АТО на востоке страны, военная и пропагандистская агрессия России, сопротивление коррумпированных политических и бизнес-элит реформам, радикализация общественных настроений, выход на авансцену новых игроков — «людей в камуфляже»... Все это требует от журналистов и медиа значительных и часто болезненных трансформаций, порождает горячие дебаты, заостряет противостояние разных позиций. Прибавьте сюда тотальную зависимость СМИ от олигархов — и получается своеобразный «медийный коктейль Молотова», то и дело взрывающийся в медиасообществе.

Как в этой ситуации найти ценности и правила игры, способные если не объединить атомизированное журналистское сообщество, то хотя бы снять агрессию и помочь услышать друг друга? Какие кейсы побуждают рефлексировать, какие уроки и выводы при этом кажутся важными?

«Детектор медиа» задал несколько вопросов нашим коллегам и начинает публиковать их ответы. Сегодня слово Алексею Бобровникову, который до недавнего времени работал специальным корреспондентом канала «1+1».

— Какие кейсы последнего времени в украинской журналистике кажутся вам наиболее важными? Позитивные или негативные (приведите, пожалуйста, примеры). Почему вы считаете их таковыми? Чему они могут научить нас, украинских журналистов?

— Сейчас можно начать перечислять истории, которые в тренде, — квартиры, машины. Это модно сегодня. И это тоже важно, но это как флюгер — он колеблется вместе с направлением ветра, и завтра, к сожалению, об этой теме забудут и обсуждать будут, к примеру, новый айфон.

Мне кажутся важными точечные истории, которые всплывают только тогда, когда нам самим удается сделать их новостями. Допустим, первое, что приходит почему-то в голову именно сейчас, — тема коммунальных тарифов. Очень хорошая моя коллега по цеху возглавляет ОСББ или входит в его правление — что-то в этом духе. Они там у себя придумали схему, как проучить Киевэнерго и добиться своей редакции договора с монополистом. Говорю ей: давай, слей это в прессу; ты же публичное лицо, это будет великолепно смотреться. Она замялась и выдала что-то вроде, «ну все может тогда поломаться, они тогда придумают, как нас по-новому вдуть».То есть часто мы знаем какую-то информацию, но прикапываем ее для собственного внутреннего пользования.

Я думаю, это неписаное правило, о котором многие почему-то забывают. Мы не участники рынка, а наблюдатели и переносчики информации.

Я намеренно здесь использую слово «переносчик» по аналогии с «переносчиком вируса», потому что мыслевирусы могут менять географию целых стран. Мы это уже видели, и это страшные примеры. Примеры безответственности и тенденциозности.

Нам же очень важно становиться переносчиком здоровых, сильных идей. Но каналы их распространения — те же. И эти каналы у нас в руках и мы можем ими распорядиться вопреки, в обход цензуре. В этом сложность и неимоверная ответственность нашей работы.

На мой скромный взгляд, единственный путь борьбы с этой информационной агрессией, как извне, так и изнутри, — как раз по возможности избегать «больших трендов», фокусируясь на собственных, маленьких кейсах. В вышеописанном случае идея — борьба с монополистом и «схемщиком» в лице энергетических компаний.

Наш профессиональный долг, условно говоря, превратить жизнь их менеджеров в несносную пытку, так как Антимонопольных комитет (финансируемый для этой цели из наших же карманов) не выполняет своей функции.

А кейсов множество, и каждый из них может быть прецедентным. Возьмем, скажем,  недавнюю гибель велосипедистов на броварской трассе. Бернард Шоу, когда потешался над журналистами, говорил, что журналистика не способна увидеть разницу между падением велосипедиста и крахом цивилизации. В нашем случае все с точностью до наоборот — в каждом падении велосипедиста, говоря языком вашего вопроса, в «маленьком кейсе», могут скрываться признаки этого грядущего падения, которые кроются в безответственности водителей и воровстве стройматериалов при дорожных работах. И поэтому каждый кейс, каждая маленькая история, должны разбираться очень дотошно, вынося наружу всё нелицеприятное, что привело к катастрофе.

— Какие основные проблемы в освещении темы АТО и Донбасса вы видите?

— Мы однажды обсуждали эту тему с моим очень хорошим товарищем и во многом единомышленником — Дмитрием Кулебой, который сейчас работает постпредом от Украины в ПАСЕ. Мне кажется, — и я тогда ему это озвучил, — нам нужно создать некую миссию по аналогии с ОБСЕ, состоящую из волонтеров и журналистов и имеющую чуть ли не международный дипломатический статус. Чтобы члены такой миссии могли беспрепятственно работать на линии разграничения не только в горячих точках, но и на остальных 90 % «серой зоны», в которой война давно превратилась в большой бизнес.

Это очень непопулярная тема, но если мы хотим смотреть на события без розовых или, допустим, черно-красных очков, другого выхода нет. Понятно, что тут же поднимется характерный повизгивающий голос доверенных лиц Генштаба, которые начнут кричать, что нельзя, что будут раскрываться позиции, что мы должны всё контролировать.

Не вопрос: материалы может и должно отсматривать СБУ на предмет чисто военной, логистической, я бы сказал, цензуры. Ну и подшивать эти материалы к делам о служебных преступлениях, которых там тьма-тьмущая. Понятно, какие-то вещи нельзя выдавать в эфир — вот за этим столбом огневая точка, это показывать нельзя, вот здесь стоит наша техника, которая тут на самом деле просто дозаправилась перед выходом в неглубокий тыл. Понимаете, о чем я? Это информационная безопасность, и ее никто не отменял.

В остальном эта команда журналистов должна иметь полную свободу маневра. Это идеалистичная картинка, и я вам сейчас цитирую разговор двух категоричных идеалистов. Но если мы говорим о журналистике, а не пропаганде; о реальной борьбе с множественными служебными и даже военными преступлениями на фронте — другого пути нет.

— Считаете ли вы, что в украинских СМИ замалчивается множество тем? Если да — то почему, на ваш взгляд, так происходит? Кто виноват и что делать?

— Замалчиваются те темы, которые не в тренде. Это причина, по которой мне нравится ваш вопрос про «кейсы», он очень уместен именно сейчас.

В момент, когда стало неудобно критиковать Порошенко, пассажи критического содержания стали вымарываться из сюжетов лично руководителями телеканалов. Я знаю об этом не понаслышке. Но это — большая политика, игры власть имущих. С маленькими темами происходит что-то похожее, но это менее заметно. Вся страна узнала об истории Андрея Галущенко, которую нам удалось вытащить на поверхность и больше полугода не давать спокойно спать всем фигурантам этого убийства. В то же время множество таких же историй прошли без единого упоминания в центральных медиа. Например, смерть Димы Шабрацкого с позывным Поэт. Его отец писал мне в разгар нашей работы над темой Галущенко и рассказывал об обстоятельствах смерти своего сына. Я не взял ее в работу, потому что на тот момент не готов был принимать новых рисков. Возможно, я смалодушничал, но я тоже пытался как-то реально оценивать свои силы, понимая, что Боливар не вытянет двоих.

Это еще одна очень странная смерть, и если в случае с Эндрю, по крайней мере, какое-то официальное следствие велось, и как официальное, так и неофициальное расследование указывало на причастность конкретного воинского подразделения (хотя детали и заказчики остаются размытыми), то в случае с Поэтом всё и того хуже. Человек на территории воинской части погибает от двух выстрелов в голову из автомата АК-74 и разрыва ручной гранаты. Местная милиция закрывает дело за отсутствием — внимание! — подозреваемых. Отсутствие подозреваемых, Карл! Милиция квалифицирует эту смерть как самоубийство, а военная прокуратура отказывается брать эту смерть в разработку.

Вопросы об этих смертях должны звучать на каждом брифинге Муженко, Матиоса, Полторака, Парубия, Грицака и других, кто придет после них. Потому что это национальная безопасность. Не уходить от неудобных тем, чтобы, мол, «не нагонять волну», а реально привлекать к ответственности виновных, чтоб другим было неповадно.

В результате сейчас единственный человек, который освещает эту тему, — адвокат Женя Закревская. Потом депутат из доблестной партии «Самопомич» берет на поруки одного из потенциальных подозреваемых в этой смерти — человека, с которым у погибшего был личный конфликт. Мне пишет мой старый приятель, помощник нардепа этой высокодемократической структуры, мол, что ты думаешь об этой ситуации? Я пересылаю ему пост Закревской из Фейсбука.

Партия в шоке, возможный виновник убийства (или, как минимум, потенциальный ключевой свидетель) не дает никаких показаний, разгуливая на свободе, следствие как не велось, так и не ведется. Дело сделано, слепой Пью!

Молчание, отсутствие критического мышления и свободы в реализации вот таких неудобных тем, другими словами, цензура, остается глобальной проблемой наших редакций, и в этом смысле со времен Майдана немногое изменилось. По большому счету, вообще ничего.

Ну за исключением того, что главного врага в лице России мы наконец-то начали идентифицировать. Но и тут факап, потому что в эфире остаются телеканалы, где даже очевидное продолжает трактоваться как невероятное.

— В ситуации гибридной войны определенные темы комментируются не вполне адекватно не только официальными лицами, но и даже экспертами (к примеру, тема «казематов СБУ»). Как быть в этой ситуации журналистам? Как подавать такие темы? Кейсы «Громадського» и других каналов, по вашему мнению, о чем?

— Нужно копать, рыть, встречаться с людьми, сверять их показания, пытаться отделить зерна от плевел — это единственный путь, и он настолько очевиден, что я даже не очень понимаю, что тут обсуждать.

Как иначе? Только расследовать. Я не вникал в тему этих тюрем, поэтому не могу профессионально комментировать именно этот вопрос.

Кто-то из ребят делал это великолепное, совершенно точечное, но очень знаковое расследование об автопарке «конторы». Вот из таких маленьких тем, освещаемых разными людьми и с разных сторон, и составляется общая картинка.

— Что, по вашему мнению, разделяет украинское медиасообщество сейчас — какие основные проблемы? Что может его объединить? Как это сделать — в каких форматах это возможно, вокруг каких идей, ценностей?

— У нас понятная, но очень непростая цель — победа над внутренним и внешним врагом одновременно. Многие журналисты начинают создавать некие конгломераты с политическими партиями. Я сейчас говорю о наших младореформаторах. Другие начинают обслуживать интересы олигархов старой закалки, что еще более отвратительно, третьи превращаются в пресс-службы каких-то сомнительных батальонов или регулярных подразделений.

У журналиста нет друзей. Не может быть. Тот момент, когда журналист говорит о партнере по информации «этой мой друг, я ему верю», он должен немедленно глотать свой диктофон и идти выращивать кукурузу.

Это так же очевидно, как то, что друзей не может быть у следователя НАБУ, у полицейского при исполнении. Знаете, как у хирурга — тот никогда не будет оперировать лучшего друга, а передаст его в руки своего товарища, в котором он уверен. Личное не может становиться профессиональным, потому что может дрогнуть рука.

Мы же далеко не хирурги этого общества, потому что репутационные риски здесь уже мало кого занимают. Мы гомеопаты, к которым идут за помощью, когда пациента уже ничего не спасает и его родня прибегает к последним средствам. Именно поэтому эффект от нашей деятельности не всегда очевиден, а ответственность за каждое слово, которое мы несем в массы, — огромна.

Если говорить об объединяющей идее, то при всем моем неоднозначном отношении к тому же Сергею Лещенко, вот эта грандиозная кампания, которую они затеяли с электронным декларированием, — очень хороший кейс. Но помимо того, чтобы подхватывать чужие, пусть даже очень правильные кейсы, помогая создавать правильный тренд, — нужно генерировать собственные. Моя группа пыталась сделать таким кейсом убийство 2 сентября 2015 года. Единственное убийство такого рода, где хоть какое-то расследование велось. Вдумайтесь в эту цифру: при почти сотне нерасследованных смертей за первые полтора года войны, смертей, в которых потенциально виновны командиры или их доверенные бойцы, ни один человек до сих пор не понес наказания именно по статье «умышленное убийство». Вот это действительно страшно — на смену одному преступному режиму может прийти формируемая сейчас «новая элита», еще более кровавая и беспринципная, чем прежняя.

Я вижу в нашем цеху массу талантливых, стойких и целенаправленных людей, готовых идти за флажки, выставляемые цензурой. Эти люди делают как раз точечные темы, которые неудобны всем, которые никто не хочет разглашать — и это, как говорил Джордж Оруелл, как раз и является журналистикой.

Справка «Детектора медиа»

Алексей Бобровников в журналистике с 1999 года. До недавнего времени — специальный корреспондент канала «1+1». За фильм-расследование «Вакцины: бизнес на страхе» в 2009 году получил специальный приз международного фестиваля DetectiveFEST (проводится при поддержке ООН). В 2008 году — победитель конкурса «Открой Украину» за лучшие телевизионные документальные фильмы в жанре социальных расследований и биографических очерков. Весной 2011 года вышел в эфир фильм «Катынь: письма из рая», посвященный гибели польских офицеров во времена сталинского режима. Фильм был создан съемочной группой Алексея Бобровникова при поддержке и финансировании посольства республики Польша в Украине. В 2011–2012 годах жил и работал на Кавказе, в 2013-м вернулся в Украину, где освещал военную агрессию на востоке страны, а также операцию «зеленые человечки» в Крыму. Автор сборника рассказов «Семь свиданий со смертью» и документальной книги «Краями Грузії» — этнографического путеводителя по этой части Южного Кавказа. В 2016 году получил приз конкурса «Честь профессии» (проводится при поддержке USAID) в номинации «Лучшее раскрытие сложной темы» за цикл телевизионных сюжетов о нелегальном бизнесе на Донбассе. Проходил стажировку в агентстве «Рейтер» на курсах для международных корреспондентов в Бейруте.

Фото - Максим Лисовой