Он регулярно выезжает в различные конфликтные регионы мира, откуда пишет репортажи о жизнях и смертях тех, кто попал под колесо политических амбиций и жернова истории. О простых людях.
В разные годы работал в «Газете Выборчей», на Первом канале Польского телевидения, преподавал в Институте журналистики Варшавского университета. Один из основателей Института репортажа в Польше.
В 2015 году Войцех Тохман провёл в Минске открытую лекцию. Публикуем выдержку из неё.
Как беседовать с теми, кого пытали или кто пытал. Как и про что спрашивать
Первый важный момент – автор не должен делать из себя умника. Второй момент – он не должен брезговать фактами. И если что-то для автора является тяжёлым, он не должен показать это своему собеседнику.
Я делал книгу про геноцид в Руанде и разговаривал с теми, кто занимался этническим насилием. Они теперь в тюрьмах. Чтобы добраться до них, я преодолел долгий бюрократический путь.
Когда я разговаривал с ними, я не показывал, как отношусь к ним. Я не говорил, что они злодеи и насильники, не смотрел на них свысока и не демонстрировал презрение. Поступи я таким образом – я бы ничего от них не добился.
Чтобы получить от них ответ, мне приходилось ходить кругами. Это мой стиль работы. И в целом – я мало спрашиваю. Я, скорее, прошу: «Можете ли вы рассказать мне про то время и себя в то время? Столько, сколько вы можете, и столько, сколько захотите».
Что это мне даёт? Он или она начинает чувствовать себя хозяином ситуации и ощущать себя в безопасности.
Разговор с жертвой и злодеем
Не нужно торопить собеседников. Я в курсе специфики работы журналистов, они должны торопиться. Но здесь не тот случай.
В зависимости от того, разговариваю я с жертвой или злодеем, я поступаю так. У жертвы я никогда не спрашиваю про какие-либо детали, которые могли бы её ранить: например, сколько человек было, не спрашиваю имена и фамилии (нередко жертва и палач знакомы).
Не стоит повторно травмировать жертв. Но если этого избежать не удаётся, стараюсь максимально снизить эту опасность.
Во время разговора со злодеем я его просто слушаю. Как правило, в начале он начинает что-то придумывать. Кроме того, он рассказывает страшные вещи. На самом деле со злодеем разговаривать намного сложнее, чем с жертвой.
И даже когда разговор резко прекращается, я понимаю – у меня есть, про что написать. Я также понимаю, что мне нечего терять и уже по-другому говорю со злодеем: «Что за х…ню ты здесь рассказываешь?». И он либо втягивается в разговор со мной, либо отвечает: «Да вали отсюда!» – и всё равно продолжает со мной говорить.
Разговаривать много раз
Один из важнейших принципов моей работы – я возвращаюсь к своим собеседникам много раз. И по возможности не разговариваю с ними дольше, чем полтора-два часа. Однако эти разговоры достаточно интенсивные. Даже если слов звучит немного, речь про очень тяжёлые ситуации.
В определённый момент восприятие и с одной, и с другой стороны начинает ограничиваться. Поэтому я и стараюсь возвращаться к моим собеседникам – через три дня, через неделю, через месяц. Чем больше раз, тем лучше. И когда человек видит меня в десятый раз, то я становлюсь для него кем-то другим – не тем, кем был при первой встрече.
И вот тогда я достаю свой блокнот, расслабляюсь и чувствую себя свободно.
Как подготовиться к разговору
Разговор, как один из элементов документации, – нелёгкое дело. И к нему я всегда готовлюсь очень основательно. Конечно, иногда объективно нет времени. Но если время всё же есть и события не требуют жёсткой оперативности, я обязательно готовлюсь. Особенно, если события произошли в стране, где я не был или про которую мало что знаю.
Я ищу информацию в разных источниках: в интернете, в книгах или прошу помощи у знакомых в поиске сведений. Если времени мало, я собираю для себя хотя бы быстрое «досье». Но если время позволяет, то я конкретно углубляюсь в изучение истории страны, а также узнаю, кто у власти, сколько люди зарабатывают и как живут.
Собеседники такую подготовку ценят. Особенно от человека, который приехал из другой страны и который пришёл к ним не просто так, а знает, чем и как они живут.
Коротко о литературе факта
Литература факта – это рассказ, основанный на документальных фактах, которые остаются неприкасаемыми, которые автор должен зафиксировать и не может их изменить.
Как и в работе журналиста, если есть конфликт, мы идём ко всем участникам конфликта. Если две стороны, идём к двум. Если десять – идём к десяти и так далее. И пытаемся понять все стороны.
Литература факта рассказывает о человеческих несчастьях, показывает нам, что хоть люди и разные, но по сути мы все одинаковые, независимо от культуры, вероисповедания, финансовой ситуации.
Люди чувствуют и страдают одинаково. Мать, которая потеряла ребёнка в Германии, страдает так же, как мать, потерявшая ребёнка где-то в бедной африканской стране.
Война на Украине больше не беспокоит обычных поляков. Единственное, что беспокоит их сейчас – в безопасности ли их собственные задницы. Уже насмотрелись: в новостях регулярно какие-то люди плачут, страдают. А если поедет репортёр, сведущий в литературе факта, он сможет показать этих людей, они станут для зрителей больше, чем просто картинки, мелькающие на экранах.
Чтобы вы понимали: для меня война на Украине важна в силу моей профессии, но сейчас мы говорим о среднем поляке, который может съесть ужин после просмотра новостей.
В этом и есть цель литературы факта – показать, насколько сильно там страдают люди.
Я знаю, о чём говорю, потому что аналогично воспринимали люди и ту ситуацию, которая происходила в 1990-е в Боснии. Каждый день оттуда приходили сводки, но люди в это время спокойно заваривали себе чай. И только когда вышла книга («Ты будто камни грызла…». – Ред.), люди стали откликаться, потому что поняли, что там происходило.
