Две очень хороших книги, множество фильмов – хороших и разных – и тысячи поломанных и загубленных жизней – таков был итог одной из самых масштабных спецопераций ОГПУ, проведенной в 1922 – 1927 гг.

 

Опыт этот совсем небесполезен для нас и сейчас. Сейчас, когда подавляющее большинство медийных «сенсаций» оказываются на поверку более-менее затейливыми провокациями. И даже если иногда это не примитивное враньё, то практически всегда – попытка манипулировать общественным мнением и/или различными группами наших – прости, Господи – «элит». И, как всегда, в играх провокаторов участвуют представители одних и тех же групп:

 

- те, которые воображают, что они и есть хозяева и режиссеры «проектов»;

- и те, которые искренне «ведутся» и наивно верят в предложенные правила игры;

- и те, которые оказываются втянутыми в игру вопреки своему желанию и помимо своей воли;

- и те, которые считают себя прагматиками и надеются использовать игры «режиссеров» в своих целях;

- и даже те, которым это иногда действительно удается. Хотя, чаще всего, это совсем другие участники игры.

 

Не те «прагматики». Когда очередной «проект» лопается, обычно от него не остается ничего. Как от мыльного пузыря. Но иногда остаются документы. А совсем редко – остается хорошая литература.

 

Давно известно о литературной связи между культовым советским романом «12 стульев» и изданной в эмиграции книгой Василия Шульгина (на фото) «Три столицы» – в которой известный реакционный политик дореволюционной России описывал свою тайную поездку в СССР в 1925 – 26 гг. В частности, неудачная попытка Кисы Воробьянинова изменить внешность, перекрасив волосы в «радикальный черный цвет» контрабандным «Титаником», явно восходит к аналогичному эпизоду из «Трех столиц».

 

«12 стульев» вообще густо нашпигован самыми разнообразными политическими и литературными аллюзиями, однако отсылка к книге Шульгина выглядит странно. И не только в литературоведческом аспекте. Действительно – прилично ли пародировать сюжет, и без того написанный Шульгиным весьма самоиронично и почти так же смешно, как у Ильфа с Петровым? Во-вторых, зачем украшать роман пародией на текст, для советских читателей практически неизвестный? Ведь и речи быть не могло об издании «Трех столиц» в СССР. Поскольку это книга не просто резко антисоветская и антикоммунистическая, но антисоветская и антикоммунистическая очень обоснованно и вдумчиво.

 

Более того – ярый монархист и «погромщик» (по оценкам советской печати того времени) Шульгин в своих оценках России эпохи нэпа парадоксальнейшим образом совпадал с оппозиционным Троцким, «навязавшим партии очередную дискуссию». Разница была лишь в знаке оценок. Троцкий и его сторонники критиковали властный тандем Сталина и Бухарина за «предательство Революции», а Шульгин, наоборот, отмечал, что Россия начинает возвращаться к нормальной жизни: «Все как раньше [до революции], только хуже» – основное впечатление Шульгина.

 

Поэтому, в-третьих, резонный вопрос: уместно ли вообще было советским писателям Ильфу и Петрову выказывать – пусть даже в пародийно-ироническом аспекте – знакомство с этим подрывным пасквилем? Тем более что из тех немногих в границах СССР читателей, которые могли бы понять и оценить изящную литературную перекличку, – почти все по долгу службы как раз отвечали за беспощадное пресечение крамолы.

 

Но «12 стульев» стремительно и на первых порах со сравнительно небольшими потерями прошел цензурные и идеологические препоны. Роман не только писался невероятно быстро – с сентября 1927 года по январь 1928-го, но и печатался практически «с колес»: издание первой журнальной редакции началась в том же январе.

 

Надо сказать, что на некоторые вопросы – в частности, относительно стремительности и цензурного благоприятствования, ответили М. П. Одесский и Д. М. Фельдман – авторы предисловия к переизданию «12 стульев» в 1997 году. Исследователи встроили сатиру Ильфа и Петрова в общий контекст борьбы руководства ВКП(б) как раз против «троцкистско-зиновьевской» оппозиции. Чтобы понять больше, следует вернуться к Василию Витальевичу Шульгину.

 

Основная причина в высшей степени опасной для белогвардейского идеолога поездки по «трем столицам» была глубоко личной: Шульгин пытался найти и вывезти из России своего сына, который пропал в суматохе последних дней эвакуации из Крыма Врангелевских войск. А вот обеспечивала поездку Шульгина организация очень даже политическая: т. н. Монархическое объединение Центральной России (МОЦР) – пресловутый «Трест».

 

Благодаря приключенческим романам и многосерийным фильмам сейчас широко известно, что «Трест» был создан при самом активном содействии ОГПУ. Иначе говоря, был структурой липовой и провокаторской.

 

В советском кинематографе целью «Треста» называется снижение террористической активности окопавшихся за границей белогвардейских групп и покровительствовавших им зарубежных разведок. Были и другие задачи. Не стоит забывать, что в Гражданской войне на стороне большевиков участвовало около 50 тысяч офицеров царской армии. В том числе полторы тысячи офицеров и генералов Генштаба. Очень многие из них служили отнюдь не добровольно, и в их лояльности у новой власти никакой уверенности не было и быть не могло. Аналогично обстояло и с десятками тысяч «старорежимных» гражданских «спецов».

 

Для контроля и выявления активно нелояльных и был создан МОЦР, признанный в середине 20-х годов «центральной разработкой» ОГПУ. Однако после ряда загадочных провалов, после того, как в рамках «Операции “Трест”» были захвачены и уничтожены такие столпы антикоммунистического террора, как Савинков и Рейли, в эмигрантских центрах возникли серьезные подозрения. Руководители «Треста», свободно пересекавшие европейские границы, заверяли эмигрантов в своей преданности делу свержения большевиков и призывали любого желающего провести инспекцию и лично убедиться в том, что их организация – самая что ни на есть всамделишная и боевитая. Но после Савинкова и Рейли желающих не находилось.

 

Тогда обратились к Шульгину и предложили ему помощь в поисках сына. И, несмотря на предупреждения соратников и уговоры самого Врангеля, Василий Витальевич согласился поехать в СССР. Через много лет, в 1944 году его, давно уже отошедшего от политики, нашли в Югославии, арестовали, перевезли в СССР, судили за многолетнюю антисоветскую деятельность и приговорили к 25 годам. Причем «мягкость» приговора объяснялась давностью совершенных преступлений.

 

Почему же ему позволили проехать по стране и благополучно покинуть ее пределы как раз в разгар этой самой «антисоветской деятельности»?

 

ОГПУ был нужен авторитетный свидетель, который развеял бы подозрения в эмигрантских кругах. Нужно было, чтобы именно такой человек, как Шульгин, подтвердил, что да, МОЦР – серьезная и влиятельная антиправительственная организация. И что Советская Россия возрождается после ужасов «военного коммунизма», и всё возвращается на круги своя. И что в недалеком будущем власть сама упадет в руки монархистов – как это происходило и после Английской революции, и после Великой французской революции. И что поэтому нельзя террором провоцировать большевиков на эксцессы, тем самым лишь отсрочивая их падение.

 

ОГПУ нужна была книга Шульгина. Именно с этим предложением к нему и обратился руководитель «Треста», бывший действительный статский советник агент ОГПУ Якушев. Шульгин категорически отказался – опасаясь, что такая книга выдаст большевикам монархическое подполье. Якушев настаивал. Говорил, что убедить эмиграцию сможет только он, Василий Шульгин – депутат 2-й, 3-ей и 4-й Государственных Дум, соратник Столыпина, идеолог правых, лично принимавший отречение из рук последнего царя. И при этом – блистательный публицист, сын основателя «Киевлянина», а впоследствии – многолетний редактор этой чуть ли не единственной «региональной» газеты, имевшей всероссийский авторитет. Уже в эмиграции Шульгин опубликовал ряд книг, в том числе «Дни» – о революции и падении монархии, и «1920» – о Гражданской войне и разгроме белого движения. Книги очень личностные и вместе с тем исполненные авторского стремления понять и объяснить разворачивающиеся сложные процессы.

 

– Нам нужна такая же талантливая книга, – уговаривал Якушев. – Мы все поклонники вашего литературного дара.

 

Шульгин в конце концов согласился, поставив непременным условием, чтобы прежде, чем он отдаст рукопись в печать, ее тщательно вычитали в «Тресте» – на предмет того, не выдаст ли он случайно подпольщиков-монархистов. (В книге в поисках сына автору помогают «контрабандисты».)

 

Казалось бы, ситуация просто идеальная! Великолепный публицист не просто согласился работать под диктовку ОГПУ, но сам настаивает на тщательнейшей цензуре! Но все получилось совсем не так.

 

Прежде всего, вернувшись из России, Шульгин так и не смог убедить Врангеля поверить во «всамделишность» МОЦР – на что очень рассчитывали чекисты. А с книгой вышел и вовсе страшный конфуз. То есть, с формальной точки зрения все было именно так, как договаривались. Шульгин написал замечательную книгу и передал рукопись для сверки в СССР. Но как Якушеву было объяснить непонятливому писателю, что меньше всего их тревожит «засветка» перед ОГПУ. Трестовцы настоятельно просили: «поменьше идеологии!». Но сколько-нибудь вразумительно объяснить эту свою просьбу не имели никакой возможности. Не могли же они сказать прямо: «Василий Витальевич! Вы вот написали, что Россия живет и возрождается – и славно, и хватит. А развернутые инвективы большевизму, как таковому и, тем более, злобные выпады по адресу Ленина – это все лишнее, это уберите!». Ничего такого сказать Шульгину не могли, и в апреле 1927 года в Берлине были опубликованы «Три столицы» – книга талантливая, очень острая, полная ярких и точных наблюдений за «советской действительностью» в Москве, Ленинграде и родном для Шульгина Киеве.

 

А уже в том же апреле начала сыпаться весь карточный замок «Треста». У одних сдали нервы, у других не вовремя родились «трудно алгоритмизируемые» чувства. И тогда же как известный провокатор ОГПУ был опознан Оскар Оттович Опперпут (он же Стауниц, он же Касаткин, он же Упелинц и т. д.) – внедренный в МОЦР в качестве «человека №2». Распад организации пошел лавинообразно. Оставалось (и до сих пор остается) еще множество неясностей. Но уже летом ОГПУ поставило крест на своей спецоперации.

 

Основные активисты «Треста» были уничтожены при достаточно темных обстоятельствах. По всей «совдепии» множились слухи о том, что большевикам скоро конец, что есть-де мощная подпольная сила, которая придет и сметет всю эту заразу. ОГПУ даже была вынуждена дважды (5 и 6 июля) публиковать в «Правде» обширные материалы о разгроме белогвардейского подполья.

 

«Центральная разработка» лопалась с треском. И ко всем этим неприятностям добавлялось то, что в «сухом остатке» была книга Шульгина – ставшая для «высших целей» совершенно бесполезной, но при этом всё так же острая и злобная. И на которой можно было бы, как едко констатировал сам Василий Витальевич, с полным правом ставить гриф: «К печати одобрено ОГПУ». И это – на пике борьбы с троцкистами, которые, критикуя ЦК за нэп, могли констатировать: вашу деятельность, товарищи, целиком и полностью одобряет даже злобный контрреволюционер Шульгин!

 

Ситуация сложилась нелепая и угрожающая. Как раз такая, когда, как говорится, «надо что-то делать».

 

Идея «12 стульев» принадлежит Валентину Катаеву – которому, как общеизвестно, и посвящен этот замечательный роман. Свою версию того, как у него зародилась «идея» и как авторами, в конечном счете, стали друг Катаева Илья Ильф и его же родной брат Евгений Петров, сам Валентин Петрович изложил в своем лучшем и самом известном произведении «Алмазный мой венец».

 

«… Мое воображение кипело и я решительно не знал, куда девать сюжеты, ежеминутно приходившие мне в голову. Среди них появился сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура. Сюжет не бог весь какой, так как в литературе уже имелось ‘Шесть Наполеонов’ Конан Дойля, а также уморительно смешная повесть молодого, рано умершего советского писателя петроградца Льва Лунца, написавшего о том, как некое буржуазное семейство бежит от советской власти за границу, спрятав свои бриллианты в платяную щетку… Ну и еще кое что в этом роде я слышал в ту пору».

 

«Кое-что в этом роде» – это интересно.

 

Катаев отмечает, что «все без исключения его [романа “12 стульев”] персонажи написаны с натуры». Он очень подробно рассказывает об одесском чекисте, послужившем прообразом Остапа Бендера. Но ни слова об Ипполите Матвеевиче Воробьянинове, с которого всё и начиналось. И еще. Если кому-то и впрямь стало ясно, что «надо что-то делать» – то с этой мыслью очень естественно было обратиться именно к Катаеву.

 

Во-первых, потому что он был талантливый и уже тогда известный писатель. Во-вторых, Катаев был хорошо известен Владимиру Нарбуту, выведенному в «Алмазном венце» как «колченогий». Бывшего акмеиста Нарбута, который в годы Гражданской войны служил начальником ЮгРОСТа, а в середине 20-х годов был крупным партийным деятелем, – именно его исследователи называют одним из «толкачей», содействовавших появлению и быстрой публикации романа «12 стульев». Наконец, в-третьих, незадолго перед тем Катаев выступил как раз в требовавшемся жанре, опубликовав в 1924 году роман «Остров Эрендорф».

 

«Остров Эрендорф» – пародия на всю «лево-коммунистическую» утопическую научную и псевдонаучную фантастику, и, прежде всего, на «Трест Д.Е.» Эренбурга. Для нашего рассказа важен образ Эрендорфа – представляющий собой нечто среднее между очаровательной малоузнаваемой карикатурой на Эренбурга и политическим доносом на него же.

 

Забегая немного вперед, отметим, что именно в похожем ключе были выполнены первоначальные V и VI главы «12 стульев». Там совершенно не смешно и очень нудно повествуется о дореволюционной жизни Воробьянинова. Бывший предводитель уездного дворянства предстает моральным уродом, воплощенным пустоцветом «старого режима». По счастью для читателей, обе эти главы не вошли ни в одну из редакций романа.

 

Работа над собственной «идеей» не представлялась Катаеву особо интересной и, подрядив для ее исполнения двух «литературных негров» – своего друга и своего же брата, «мэтр» Катаев укатил в Батум писать для МХАТа водевиль «Квадратура круга». Оставив своим «крепостным довольно подробный план будущего романа».

 

Вернувшись, он обнаружил новый персонаж – великолепного Остапа, а также многое другое, не входившее в первоначальный «план». И отказался от своей «части» авторства в пользу «негров».

 

Появление нового героя привело к перекройке всего плана и, в конечном счете, Ильф и Петров отказались от прямой полемики с Шульгиным и его книгой – если, конечно, несмешной и сильно растянутый на две главы пасквиль заслуживает наименования «полемики». Однако рудименты «первотолчка» сохранились – и не только перекрашивание волос, но и знаменитое: «Месье, же не манж па сис жур. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы». (Шульгин был депутатом целых трех Дум.)

 

Сохранился и базовый замысел всей конструкции романа. Вот она, волшебная сила искусства: уже не встревоженный отец с риском для жизни ищет по всей «совдепии» больного сына, но никчемный прожигатель жизни из «бывших» мотается по Советской России в поисках тещиных сокровищ. И, разумеется, не влиятельнейший идеолог крайне правого крыла белой эмиграции инспектирует глубоко законспирированную и широко разветвленную антисоветскую организацию, проникшую в самые верха советской номенклатуры, – но всего лишь парочка аферистов на скорую руку «разводит лохов», организуя смехотворный «Союз меча и орала».

 

Сквозная сюжетная линия «Анти-‘Треста’» последовательно проведена через весь роман. Какие заговоры, какая там «тайная организация» – если «мече-оральцы» сначала перегрызлись между собой, не поделив должности в ожидании грядущего переворота, а потом все до единого побежали сдаваться в ЧК! Вот, кстати, знаменитое: «…За нами следили уже два месяца, и, вероятно, завтра на конспиративной квартире нас будет ждать засада. Придется отстреливаться… Я дам вам парабеллум…».

 

Комментируя эту хрестоматийную репризу, исследователи отмечают: «Бендер для очередной мошеннической операции умело использует материалы центральной периодики, непременно знакомые жертвам хотя бы понаслышке: к примеру, 5 июля 1927 года "Правда" опубликовала официальное сообщение о деятельности белоэмигрантских террористических организаций, подписанное председателем ОГПУ, а 6 июля – интервью с зампредседателя ОПТУ, рассказавшим о засадах на диверсантов, группами и поодиночке с боями прорывавшихся к границе, погибавших в перестрелках и т. п.». Это как раз те упоминавшиеся уже публикации в «Правде», которыми ОГПУ подводила черту под операцией «Трест», сворачивая свою «центральную разработку».

 

Две очень хороших книги, множество фильмов – хороших и разных – и тысячи поломанных и загубленных жизней – таков итог грандиозной игры под названием «операция Трест»… В наших условиях, когда виртуальность политического пространства неразделимо смешалась с реальной политикой и просто с жизнью…

 

…и когда подавляющее большинство медийных «сенсаций» носит откровенно манипулятивный характер…

 

… – может это и к лучшему?

 

От современных провокаций останется гораздо меньше. Но и расплачиваться за них не приходится такой ценой. Пока не приходилось.