«Любому анализу предшествует исследовательский взгляд; а как только взгляд начинает искать, нравственность уже не может контролировать его», - пишет Камилла Палья. Тем не менее, мы являемся свидетелями процесса, когда группа людей (Комиссия по Морали) не только силится подчинить взгляд нравственному контролю в рамках своего «экспертного коллектива», но и навязать такое «подчинение взгляда» целой стране.

Несмотря на обозначенную Пальей невозможность, ситуация с Комиссией по Морали - пример того, когда имеет место быть упрямое усилие, такое особое «невозможно, но попробуем». Возникает вопрос: какие последствия могут быть в результате этого усилия? В первую очередь, для самих моралистов.

Как известно, человеческое тело подчинено ряду естественных законов. К примеру, тело растет. Но стоит заковать человеческую ногу на годы в тесные колодки - и природа обманута, процесс роста ступни будет нарушен, мы получим индивида с копытцами, который не в состоянии ходить: китайскую бабушку, которую так любит показывать ВВС.

Таким образом, ищущий взгляд невозможно подчинить нравственности, но, совершая хронические усилия во имя такого подчинения, можно изуродовать этот взгляд до неузнаваемости. В этом смысле, я полагаю работников Комиссии по Морали камикадзе-калеками. Их работа столь же опасна и вредоносна, как и работа шахтера в угольной шахте. Всё потому, что в основе работы моралистов - чудовищная утопия, вера в то, что группа сколь угодно образованных субъектов способна создать универсальную систему распознавания «гадостей души». 

Попытка выговорить «гадости души» (аморально, непристойно, безнравственно) языком права - заблуждение недалеких, уверовавших в свои благие намерения и достижимость божественной индульгенции - то самое «услышьте голос бога через нас».

Получается, если государство потворствует формированию профессии «моралист», оно же обязано создать орган медицинского контроля за психикой этого моралиста. Ведь люди, работа которых заключается в том, чтобы высматривать «гадости», находить «грязь» даже там, где её едва ли возможно заметить, приводит к аналогичным последствиям, что и тесные колодки.

Равно как охотник за бабочками, глядя в джунгли, видит не листья и деревья, но порхающих насекомых, так и моралист, высматривая безнравственное, с опытом видит вокруг лишь предмет своего поиска. Однажды это превращается в патологию - обыденные гениталии в ванной превращаются для него в орудие порока. Как милиционер видит не нож, но колющий или режущий предмет, так и моралист видит лишь «аморальное» и «грех»; не инструмент нарезания хлеба, но металлический фаллос, созданный, чтобы нырять в «магическую рану» между женских ног.

Таким образом, коль оценивать созерцательный опыт, среднестатистический опытный порнограф куда менее развращен, чем среднестатистический опытный моралист. И если последний утверждает, что созерцая насилие мы превращаемся в кровожадных гарпий, то не означает ли это, что кровожадная гарпия №1 - тот самый моралист, ежедневно просматривающий толщи «непристойностей»?

Если же глава Комиссии по Морали Василий Костицкий полагается существом, которому дозволено рассказывать нам о разнице между «плохим» и «хорошим», то давайте спросим: Что дает ему такое право? Почему государство ставит его выше нас в этих вопросах?

В основе профессионализма - знания и опыт. Т.е. моралист №1 Василий Костицкий больше знает о «непристойностях» и у него богаче опыт их созерцания. В таком случае, если он ещё не убил человека, то можно ли это считать доказательством безвредности демонстрации насилия, против которой он выступает?

Убежден, самое время проверить, не нахватались ли наши моралисты тех «гадостей», которые им ежедневно приходится оценивать.  А коль не нахватались - пусть и нас оставят в покое.

«Проза»