Впервые телевидение транслировало полностью не праздничную, а скорбную церковную службу (если не считать захоронения в 1998-м в Петропавловской крепости останков, официально до сих пор не признанных РПЦ царскими). Образцом стали трансляции Рождественских и Пасхальных богослужений с закадровым комментарием. На этот раз он был несколько сбивчивым, что, наверное, объясняется волнением комментатора, и не очень логичным: одни молитвы и отрывки Евангелия он переводил со старославянского на русский, а другие, читаемые приехавшими на похороны архиереями по-гречески или по-грузински, — почему-то только на старославянский.

Масштаб освещения похорон тоже был беспрецедентным — отпевание показывали «Первый», «Россия» и «Вести-24». Многие каналы сломали в этот день сетку, сократили или убрали рекламу, заменили развлекательные передачи более спокойными, даже « 2х2» целый день демонстрировал детский мультик про крота.

Передачи, спешно смонтированные ко дню похорон Патриарха, вряд ли подлежат строгому суду — в таких случаях оперативность важнее качества. Другое дело, что общая картина в очередной раз показала, насколько вообще проблематичен любой светский разговор на религиозную тему. Это трудность объективная — разговор о Церкви с миром требует не журналистского, а апологетического подхода, он плохо укладывается в формат журналистского обсуждения (пример — дискуссия, начатая на OPENSPACE.RU статьями Федора Сваровского).

А в таком легкомысленном калейдоскопическим приборе, как ТВ, церковная тема выглядит еще площе. Здесь она, как и все прочее, упакована в формат. Либо велеречивое, сдобренное славянизмами «слово пастыря», произносимое поверх голов, никого не способное коснуться. Либо сусальное видовое док. кино, где в саундтреке — партесное пение, по картинке — блеск куполов, старушки и малышки в платочках и масса золотого декору софринского извода. Наконец, протокольный случай — важные иерархи плечом к плечу с государственными мужами на парадных паркетах. Это апробированные образы православной церковности на телеэкране. На фоне которых фильм архимандрита Тихона (Шевкунова) про Византию, с лихими стенд-апами на стамбульских крышах и лихим же отрехмериванием библейских символов, при всем изумлении насчет идеологии выглядит революционно — хотя бы по форме.

Отклоняться от штампов, отлитых в эпоху мирного сосуществования Церкви и государства, само ТВ не решается. Отчасти по причине невежества в обрядовых вопросах (не говоря уж о догматике) — чтобы свободно играть формой, нужно ведь свободно владеть темой. При любой вылазке в православные области подстраховываются, берут в советчики специалистов. Как правило, эти люди — церковная и околоцерковная бюрократия, чье главное опасение такое же, как у любой бюрократии: как бы чего не вышло.

 

И все подгоняется под стандарт, приводится в соответствие с усредненными представлениями о благообразии. Так удобнее. Еще удобнее использовать продукцию кинокомпании «Православная энциклопедия» и других близких к РПЦ авторов, да и трансляции богослужений обычно организует ИА РПЦ — когда Церковь сама себя представляет в эфире, ТВ меньше головной боли. Сложившийся канон тяготеет над пишущими, снимающими и смотрящими, шаг в сторону от него воспринимается как святотатство. Светское телевидение в этом смысле сильно отстает от православного интернета, православных бумажных изданий, которые давно уже ищут и находят другие слова и образы.

Но когда речь идет о смерти, ждешь отхода от штампов даже от ТВ. Похороны, хотя бы официальные и государственные, — всегда частный случай. Момент, когда официальное лицо становится неофициальным — человеком, которому вот сейчас предстоит пойти путем всея земли. И пусть у гроба плачут не родные и близкие, а архиереи и диаконы, но плачут-то они большей частью по-человечески — о брате и отце, которого потеряли. Вот это человеческое я пыталась рассмотреть на экране в день неофициальной-официальной скорби.

«Россия», помимо трансляции, поставила в программу четыре документальных фильма на церковные и церковно-исторические темы. В день похорон госканал, единственный из федеральных, не сделал ни одного «спешала» — фильм об Алексии II здесь показали еще 6 декабря, сделать что-то новое просто не успели.

На НТВ, напротив, было два портретных проекта, хотя и менее свежих. Документальную зарисовку «Патриарх» 2004 года, где краткие воспоминания двух архиереев о выборах предстоятеля в 1990-м перемежались нарезкой его визитов в разные города и веси, украшали лаконизм и отсутствие дикторского текста.

Кроме того, в эфире НТВ был художественный фильм, снятый также в 2004-м по сценарию о. Иоанна (Охлобыстина) и по телевизору показанный впервые: «Начало пути» — о детстве Патриарха. Здесь можно было ждать чего-то неординарного: о. Иоанн неортодоксальный сценарист, как священник ориентируется в церковных реалиях, и фильм по воспоминаниям предстоятеля был его идеей, он сам расспрашивал его о жизни.

 

Но вышло очередное доказательство того, что кино — продукт не сценариста, а режиссера, в данном случае — И. Ахмедова, у которого получился старый добрый картонный байопик про положительного мальчика Алешу. Не помог даже такой неизбитый для жития сюжетный зигзаг, как дружба будущего Патриарха с экстравагантным комендантом немецкого лагеря Отто Розенталем, который принимает православное крещение и немедленно вслед за этим гибнет от партизанской пули — тут даже играющий Отто Михаил Ефремов оказался бессилен.

Адекватнее всего в день траура выглядел эфир «Первого канала». Дело не в масштабах сообразного случаю изменения сетки, а как раз в желании найти сообразную интонацию. Вечером здесь показали «Последнее интервью» Патриарха, взятое этой осенью. Авторам важно было не столько что их герой в кадре говорит, сколько — как. Как пишет свой дневник, ворчит на келейницу, гуляет по выложенным плиткой дорожкам резиденции, предводительствуемый рыжим тамбур-мажором породы пекинес. Как улыбается, говоря об этой собаке или о пасущихся возле дома павлинах.

Еще на «Первом» попытались сделать то, что уместнее всего в день похорон, когда люди собираются за столом помянуть. Днем после погребения в студию пригласили известных людей, так или иначе Патриарха знавших. Не всем, конечно, было что вспомнить — например, режиссер Сокуров лично с Алексием II знаком не был и, судя по репликам (он жалел, что Патриарху не довелось быть мужем и отцом) слабо представляет, что такое монашество. А председателю РЖД Якунину о себе и своем фонде имени ап. Андрея Первозванного говорить было, похоже, легче, чем об усопшем.

 

Тех, кто мог рассказать больше — например, архиепископа Таллинского и Эстонского Корнилия, однокашника Алексия II, знавшего еще его родителей, ведущий Максим Шевченко вынужден был прерывать — формат требовал дать высказаться всем по кругу. В итоге гостям пришлось по очереди формулировать ответы на вопросы, в чем историческая роль усопшего и «какой завет он нам оставил». Можно было, наверное, пригласить меньше людей и отвести каждому больше времени, но за большой стол в студии большого канала стремились, конечно, усадить больше именитых гостей.

Естественнее всех, как всегда бывает на поминках, держались женщины — им вообще свойственно обращать внимание не на общественное значение и исторический масштаб, а собственно на человека. Наталья Солженицына просто пожалела Патриарха за невозможность принадлежать себе и собой располагать. Актриса Екатерина Васильева сбивчиво сказала, что очень его любила, что он был добрый.

Хотя самое тонкое замечание общественно-исторического свойства тоже сделала женщина — историк Ольга Васильева, подчеркнув, что Патриарх Алексий, выросший в интеллигентной семье в межвоенной Эстонии, не был советским человеком в полном смысле этого слова.

И мне вдруг стало ясно: кто бы ни стал новым Патриархом Московским и всея Руси — это будет уже в полном смысле советский человек.

Автор — руководитель Службы развития телеканала «Россия»

 

Фото: news.bbc.co.uk/.../newsid_7774000/7774391.stm