Прелюдия: контекст. Долгожданный фильм Квентина Тарантино о Второй мировой войне «Бесславные ублюдки», который выходит в Москве и стране 20 августа, а в Америке 21-го, обречен на то, чтобы породить «противоречивые мнения». Публика разойдется даже в том, как точнее перевести оригинальное название Inglourious Basterds, в котором после "t" следует не "a", как надо бы, а "e". Автор этих строк предложил бы перевод «Бесславные ублЯдки», но, понятно, что прокатчики на него никогда бы не решились, а если б решились, так схлопотали бы по мозгам. Фильм явно вызовет и расхождение в оценках на уровне «нравится - не нравится». Одни сочтут его хулиганским, провокативным, революционным. Другие - ску-у-учным, слишком разговорным. Но, конечно, больше всего споров вызовет осуществленная Тарантино наглейшая переделка истории. И хорошо, что вызовет. Фильм, на наш взгляд, замечателен и сам по себе. Но интересен и в контексте современных дискуссий о попытках ревизовать историю, о том, кто и по каким причинам ее переписывает, подчищает, реставрирует или перевирает.

Фильм, как любит Тарантино, разделен на главки. Так что и мы, в знак уважения к режиссеру, используем слово «главки» в подзаголовках текста.

Главка первая: про стиль и сюжет. Коллега Михаил Трофименков только что написал в связи с «УблЯдками» в «Коммерсанте-Weekend», что Тарантино всегда снимает «другой фильм». То есть каждый его следующий фильм не похож на предыдущие. Вот уж трудно согласиться. Именно «УблЯдки» окончательно доказывают, что Тарантино, несмотря на разные сюжеты, упорно снимает одну и ту же картину. Верен однажды избранному стилю. Не то чтобы даже верен, а просто делает то, что любит. А любит он кино, поэтому каждая его картина от «Бешеных псов» до «Убить Билла» - путеводитель по истории кино, омаж, дань уважения кинематографу прошлого. Но «УблЯдки», действие которых происходит якобы во Франции якобы во время Второй мировой, конечно, ставят рекорд по количеству омажей. Это дань уважения и вестерну, и фильмам про военные приключения, и жанру военной драмы, и жанру нуар, и пропагандистской военной сатире, и мелодраме, и кинематографу 1940-х как таковому, и антиутопиям, и даже современной клиповой рекламе.

Еще Тарантино любит долгий, с подтекстом, чуточку алогичный диалог (фильм открывается примерно 20-минутным разговором эсесовца с французским фермером). Любит не просто крутые эпизоды, а экшн, поданный на блюдечке так, чтобы все ахнули. Любит длинные фильмы, потому что смакует каждый эпизод: «УблЯдки» идут 2.33 (в варианте, показанном в этом мае на Каннском фестивале, шли и вовсе 2.40) - но на часы и не глядишь.

А еще Тарантино любит делить фильмы на главки. А любит это только потому, что его распирает. Что это позволяет ему хоть как-то самоорганизоваться. Он не может рассказывать только одну историю - у него этих историй в башке и сценарии миллион, он рассказывает их параллельно. Поэтому когда во всех анонсах фильма будет сказано, что он про группу американских солдат-евреев во главе с лейтенантом, которого сыграл Бред Питт, засланной во Францию мстить за Холокост, то не очень-то верьте. Группа в фильме действительно есть, и не просто убивает фашистов, а снимает с них скальпы (Тарантино! История кино!). Но в фильме много и других историй. Действуют, между прочим, Гитлер, Геринг, Геббельс, Борман, а также Черчилль - все пародийные. Прочих секретов не выдаю. Замечу только, что история Второй мировой и Европы переделана действительно основательно. Евреи берут у нацистов серьезный реванш.

Главка вторая: почему Тарантино переделал историю. На самом-то деле старина Квен, как его иногда именуют обожатели, переписал историю не столько потому, что он творец с истинно раскрепощенным - отвязанным - мышлением, и не потому, что он презренный америкашка, которому наплевать на реальные трагедии Европы (противники фильма наверняка используют подобный аргумент), сколько потому, что он, как мы уже сказали, настоящий киноман. Ставящий кинематограф на первое место в системе общечеловеческих ценностей.

Будучи режиссером-киноманом, он стремился решить и чисто утилитарную задачу: сделать новаторский по сегодняшним представлениям фильм про войну. Новаторство «УблЯдков» уже в том, что герои, убивая и пытая подонков, получают от этого невиданное-неслыханное наслаждение, причем заражают им зрителя. Как считает сам Тарантино, все фильмы про войну последних лет двадцати были антивоенными. Что означает: они снимались с позиции жертвы. Его же «УблЯдки» не то, чтобы ПРОвоенный фильм, но снятый с точки зрения прогрессиста-победителя, который испытывает радость от мести, от садистского уничтожения мерзкого врага.

Пусть любой интеллигент заглянет в собственную душу и как на духу ответит: неужели ему хоть раз в жизни не хотелось сладострастно и садистски изничтожить гадкую тварь - реального фашиста времен Великой Отечественной, предателя, лицемера, бюрократа, окололавочную урлу, соседа-хама с верхнего этажа? Фильм Тарантино соответствует по духу тем лентам про Вторую мировую, сделанным в 1940-1960-е, которые культивировали кайф от убийства заклятого противника: смотрите активно повторяемую сейчас по нашим кабельным каналам картину 1969 года Where Eagles Dare с Клинтом Иствудом и Ричардом Бёртоном.

Но главное новаторстово «УблЯдков» в том, что оружием против фашизма оказывается собственно кино. Причем общемировое. Тарантино - редкий американский режиссер, знающий, что кино производится не только в Голливуде, но и за его пределами. Понимающий, что кинематограф - сила мультикультурная, многоязычная, интернациональная. Не зря в «Бесславных ублЯдках» упоминаются великая французская актриса Даниель Дарьё, классики режиссуры немец Пабст и француз Клузо etc. Не зря фильм в оригинале снят на четырех языках. Английского в нем - процентов сорок, не больше. Немцев изображают немецкие актеры, французов - французские, а когда действие в какой-то момент переходит на итальянский, причем итальянцами персонажи прикидываются, возникает одна из самых напряженных - при этом смешных - сцен. В конечном счете получается, что фильм Тарантино о том, что кинематограф способен спасти мир. Не метафорически, а реально. Это фильм о власти кинематографа, которая сильнее власти фашистской.

Решающая разборка в «УблЯдках» происходит не где-нибудь, а в кинозале. Тарантино убежден: фашизм и кинематограф есть вещи несовместные. Да, фашизм тоже создает свое кино, но это дрянь, а не кино (оцените включенный в «УблЯдков» пародийный нацистский фильм про героя-снайпера. Этот фильм в фильме, если кто не знает, снял не Тарантино, а исполнитель одной из главных ролей евреев-мстителей Эли Рот, как режиссер сделавший две части знаменитого ужастика «Хостел»).

Отметим в скобках, что Тарантино очень коммерчески рисковал, снимая многоязычную картину. Ведь все иноязыки на экране приходится переводить субтитрами. Америка, однако, на риск пошла. Хотя еще недавно считалось, будто американская публика не умеет читать субтитры, поскольку вообще плохо читает. А вот Россия, опасаясь гнева тупой, не любящей субтитры аудитории, испугалась. Лишь в избранных залах Москвы и Питера фильм будет демонстрироваться в варианте, скажем так, щадящем: вся английская речь будет продублирована русской, а прочие языки - переведены субтитрами. Но в подавляющем большинстве наших залов американцы, англичане, немцы, французы, псевдоитальянцы из фильма Тарантино будут изъясняться на чистейшем русском, отчего фильм потеряет массу смыслов и половину обаяния.

Главка третья: кому дозволено переиначивать историю? «Бесславные ублЯдки» в очередной раз наводят на мысль, что историю пишут, а потом при желании переписывают только победители. Есть, конечно, и специфически русский поворот сюжета, который сформулировал Александр Иванович Герцен («Русское правительство, как обратное провидение, устроивает к лучшему не будущее, но прошедшее»), но это иная тема, а поскольку Тарантино все-таки не совсем русский, мы ее развивать не станем.

Пожалуй, одна из причин вести войны и побеждать в них как раз в том, что победа дозволяет не только осуществить контроль над чужой политикой, а подчас и экономикой, но и переписать историю (причем той же самой войны) как тебе надобно. Вольность по отношению к истории - один из трофеев виктории.

Тарантино в отношении к истории Второй мировой дозволяет себе, кстати, не так много - разве что чуть большую степень допустимости, чем дозволяли себе фильмы советские, а также, между прочим, французские типа «Большой прогулки» и польские типа популярных в 1970-е «Приключений канонира Доласа».

А вот если бы проигравшие немцы осмелились в кино модифицировать историю, это обернулось бы большим скандалом. Нет-нет, никаких официальных законов-запретов не существует. И немцы тоже имеют полное право снимать кинофарсы про фашизм и Вторую мировую. Но, во-первых, при условии полного покаяния и осуждения собственного тогдашнего режима. А во-вторых... лучше им этого не делать. Стоит вспомнить судьбу очень классного, на мой взгляд, трагифарса известного режиссера Дани Леви «Мой фюрер, или Самая правдивая правда об Адольфе Гитлере» (Mein Führer - Die wirklich wahrste Wahrheit über Adolf Hitler), который, даже несмотря на неарийскую кровь режиссера, в Германии и Европе стыдливо замолчали. В частности, его не включили в 2006-м в традиционную гигантскую программу Берлинского кинофестиваля «Панорама нового немецкого кино», хотя для германской киноиндустрии этот фильм стал явно не проходным. Постеснялись. Отвели глазки.

Главка четвертая, она же заключительная: в чем истинная революционность Тарантино? Революционность «УблЯдков», разумеется, не в пародии на Гитлера. Такая пародия - дань давней традиции, ее породил в 1940-м «Великий диктатор» Чарлза Спенсера Чаплина.

Революционность - в некоем общем высказывании фильма по поводу сути кинематографа.

Тарантино - безусловный концептуалист. Именно он в «Бешенных псах» и «Криминальном чтиве» впервые вывел на экран людей новой породы, этаких мутантов, новоделов, сформированных массовой культурой, которые ощущают и ведут себя не как реальные люди, а как персонажи масскульта, что совершенно меняет их мораль. При этом сила обоих фильмов в том, что Тарантино не отстраняется от своих персонажей, а сам из их среды.

Подтекст «Бесславных ублюдков», пожалуй, можно описать так: давайте трезво отнесемся к истории, которую изображает кинематограф. Он всегда и всё перевирал, но пыжился притворяться правдивым. Давайте, наконец, видоизменять историю в кино, как нам нравится. Давайте переделывать ее откровенно, переделывать, как мечталось бы, причем даже ту близкую, которая для многих все еще болезненна. Потому что в браке между кино и историей главная не история, главное - кино.

И ведь Тарантино добивается удивительного эффекта. Ты примерно знаешь, как там все было в реальной истории. Но ты абсолютно не понимаешь, чем всё закончится в фильме Тарантино. И такая возникает нервная дрожь! Истинный саспенс.

Юрий Гладильщиков, «Русский журнал»

Постер - «Русский журнал»