В начале нового года перед всеми телеканалами, очевидно, стоит один и тот же вопрос: «Чем будем удивлять?» Не случайно прямо встык с сериалом «Жизнь, которой не было» на «Интере» канал «1+1» запустил свою солидную премьеру - историческую телесагу «Всё началось в Харбине», поставленную по мотивам автобиографической книги «Повесть о пережитом» инженера-путейца Бориса Христенко, отца известного российского политика В. Христенко. (Режиссер - Леонид Зисов, сценарист - Эдуард Володарский, оператор - Александр Щурок, композитор - Владимир Сайко, художник - Ираида Шульц, продюсеры - Екатерина Ефанова, Александр Буравский. Производство - кинокомпания «Кобура», Россия, 2012. В ролях: Данила Козловский, Анна Чиповская, Владимир Епифанцев, Дина Корзун, Игорь Иванов, Филипп Ершов, Никита Ефремов, Ирина Розанова, Игорь Скляр, Эрнст Романов.)

Признаюсь: приступала к просмотру не без предубеждения. Неужели опять предложат очередную порцию сериальной ретроностальгии в псевдоисторических декорациях, с плохо скрытым провокационным посылом: и тогда, мол, в 1930-40-е, «люди так же жили, любили и радовались, несмотря на сталинский террор». Однако уже первая серия убедила: перед нами серьезный телепроект, а отнюдь не очередное сериальное ретромыло. Здесь сразу проявилось внимательное отношение к реальной основе художественного сюжета - биографии одной семьи и одного человека, уроженца Полтавщины Бориса Христенко, выросшего в Харбине и разделившего судьбы всех советских харбинцев в 30-х годах ХХ века. Тогда Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная еще царской империей, стала яблоком раздора между СССР, Китаем и Японией. А после окончательного захвата последней и депортации в Союз всех 150 тысяч бывших харбинцев от мала до велика они были жестоко репрессированы сталинским режимом как «китайско-японские шпионы и их пособники».

Стоит подчеркнуть: три начальные «харбинские» серии составили лучшую часть 8-серийной картины. Авторы сразу погружают нас в полную человеческого тепла и точных материальных подробностей атмосферу семьи Эйбоженко - отца, диспетчера на КВЖД, тишайшей матери, швеи-домохозяйки, и двух сыновей - одаренного скрипача, еще подростка Вовки и старшего Бориса, студента паровозного техникума, будущего машиниста и главного героя повествования. С первых сцен «Всё началось в Харбине» отличает не сериальная, а достойная серьезного кино сложность и объемность не только отношений внутри семейного дома, но и отражения жизни за его стенами. Восточный колорит довоенного Харбина (который воспроизводился на окраинах Петербурга) - не кажется по-современному условным благодаря тщательной работе художников по интерьерам и костюмам. Перед нами проходит пестрая панорама харбинцев - от эпизодических типов до ярко индивидуализированных основных действующих лиц сюжета - начальника станции Харбин Ержанова (Игорь Скляр) и его дочери Людмилы (Анна Чиповская), влюбленного в нее белоэмигранта дворянских кровей Георгия Теснина (Никита Ефремов) и присланного из Москвы для надзора над КВЖД матерого энкаведиста Валентина Крахмальникова (Владимир Епифанцев).

Все они оказываются вовлеченными в водоворот исторических событий, захватывающих и зрителя своей напряженностью: арест сотрудников КВЖД китайскими властями, их произвол в Харбине, конфликты внутри российской общины, где «красные» и «белые» продолжают враждовать, угроза японской интервенции, затрагивающая всех. Драматическое напряжение растет и в доме Эйбоженко, когда уволенный с работы отец, спасая семью от лишений, уклоняется от открытого противостояния властям и опасается возвращаться в СССР, - за что его, со всей своей двадцатилетней непримиримостью, осуждает полный юношеских иллюзий и отваги Борис. На фоне же этих эпических коллизий завязывается главный романтический узел харбинской саги - роковая встреча Бориса и Людмилы Ержановой, юной красавицы, которая также кружит голову и бывшему колчаковскому офицеру, и Теснину, и агенту Крахмальникову, в руках которого оказываются затем судьбы их всех.

Знак художественного качества, так явно выделяющий «Все началось в Харбине» на телесериальном фоне, объяснился очень просто. Во-первых, отличная сценарная основа, работа-завещание недавно умершего выдающегося сценариста Эдуарда Володарского, безупречная на этот, к сожалению, последний раз - в отличие от вызвавшего споры его сценария о Достоевском. И второе, но, пожалуй, главное - это не по-российски твердая режиссерская рука. Всё повествование отличает четкость ритма, благодаря лаконизму и быстрому чередованию частных и эпических сцен, общих и крупных планов; на редкость проникновенно снятые лирические диалоги Бориса и Людмилы, ее утонченные портретные ракурсы девушки-вамп, из-за которой неспроста сходит с ума чуть ли не всё мужское население Харбина. И, наконец, не по сериальному, а по киношаблону и не самого последнего сорта, срежиссированы остродраматические эпизоды: например, когда старшего Эйбоженко избивают конкуренты-таксисты, а параллельно его юный сын Вовка блестяще исполняет экзаменационную сонату на скрипке; или сцены морального слома Теснина под давлением Крахмальникова и эпизоды его дружбы-вражды с Борисом, с которым они становятся приятелями по несчастью после решения Люды бежать в США с колчаковцем.

Все эти достоинства постановки, как и по-голливудски выверенное столкновение человеческих характеров, соотношение в них светлых и темных сторон, их взаимодействие через взгляды, слова и поступки, объяснились опять очень просто. Режиссер-постановщик «Всё началось в Харбине», в титрах Леонид Зисов - на поверку оказался Лео Зисманом, который долгие годы проработал в Голливуде актером и помощником режиссера (например, «Ангелов Чарли»), а в России продюсировал, в частности, такой серьезный телепроект, как сериал «Ленинград». Затронутая в нём антитоталитарная тема, в первой самостоятельной режиссерской работе Зисова «Всё начиналось в Харбине» зазвучала в полную силу. Несмотря на массу разнокалиберных ретросаг, кажется, уже поставленных на поток (с обязательным муляжом Сталина, смотрящим хронику и изрекающим директивы сквозь трубку в зубах), для российского телерынка серьезный подход к теме большого террора - редкость. Заслуживающие в этом смысле доверия и уважения проекты можно сосчитать по пальцам («Московская сага», «Дети Арбата», сериал по Солженицыну и недавно снятая «Жизнь и судьба») - и телефильм Леонида Зисова, безусловно, из их числа. Что стоит за подобным дефицитом экранного (и не только теле-) отражения правды эпохи? Только ли нежелание телемастеров потерять рейтинг, травмируя зрителя тяжелой темой? Вряд ли. Главное - нежелание и боязнь российского общества, даже лучшей его части - от массового зрителя до культурной элиты - до конца осознать истоки и последствия национальной трагедии под названием тоталитаризм.

Серьезность замысла Зисова заключается в первую очередь в том, что тема тоталитарного насилия над отдельной человеческой судьбой и душой остается стержнем 8-серийной постановки, особенно ее первой части, где семейная и лирическая линии, переплетаясь, не замещают, а дополняют главную. Не случайно самой драматичной становится серединная 4-я серия «Всё начиналось в Харбине», когда после возвращения в СССР в 1937 году и мнимого налаживания жизни всех членов семьи Эйбоженко, как и тысячи других харбинцев, арестовывают без суда и следствия, разлучая навсегда родителей и детей. С редкой достоверностью здесь отражен механизм энкаведистской охоты: когда сначала ломают отца-Эйбоженко, заставляя под угрозой ареста семьи подписать донос на себя и бывших сотрудников КВЖД, затем пытками доводят до психического срыва юного и ранимого Вовку. И, наконец, заставляют Бориса, после его тщетных усилий понять абсурдность происходящего и спасти себя и близких, практически самому присоединиться к ним в тюрьме. Подчеркнем: на экране здесь поражают не только сцены физического и морального насилия, но прежде всего подлинность человеческих эмоций и ощущений - ошеломленность, ужас и надлом, переживаемые нормальными, не отравленными идеологическим ядом людьми, в столкновении с неумолимой машиной террора.

Помимо изумительных Дины Корзун в роли матери семейства и питерского мастера Игоря Иванова в роли Эйбоженко-старшего, наиболее подробно и ярко все эти чувства отыгрывает на экране исполнитель центральной роли Бориса - Данила Козловский. Восходящая звезда российского кино (его роли в заметных кинопроектах прошедшего года «Шпион» и «Духless» собрали кучу номинаций и одного «Золотого орла»), Козловский именно в телефильме Зисова проходит проверку настоящей драматической ролью. И в целом подтверждает, что он - не однодневка и не пустышка, а достойный воспитанник питерской школы, ее сегодняшнего режиссера №1 Льва Додина, в Театре Европы которого Данила Козловский играет Шиллера и Шекспира. И если в ролях разведчика Дорина из китчевого боевика «Шпион» и молодого офисного волка в киноманифесте поколения-next «Духless» он демонстрировал прежде всего редкую нынче мужественную харизму, быстроту и точность актерских реакций, то в роли Бориса молодой актер проявляет настоящую внутреннюю содержательность. Без нее не получилось бы сложной экранной судьбы героя, прошедшего от 18 до 45 лет через трагические испытания и не сломавшегося духовно.

К сожалению, в последних трех сериях «Всё началось в Харбине» утрачивает свой эпический размах и, не теряя общей достоверности, постепенно превращается в психологическую, а под конец - романтическую драму. Есть такой самый популярный жанр во всём мировом искусстве от Библии до наших дней под названием «Судьба настоящего человека» - несправедливо присвоенный в свое время тем же социалистическим реализмом в 30-50-х годах прошлого века. После пяти лет лесоповала, Борис в 1942-м получает мнимое освобождение и надежду попасть на фронт, встречается на поселении с Людой, которая вместо США тоже угодила в лагеря, а затем его снова сажают еще на пять лет. Так перед исполнителем главной роли встает еще более сложная задача - дважды отыграть разные эмоции при выходе человека на свободу и мгновенной ее потере. Козловский убедителен и здесь, как и в по-настоящему трогательных сценах встреч-разлук с любимой, которая, не надеясь его увидеть живым, снова связывает свою судьбу с другим.

Почему автор «Всё началось в Харбине» в последней части телефильма отказался от эпического объема повествования - загадка (возможно, причина известна продюсерам-маркетологам проекта). Так, даже гибель в лагерях отца и матери Эйбоженко происходит как бы заочно, за кадром. Возвращение Бориса после десятилетнего заключения в Ленинград, его встреча с Вовкой, оказавшимся в психушке по воле родной тетки, захватившей квартиру Эйбоженко после их ареста, - сняты без того «насыщенного раствора» истории, который отличал харбинские серии. Достоверность эпохи тут проявляется уже исключительно через чувства и состояния главного героя, который, переживая потерю семьи, дома, своей профессии и любви, всё же начинает с начала - такова сила его жизнелюбия и души.

А теперь - о самом досадном проколе в целом талантливого телефильма «Всё началось в Харбине». Это линия и образ агента НКВД Валентина Крахмальникова - злейшего врага Бориса Эйбоженко и преследователя его семьи, безжалостного садиста, который, положив глаз на Люду Ержанову и не получив ее, отправляет девушку в тюрьму. С первых сцен весь телефильм построен как вспышки воспоминаний 45-летнего Бориса во время операции, который с приступом язвы попадает на больничную койку под нож хирурга. И держит этот нож не кто иной, как Крахмальников, который, как оказалось, будучи в молодости студентом-медиком и эсером, сначала превращается в ярого энкаведиста, чтобы выжить, а потом, скрываясь от ареста во время партийной чистки, - опять в обыкновенного гражданского врача.

К сожалению, это стало уже набившей оскомину традицией - изображать в фильмах о сталинской эпохе сложную фигуру энкаведиста, эдакого «плачущего палача», который после бесконечных злодеяний вдруг начинает раскаиваться в содеянном (один из последних примеров - сериал «Анна Герман» компании Star Media). Не избежал этого и Леонид Зисов в своем телефильме: показанный в первой части сильно и глубоко Крахмальников, к концу фильма, когда он сначала пытается прирезать Бориса во время операции, а потом кончает с собой, оставив ему, своему бывшему врагу, покаянное письмо и ключ от сейфа с валютой, - становится главной если не неудачей, то проблемой фильма. Сведение его многоуровневого сюжета к любовно-романтическому треугольнику Борис - Люда - Крахмальников - неудержимо сближает харбинскую историю с давним романтическим шедевром советской литературы «Два капитана» В. Каверина, дважды удачно экранизированным, кстати. Особенно в финальных эпизодах, когда так похожий на каверинского героя летчика Саню Григорьева, постаревший и мужественный Борис обнимает наконец свою Люду на фоне волн Ладожского озера. Каверин, мастер еще дореволюционной школы, один из «серапионовых братьев», блестящий стилист и психолог, умудрился создать романтическую сагу для юношества, избежав каким-то чудом жестоких реалий сталинской эпохи, но не погрешив против правды человеческих чувств и отношений. И ему хватило вкуса не изобразить в конце раскаявшегося злодея Ромашова, а вот автору «Всё началось в Харбине» Леониду Зисову - нет. А жаль, потому что его в целом удачный фильм, еще и очень своевременен: сегодня как никогда нам необходимо помнить и понимать, что такое тоталитарные «сумерки разума», когда зло берет верх во власти и в душах людей, а затем руками одних уничтожает других, отметая закон божеский и человеческий.

P.S. Хочется подчеркнуть: данный текст не претендует на анализ мемуарно-исторической достоверности сериала «Всё началось в Харбине», а только лишь его качеств как художественного телефильма. Тем более что мне не удалось найти в интернете сам текст книги Бориса Христенко «Повесть о пережитом». Есть только небольшая цитата из рецензии на его книгу, проливающая свет на дальнейшую судьбу прототипа Бориса Эйбоженко, а также на то, что такое тоталитаризм уже не в лагерном, а в гражданском варианте: «... После освобождения, вплоть до 1958 года, была "свобода хуже неволи". Города: Горький, Темиртау, Караганда, Зуевка (Донбасс), Троицк, Челябинск - стали производственными этапами инженера-самородка Бориса Христенко. Практически любое производство (разбитое, расхлябанное) он превращал в образцово-показательное. Но завистники и стукачи-кадровики всё равно мешали жить. Не зря на малых предприятиях обходились отделами кадров, на больших - создавали первые отделы: "Не знал, - пишет Борис Христенко, - что еще много лет меня будут преследовать на всех предприятиях, куда бы я ни поступил. Десять лет в лагере я вспоминал, как счастливую жизнь, где все было определено и настроено. Колючая проволока, лай овчарок, дикость каждого, кто был при погонах, и готовая пайка хлеба с утра тебе гарантированы. А больше никаких забот. Какой это лагерь? Это - свобода. А неопределенность твоего положения, унижение, несправедливость, ежедневная забота о хлебе, о семье, о ребенке! Какая это свобода? Это - каторга. После лагеря мне досталось еще десять лет каторги. Вот такая жизнь. С восемнадцати до двадцати восьми лет - тюрьма, лагерь, судилище и "высшая мера", а с двадцати восьми до тридцати восьми - значительно более жестокая, морально и психологически, каторга... Первый раз я вздохнул полной грудью в 1958 году, когда получил справку о реабилитации..."».