Алексей Мустафин – опытный журналист и телеменеджер. В разное время он работал в издании «УНІАН-тижневик», газетах «Пост-Поступ», «День» и др., заведовал отделом международной информации на телеканале «1+1», в 2001–2005 годах работал шеф-редактором службы новостей телеканала «Интер», в 2006–2012 годах – заместителем председателя правления по информационному вещанию телеканала СТБ, главным редактором информационной программы «Вікна». Кроме того, с 1990 года Алексей Мустафин входил в партию СДПУ(О), в том числе был ее «политическим редактором», а в 2005-2010 годах – заместителем председателя. Как он начал сотрудничать с Партией регионов, чем занимался на этой работе и как ее закончил – читайте в интервью.

— Ваше отношение к передаче «амбарной книги» Трепаком в НАБу и к публикации части из нее Сергеем Лещенко на «Украинской правде»?

— Думаю, если некие бумаги — неважно даже, достоверные или нет — где-то циркулировали, они рано или поздно были бы обнародованы. Вопросы возникают, почему это было сделано только сейчас. Но если это в конечном итоге поспособствует тому, что украинская политика станет более открытой и прозрачной, — наверное, такой шаг можно будет даже поприветствовать. Главное, чтобы при этом не получилось по старой традиции — с назначением виновных и награждением непричастных.

— В обнародованных бумагах встречается и ваша фамилия. И в 2012 году вы действительно были медиаконсультантом Партии регионов. Когда именно началось ваше сотрудничество?

— В мае 2012 года. Если не ошибаюсь, 15-го числа. Кстати, о таком своем шаге я заявил заранее. И публично. Так что удивляет скорее то, что для кого-то это стало открытием сейчас.

— Кто и когда вам предложил эту  работу?

— Я в это время работал на СТБ. Руководил департаментом  документальных и публицистических проектов. Правда, департамент этот был весьма небольшой, пара человек. И после «Телетриумфа» за «Дневник двадцатилетней» особой работы не было. А как раз в этот момент раздался звонок с предложением встретиться и обсудить «интересное предложение».

Оказалось, что офис Партии регионов ищет руководителя информационного департамента, который, по их замыслу, должен был бы организовывать информационное сопровождение деятельности партии и выстраивать отношения со СМИ. Я предложение выслушал и отказался. Сказал, что партийная карьера меня не интересует, а в кармане у меня вообще билет другой партии.

— А что, сразу предложили вступить в ПР?

— Нет. Но я тогда думал, что подразумевалось. Хотя, может быть, это только предположение. Прямо об этом никто не говорил, а после моих слов и смысла предлагать не было. Хотя разговор изначально шел, скорее, в технологическом ключе — дескать, «нам рекомендовали вас как профессионала, который знает медиа изнутри, а у нас в отношениях со СМИ есть проблемы». Тогда я сказал, что и сам не отношусь к сторонникам ПР и президента Януковича. И в ответ услышал, что это как раз хорошо. Потому что нужен человек со стороны, способный отстраненно анализировать проблемы и давать рекомендации. Медиаконсультант. В общем, подумайте.

Я пообещал подумать. Предложение ведь на самом деле было немного странным. Поскольку я имел скорее негативный опыт общения с ПР. В свое время, еще перед президентскими выборами, когда я был главным редактором «Викон», СТБ обвиняли чуть ли не в провокациях против Януковича и мне рассказывали, что некоторые регионалы считали, что я их лично организовывал. Потом была история с прямой линией уже избранного президента, когда Елена Бондаренко звонила мне на телефон, чтобы, по ее словам, предупредить о каких-то журналистских манипуляциях, а я не брал трубку. В общем, страсти-мордасти, а тут такое предложение.

Правда, с Владимиром Демидко, который, собственно, и озвучивал предложение, у меня никогда раньше никаких конфликтов не было. Он вообще был достаточно располагающим и откровенным человеком. Так что в конце концов я решил попробовать. Оговорив, памятуя о прошлом, определенные условия. В первую очередь, что я не буду занимать никакой должности в партийных или административных структурах, а буду исключительно консультантом. По вопросам медиа.

— А кем был Демидко?

— Формально — заместителем председателя партии. Но фактически он был главным идеологом и политтехнологом партии. Если, конечно, можно говорить об идеологии ПР.

— Как официально называлась ваша должность?

— Так и называлась — «консультант». Регионалы вообще были большие формалисты. Даже в какой-то телефонный справочник меня так записали. Я возмутился. Демидко сказал, что исправят. Но, по-моему, так и не исправили.

— Как это оформлялось официально — если оформлялось?

— Ну, какие-то бумаги нужно было подписать, это все же была оплачиваемая работа. Было бы странно, если бы я консультировал исключительно в собственное удовольствие. Выделили рабочее место…

— Чем руководствовались лично вы, приняв предложение?

— Подумал, что это может быть интересно. Даже любопытно. Правда, работа консультанта из тех, что «интересно вспомнить, но детям рассказать нечего». С другой стороны — я помнил о предыдущем, в том числе и негативном, опыте взаимоотношений власти и СМИ. И надеялся, что, будучи консультантом, могу хотя бы попытаться предотвратить повторение ошибок, которые уже допускались ранее и имели печальные последствия.

— О каком лично негативном опыте вы говорите?

— Говорят, что публика у нас разбирается во всем, знает даже, как лучше играть футболистам. Вот и политики почему-то считают себя большими специалистами в сфере медиа. Вплоть до того, что считают для себя возможным руководить СМИ. Даже если эти СМИ им не принадлежат. А поскольку никакой разницы между телеканалом и колбасной фабрикой не видят, то под руководством обычно понимают раздачу директив — что писать, сколько и каким тоном. В итоге медиа просто уничтожают именно как медиа. Можно, конечно, рассказывать, что давление в итоге приводит к журналистским революциям. Но, во-первых,  по пути слишком много «народу полегло» — и в прямом, и в переносном смысле. А во-вторых, в превращении журналистов в революционеров тоже хорошего мало, политика от этого, может, и приобретает, а вот медиа лишаются даже тех кадров, которые выжили. Все-таки политический борец и журналист — это разные профессии. Понятно, что будущими революциями тех, кто давит, можно и попугать. Но политики у нас непуганые и искренне верят, что «уж они-то никаких революций не допустят». К тому же должен же быть кто-то, кто может их об этом предупредить.

— Что входило в ваши обязанности?

— Советовать. Как правильно вести себя со СМИ. Предостерегать от ошибок. Давать рекомендации. Оценивать те или иные решения — если в моей оценке была необходимость.

— Есть ли в других партиях такие должности? Кто их занимал — из тех, кого вы знаете или можете назвать?

— Честно говоря, не настолько хорошо знаю кухню других партий. Но думаю, каждая выстраивает собственную структуру, исходя из каких-то своих соображений, и поэтому структуры могут очень сильно отличаться.

— Кто работал медиаконсультантом в ПР до вас?

— Насколько я знаю, никто. Функционально этим, наверное, занимался руководитель информационного департамента, которого они первоначально и искали.

— Были у вас подчиненные?

— Статус консультанта предполагал, что я могу обращаться за помощью к штатным работникам офиса Партии регионов. Или предлагать кого-то взять на работу под конкретную функцию. Мог предложить заказать какую-то услугу на аутсорсинге. Но формально никто мне не подчинялся — я просто консультировал заместителя председателя партии по идеологии. А общаться мог и с другими депутатами и партийными руководителями — чтобы лучше понимать ситуацию.

— То есть вы не были руководителем департамента коммуникации?

— Нет. Собственно, это и был тот самый информационный департамент, о котором регионалы вели речь первоначально. У него была своя структура и свой руководитель — Ирина Милиневская, которая подчинялась непосредственно Демидко как заместителю председателя партии.

— Как измерялась успешность ваших действий на должности консультанта? Количеством публикаций, выходов материалов — или чем-то еще?

— Каких-то количественных требований не было. Да и быть не могло. Я же не занимался управлением СМИ, организацией ивентов или, скажем, подготовкой каких-то статей, интервью. Совет на то и совет, что им можно воспользоваться, а можно и нет. Так что речь шла разве что о готовности высказать свое мнение — и желательно оперативно.

— Высказать мнение в СМИ?

— Нет, напрямую руководителям партии. О моих публичных высказываниях или публикациях мы сразу договорились, что к моей работе в качестве консультанта они не будут иметь отношения. Собственно, в этом смысле меня никто не ограничивал. И даже не пытался просить что-то писать или говорить на заказ. Но для меня был очевидным конфликт интересов. Что бы я ни написал или сказал — это могло восприниматься как мнение, согласованное с регионалами. Поэтому на СТБ я взял отпуск. И предупредил издания, с которыми сотрудничал, в частности «Зеркало недели», что писать им не буду. Если впоследствии давал интервью — то именно как консультант ПР.

— Вы перед кем-то отчитывались о своей деятельности? Кто ставил вам конкретные задачи?

— Формально за советом ко мне мог обратиться любой партийный руководитель или руководитель штаба. Но поскольку речь шла о медиа, то большей частью я общался с идеологическим и информационным департаментами.

— А зачем это было нужно ПР? В чем, собственно, они видели проблемы со СМИ?

— Насколько я понял — регионалы просто чувствовали себя в киевской медиасреде неуютно. Многим из них казалось, что против них существует чуть ли не заговор СМИ, которые при любом удобном случае пытаются их уязвить. Но при этом тот же Демидко допускал, что причиной могут быть и собственные промахи или, скажем так, непонимание специфики киевских медиа самими регионалами. Видимо, поэтому им и понадобился такой человек, как я.

— Насколько к вашему мнению прислушивались в ПР?

— Не во всем, не всегда и не все. Но мы изначально договаривались, что я могу советовать, а решения в любом случае они принимают сами. К тому же нужно понимать, что у регионалов в то время существовала не только партийный офис. Янукович был президентом, Азаров — премьером, я уж не говорю о других чиновниках. И у всех были свои структуры, в том числе и те, что занимались медиаполитикой.

— Ну а партийные структуры, что было сделано по вашей рекомендации?

— Для начала я настоятельно советовал прекратить перманентную «войну со СМИ», когда любой более-менее критический материал или просто неприятный сюжет вызывал бурную реакцию и желание ответить. Понятно, что каждый такой ответ не только усиливал негативный эффект от самих материалов, но и создавал устойчивую репутацию «врагов прессы».

— Но ведь давление власти на прессу тогда было далеко не виртуальным?

— Не хочу вас переубеждать. Но насколько это было возможным, я старался объяснить опасность таких действий…

— Так вас и послушали…

— Я старался использовать прежде всего рациональные аргументы. Объяснял и просил объяснить руководителям, что наезд на СМИ на самом деле не сделает его надежным инструментом в руках власти, как это часто представляется самим чиновникам, а наоборот — «растянет фронт» и усилит сопротивление, пусть часто и негласное. Насколько это удалось донести, сказать трудно. Но в некоторых случаях давление было ослаблено, некоторые атаки прекращены… Закон о клевете, скажем, так и не появился. Я не ставлю это себе в заслугу, кампания против была довольно массовой, но думаю, и моя аргументация была нелишней.

— Но вас вряд ли приглашали в качестве адвоката СМИ, скорее, наоборот — добиться позитивного освещения в медиа деятельности регионалов.

— На самом деле большинство известных мне украинских политиков считает, что чем больше говорят о них в СМИ и чем позитивнее — тем лучше. Регионалы — не исключение. Вы помните, тот же Азаров возмущался, что о достижениях правительства говорят слишком мало — и это в тот момент, когда УТ-1 обвиняли, что канал вообще ни о чем другом не рассказывал. Медиа и сейчас воспринимаются прежде всего как средство рекламы. Но мы-то понимаем, что рекламой коммуникация не ограничивается, и ценность СМИ не в этом. Это инструмент общения с аудиторией, в случае партии — общения с избирателями. И именно это я пытался донести до регионалов.

— А в СМИ доносили деньги?

— Чтобы передавать деньги, нужен не медиаконсультант, а курьер с чемоданом. Я бы за такую работу и не взялся. Моя задача состояла в выстраивании такой политики отношений со СМИ, которая позволяла с их помощью коммуницировать с их зрителями, читателями и слушателями. И речь шла не только о позитивной информации, не только о лояльных медиа и не только о лояльной аудитории. Если бы в «Телекритику», в которой тогда работала вся команда «Детектора медиа», принесли чемодан с деньгами — вы бы взяли? Думаю, что нет. Но медиаполитика заключается в том, чтобы использовать для общения с аудиторией и такие издания — не специализированные, разумеется, а исповедующие, скажем так, схожие взгляды.

— И регионалы использовали такие СМИ?

— Разумеется.

— Вы имеете в виду «Украинскую правду»?

— И ее тоже. Но вы ж не думаете, что кто-то приходил с деньгами в УП и просил разместить какой-то материал?

— Севгиль Мусаева сказала, что баннерную рекламу они размещали как раз за деньги.

— Баннерами торгуют все интернет-ресурсы. Не вижу в этом ничего зазорного для УП. Но для медиаполитики баннеры — это дополнительный инструмент, а никак не основной.

— А как вы относитесь к тому, что за баннерную рекламу деньги платились, судя по всему, черным налом?

— Как в бородатом анекдоте — «я к ним не отношусь». Финансовыми вопросами не занимался, поэтому просто не знаю, как именно платили. Могу догадываться, что так же, как платят и за коммерческие баннеры. Но это все-таки догадки, не более того. Кстати, содержание баннеров скорее всего не носило характер политической рекламы, думаю, что это были просто перекрестные ссылки на другие ресурсы.

— Если верить опубликованным документам, то за баннеры на УП было уплачено 4301 доллар. А на пиар на телеканалах ушли миллионы. Что в данном случае понимать под пиаром — рекламу или джинсу?

— Здесь вы вообще входите в сферу гипотетических предположений.

— Вопрос можно сформулировать по-другому: скажите как медиаконсультант, на что обычно тратится больший бюджет — на рекламу или на джинсу?

— Не буду говорить о ПР — если бы даже был в курсе, не сказал бы. Но в общем-то в украинской политике самое дорогостоящее — это лояльность собственников СМИ…Хотя в конечном итоге им самим это тоже обходится недешево… Затраты на рекламу ограничены законом — так что больше и не потратишь. Ну а джинса — я считаю, что это пустая трата денег, хотя и очень опасная — поскольку разлагает и обессмысливает работу журналиста.

— А журналистам тоже платят?

— Насколько я знаю, такое желание есть у многих политиков и чиновников. Но я с самого начала предостерегал от такой практики. Кроме всего прочего — это прямая дорога к конфликту с собственниками и топ-менеджерами. Да и журналиста, которому заплатили, как только об этом узнает работодатель, скорее всего, сразу же уволят. Прислушались ли к моему предостережению — не знаю. Хотелось бы верить, что прислушались.

— На многих журналистов произвели большое впечатление суммы, названные в качестве зарплат или гонораров технологов.

— Это говорит о том, что многие из них не знают о зарплатах собственных главных редакторов или руководителей медиа. Цифры-то вполне сопоставимые.

— Как думаете, почему обнародованы данные, связанные с «Интером» и ICTV, а не с другими каналами?

— Ума не приложу.

— А в вашей работе был такой водораздел — «Интер» и ICTV с одной стороны, все остальные каналы — с другой?

— Нет. Деление на кластеры было, но названные вами каналы были в разных. Скажем, самая лояльная к ПР аудитория — это «Интер» и «Украина». А ICTV, «1+1», 5 канал, не говоря уже о ТВi — скорее нелояльная. Так что даже месседжи лучше было дифференцировать. С другой стороны — в сентябре 2012-го большинство каналов подписали меморандум «открытые новости во имя честных выборов». Нужно сказать, что он очень помог мне объяснять регионалам, что от телевидения не стоит ждать выполнения «азаровских» норм, и «быстрее, выше, сильнее» — это уж точно не о парламентской кампании 2012 года.

— А чего, собственно, ждали?

— Меморандум позволял рассчитывать, что даже в случае враждебности канала точка зрения ПР будет представлена во всех сюжетах, важных для кампании, и баланс не будет искажен в пользу оппонентов. Для партии власти этого, на самом деле, было вполне достаточно. Хотя для некоторых регионалов такая постановка вопроса звучала, мягко говоря, необычно. И недовольство, как я уже говорил, было.

— Но ведь инициатива Меморандума исходила от телеканалов и общественных организаций, и насколько мы предполагали, она была связана как раз с тем, чтобы защититься от давления Партии регионов?

— Вот и отлично. Это придавало инициативе дух искреннего порыва. Если бы меморандум предложила ПР — энтузиазма точно было бы меньше. ТВi, кстати, даже бумагу, предложенную общественными организациями, не подписал. Наверное, заподозрил неладное. А почему, по-вашему, остальные подписали? Потому что хотели сбалансированной информации?

— Скорее всего, в первую очередь не хотели терять заработки на джинсе. Ведь «партия власти» платила, думается, далеко не всегда и не всем, а вот негласный запрет на размещение, скажем, джинсы от той же «Батьківщини» наверняка был…

— Ну, во-первых, о подобном запрете я не слышал, да и технически его реализовать было сложно: если бы каналы хотели разместить нужный «Батькивщине» сюжет— они бы его разместили. Во-вторых, Партии регионов подобный запрет был не нужен. То есть, может, кто-то и хотел бы, чтобы джинсы от оппозиции не было. Но это «хотелки», которые позитивно на результат не повлияли бы, а негативный эффект был бы в разы большим. В конце концов, не секрет, что признание выборов Западом для власти было важнее конкретного результата, а запрет уж точно не остался бы незамеченным. Ну а в третьих, ваш вопрос позволяет спросить — так кто поощрял джинсу в 2012-м? Неужели общественные организации?

— Нашей задачей было прежде всего обеспечить плюрализм информации во время выборов, баланс представленности позиций власти и оппозиции. Меморандум приближал к этому, и реально приблизил. Джинсу же в наших мониторингах мы, конечно, всегда маркировали. Вы говорили о разной лояльности аудитории «Интера» и ICTV, но речь ведь в первую очередь шла о лояльности собственников?

— Думаю, в 2012 году они лояльны были в одинаковой мере. Но если выискивать нюансы, то «Интер» все равно был ближе к «Украине», чем к ICTV.

— А УТ-1?

— УТ-1 вообще считалось кабминовской парафией.

— То есть вы не сталкивались с работой на Первом канале Виктора Зубрицкого?

— Насколько помню, вообще не сталкивался.

— То, что в опубликованных данных из «амбарной книги» ПР ничего не говорится о выплатах «Украине», объясняется тем, что она и так принадлежала регионалам?

— Не знаю. Но на самом деле то, что СМИ принадлежит представителям власти напрямую, только усложняет задачу пиарщика. Власть априори вызывает недоверие. Еще хуже, когда это происходит во время кампании. Скажем, продажа УМХ только спутала карты. Если до сделки мы понимали, что глянцевые журналы холдинга, в первую очередь «Корреспондент», могут быть средством коммуникации с определенной, хотя и довольной узкой аудиторией, то после того, как сменился собственник, к месседжам, распространяемым через «Корреспондент», эта публика стала относиться с подозрением и, по сути, канал коммуникации оказался закрыт. Хотя покупателям наверняка казалось, что их приобретение имеет большую ценность для власти. И усиливает их позиции во внутренних раскладах. Они просто не понимали, как это может быть, что редактор Сыч, декларирующий независимость издания, для проведения медиаполитики регионалов удобнее, чем назначенный ими... Кстати, я вот даже не помню его фамилию.

— Кстати, но во время подписания Меморандума телеканалами и общественными организациями Хорошковский, как владелец «Интера», проявлял наибольшую заинтересованность в том, чтобы Меморандум работал, и новости «Интера» тогда реально во многом изменились в лучшую сторону.

— Так это хорошо или плохо, что изменились? По-моему, хорошо. Но тогда возникает вопрос — если при этом платили деньги, то за что? За выполнение меморандума с «Видродженням» и ГО?

— Ну, вскоре Хорошковский был вынужден выехать из страны и якобы продать «Интер» Фирташу и Левочкину…

 — Это произошло после выборов. И, насколько мне известно, в большей мере было связано с политическими амбициями самого Хорошковского и реакцией на них Януковича. Но об этом, кстати, тогда много говорили в  медиа, так что никаких особых секретов я не раскрываю.

— Как думаете, почему в обнародованных материалах нет людей Левочкина?

— Вы видите в этом какую-то конспирологию? Но я уже говорил, что Администрация Президента была отдельной структурой. Как и Кабмин. Так что появление фамилий, связанных с ними, возможно, вообще дискредитировало бы обнародованные бумаги, сделало их как минимум неправдоподобными.

— В свое время вы были руководителем новостной службы «Интера» и при этом не последним человеком в СДПУ(о). Это ведь эсдековские партийные функционеры и политтехнологи привезли в Украину практику «темников»?

— И кому это помогло на самом деле? Надеюсь, что в конечном итоге прививка оказалось полезной. Я, честно говоря, опасался, что регионалы могут попытаться тоже выстроить что-то вроде системы темников. Но, к счастью, подобных попыток не было. По меньшей мере, я их не заметил. И это на самом деле хорошо. Другой вопрос, что многие нынешние политические игроки, насколько я вижу, повторяют ошибки и регионалов, и эсдеков.

— Что, и темники?

— Темников сейчас нет. Но в них, в общем-то, и нет необходимости. Роль темников гораздо эффективнее выполняет так называемый медиафлагман. Который задает повестку дня для СМИ своего круга, а часто и для СМИ другого лагеря, подхватывающих ее пункты по инерции. Скажем, именно так была построена работа «Корреспондента» в курченковском холдинге, «Вестей» в условном «холдинге Клименко», а в последнее время «Страны Ю-Эй». Это явление, правда, не новое. По сути, такую роль в свое время — пусть и неформально, так сказать, явочным порядком, — выполняла «Украинская правда». Теперь эту модель просто взяли на вооружение другие люди.

— А кто сейчас определяет направления коммуникации Оппозиционного блока со СМИ?

— Моя нынешняя работа позволяет этого не знать.

— До какого времени вы числились медиаконсультантом ПР?

— Первоначально я думал, что буду консультировать регионалов до завершения парламентских выборов 2012 года. В президентской кампании я участвовать точно не хотел. Но когда выборы закончились, Демидко попросил продолжить работу еще на год. Может, за это время они рассчитывали найти кого-то другого на мое место или вообще перестроить структуру. Поскольку до выборов оставалось еще несколько лет — я согласился. Впрочем, вскоре появилось заманчивое предложение с «Мегой». Для меня заманчивое в первую очередь. И я взялся, понимая, что с регионалами буду завершать. Потом, правда, появилась история с евроинтеграцией, которая тоже мне была интересна лично — и это несколько продлило наше сотрудничество. Но, собственно, после Вильнюсского саммита и эта история закончилась. Или прервалась, если хотите. На следующий день я пришел к Владимиру Николаевичу и сказал, что на этом моя работа в офисе ПР закончена. И ушел…

Гала Скляревская, Наталья Лигачева

Фото - pl.com.ua