Больше всего у нас загрязнена не природная, а информационная среда», - говорит известнейший латвийский документалист в эксклюзивном интервью для «ТК».

Как сообщала «ТК», 30 апреля завершился Первый международный фестиваль неигрового кино «Контакт». Его организаторами выступили благотворительный Фонд им. Ларисы Роднянской, Телеканал "1+1" и Национальный союз кинематографистов Украины. По общему признанию экспертов и зрителей, фестиваль стал действительно представительным событием – и своей программой, и именитым составом участников.

Одним из метров, приехавших в Киев, был и Абрам Клецкин – профессор Латвийского университета, известный латвийский журналист, документалист, мнением и оценками которого дорожит не одно поколение кинодокументалистов. Абрам Клецкинс был членом Международного жюри фестиваля. Интервью с ним для «ТК» взяла также небезызвестный в среде кинодокументалистов человек – киноредактор, журналист, сценарист Виктория Бондарь.

«Главный итог кинофорума», – по мнению Виктории - «не призы и дипломы, и не ордена, врученные почему-то представителями премии «Человек Года». Главный итог, по моему убеждению, в том, что фестиваль засвидетельствовал: документальному КИНО – быть! И фестивалю – продолжаться...

Подтверждается этот итог двумя важнейшими для такого форума слагаемыми – наличием качественной (не только конкурсной) кинопрограммы и присутствием интересных гостей.

Давно наш Дом Кино не собирал такого количества (и качества) профессионалов. Поговаривали – зрителей маловато, а вот мне дорогим показалось как раз отсутствие праздной тусовки, возможность увидеть своих, услышать голос собеседника!

С Абрамом Клецкиным мы давно не виделись и потому говорили обо всем, пытаясь наверстать упущенное...

Как всегда, для Абрама более важным, основополагающим являются не просто оценки конкретного фильма, режиссерской работы, ему интереснее проследить тендеции, явления, выявить векторы движения...

- Я не имею ничего против документальных сериалов... в этом нет никакой беды, - говорит Абрам. - Но должен быть набор. Беда в том, что в наборе, предлагаемом телевидением, не хватает элемента, который определяет общий уровень документального кино. Это удел авторского кино: оно создает язык, развивает его, определяет, как расширить его возможности. И остальное кино очень активно берет из него. Вот американцы - они давали деньги на авторские проекты, они понимали, что кто-то должен делать КИНО, язык его развивать. Как его использовать, они потом придумают... Потому что они товар же делают, а для товара нельзя, когда ничего не меняется. Тогда серость, тогда неинтересно и это не собирает денег... Они всегда поддерживают творцов и используют их, чтобы получать новые идеи, новые подходы, новое видение. Это очень важно.

Меня поразили студенты, которые очень четко определили разницу между настоящим кино и, скажем, голливудской продукцией. В первом случае ты думаешь, а во втором – это ни к чему! Просто глазеешь, развлекаешься, вышел и уже не помнишь, о чем там было. А там думать надо. И думать, размышлять – это, оказывается, интересно! Ну, скажем, молодой возникающей ителлигенции это очень интересно. Только этим надо увлечь... Надо уметь показывать это кино. У нас нет системы, полное отсутствие возможности встречи с документальным фильмом. Ну, откуда сегодняшние зрители могут знать о том, что существует такое кино...

- Вы говорите у нас, значит, и у вас тоже...

- У нас, в Латвии, несколько, быть может, лучше, но это не принципиально. Должна быть предоставлена такая возможность, особенно теперь. Построены большие мультиплексы, там залы разные по количеству мест от 80 и до 800. И всегда можно предоставить зал, хотя бы раз в неделю, для документального кино. Но с этим надо работать. Сейчас проблема в том, что серьезного междунарождного проката документального кино не существует. Через кого мы, например, регулярно получаем фильмы – это посольства, они охотно помогают.

- Да, но это разовые показы, скорее, для профессионалов, для Дома кино. А если говорить о зрителях... Как им помочь понимать такое кино или, скажем, вызвать интерес, помочь ощутить потребность в таком кино...

- Что я сейчас и делаю со своими студентами, у меня курс – просветительский. Я им прсто показываю документальное кино и рассказываю, что это, как следует понимать, почему... И они пишут о каждом фильме, но не рецензию - пытаются передать свое отношение. Они, вообще, стихи могут написать или какое-то эссе... И это, порой, внешне как будто совершенно не связано с фильмом. Мне очень важен контакт. Я из них не делаю профессионалов. Я пытаюсь «делать» зрителей. Это очень важно! Это должно быть в школе...Дело в то, что большую часть инфорамции люди сейчас получают через экран – телевизионный, компьютерный, кино – всякий... Надо научить людей смотреть – читать-то учим! А смотреть - нет! Вообще говоря, люди «смотрят» телевидение ушами... Мы проводили такой опыт. Раньше, в советские времена, во время рассказов о разных «горячих точках» использовались зарубежные съемки, а текст подкладывался, естественно, собственный. Но снято-то было с точки зрения той стороны! И мы проверяли, у тех, кто смотрел сюжет - оказывается, 90% зрителей считали, что видели именно то, о чем говорил диктор!!! Вот почему надо научить смотреть. В этом смысле документальное кино помогает очень хорошо, у него - развитый язык!

Еще пример. У нас, в Латвии, самый высокий рейтинг доверия – к телевидению. Потому что существует иллюзия, будто видишь происходящее своими глазами. При этом, как правило, зрители не понимают, что видят события глазами оператора и режиссера, что телевизор – это не окно в мир, а – витрина! Витрина, в которой выставляют то, что хотят показать. И надо понимать, что тобой манипулируют, предлагая свою версию событий. Ну, например, во время нашей «песенной революции» это делалось очень просто – снимают репортаж, берется общая верхняя точка, и зритель видит горстку людей на огромной площади. А другая группа снимается с уровня глаз, камера движется в толпе, и впечатление, что нет ей конца... Или панорама - в любой группе можно снять одухотворенные, красивые лица, а можно снять уродов, бомжей...

Люди должны знать и понимать эти модели манипуляции. И сейчас как раз время документального кино. Ведь все наши средства массовой информации, постсоветские, они ведь не занимаются анализом действительности. Больше всего у нас загрязнена не природная, а информационная среда. Бесконечное количество разорваных фактов. Передачи - недельные обзоры, комментарии и т.д. - опять-таки не по сути делаются. Процессы происходят очень сложные, люди их не понимают и ими очень легко манипулировать. Поэтому должно делаться документальное кино, которое дает масштаб – когда показывается не событие, или кампания, а объектом исследования становится сама жизнь, смысл происходящих в ней процессов.

- Но телевидение не хочет этим заниматься... Процесс дорогостоящий, трудоемкий, и рейтинга не приносит...

- Телевизионные каналы не только не хотят, я думаю, что они во многом не сознают необходимости этим заниматься... А вот почему? У нас же (имею в виду все постсоветское пространство) вообще не понимают механизм воздействия такого кино на зрителей. Это, назовем так, аналитическое кино смотрят лидеры мнений. И что же дальше?..

Если людей что-либо заинтересовывает, они ищут человека, которому доверяют, который посоветует, который скажет – или это ерунда, или серьезно... И оттого, что этот человек скажет, зачастую и будет принято решение... Причем таких людей не выбирают голосованием, такой выбор каждый человек делает сам для себя. Это – лидеры мнений. Их определить очень просто – это люди, которым задают вопросы... В любом сложившемся круге, в каждой компании немедленно появляются такие люди. Это обычно не лидеры вообще – по всем вопросам... а - кто по кино, кто - по модам, кто - по политике... Они больше читают... потому что работать с текстом по-настоящему можно только с печатным – возвращаться, углубляться... Это совершенно очевидные вещи. Заинтересовать чем-либо – здесь телевидение вне конкуренции, а вот – понять – все равно книга лучше, даже газета . Лидеры мнений, они-то тоже нуждаются в информации. И что же они делают – они читают.... Но тогда, соответственно, должны быть и издания. То, что на Западе называется качественной печатью. В целом журналистика разделена очень строго на две, можно сказать, разные профессии: одни обеспечивают развлечения - в очень широком смысле слова . И второй тип, дорогая печать, с высоко оплачиваемыми журналистами, с широчайшим банком данных - на уровне спецслужб. Они продают информацию и АНАЛИЗ. А фактически большее –ДОВЕРИЕ. Они не могут работать на партию, а только лишь на себя. Иначе будут не нужны. Это истинно независимая пресса по положению на рынке! А иначе она просто прогорает!

- Так ведь вся пресса продажна...

- Ну, попробуйте, например, купить «Нью Йорк Таймс», «Шпигель»... Нельзя их купить, потому что это провально для самой фирмы... Интересно, например, когда берешь «Шпигель» тот же самый – там нет подписей под статьями. Но есть список всех редакторов... Когда они заказывают статью кому-то со стороны, то ставят подпись автора. А свои не подписываются. Но вы посмотрите этот список – каждый третий доктор наук, не магистров просто нет. Там специалисты очень высокого ранга. Это авторитеты. И они очень этим дорожат. За это им платят. У нас такой прессы нет и в ближайшие годы не будет. Потому что это очень дорогая пресса. Соответственно, могу сказать, к примеру, «Франкфуртер Альгемайне» стоит в четыре раза дороже, чем «Биль Цайтунг». У этих пять миллионов тираж, а у «Франкфуртер Альгемайне» под 400 тысяч. Для 80 миллионной страны тираж, вообщем, небольшой. А вот авторитет обратно пропорционален. Мы подсчитывали - такой еженедельник стоил бы в маленькой Латвии не меньше 6-7 долларов за экземпляр. А что значит делать такое издание?.. Нужны большие деньги...

Во время первой поездки заграницу в 66-м году я был в «Шпигеле». Они тогда не имели своего здания и снимали 8 этажей - из них два этажа редакция, а остальные 6 занимали отдел архива и документации. Авторы заказывали, что им надо, отправляли запрос и получали папочку с материалами. Насколько это были дорогие люди - у каждого был свой секретарь, которому они диктовали, чтобы не терять время, а потом только редактировали, и это шло в набор...

Что из этого вытекает? Наши лидеры мнений, не имеющие таких источников информации, - полузнайки. Поэтому их советы стоят недорого. Поэтому ими тоже легко манипулировать, и они манипулируют дальше, даже не догадываясь об этом.

- А когда же?..

- Если говорить серьезно, не при мне и не при вас...

Но казалось бы, тогда что? Не надо об этом говорить? Как раз наоборот... Потому что, если мы это понимаем, что-то делается, и этот срок сокращается... Сейчас все время латаются дырки, и каждый раз в другом месте новая дырка, и снова... Я вообще сейчас пытаюсь убедить, добиться, чтобы у нас занимались стратегией – на уровне правительства, на уровне общественности. Чтобы люди думали не о том, что сегодня - а куда мы идем, какие ресурсы привлечь, что делать для будущего...

Наш Институт социальных и политических исследований сделал интереснейшую работу – АУДИТ ДЕМОКРАТИИ. В ней о том, что, мы полагаем, есть современная демократия, и как это выглядит у нас на деле...

Мы говорили долго… И о программе фестиваля, и о его лице, обретающем свои, особенные, черты, и о последних фильмах Герца Франка, которые нам, киевлянам, посчастливилось увидеть благодаря фестивалю. Никак не получалось поставить точку... И поздно ночью, после закрытия фестиваля, стоя у гостиницы, продолжали говорить. Только вот диктофон уже был отключен...

Возвращались домой сквозь пустой ночной Киев. В машине по радио звучал новый хит:

На остановке в метро

Страдает парень Петро.

Девчонка стрелку забила, а где конкретно – забыла...»