Обращаясь к классикам, с огромным удивлением иногда обнаруживаешь, что многое из того, что нас удивляет и озадачивает сегодня, уже давно обозначено, описано и глубоко охарактеризовано. Cмена экономических, социальных, культурных декораций, переход в другие политические контексты и многое другое, что отличает наш день от дня вчерашнего и дня позавчерашнего, не затрагивает некоторые важные социокультурные универсалии и природу человеческого поведения как в индивидуальном, так и в коллективном формате.

Как раз такие чувства вызывает трактат Хосе Ортеги-и-Гассета «Восстание масс», впервые опубликованный в Испании почти сто лет назад. В нем Ортега-и-Гассет показал, что бурное развитие средств массовой информации (газет, журналов, разного рода печатных изданий), демократизация общественной жизни (гипердемократия), повышение стандартов массового потребления привели к поразительному и неожиданному результату — небывалому извержению человеческих масс на поверхность истории.

Заурядные, малообразованные, не наделенные особыми моральными достоинствами люди, которые в любом обществе преобладают и которых часто называют «массами», вышли на авансцену общественной жизни и стали возводить свои примитивные и посредственные суждения в статус безусловных, не подлежащих сомнению истин. Более того, стали диктовать обществу свои экономические, политические, художественные вкусы и предпочтения. Нечто подобное, но в гораздо больших масштабах мы наблюдаем сегодня.

Социальные сети переполнены примитивными, безграмотными суждениями по вопросам, требующим хотя бы какого-то образования, какой-то профессиональной подготовки, элементарного здравого смысла. Мы видим блоги, поражающие пустотой и бессмысленностью, с содроганием читаем комментарии к ним, которые с первых же слов свидетельствуют о самонадеянной глупости их авторов. Миллионы и миллионы людей посредственных, не наделенных должным опытом и знаниями, считают себя в безусловном праве поделиться с миром своими мыслями и с огромным удовольствием это делают. В доинтернетную эпоху они держали бы их при себе, или в лучшем случае озвучивали на кухне, в гараже, парикмахерской, во дворе за игрой в домино. Сегодня же они активно обращаются к Urbi et Orbi, создают и поддерживают общими усилиями информационное пространство, наполненное поверхностными оценками, безвкусными фантазиями, агрессивными эмоциями. Массы вторглись в Интернет и стали задавать там тон. Их хор самозабвенно творит оглупляющую смысловую архитектонику и заставляет политиков, крупных чиновников, функционеров, принимающих решения, считаться с собой. Наиболее активные представители масс пробиваются на телевизионные каналы, популярные интернет-сайты и успешно позиционируют себя в качестве универсальных экспертов. Комментируют все и вся с апломбом, масштабы которого могут сравниться разве что с масштабами их некомпетентности. Встречаются подчас и настоящие специалисты, люди с большими знаниями и реальным опытом. Но им тяжело конкурировать с самопровозглашенными «экспертами», опирающимися не на аргументы и здравый смысл, а на развитые голосовые связки и полнейшую беспардонность. Эти «спикеры» масс, освоив несколько расхожих вербальных клише, как то: «черные лебеди», «идеальный шторм», «красные линии», «внешнее управление», «нарративы» и т.п., оперируют ими к месту и не к месту, создают обманчивое впечатление некоторого дискурсивного профессионализма. На самом деле всего лишь эксплицируют и артикулируют массовые вкусы и предпочтения,

Ортега-и-Гассет дал невероятно яркое критическое описание «человека-массы» или «массового человека», вдохновившее Александра Пятигорского усилить его с помощью гурджиевской концепции «обьективных идиотов», т.е. людей, не подозревающих о своем идиотизме, каковых, по его мнению, в мире от 92,5 до 99 процентов.

Конечно, это всего лишь риторический прием, предельно заостряющий суть проблемы — растущую опасность перехода судеб конкретных обществ и глобального мира под стихийный контроль масс, принципиально не способных на серьезное интеллектуальное творчество. Но главная психологическая черта «людей массы» здесь очерчена предельно четко. Каждый из них и все они вместе объективно примитивны и поверхностны, а субъективно — абсолютно уверены в своем праве судить, поучать и, главное, осуждать.

Как во времена Ортеги-и-Гассета, так и в цифровом обществе, «люди массы» необразованны, некреативны, интеллектуально несамостоятельны, непроактивны. Они не мыслят идеями, а оперируют стереотипами, которыми забито и переполнено коммуникативное пространство. Возможность стереотипно откликаться на события сегодня имеет любой, кто способен обзавестись планшетом или смартфоном. И этой возможностью активно пользуются миллионы и миллионы людей, превращающие коммуникативное пространство в свалку информационного мусора космических масштабов. Количество неизменно переходит в качество и различие между массовой и высокой культурой стирается. Все высокое нивелируется, оказывается на грани исчезновения, уходит в интеллектуальное и культурное подполье. Все массовое торжествует и доминирует.

Ортега-и-Гассет не только обратил внимание на стремительно возросшую роль масс в коммуникативном пространстве, если выражаться современным языком. Он обратил внимание на психологическую тождественность массы как целого и единиц эту массу составляющих. Он ввел для этого понятие «человек-масса» («массовый человек»), психология и умственная активность которого мало чем отличаются от общей психологии и активности массы. «Это, — говорит Ортега, — глубоко средний человек, который не только мыслит банально и знает, что он мыслит плоско и банально, но и уверен в том, что плоскость и банальность есть единственный способ мышления и поведения и что он имеет право навязать этот способ всем без исключения как высший закон, носителем которого он сам является».

Помимо того «человек-масса» априори негативно настроен ко всем проявлениям индивидуальности, инаковости, избранности, не говоря о тех или иных формах духовного аристократизма.

«Человек-масса» удовлетворен собой, но неудовлетворен условиями своего существования, независимо от того, насколько они хороши и приемлемы. «Ощущение своего несовершенства является всегда импульсом к активности у благородного человека, Самодовольный человек массы не действует, он реагирует» — отмечает Ортега-и-Гассет. И он склонен реагировать прежде всего насилием. Насилие может проявляться по-разному. Это и стихийный бунт, и проплаченные массовые беспорядки, и насилие в семье, в кругах близкого общения. Сегодня это также информационное насилие, насилие в Интернете, насилие в виде фейсбучного негодования, ненависти, оскорблений и пр. По отношению к кому? К тем, кто чем-то отличен, кто не такой, как все, кто чем-то выделяется. Кто посмел умышленно или невольно выйти за рамки стереотипного консенсуса, сказать или сделать что-то не так, как от него ожидал «массовый человек». И тогда на политика, ученого, артиста, спортсмена обрушивается шквал фейсбучной ненависти, проклятий и угроз.

«Восстание масс» или «вертикальное вторжение варварства» (Вальтер Ратенау), не зря встревожило испанского философа и социолога. Оно обернулось двумя грандиозными социальными катастрофами ХХ века — фашизмом и большевизмом. И в том, и в другом случае социальная экспансия масс достигла своего апогея, сделала насилие обыденным инструментом внешней и внутренней политики, привела в итоге к неисчислимым жертвам. Никто не знает, к каким геополитическим катастрофам в нынешнем неустойчивом, неравновесном мире может привести второе «восстание масс», набирающее силу в обществе цифровых коммуникаций. Не будем забывать социологический закон, сформулированный братьями Стругацкими в «Трудно быть богом»: «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные».

Как реагирует на «восстание масс» элита? Что с ней происходит? «Такова вечная изнанка истории, — пишет Ортега-и-Гассет, — когда масса восстает, ведущее меньшинство разбегается». Здесь следует уточнить: современная социология и политология фокусируются на двух подходах к определению элит — бюрократическом и меритократическом. Первый относит к элите тех или иных людей не по их выдающимся качествам, а по функциональной роли в общественной жизни. Элита в таком понимании — люди, занимающие командные позиции в политике, экономике, военной сфере, культуре и т.д., безотносительно к их деловым, моральным качествам, способностям и т.п. От качества этих людей, этой элиты зависит эффективность принимаемых управленческих решений, регулирование общественной системы, масштабы казнокрадства и прочее. Бюрократическая элита существует в любом обществе и ее уровень зависит от множества факторов, но прежде всего от общего уровня культуры, науки и образования, морали. А последний определяется как раз другой элитой — меритократической — людьми, которые обладают выдающимися намного превосходящими средний массовый уровень достоинствами, талантами и способностями. Именно такие люди всегда определяли прогресс, искали и находили ответы на вызовы времени, заглядывали далеко вперед и задавали в каждый исторический момент уровень интеллектуального, творческого и морального совершенства. Бюрократическая и меритократическая элиты — два практически непересекающихся множества.

«Восстание масс» не затрагивает позиций бюрократической элиты. Свято место пусто не бывает и любая управленческая позиция кем-то более или менее удачно замещается. Пусть и в низком ослабленном качестве бюрократическая элита сохраняется и даже чувствует себя тем комфортнее, чем ниже культурный и моральный уровень общества. Другое дело — элита меритократическая. «Восстание масс» делает ее лишней. «Массовые люди» считают себя едва ли не совершенными, знающими ответы на все вопросы. Они требуют простых решений, враждебны к любой избранности и исключительности. Меритократическая элита их раздражает и они всегда готовы обрушить на ее представителей свой праведный гнев. Высокая литература, сложное искусство, всякая «высоколобость» пренебрежительно отметаются. То же — с наукой. Если научные исследования не приносят сиюминутную экономическую отдачу и выгоду — для «массового человека» они бессмысленны. Злобные инвективы в адрес Национальной академии наук, находящие сочувственные реакции в высших кругах бюрократической элиты — красноречивое тому свидетельство. И без того узкий слой людей высокоодаренных, творческих, незаурядных в интеллектуальном, художественном, научном плане неумолимо вымывается из нашего общества. Вопрос — кто сегодня в Украине является нравственным авторитетом, благотворно влияет на общественную мораль, показывает образцы человеческого достоинства, к кому нужно прислушиваться и искать советов — остается без ответа. Опубликованный в июне список 100 самых влиятельных украинцев («Новое время», №23 от 24 июня 2021) в основном состоит из высокопоставленных чиновников, политиков, силовиков, крупных бизнесменов. И только в конце списка — несколько спортсменов, литераторов, поп-музыкантов. Но тщетно пытаться найти в нем людей, представляющих науку, образование, классическую культуру. В обществе торжествующих масс они становятся ненужными. И тем не менее надежда только на них. Они не разбежались (по крайней мере пока), оказались на удивление живучи и тем ярче светят в информационном сумраке, чем больше этот сумрак сгущается. Мы восхищаемся блестящими лекциями последних из интеллектуалов в Ютубе. Мы видим подвижнические усилия популяризаторов науки. Отдаем должное нонконформистским музыкантам, театральным режиссерам, художникам, немногочисленным галереям и центрам как современного искусства, так и высокой классики. Мы невероятно благодарны тем считанным интернет-ресурсам, которые отчаянно пытаются сохранить пространство профессиональной интеллектуальной аналитики.

Без сомнения, главная роль в сопротивлении доминированию масс принадлежит образованию, прежде всего университетскому. К сожалению, следует признать, постсоветская украинская высшая школа немало способствовала «восстанию масс». Она породила множество псевдоуниверситетов, ставших фабриками производства массовых людей, подтверждающих своими дипломами их убежденность в своей умственной достаточности. А во-вторых, высшее образование, став массовым, чуть ли не поголовно охватывающим всех желающих, активно нивелирует проявления интеллектуальной исключительности, незаурядности, сохраняет функции воспитания элит за немногими привилегированными университетами. И все же нет сегодня иного социального института более способного сопротивляться массовизации общественной жизни, нежели подлинное аутентичное университетское образование. Наша высшая школа, несмотря на всю нередко весьма заслуженную критику, сохраняет большой творческий потенциал. Во многих университетах наряду с представителями традиционно сильных научно-педагогических школ (особенно в естествознании и инженерных науках) выросли и успешно преподают новые поколения профессоров и доцентов, сформировавшиеся в условиях интеллектуальной и информационной свободы — люди творческие, яркие, искренние, открывающие студентам современный мир во всей его сложной и захватывающей драматургии. Они учат (за символическую плату) молодежь самостоятельному и критическому мышлению, недоступному для массовых людей. Им необходимо всячески помогать, в стратегические программы развития университетов нужно не стесняясь включать задачи максимальной поддержки незаурядных преподавателей и студентов, искать способы достойного вознаграждения их труда. В управлении системой университетов нужно отойти от принципа «всем сестрам по серьгам», а целенаправленно содействовать становлению и усилению по-настоящему элитных высших учебных заведений. Как создавая принципиально новые с чистого листа, так и опираясь на те немногие, которые еще способны на такое развитие.

Успешное «восстание масс», набирающее силу, один из серьезных рисков развития «цифрового общества». К таковым нужно отнести и угрозу технологически обусловленной массовой безработицы, масштабы которой в полной мере пока еще никто не представляет. И уже сложившееся «цифровое неравенство», которое усугубляет и без того вопиющее неравенство имущественное. Здесь же и быстро растущая вероятность «цифровой диктатуры», тотального контроля сознания и поведения людей. Эти и многие другие риски нам нужно отчетливо осознавать и думать, как с ними справляться.

Фото: depositphotos