Зіна Підалькіна, для «Детектор медіа» „Поярков!... Зіно!.. Радник міністра культури... Це нонсенс”, – почула стогін художників київських Зіна, перевіреним способом приклавши вухо до землі-матінки... „Білозір!.. Попса... Жовтизна... Чи за це стояли на площі помаранчевій?” – риданнями заголосили музиканти. „Ой матінко!” – сплеснула у долоні дівка. – Що робиться в світі!” Схопилася на ноги дівочі і до Сергія Пояркова, як коняка скажена, погнала.

СКУЛЬПТУРА... ПОЯРКОВ

Стояв він в „Українському домі” на виставці скульптури, маленький. Невеликий на зріст, хвацький жевжик у прікіді чорному. Кєппі з крилами залізними, куртка з такою ж символікою. Ні дать ні взять – орел заморський. Очима розгублено кліпає, настрахано в простір вдивляється.

З. (під’їжджаючи до хлопака з диктофоном): Ви такі розгублені?..

П. (продовжуючи в усі боки зиркати): У мене сьогодні стільки справ, що страшне діло.

З. (хитро всміхнувшись): З посадою радника пов’язаних?

П. (так швидко затараторив, як хлопці локшину на вуха дівкам вішають): Після помаранчевої революції накопичилася така кількість усіляких справ, что… (російською, впевненіше) их не переделать. Четыре месяца событий… Настоящие художники вообще ничего не могут делать наполовину, левой ногой, вполсилы. У меня стройка, новая книга… новый проект. Все сам делаю. Если хочешь, чтобы было хорошо, – сделай это сам.

З. (замилувалась та про художників бідолашних згадала): Ви радник Оксани Білозір. Певно, маєте програму оригінальну?

П. (видно, що не зрозумів слова “програма”): У Оксаны Владимировны есть энное количество советников. Она всех будет слушать, но никого не будет слушаться. Советники нужны, чтобы министр имел спектр мнений, знал о проблемах и методах их решения. Советники же скажут, как в Америке и на Западе подобные вопросы решаются. Это те люди, которые в штыковом бою смогли доказать свое право на то, что их совет чего-то стоит. А программой министерства занимается сам министр.

З.: І яку ж першу пораду ви їй дасте?

П.: Люди неправильно представляют деятельность советников министра. Советник нужен тогда, когда возникает конкретный вопрос. У меня есть опыт. Программа – прерогатива министра. А функция советника – давать иногда независимую информацию. Раньше творческие союзы, созданные в постсоветское время, делали власти виртуальный минет. Они обслуживали власть. Поэтому должен быть такой советник, который вырос в другой системе ценностей.

З.: А ви у якій системі виросли?

П.: Экономическая родина моя – США. Я жил, работал, учился там, читаю курс для молодых американских художников: «Как стать успешным». Если американцы оплачивают все это из года в год, то у них к этому есть интерес, и значит я чего-то стою.

Поки говорив це дівці орел заморський, руками махав та знаки двом панам, які втрапити в дім Український не могли, подавав. „Извините” – мовив Зіні і побіг до панів спілкуватися. „Неужели вы думаете, что он тут что-то видел? – вказуючи на Пояркова посеред скульптур, скептично звернулася до Підалькіної якась поважна пані. – Бессмысленно комментарий у такого брать”. Зі смішинками в очах глянула на Зіну й геть пішла.

З. (до Пояркова, який за 15 хвилин повернувся до Зіни): А ви радник?... Чого?

П.: У министра есть некоторое количество помощников на ставке и столько же на общественных началах, которые просто владеют своим вопросом.

З. (настирливо): Яким?

П.: Я художник, который занимается собственным промоушеном потому, что никто этим сейчас здесь не занимается. У нас, по сути, нет галерей. Наши галереи, если сравнивать их с американскими, – это просто комиссионные магазины. К примеру, бывшего московского художника Григория Брускина взяла на себя галерея «Мальборо». Она не просто пиаром его занимается, а создает условия для возникновения другого статуса художника. Меняется его цена, уровень. Галерея занимается и вторичным рынком, потому что ответственна перед своим клиентом за то, что цена художника будет не падать, а расти. Если на рынке появляются работы этого художника, то они выкупаются этой галереей. Нужен советник, который на таком примере объяснит, что то, что есть в Украине – не галереи.

Згадала Зіна, що серед нарікань мистців вчула історію, що пана радника київські галереї не виставляють, бо за художника не ймуть, попсою називають – одне слово, не люблять. А тут до Пояркова скульптор Валієв підійшов. Тихенько, сором’язливо до радника мовив: ”Сергей… Слышал…Ты советник… У меня в Австралии памятник открывается… Может, кто-то из министерства…”

П.: Не надо. Я в это время буду в Америке.

Валієв (ще скромніше): Может, двух-трех художников с выставками послать?

І ТУТ ПОЯРКОВА ПОНЕСЛО!!!

П. (ніби відчувши себе на трибуні революційній, голосно і без зупинок): Никаких художников!.. С мышиной возней в министерстве разобраться надо. Это главное! Сейчас нет денег даже на то, чтобы закрыть год Польши. А открыть год Грузии денег тоже нет. У Минкультуры никогда денег не было, нет и не будет. Поэтому нужно привлекать к финансированию частных спонсоров и создать защищающие для них законы. В Америке и Испании нет минкультуры вообще. Французское Министерство культуры, помогая своему кинематографу, похоронило его к чертовой матери. Живому художнику денег давать нельзя. Минкультуры должно заниматься вопросами наследия – Шевченко, Приймаченко… Конечно, симфонический оркестр не может жить на коммерческой основе. Есть вещи, которые априори вписываются в бюджет. Оперный театр, например. Но когда режиссер простого театра говорит: «Дайте денег – мой театр бедствует». Я отвечу: «Чувак! Если у тебя пустой зал, театр должен не просто бедствовать – закрыться». Нечего думать, что публика дура. Правильно сказал Марк Захаров: «Если вы такие элитарные, ставьте спектакли в лифтах». Писатель – это не тот, кто пишет, а кого читают. У нас официально писателей больше, чем в Европе и США вместе взятых. С художниками тоже – их в 10 раз больше, чем в Швейцарии, а покупателей в 10 меньше. Не надо говорить, что Поярков жестокий. Я жесток, как сама природа. Есть естественный отбор. Например, есть великий скульптор Пинчук, суперхудожник Слава Брейш, гениальный иллюстратор Слава Ерко, художник Игорь Горин и т.д. У нас навалом таких ребят. Сейчас бум спроса на качественное украинское искусство.

Чим далі говорив герой, тим більш емоції свої розпалював, руками махати почав. Аудиторію відчув, править своєї без пауз – артист, одне слово. Волю дай – замучить балачками.

П. (пантомімічно руками ілюструючи кожну репліку свою, кайф від становища свого ловлячи): Искусство – как бизнес коммуникейшенс: 90% гниют на помойке, только 2 ходят по подиуму. Продавать свою точку зрения хочет любой, получается не у всех. Если кормить всех дармоедов, государство накроется медным тазом. Узка спина отечественного Боливара! Она вынесет тот минимум, который в десять раз меньше того, что вынесет та же Швейцария или США. По сути, художник с точки зрения экономики – дармоед. Государство может прокормить определенное количество людей, но определить их должна сама жизнь.

Кто висит в музеях на стенах? Нет там слабых тюх, божьих одуванчиков, людей, которым кто-то помогал. Все себя сделали сами. И не надо дрочить на светлый образ Ван Гога. Те, кто заработал деньги, они на 99% не выиграли их в лотерею. Ван Гог выиграл в лотерею, но они-то тут при чем? У них же нет богатого брата. Пушкину, Шевченко, Булгакову государство только мешало. Почему же стишата у них получились вроде бы ничего? А потому что был хыст. Если умеет человек марать бумагу при свете свечки, то министерство культуры ему не нужно. Министерство культуры должно заниматься теми, кто не может себе помочь. Есть пенсионеры, калеки, дети, Оперный театр и симфонический оркестр. Если мы выпустили 10 тысяч балерин, а в театре солируют только пять, остальные должны класть асфальт, кирпич, паркет, чужих детей за деньги нянчить.

Я сужу Хаббардовский конкурс для художников. Его же судит самый дорогой иллюстратор мира, Френк Фразетта, и ничего – уживаемся… Но, чтобы тебя позвали туда, нужно доказать свою нужность не базаром, а делами. Министерство культуры должно не помогать, а не мешать. Если культура без искусственной почки, легких выжить не может, пусть она издохнет! Не надо ее превращать в тело Ленина в Мавзолее. О культуре, как о предмете страсти, нельзя говорить скучно. Когда Скорик говорит о культуре, приносит ей очевидный вред. Народ немедленно переключает телевизор, потому что она большой специалист понудеть и потошнить на тему украинской культуры.

З.: А за якими критеріями можна збагнути, що художник гарний? (Вставила в спіч запитання, як ретирувався в паузі Валієв. Зник, ніби й не було його.)

П. (не відчуваючи, що аудиторії дещо поменшало, категорично й натхненно): Характер. Шагал не умел рисовать, не учился, а художник гениальный. Вы нарисуете не хуже Шагала, а характера такого у вас нет, и скорей всего уже не будет.

З.: У Києві вас вважають провокатором…

П.: Не провокатор – не художник. Функция художника провоцировать общество.

З.: І все ж таки, яка перша порада?

П.: Когда к министру придут галерейщики и скажут: «У нас есть галереи», – я должен сказать: «Ребята, не надо подменять понятия». Мы не должны строить нигерийское Минкультуры, а европейское. Мы с Оксаной Владимировной долго сидели в Верховной Раде и долго говорили о ситуации в украинской культуре, о тенденциях. И было решено, что я стану советником.

З.: Чи знаєте ви, що більшість художників незадоволена вашим призначенням?

П.: В нашей стране нелюбовь коллег-неудачников – первый признак успеха. Но я не делаю работы на заказ. Те же художники, кто критикует Пояркова, готовы отдаться за любую работу за 10 тысяч долларов. С Поярковым такие штучки не проходят. Я написал книгу. На нее написали позитивные отзывы Малкович, Курков, Макаров, Поплавский, Ющенко, Ступка. Мне интересно, что обо мне думают люди успешные.

З.: Але й успішній людині ви можете не подобатись…

П. (категорично): Это исключено. Удачник удачнику нравится всегда. Нужно помогать не огульно всем, а тем…

З. (з хитринкою в оці): Навіщо ж успішному поміч?

П. (блимнувши на Зіну): Не надо. Им главное – не мешать.

З.: Не можу збагнути – нащо вам, успішному, міністерство?

П.: Министерство культуры должно быть построено по европейским стандартам. Человек нашел финансирование на свой проект 90%. Минкультуры подумает, дать ли ему еще 10. Оно должно инспирировать желание людей рассчитывать на свои силы. Надо изменить законодательство, чтобы меценатов не наказывали за помощь культуре. Частный спонсор – то, на чем растет вся культура мира. Не на государственной сиське, а на поддержке человека, который заработал деньги своими руками и вложил их в культуру. Коллекции мировых музеев куплены на частные деньги.

З.: І все ж таки поясніть мені, пане раднику, як у естрадної співачки, яка не знає художників й не орієнтується у спектрі культури української, можуть виникати питання відносно їхнього буття?

П. (майже істерично): Давайте дадим человеку поработать и посмотрим, что изменится. Если хотя бы на 20% сбудется то от власти Ющенко, что мы хотели, то Родине-Матери надо грудь уменьшить, отпиливать голову, и на ее место голову Ющенко ставить. У Союза Художников, которым 16 лет руководит Чепелик, по городу есть 40 объектов недвижимости. Сдаются они по смехотворным ценам в режиме полной секретности. Это профанация культуры. Либо бездарный менеджмент, либо какой-то шахер-махер. У таких людей самые большие претензии к Пояркову. В обществе, где в детдомах детям не хватает на масло, нельзя кормить самовлюбленных дармоедов, которые утверждают, что имеют отношение к украинской культуре.

З.: В одному з інтерв’ю ви сказали, що Міро та Клєє малювали каракулі. Вам не здається, що з такими висловлюваннями на Заході вряд чи сприймуть серйозно міністерство та Україну, офіційним представником якої ви є?

П.: Наша местная безграмотность даже не знает, что Дэвид Росс, директор «Метрополитен музеум», сказал: «Возможно, современное искусство сделало какой-то неправильный поворот». Оголтелые провинциалы этого понять не могут (це, певно, було каміння в город Зіни та землі української, вухом до которої та інколи припадала). Пикассо сам издевался над своими ценителями, говорил, что эти жадные глупцы даже не могут перестать покупать его. Пикассо сказал, что рисовать он не умел и не умеет, что он не был художником, а был авантюристом.

З. (сміючись і трохи кокетуючи): А ви малювати вмієте?

П. (затято й гучно): У меня академическая школа. Если художник не умеет рисовать, то не должен этим гордится. Я раскрученный художник, и мог бы уже и не рисовать, но мне это нравится… Что касается признания, то у меня оно есть. Мнение местного союза писателей меня не интересует. Писатели: Курков, Зобужко, Бузина, Капрановы, Юра Макаров дали высокую оценку моим текстам. И Верди, и Моцарт при жизни считались полным фуфлом. Настоящий художник никого при жизни не будет критиковать поименно.

З. (намагаючись перевести думки героя з себе-прекрасного на громадську тематику): Ви усіх київських художників знаєте? Цікавитесь ситуацією тут?

П.: Ні.

З. (дико захихотіла): Який же ж ви радник тоді?!

П.: А зачем мне знать художников? Когда Высоцкий писал о шахматах, он не умел играть, но ему хватило десятиминутной консультации. Я не буду заниматься художниками в принципе. Я занимаюсь собой. Олег Пинчук занимается собой. Я без министерства жил и проживу. Параллельно я выделю время не на то, чтобы заниматься украинскими художниками, а чтобы помочь выстроить систему, чтобы было всем удобно… На Западе никто не занимается художниками. Когда у нас будет нормальное минкультуры, будет всем еще лучше. У меня есть опыт, как художнику стать успешным. Этому можно учить.

З. (схотівши й справді взяти урок успішності): Припустімо, я художник. У мене є проект, на який потрібні кошти…

П. (перебиваючи і повчаючи дівку): Если художнику нужны только деньги, на фига он пошел в художники? Художник прежде всего хочет самореализоваться. У всех моих знакомых главная проблема – выбор одного из того, что делать. Мы живем на разных планетах – на одной Пинчук, Поярков, Микеланджело (з цього місця Підалькіна хихотіти вже не переставала), а на другой люди, которые задают вопрос: что бы сделать, чтобы это оценили. Некоторые великие художники пять дней в неделю работали дворниками, а в выходные рисовали и добивались успеха. Я на себя всегда зарабатывал сам. Когда я слышу, что у человека нет выбора, что у художника нет вдохновения – для меня это кажется полным бредом. Художник – человек, у которого вдохновение есть 24 часа в сутки.

З. (намагаючись повернути героя на землю): Програма…

П. (емоційно, як навіжений): За программой приходите в минкультуры! Я не чиновник!! Я хочу, чтобы все было прозрачно, куда и как расходуются деньги. Чтобы любой человек мог прийти и это узнать. Чтобы не было клановости и кулуарщины, чтобы каждый гражданин мог знать, куда и почему потрачена каждая копейка.

З. (додаючи у свою симфонію сміху писклявих тонів): Виходить, що при Мінкультури ви просто виконуватимете роль чесного бухгалтера?

П. (переходячи на крик): Я в течении часа объясняю. Вы забываете! Расшифруйте и увидите целый перечень! Выстроить принципы работы минкультуры хотя бы по европейскому принципу, я уже не говорю о… Законодательство. Я перечислил 2 десятка вещей.

З. (тихіше, щоб заспокоїти героя, в’їдливо): Якісь галереї виставляли ваші роботи в Києві?

П. (і справді заспокоюючись): На Красноармейской. Давно. Просто в Киевских галереях уровень цен не представляет интереса. Я делаю новый проект из 14 работ, из них продано одиннадцать эскизов. Зачем мне нужны киевские галереи? У меня нет продукта, который я не знаю куда деть. Киевским галереям надо поучиться. У нас есть тысяча академически правильно классно рисующих художников. И десять из них успешны. Каков принцип отбора? С вечера не выпить – уже половина не при делах. Не обещать того, что ты не собираешься делать – четверть улетела. Сделать то, что ты пообещал – еще 20% ушло. Художник должен быть личностью. Я не считаю, что о ком-то из киевских художников нужно заботится. Мне не важно, чем они заняты, что они делают, какие у них кланы. Нужно выстроить систему, где у всех будут равные шансы. Если человек с руками и ногами жалуется на жизнь, я ему морду в качестве профилактики готов набить, будь он художник или хирург. Шагал не умел рисовать, но он великий художник. Когда меня спрашивают – хороший или плохой художник, я не буду отвечать, потому что художник не имеет права ругать своих коллег поименно…

З.: А як же Клєє та закарлючки?

П.: Это не современники (тут Зіна низько загоготала). Пикассо сам ругал себя. Сколько художник зарабатывает – это говорит о том, насколько он профессионал. Равно как и писатель, и балерина… Я считаю, что некоммерческий художник – это человек, который рисует в свободное от работы время для дома, семьи, нигде не выставляет. Если же он живет за счет искусства, то не имеет права называть себя некоммерческим художником. Вот сейчас вернулась огромная количество ребят – дети олигархов, отучившихся в Лондоне, я считаю их самым умным и толковым населением Украины. Они понимают, что происходит в сегодняшнем мире, они занимаются системным менеджментом, а я по сравнению с ними уже старая перечница, которая их не догонит мозгами никогда. И будущее Украины в системном менеджменте. В Советском Союзе было перепроизводство балерин, художников. У нас десять тысяч балерин, если мы всем понастроим театры, страна сдохнет с голоду. Те балерины, которых будут сокращать, будут орать как резанные. Всегда при изменении любой системы будут недовольные. Хотите узнать, какая сволочь Плисецкая, – узнайте у кордебалета. Киевские художники не любят Пояркова. За что? Коню понятно за что. Мне никто не помогал. Я вырос без отца с мамой-учительницей, а у этих недовольных папа был в Союзе художников, но вышло не так, как они хотели, и это не нравится. Кишка тонка. Ручками надо, а главное – головой надо работать. Кто не любит работать – всегда не любит куркуля. Неуспешному кажется, что куркулю что-то досталось на шару. Но это не так. Просто ты берешь то, что принадлежит тебе.

Це була щира правда. Кожному своє. Пояркову Сергію дотепним блазнем бути при новій владі, комівояжером, що експортує далекий американський досвід в Україну, революціонером «бєз башкі», без любові… „Як ображена дитина… – міркувала Підалькіна про свого героя. – Докупи не може зібрати емоції свої й з вітряками-ворогами невтомно б’ється”. Й подумала Зіна, що радник при міністерстві – це нова гра Пояркова-дитини, шанс власного скандального піару. Такий собі Сальвадор Далі українського ґатунку... Кумедія та й годі! Єдине, чого не могла збагнути дівка, – який стосунок має ця містечкова кумедія до української культури в цілому. Бо хоч і раділа її душа появі в сірому просторі яскравого та кумедного дурисвіта, та не виключала, що є в світі й інші люди – ті, хто по-справжньому, щиро повірили в народ український, вільне революційне небо, в можливості нової ери. Та з промов радника видно, що новій владі не до них, бо творять чиновники свою, далеку від реальної ситуації українця міфічну культурну державу, не прагнучи відчути нагальних її потреб. Знов курс на канонізовану спадщину, на попсу взяли, ще й Америку сюди приплітають. Опомаранчилась попса героями, які вчасно встигли вдягнутися у сонячні кольори, довівши новій владі свою стовідсоткову відданість. Що стосується культури, її складної структури та глибини, то душу й сили всі вкласти треба, щоб збагнути її – свою харизму, не американську чи французьку, а українську – єдину на світ. „Хто зважиться на це? – спитала Зіна. – Артист, який власну зернину виплекає й про свій дитячий егоцентризм дбає?” Не знайшла відповіді й побігла шукати нових героїв.

Зіна Підалькіна, для «Детектор медіа»

Читайте також:

Оксана Білозір: „Я була приречена на цю посаду”