Когда уходит жена...
Что же такое любовь в браке - благостное единение двух совершенно одинаковых существ или скорее партнерство людей уравновешенных и беспристрастных? А если нет, если они разные, тогда это ноша и труд, нежность и боль, протянутые сквозь годы со слезами, с кровью... И лучше всего об этом может рассказать женщина, как и о том, почему любовь в браке умирает. Как рассказала в своей первой картине «Жена ушла» на исходе 70-х Динара Асанова - еще один яркий представитель питерской режиссерской когорты, наряду не только с Авербахом и Германом, но и Инессой Селезневой, и Тофиком Шахвердиевым, снявшими такие тонкие ленты о любви, как «Дневной поезд» (1974) и «Двое в новом доме» (1978).
По сравнению с московской киностилистикой - эмоционально-взрывной, бьющей на цвет и эффект, - питерская режиссерская школа под влиянием феноменальной местной документалистики состоялась как совсем иная - нарочито сдержанная, погруженная в обыденность, раскрывающая всю ее сложность без прикрас и скидок на зрительское восприятие. И фильм «Жена ушла» Асановой - похожий на выгоревшее от времени и без того нечеткое любительское фото эпохи «позднего застоя» - лучший тому пример. Поразительно и то, что в нем еще одна актриса первого ряда в совкино уникальная Елена Соловей - женщина-мечта, с неземными переливами в голосе, созданная для ролей утонченных аристократок, - сыграла как бы универсальный код совковой женской судьбы.
Прологом этой истории становится дотошно снятый почти в режиме реального времени обычный вечер в обычной семье. Сначала мы видим серое от усталости, будто высеченное из жесткого камня лицо мужчины, поднимающегося в клетке лифта домой, после рабочего дня (один из самых востребованных мужественных типажей совкино Валерий Приемыхов навсегда останется любимым асановским исполнителем). Его встречает с ужином жена - в переднике, с кастрюлями и вязаньем, и сын, худенький очкастый вундеркинд. В смазанном расфокусированном свете сумерек начинается когда-то знакомая многим борьба за телевизор, равнодушная усталость отца выливается злобным раздражением на сына, женщина мирит и разводит по комнатам обоих. Потом зажигает свечи, пытается обратить внимание мужа на свою прическу, рассказывает о своей новой работе, потом о той любви к нему, которая сильнее даже материнской - но все напрасно. После пятиминутных привычных ласк, он просто засыпает, она молча плачет у окна в ночи, а наутро - исчезает бесследно и без слов.
Дальше мы наблюдаем почти истерику взрослого сильного мужчины, который растерявшись больше, чем двенадцатилетний сын, мечется по квартире и лестничной клетке. Затем на работе - он, прораб на крупном строительстве, нагрубив начальству и подчиненным, затихает, только укрывшись от всех в подвале, в ожидании ее звонка, терзаемый единственной мыслью: «Что было не так, хоть убей - не помню?!» И начинается мучительная хроника этих суток, прерываемых эпизодами-воспоминаниями героя из их совместной прошлой жизни, через которые мы вместе с ним пытаемся понять: почему же, в общем-то, любимая - как казалось Саше - жена Вера ушла от него так внезапно и бесповоротно.
Первый - эпизод пикника на природе, вместе с другом семьи, застенчивым и давно влюбленным в Веру Степой (филигранная работа недооцененного «вечного Шурика» Александра Демьяненко): в припадке беспричинной ревности герой Приемыхова бьет жену по лицу, и она снова плачет, отвернувшись к автобусному окну. Затем - посиделки дома, с тем же Степой, когда разомлевший от стола, водки и благодушия Саша походя унижает жену словами: «Вера не подарок, готовить совсем не умеет», «забирай, приплачу»... И, оставшись наедине с мужем, она впервые - еще сквозь объятья и снова слезы - крикнет: «Ненавижу тебя!». Дальше - эпизод его измены - ненужной и, в общем-то, случайной, после банкета на работе - с «боевой подругой», безответно в него влюбленной, единственной, кому он потом расскажет об уходе жены. И его утренняя ложь дома, с жадным поглощением мяса под пиво, в сопровождение упреков сына и опять - ее, Вериных молчаливых слез. Наконец, в обратном порядке: их первая, еще в студенческую пору близость, когда она как бы приносит себя в дар и оба ощущают ту любовь, что соединяет людей навсегда, просто «по запаху».
А по контрасту - вечер последнего, мучительно длинного дня, встреча у подруги в доме, несостоявшееся примирение. Поначалу он просит прощенья «за все» (так посоветовали), а потом, не выдержав непривычно зависимой позиции, набрасывается на жену, словно раненый зверь: «Я работал, а ты меня учила красиво, по Чехову жить», «Кому нужна - уже почти седая», «Плохая мать», «Сама приползешь просить прощения». Но - и в этом тайна всех изнеженных, но внутренне несгибаемых неземных героинь Соловей - ее бледная, почти некрасивая от боли Вера на этот раз останется непреклонной: «Пока любила - тащила все на себе, больше - нет сил».
В самом финале вроде бы неровный и переусложненный по форме, слишком подробный фильм Асановой, снятый как бы в нарочитой изобразительно «серой» манере, поднимается до подлинного откровения. Снова сгущаются питерские сумерки и кажется, что они не отступят уже никогда, и от них становятся еще более тесными квартиры и улицы, скукоживаются человеческие лица и души. Мы видим уже одинокий ужин отца и сына. Страдая, может быть, больше, мальчишка оказывается сильнее и утешает плачущего мужчину, который так и не вырос из подросткового нарциссического эгоизма, и лишь потеряв, осознает: «У нас, брат, знаешь какая мама...»