− Стріну героїв-кумедників з каналу „М1”, усі проекти яких у рідній їхній Білорусі заборонили, щиру розмову з ними втну”. Натиснула дзвоник квартири на вулиці сім’ї Сосніних. І диво ошелешило Зінину тонку натуру.

Багатоповерхівка радянська

„Штопор есть?” – хитро всміхнувшись очима, російською спитав її білоруський герой на ім’я Саша. Зіна заклякла, бо видовище скурвило її ніжну суть. Усе – шафи, підлога − укрито газетами, на столі − горілка, пиво, вино, кілька в томаті, сушені бички, ковбаса і хліб. За столом не хто інший, як народні улюбленці носаті − Саша і Сірожа.

„Сейчас женщине молодой нельзя без штопора. – мовив до Зіни Саша, крутячи штучним носом. − Такие времена пошли”... А Сірожа давай нісенітниці верзти, дівку до лиха доводити. Про клізму для двох псів, які лягли в ногах у дівчини, про стіл та хліб...

„Так ты критиком будешь?” – причепився до Зіни Саша, почувши, що та з „Детектор медіа” до них припхалася.

„Мы сюда ехали, муху везли. – затеревенив Сірожа. – Так ее таможенники забрали. Ги-ги-ги... Говорят у нас экологически чистых мух мало. А вы тут свою заразу возите”… Зінина голова пішла обертом. „Нахабство! – міркувала вона, відчуваючи легку нудоту від наркотичного запаху ковбаси та сухих бичків. – Я Сашу і Сірожу в телеекрані люблю, а тут...” Була щира правда, що не знала Зіна, як із тими ідіотичними масками мову вести, бо вартувало їй сказати літеру А, як хлопаки їй невпинну імпровізацію у відповідь крутять і задоволено сміються. І гарно їм обом, як у Бога за пазухою. Підалькіна ж ледь не сконала від нудьги, бо видно, що на жарти хлопаків білоруських їй чхати хотілося. „І тут душі розради нема. – в печалі забилася Зіна – Щирої розмови, як води в пустелі хочеться, а хлопці телевізійні штампи життю моєму дівочому нагло тичуть”. Занурилась у роздуми Підалькіна, до пульта руку потягнула й ледь не скрикнула, бо одкровення на неї найшло, до реальності повернуло – не телевізор це, який можна у будь-яку мить вимкнути, а живі білоруси в масках сиділи перед нею.

З.П. (смутно приступаючи до запитань): То ви і в транспорті в масках ходите?

С і С (радісно): В капюшонах. Никто не узнает нас. Нас не отличить от людей на улицах. Мы сливаемся с ними, особенно на окраине.

З.П. (кисло): Де шапочки файні такі взяли?

С і С: (не втрачаючи бадьорого настрою) Это гуманитарка. Скоро Украина в НАТО будет. НАТО опять расширяется. Куда ему уже расширяться? А вы, вроде, соседи, а в НАТО лезете. Мы с вами дружили, а вы в другую сторону смотрите.

З.П. (намагаючись ставити серйозні запитання): Чому проект „Саша і Сирожа” закрили на білоруському телебаченні? С і С: Мы не запрещенные. Нас по техническим причинам закрыли. Если б были запрещенные, диссидентами стали, нас бы и чехи с руками взяли, и в Москве… Да, министр информации все время палки ставит в колеса. А народ нас любит.

Підалькіна вщент знудилася, бо хоч логіка й була в мові її улюбленців, живого діалогу таки не відбувалося. Їй здалося, що вона зайва на цьому білоруському святі, що Саша і Сірожа настільки самодостатні, що й без неї бавитись можуть, перебираючи соціальні кліше, і роблячи з них свою веселу кумедію. С і С (побачивши розгубленість Зіни): Не интересно? Так можно и так посидеть.

З.П. (мов гірка редька): Сидимо.

С і С: Да мы не знаем что говорить…

З.П. (як скажена): А я не знаю, що питати.

С і С: Га-га-га. Тогда можно помолчать. (тут же ж продовжуючи) - У нас в Белоруссии ничего не происходит. Все уверены в завтрашнем дне. А у вас то революция, то Евровидение… З.П.: А про помаранчеву революцію був сюжет у „Саші і Сірожи”? С і С: О политике нам нельзя говорить. Говорят: „Ток-шоу, эротика, телереклама – ваши темы, а политика − не ваш конек”. Мы записали передачу в оранжевом и в бело-синем, а нам прислали ее назад, сказали, что подоплека.

З.П. (вказуючи на приклеєні носи хлопців): Носи спати не заважають?

С і С: Га-га. Нет. Буратино тоже спал.

З.П.: А як записуєте передачі? С і С: Передача делается так – сели, включили, пять передач импровизации записали. Собирается передач десять. Худсовет их смотрит. Что не нравится − режет. Мы − как полупроводники. Приходим, говорим: «Тема – волосатый дельфин». С секундомером сидит Матвей, показывает 5 минут, 10, финал… Если он не показывает, можем 20 минут крутить тему. А темы берем на потолке. Мы с тобой поговорили – вот и тема будет. Го-го-го!..

З.П. (меланхолійно): А коли душ приймаєте, хлопці, шапки знімаєте? С і С: На Тибете, Зина, никто не принимает душ. Шпателем пользуются. Белоруссия – это Тибет.

З.П. (суворо): Ви, хлопці, хоч колись один від одного відпочиваєте?

С і С (серйозно): У тебя, Зина, вопросы пошли глубинные, сущностные... На них Саша и Сирожа не ответят. Мы можем маски снять.

Зняли Саша і Сірожа маски, лиця людські явили свої. Розчервонілася Зіна, засоромилась, очі в землю втупила. А хлопці хитрюще очима блимають, бо чоловіками, а не типажами з телевізора, виглядають. На дівчину дивляться, на усі тридцять два щиряться, представляються Зіні. І збагнула Підалькіна, що перед нею Льоша Хацкевич (він же ж Хацон, він же Саша) – художник-авангардист білоруський. Сергій Михалок (лідер гурту „Ляпіс Трубецькой”, він же ж Сірожа) – музикант. Михалок (вибачаючись і пояснюючи Зіні): Нам просто интересно играть в игры. Сейчас этого никто не делает. Саша и Сирожа имеют своих прототипов. В Минске есть парк Челюскинцев. Туда съезжаются люди из сел. Едят сахарную вату, ходят в кинотеатр «Радуга». Типажи есть самые разные. Леха стал рисовать комиксы. Мы включали магнитофон и импровизировали на разные темы для друзей и тусовки. Мы оба ведь из одной среды, придумывали вместе постановки театральные, ставили Отелло, на радио рассказывали классику за 15 минут. Никто из нас не стремился к популярности. Мы и интервью фактически впервые даем. Людям хочется поговорить, а мы не рассказываем. Теперь пришли к мысли, что уж если мы родители проекта, то не имеем права так к нему относиться. Ведь если мы не ответим на вопросы, журналисты придумают ответы сами.

Хацон: В Белоруссии нас не выпускают, хотя запрета нет, но нас просто не рекомендуют. Так как Саша и Сирожа, все водители разговаривают – на белорусском и русском. Это суржик. Вообще такой галантерейный язык придумали первыми Обериуты − Введенский, Хлебников… Это язык приказчика, глотающего слова. Нас ведь закрыли после сказки «Король и пастух». Мы рассказывали сказку, а в ней прослеживался образ Лукашенко и Белоруссии.

З.П. (згадуючи, що останнім часом жарти хлопців її в телеекрані не вельми тішили): Не складно імпровізувати? Телебачення – це конвеєр, де будь-яка свіжість імпровізації може вичерпатися.

Хацон: Бывает провис. Если мы понимаем, что не идет, просто не снимаем в этот день. Важно другу друга удивлять. Когда нам самим смешно, передача получается.

Михалок: Хотя у всех разные мнения по поводу того, кто над чем смеется. Есть очень смешные передачи, но они ни о чем. Наши герои – из совка. Мы, к примеру, в Минске будем делать чемпионат игры в Пекаря. Ведь когда не было Интернета, в совке – двор просто расцветал. Мы и несем эту культуру двора. Не только тусовка, но и вахтеры, водители смотрят наш проект. Потому что для них это родной совок.

Хацон: Мы обсуждаем те вещи, о которых бабушки разговаривают на лавочках.

З.П. Наскільки я знаю, то, незважаючи на усі заборони та чиновничий тиск у Білорусі, ваша рок-музика процвітає.

Михалок: Это так. В Украине музыканты фраерятся, так как музыка здесь бизнес. Любого можно сделать знаменитым, пиарить... Если не в серьезном издании, то могут поместить в «Молоко». «Таврийские игры», «44», «Бабуин» и другие клубы – есть множество площадок, где можно выступать. У нас же вакуум. Мы живем в пустоте. Раньше была тусовка – куча безумных людей. Сейчас же вся наша среда в голове. Вот и творим вопреки всему. Рождаются новые группы. У нас просто меньше пафоса. Не может карьера музыканта строится на одной песне или клипе, как это происходит в шоу-бизнесе той же Украины. Это мимолетные вещи, которых мы избегаем.

З.П. І все ж таки, багато білоруських рок-гуртів до того, як стати заборонениними, отримали в Білорусі визнання та нагороди від чиновників.

Михалок: Власть, как любой собственник, думает, что может повлиять на взаимоотношения артист-публика. Популярность приходит, артист входит в систему, но быстро понимает, что ему там ничего не светит, кроме общения с каким-то чинушей. С «Ляпис Трубецким» еще считаются, потому что мы монстры рока. Мы живем с властями в параллельных мирах, друг друга не видим. Если столкнуться, то начнется – будь за нас и езжай за бесплатно в Мухосранск. У нас большинство популярных артистов, которых показывают по телевизору, как в старые «добрые» времена работают на других работах. Музыканты не реже появляются в «ящике», чем ваш «Танок на майдане Конго». Но музыканты „Танка» с сигарой рассказывают про новую машину, а наши такого же класса работают сборщиками в цеху, оставаясь в то же время светской персоной. Каждая группа, чтобы выступать, должна подать в управление культуры запрос, а оно должно выдать «гастрольку» - разрешение на каждый концерт. Многим в течение года не выдают гастролек. А ведь пока процветает пиратство, и в Украине, и в России артист жить с продажи дисков не может − только с концертов. Бывает даже, что выдают гастрольку, назначен концерт, раскуплены билеты, но за день до события могут позвонить из Министерства и сказать, что не рекомендуют проводить концерт. И все.

З.П. (повертаючись до теми телепередачі): Те, як глядач сприймає ваші передачі, вас цікавить? Хацон: Конечно. К нам приходят письма по Интернету. Мы знаем, что нас маленькие дети смотрят. Мы теперь не ругаемся.

З.П. Ви, певно, спостерігаєте за народом – чим він живе, дихає...

Хацон: Все есть на телевидении, в газетах… О чем там говорится, о том народ и думает. Диеты, похудение, лунная пыль как лучшее удобрение. Там можно найти массу тем.

З.П. Але ж люди живуть не лише мас-медійними штампами. Ситуація, яка виникла під час нашої помаранчевої революції свідчить про це.

Хацон: Мы ездим и в транспорте, слушаем, о чем народ рассуждает. Информация собирательная. Мы пользуемся сплетнями. Проводница сказала, бабка на рынке – все это может стать темой передачи..

З.П. То ви не торкалися українських подій у своїх передачах? Хацон: Нет. Пусть политикой политики занимаются. В Украине свободно. А когда приезжаешь домой, там во всем тебя спрашивают – ты за или против. Мы считаем, что любой президент – фуфло. Все это разводы за деньги. Мы панки. „Евроновости” включи, почитай информацию и все станет ясно.

З.П. Чи є ще на білоруському ТВ цікаві авторські проекти? Віталій Дроздов, директор творчого об’єднання „Діти Сонця”, котрий разом з Сашою і Сірожою до Києва прибув і Зінці в диктофон несподівано репліку мовив: Есть передачи далекие от политики – они беззубые, поэтому их терпят. Если говорить о политических, то, в основном, это разоблачение курса НАТО. Как в совке, человек сидит перед ноутбуком, к которому не притрагивается и говорит о том, как растет экономика Белоруссии. Уж лучше смотреть ваш проект «За деньги», чем по белорусскому ТВ слушать, почему Украина плохая, и почему к нам не проник оранжевый бандитизм. Вообще телевидение − и украинское в том числе должно расширять аудиторию, а не создавать программы для домохозяек, потому что есть еще неформалы, хиппи, дети, душевнобольные, интересные музыкальные команды, которых телевидение игнорирует. Им надо тоже уделять внимание. (До Зіни): Ты человек, который тяготеет к Фасбиндеру… Виму Вендерсу… Хацон (ласкаво блимнувши на Зіну): Тяготеешь?..

З.П. (всміхнувшись): Ні.

Хацон (повертаючись до теми свого президента): Сам Лукашенко и не такой мудило… Но он окружил себя людьми, которые служат ему, с перегибом. Держаться как клопы. И дело не в постсоветской системе. Все, как и в Америке, решают деньги… Главная проблема в том, что у нашего президента нет чувства юмора. Если б было, все сложилось бы иначе.

На цьому стали прощатися хлопці з Підалькіною. „Ми старалися, як могли” – кажуть. І зраділа Зіна, теплом серце наповнила, бо були слова їхні чистою правдою.