Документальные фильмы предпочитают гурманы-киноманы. Почему? Они живее постановочных, а художественное наполнение их, порой, несравненно глубже Жизнь сама предлагает изощренные сюжеты. Например, связанные с коррупцией, которая одинаково разъела власти всех стран мира, и эта тема всем понятна даже без перевода. Такие фильмы-расследования сейчас иногда снимают украинские режиссеры, такие же фильмы привозят и иностранцы.

Автор такого фильма-расследования не просто борец за политическую чистоту, он еще и игрок. И в смысле возможности оказаться жертвой разгневанных коррупционеров и, в том смысле, что за неимением возможности показать документально описанные на бумаге факты, создает иллюзию реальности событий.

С таким вот игроком французского происхождения, известным своими журналистскими расследованиями теракта 11 сентября и государственного переворота в Афганистане - Пьером Абрамовиси - довелось пообщаться на одном из фестивалей документального кино и корреспонденту «ТК».

- Пьер, насколько популярно документальное кино во Франции, в каком документальном кино, по вашему мнению, нуждаются французы?

- Пользуются вниманием, конечно, фильмы-расследования - из-за своей остроты. Например, на тему продажи оружия. Снимая такой фильм, я, предположив, кто является продавцом, должен пойти к нему домой и спросить у него напрямую все, что меня интересует об их нелегальном бизнесе.

В таком фильме излагается какая-то документальная информация, но, фактически, он постановочный. Сейчас появился такой новый жанр – документальная драма: художественное воспроизведение документального факта. В фильме про оружие я иду к торговцу, задаю ему откровенные вопросы, слежу за ним и т.д. В одном из моих фильмов я задавал такие вопросы прямо в машине реальному персонажу. Но я исказил его голос до неузнаваемости и не показал его лица. Телеканал же требовал от меня, чтобы он был в фильме значительно дольше, чтобы мы за ним проследовали на переговоры, посмотрели, как он обсуждает с покупателем контракт и, скажем, протягивает какой-нибудь конверт. Но при этом заказчики забыли о том, что эти люди не соглашаются на то, чтобы их снимали в подобных ситуациях.

Несколько лет назад телеканал потребовал от меня снять фильм о подпольной торговле старинными вещами, перевозка которых производится из Египта в Европу. Телеканал хотел, чтобы я присутствовал с самого начала, с момента, когда какие-нибудь старинные вещи крадутся в музейных исторических центрах, а потом отслеживал бы весь их путь до самой Европы. Документально снять такой фильм, как вы понимаете, невозможно. Но по словам очевидцев воспроизвести реальные события можно, и тогда получится захватывающая картина.

- Кто заказывает и оплачивает такие фильмы?

- В основном, телеканалы. Во Франции их очень много в целом, но очень мало таких телеканалов, которые показывают документальное кино. Таким образом, заказчиков таких картин не густо. Кроме того, существует определенный диктат канала - относительно видения проекта. Вы не сможете один и тот же документальный фильм предложить всем телеканалам, потому что представление о том, каким должен быть фильм, у каждого канала свое. Вы приходите к человеку, который занимается на канале документальным кино, и предлагаете проект. При этом вы должны заранее знать – он предназначается только для него, и снимете вы этот фильм только в соответствии с его запросами. И если однажды утром он сломает себе ногу, вам придется начать все сначала. Потому что, если вы предложите этот же фильм другому ответственному лицу, пусть на том же канале, будьте уверены - он его не заинтересует. Потому что у него окажется совсем другое видение документального фильма, нежели у того, другого, со сломанной ногой.

- Решение снимать или нет документальный фильм настолько субъективно?

- На каждом телеканале по-разному - каналы отличаются по своей весомости. Есть отдельный канал, который масштабно занимается документальными проектами. Это франко-немецкий канал «АRTE» - он государственный. Этот канал проводит единую политику. Но, скажем прямо, политику очень амбициозную. На нем есть много подразделений, каждое из которых занимается своим вопросом и руководители подразделений бывают очень разными. Некоторые из них предоставляют авторам большую свободу. А другие, напротив, всегда сами форматируют каждый проект. В результате «АRTE» нравится всем, поскольку там большой выбор. Зрителю он интересен хорошими фильмами, а режиссерам - тем, что этот канал заинтересован в документальном кино и, соответственно, лучше всех за это платит.

Канал «Плюс», для которого я делал фильм-расследование «Международная коррупция» покупает 12 документальных фильмов в год – это частный канал. И все эти 12 фильмов похожи на мой фильм. Потому что таковы требования: обязательно нужно, чтобы камера много двигалась и чтобы режиссер был в кадре. Для комментария выбирают непременно личностный тон, а видеоряд стараются сделать как можно более зрелищным. Мой фильм они нашли слишком сложным потому, что они считают, что их зрители - идиоты. И их не переубедил даже тот факт, что этот фильм посмотрело огромное количество человек. Я знаю наверняка, что зритель готов смотреть сложные истории. Мои фильмы всегда такие и за всю мою жизнь зрители никогда плохо их не принимали. Незаинтересованности не было никогда.

- А как вы относитесь к этому приему – присутствия режиссера в кадре?

- Когда я снимал фильм-расследование «Международная коррупции», я отказался в нем сниматься. И вообще, я хотел сделать фильм совсем по-другому. С той же историей, но представленной по-другому. В Южной Африке у меня появился прилив энтузиазма потому, что я там услышал маленькие, но очень интересные скетчи. Главным героем в них был взяткополучатель. Они так забавно все это преподносили, что я их снял и решил красной нитью ввести в фильм. Кроме того, когда я вернулся во Францию, то связался с людьми-авторами таких же, только французских скетчей. Я договорился, чтобы они написали скетчи-ответ для взяткодателей. Ими я хотел облегчить фильм. С этой же целью я подснял множество юмористических рисунков на тему коррупции. Некоторые из них мне удалось сохранить в фильме. Моей идеей, моим замыслом было чередовать каждую часть фильма юмористическими фрагментами. И еще, я хотел включить звукоряд - песенки про коррупцию, которые поют африканцы.

Но когда я показал этот свой проект в таком виде, мне сказали, что у нас здесь не «ARTE», и все, что им нужно – это чтобы я, как всегда, присутствовал в кадре, а все эти дополнения предложили убрать. Я был недоволен и ушел из монтажной комнаты, хлопнув дверью. Но они мне пригрозили не заплатить за весь фильм, если я не сделаю так, как они хотят. Поэтому, чтобы получить деньги, мне пришлось выполнить их требования и пожертвовать хорошей идеей.

- То есть в процессе производства фильма у вас идет постоянная дискуссия с каналом-заказчиком? Вам ставят задачу, вы порой ее нарушаете, а потом вы находите какой-то компромисс?

- Не так все буквально. Во-первых, всегда есть посредник. И наш посредник – это продюсер, человек, который ищет деньги. Он гарантирует каналу, что фильм будет снят. Он же отвечает за все технические операции и за выплату зарплаты. По несчастному случаю, продюсером этого моего фильма был муж сотрудницы, ответственной за документальное кино на канале. И в этом конкретном случае я всегда был неправ. Но в нормальных обстоятельствах продюсер защищает интересы режиссера. И мы с продюсером проводим всю подготовительную работу перед тем, как я начинаю снимать. Канал соглашается или отказывается от конкретного предложения. И когда фильм поступает в монтажную комнату, то канал знает, что это будет именно тот фильм, который он принял. И если, вдруг, что-то не так, он требует, чтобы его переделали. Все знают, что у меня плохой характер, и на каком-то этапе я требую сделать так, как я хочу. И как минимум один раз с каждым телеканалом я ругаюсь.

- А дважды один и тот же канал вас приглашает?

- Да. Потому, что зрительская аудитория моих фильмов всегда большая. Расскажу еще такую историю: «ARTE» однажды заказал мне фильм по истории моей страны – Монако, ее участию во Второй мировой войне. И я, неожиданно для всех, сделал ужасное открытие, вскрыл некоторые данные относительно того, как повела себя моя страна в тот тяжелый период. Канал ждал фильм, но не в той концепции, в которой я снимал. Редактор хотел, чтобы камера снимала море, пляж, а голос за кадром говорил: «произошло вот это». А я вместо этого поместил редкие соответствующие действительности кадры, которые показывали суть политики Монако. Я эти материалы разыскивал в течение двух лет. Но редактор мне сказал, что это журналистский фильм, а не авторский и что такой он не заказывал. Но на следующий день этот фильм-таки показали и его просмотрело самое большое количество зрителей за последние два года. Я получил поздравления канала и этот человек меня еще раз пригласил поработать. Хотя остался при своем мнении, что фильм плохой.

- Какие каналы больше заказывают фильмы, общественные или коммерческие?

- Общественные. Больше всего «ARTE» - это канал двух государств, Франции и Германии. Фильм «Международная коррупция» был сделан для коммерческого канала, который, в основном, финансируется за счет рекламы. Если бы я делал этот же фильм, но для некоммерческого канала, который бы оплачивался за счет абонплаты телезрителей, я был бы значительно свободнее в выборе формы. Зато я был бы ограничен финансово, а это тоже значительный диктат. Все два года, пока я снимал свой фильм, я получал финансирование. Если бы средства на этот канал приходили из абонплаты, мне бы не смогли оплачивать весь период съемок, я уж не говорю о том, что мое вознаграждение было бы значительно меньше. Таким образом, если я свободен по содержанию, я должен придерживаться экономических требований, которые играют роль экономической цензуры.

- Какой в среднем бюджет фильма-расследования?

- Фильм-расследование во Франции – это очень дорогой формат. Моя картина «Международная коррупция», который я представлял на вашем фестивале документального кино «Літопис» стоил 200 000 долларов плюс дополнительные расходы на поездку в Южную Африку.