не разбирается в узорах ткани XIX века). Каждый из них внятно обозначает свою позицию, правы все трое. 

Из-за Ксении Раппопорт, лаконичной формулировки главного героя «Засосало» и отчасти из-за названия картина Авдотьи Смирновой кажется комедийным ремейком «Юрьева дня» Кирилла Серебренникова. Там представителя творческой интеллигенции, оперную певицу, проглатывала архаичная, не затронутая культурой, неотформатированная российская реальность. Здесь чиновник, выхолощенный эпохой радикальной эффективности, утопает в объятиях великой, бессмысленной, непрагматичной русской культуры в лице музейной работницы средних лет. 

Во второй части фильма режиссер с заметным облегчением превращает социальную сатиру в мелодраму, позволяя влюбленным отдаться не столько друг другу, сколько диалогу, вербальному выражению своей страсти. Обыденная речь любви, способ ее бытования на экране – вообще одна из главных тем Авдотьи Смирновой (см. «Связь»). Нужна некоторая отвага, чтобы говорить с экрана милые глупости, которые обычно произносятся наедине, – всегда есть большой риск вызвать у зрителя чувство неловкости. Нечто похожее делал в «Свободном плавании» Борис Хлебников (у Смирновой он сыграл участника съемочной группы, которая работает над фильмом о Щегловитове, – разумеется, по мнению Маши, слишком топорном и попсовом): там главный герой выражал свою симпатию при помощи формулировки «Ты свинья, я твое мясо ел». 

Не выдавая всех сюжетных подробностей, можно сказать, что у картины «Два дня» – открытый финал, замаскированный под хэппи-энд – если романтическая линия заканчивается более-менее хорошо, то политическая, со всеми своими вопросами и предложенными обстоятельствами, уводит в бесконечность – наследие несуществующего Щегловитова по-прежнему в опасности.​