Книгу могут прочесть единицы, к тому же, пишется и печатается она долго, а массовое сознание любит "горячие пирожки", которые рассказывают о том, что происходит сейчас. А дальше вброшенное пропагандистское сообщение разойдется в других жанрах. Как говорилось в советской пословице "Сегодня в газете, завтра - в куплете"... Человек никогда не должен оставаться наедине с собой.

Причем пропаганда - это скорее информация серой зоны, которую не так легко признать неправдой. Это определенная "смесь" правды и неправды, преувеличений и преуменьшений. Часто пропагандистское сообщение направлено не на то, чтобы сообщить что-то, а на то, чтобы разрушить веру массового сознания в правдивость той или иной информации. То есть функционально пропаганда может оказаться всем.

Пропаганда - это разговор с массовым сознанием, книга стремится "завязать дружбу" с индивидуальным сознанием. Пропаганда стремится понравиться всем, книга ориентирована только на своего потенциального читателя. Книга - ум на, пропаганда - доступна.

Успешность пропаганды покоится на том, что она использует механизмы, апробированные веками. Часто это борьба между доминирующей и второстепенными интерпретациями действительности, присутствующая всегда, в результате которой версия, выгодная власти, должна победить. И это демонстрирует зависимость власти от населения, хотя власть всячески скрывает это, пытаясь занять позицию независимого судьи.

Существует множество возможных картин мира, но властная версия является наиболее, условно говоря, "сказочной", поскольку в ней власть всегда выглядит победителем. Это сказка для взрослых. Многие готовы в нее поверить, поскольку у человека с другой версией действительности могут быть неприятности. А человек старается уходить от неприятностей. Тем более каждое новое пропагандистское сообщение подтверждает и развивает то, что уже было сказано.

Облегчает распространение пропагандистской версии действительности и то, что власть не только удерживает свою интерпретацию, но и борется с теми, кто пытается посмотреть на мир не так. С советских времен все знают, что с государством лучше не спорить. Сегодня таких людей Россия выделила в особую категорию "иноагентов" со всеми вытекающими отсюда последствиями, забрав на уровне закона у них право выступать в университетах или школах. Следуя такому подходу, их мнение не имеет права быть распространенным.

Государству спокойнее, когда человек живет в мире правильных мыслей. Никто из нас не станет спорить, к примеру, с киноверсией действительности, понимая, что она ненастоящая реальность. А если еще за такие сомнения можно получить тюремный срок, то желающих принять участие в дискуссии будет не так много.

Пропаганда не просто усиливает нужное мнение, но и своей мощью легко глушит распространение всех альтернатив. Поиск альтернатив требует дополнительной работы, в сегодняшнем мире, живущем в условиях ускорения, на это могут пойти только единицы. В результате хорошее мнение тиражируется, а "плохое" - прячется в бесконечном потоке информации, которая стала приметой сегодняшнего дня.

Пропаганда становится своеобразной "таблицей умножения" для массового сознания. В этом состоит ее стремление стать информацией базового порядка. Там можно найти ответ на любой вопрос сегодняшнего дня. Если пропаганда не хочет давать ответ, то она "вбрасывает" в информационное поле десятки противоречивых версий, чтобы версия реальная не стала единственной, а лишь одно из возможных. Или такой инструмент как распространенная реакция "не все так однозначно", которая делает несущественной любую интерпретацию, когда она вдруг начнет привлекать внимание, что власть посчитает ненужным, хотя власть в принципе не любит "многоголосия". Вся ее информационная цепочка строится на "правильных" людях, которые произносят "правильные" слова.

Феномен успеха пропаганды лежит и в том, что мы погружены исключительно в сегодняшние новости. Установлено, что средняя статья получает 80 % просмотров в первые 24 часа. И получается, что бороться за остаток в 20% вообще не имеет смысла. [1 - 2]. Захватить сознание нужно здесь и сейчас.

Часто сознательно высчитывается не только то, что нужно сказать, но и что именно произведет наибольшее впечатление на аудиторию. В этом плане мы очень одинаковые, и наши чувствительные точки легко прогнозируемы. Поэтому, к примеру, есть специалисты и соответствующие лаборатории, работающие над тем, как найти нужную форму и содержание для того, чтобы событие стало медиа-событием с широким распространением [3].

Медийная составляющая может побеждать информационную. Если глупость тиражировать, она становится истиной. А у пропаганды всегда самые большие тиражи и самые популярные медиа. Именно поэтому, хотим мы этого или нет, мы всегда живем в мире пропаганды. Она по обыкновению более доступна, чем правда. А люди всегда подвержены магии слова. Они считают, что раз об этом сказали с экрана телевизора, то это правда. И главным источником поддержки власти сегодня являются постаревшие советские люди, привыкшие верить телевизору. Отсюда возникают властители современных дум соловьевы-киселевы... Когда они кричат, им верят больше...

Все это ведет к тому, что пропаганда "заставляет" информационные потоки не столько описывать действительность, как создавать ее. В этом плане она начинает функционировать как процесс конструирования действительности. Пропаганда - это конструктор правильного. Любая оппозиция в этой системе координат становится конструктором неправильного.

Враги власти должны автоматически становиться врагами населения. Соответственно, слова власти мгновенно превращаются в цитаты, поскольку являются инструкциями по правильному поведению. Поздний СССР породил максиму "хочешь жить, умей вертеться". Современному путинизму подойдет нечто вроде "хочешь жить, умей цитировать". За современную идеологию ведется жесткая борьба вплоть до признания "иноагентом" и штрафов.

А. Колесников, например, пишет об идеологизации публичной жизни, которая пришла в виде учебника в школы: "«научный путинизм» не предполагает собственно научного подхода. Авторы учебника — последователи графа Уварова, а его триада — это идеал, который «восстановил духовную связь России с собственным прошлым». (Разумеется, не обходится учебник и без плача по русскому коллективизму, соборности и общине, которая в собственно научной литературе обозначена как один из тормозов развития дореволюционной России.) «Ныне представители «русской идеи» активно противостоят идеологии и практике глобализации, теориям «золотого миллиарда» и «трансгуманизма», попыткам международных финансово-экономических элит превратить мир в свою полную собственность». Не случайно для иллюстрации дискурса «русской идеи» упоминаются, например, такие титаны, как Ганичев, Распутин, Шафаревич, Кожинов — нарратив учебника заимствован, даже если авторы этого не подозревают, из консервативной публицистики 1960-х годов, прежде всего Чалмаева, Семанова, Лобанова. Эти авторы в советские годы и мечтать не могли о том, чтобы их идеи об «американизме духа» обрели статус государственной идеологии и «единого учебника». Более полувека прошло, и Россия наконец в идейном смысле провалилась в прошлое, достигнув идеала раздела публицистики журнала «Молодая гвардия». Какой ретро-прогресс русской общественно-политической мысли..." [4].

Опираясь на термины Левады "смысловики - силовики", он пишет: "вербовка в пользу государства неопределившихся со своими взглядами, изготовление массовых представлений о происходящем в интерпретации государства, продажа и консервация выдуманных страхов и угроз — это функции «смысловиков», и они не менее важны для движения страны к единомыслию, чем прямолинейная жесткость «силовиков». Ныне «смысловики» напрямую мобилизованы в «силовики». Д. Дондурей называл телевизор силовым ведомством. И в самом деле, телевидение — это силовое ведомство, оно скручивает людям не руки, а мозги" (там же).

Сильная идеологизация приходит тогда, когда власть чувствует шаткость своей позиции, и ей требуются не только железные, но и ментальные решетки, чтобы удерживать население. Российское юридическое понятие "иноагента" объединяет эти два подхода. Она ставит преграды для коммуникаций, которые могут трактоваться как опасные для власти. Власть в принципе является главным коммуникатором, поскольку в ее руках и самые мощные источники, и самые разные, включая художественные. А они являются более долговременным продуктом, чем газета. В критические периоды художественные коммуникации "производят" героев типа Павлика Морозова, поведение которых хотят сделать образцом для остальных. Сталин сознательно отслеживал эту сферу, управляя ею. Довженко он предложил сделать фильм об украинском Чапаеве, и в результате появился фильм "Щорс". Б. Полевому он предложил не печатать газетную статью, чтобы сделать вместо нее художественный текст о подвиге Маресьева.

Все это можно признать контролем мышления, который теоретически должен появиться после контроля информационных (медиа) и виртуальных (кино и литература) потоков. Мы проходили это в прошлом в системе тоталитарной пропаганды (советской и немецкой). И они тоже замыкались на фигуру одного несменяемого лидера, ведущего массы к правильному будущему.

Интересные наблюдения над такого рода коммуникациями есть у В. Клемперера, изучавшего язык гитлеровской Германии. Вот некоторые примеры [5]:

- "сильнейшее воздействие оказывали не отдельные речи и не статьи, листовки, плакаты или знамена, такого эффекта не могли иметь средства, рассчитанные на мышление или осмысленное восприятие. Нацизм въедался в плоть и кровь масс через отдельные словечки, обороты речи, конструкции предложений, вдалбливаемые в толпу миллионными повторениями и поглощаемые ею механически и бессознательно";

- "Когда погибший на фронте или в катастрофе генерал удостаивался государственных похорон, обязательно распространялся слух, будто он попал у фюрера в опалу и был ликвидирован по его приказу. Тот факт, что подобные слухи могли возникать, убедительно свидетельствует (независимо от того, правдивы были эти слухи или нет) о том, что сверху языку Третьей империи приписывалась правдивость, а снизу от него ничего не ждали, кроме лжи";

- о говорении Гитлера: "как бы ни старался он говорить елейно или насмешливо (он очень любил чередовать обе эти интонации), — он говорил, нет, кричал, всегда с судорожным надрывом. Даже в самом сильном возбуждении можно сохранять известное достоинство и внутреннее спокойствие, уверенность в себе, чувство единства со своей аудиторией. Все это с самого начала напрочь отсутствовало у Гитлера, принципиально и исключительно делавшего ставку на риторику. Даже на вершине триумфа он проявлял неуверенность, скрывая ее криками в адрес противников и их идей. Никогда в его голосе, в ритмическом строе его фраз не чувствовалось уравновешенности, музыкальности, он постоянно и грубо подхлестывал публику и себя самого",

- интересно, что даже буква V использовалась: "Магическая буква V мстит, и месть ее необычна: V некогда была тайной формулой, по которой узнавали друг друга борцы за свободу порабощенных Нидерландов. V означало свободу (Vrijheid). Нацисты присвоили себе этот знак, перетолковали его в символ «виктории» (Victoria) и беспардонно навязывали его в Чехословакии, подавлявшейся куда страшнее, чем Голландия: этот знак наносился на их почтовые штемпели, на двери их автомобилей, их вагонных купе, чтобы всюду перед глазами у населения был хвастливый и уже давно извращенный знак победы. И вот, когда война вступила в заключительную фазу, эта буква превратилась в аббревиатуру возмездия (Vergeltung), в символ «нового оружия», которое должно было отомстить за все страдания, причиненные Германии, и положить им конец".

Наш мир создан коммуникациями. Революции начинаются с коммуникаций. Население объединяется коммуникациями. Парады и демонстрации как коммуникации создают идентичность. Чем жестче коммуникации контролируются, тем спокойнее чувствует себя власть. Война - это тоже коммуникации, только с помощью оружия.

Литература

1. Нановська В. Скільки часу "живе" стаття та що на це впливає - дослідження Chartbeat

2. Neary J. Lifespan of an article: How it’s impacted by traffic source, topic, and more

3. Heyl C. The psychology of successful media events https://mediamakersmeet.com/experiences-first-and-foremost-take-place-in-peoples-minds-the-psychology-of-events/

4. Колесников А. Если историческая память не сдается - ее уничтожают

5. В.Клемперер. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога — М., 1998