Днями побачив світ перший номер нашого друкованого часопису. Протягом тижня „Детектор медіа” пропонуватиме своїм читачам найцікавіші ексклюзивні матеріали журналу. Нагадуємо, що замовити друковану „Детектор медіа” можна, надіславши свою повну поштову адресу на наш e-mail: info@detector.media

Мы все настолько привыкли к телевизору, что не замечаем, как специфика восприятия телевизионных образов изменяет вокруг нас событийное пространство. Соответственно, люди, создающие эти картинки или являющиеся объектом изображения, очень приблизительно отдают себе отчет в том, как именно воспримется их продукт в каждом конкретном случае. Главная причина – неспособность обыденного человеческого сознания полностью вычленять явления из контекста. Следовательно, телевизионная группа вынуждена мыслить в первую очередь пространственно-временными категориями конкретной студии и сопутствующей ей техники, в расширенном варианте – руководствоваться социальными и эстетическими вкусами заказчика. А рядовой телезритель – обречен пропускать телесигнал не только сквозь кинескоп своего телевизора, но и сквозь эстетическое обрамление картинки. А сюда входит не только диагональ экрана и дизайн пульта, но и обстановка комнаты, освещение, да и, в конечном итоге, количество съеденного и выпитого зрителем накануне. Таким образом, и продуцент и воспринимающая сторона пребывают в сугубом плену иллюзий относительно как магнетизма влияния с одной стороны, так и непредвзятости восприятия с другой.

Между этими Сциллой и Харибдой виртуального коммуникационного процесса тщетно пытаются проскользнуть невредимыми «говорящие головы» украинского телеэкрана. В этих утлых ладьях телевизионных программ одинаково уязвимыми оказываются и телеведущие, и их собеседники. В первую очередь это относится к политикам на телеэкране, поскольку к вышеупомянутым искажениям смыслов добавляются кафкианские странности украинской политики. Все это превращает большинство наших политиков – героев и участников телесюжетов – в гротескные фигуры. Да, собственно, и не фигуры, поскольку в подавляющем большинстве политических сюжетов присутствуют именно «говорящие головы». Известно, что нет ничего скучнее оратора, пытающегося раскрыть тему в мельчайших подробностях. Мы все являемся свидетелями системного внутреннего конфликта между равновеликими желанием политиков убедить незримых собеседников силой заранее написанных, прочитанных или прежде уже произносимых слов и стремлением одновременно понравиться этим же собеседникам.

Рассмотрим этот феномен на двух общедоступных примерах, а именно на телевизионных ликах Леонида Даниловича Кучмы и Виктора Андреевича Ющенко.

1. Данилыч.

Недруги находят в его образе сходство с Фродо из «Властелина колец», зрители подружелюбнее – с актером Горянским. Образ абсолютно узнаваем и ассоциативен, что уже само по себе хорошо, потому что оставляет зрителю место для игры воображения. Вообще, мы в текущем году имели возможность наблюдать Леонида Даниловича в двух блокбастерах – новогоднем обращении и в «Эпицентре», не считая множества мелких новостийных сюжетов.

Прежде всего, бросается в глаза разительный контраст в мимике, жестикуляции и оборотах речи во время пресс-конференций и натурных съемок и в вышеупомянутых эпических полотнах. Эпическими их можно назвать по праву хотя бы вследствие того, что в них, как в картинах Сергея Бондарчука, просматривается труд огромного множества специалистов. К слову сказать, работы очень качественной, потому что они фактически свели к нулю так всеми узнаваемые и цитируемые «так-скаать», непроизвольные сжимания пальцев, паузы, не обремененные смысловой нагрузкой, и т.п. Руки президента обычно заняты либо друг дружкой, либо чем-то вроде авторучки, чтоб неповадно было в неподходящий момент сжаться в кулак. Поза также предполагает сочетание одновременной расслабленности, открытости и уверенности в себе. Но лицо! Нет, речь не о том, что настоящую красоту ничем не испортишь, даже изменением оттенка волос. С возрастом естественная мимика человека придает его лицу сугубо индивидуальные пластические особенности в виде морщин. То есть мышцы лица во время выражения привычного спектра эмоций сокращают и растягивают кожу наиболее привычным для них образом, то есть по линиям морщин. Но когда человек вынужден произносить несвойственный для себя текст с несвойственной для себя мимикой, лицо как бы каменеет, пытаясь «сообразить», чего от него требует рассудок.

Неизменным остается лишь выражение глаз. В живом общении неумолимо точной реакцией является сокращение зрачка, но студийное освещение плюс среднее качество картинки на приемниках не дают возможности восприятию зрителя вникнуть в такие подробности. Поэтому он воспринимает все же усваиваемую подсознанием реакцию на зрачок как выражение глаз. У Хэмингуэя в романе «Прощай, оружие!» есть замечательная фраза: «В бар вошел человек с глазами пулеметчика». Эту гениальную характеристику взгляда, свидетельствующую одновременно и о военной специальности, и об уровне профессионализма, и о характере, вполне можно применить к Леониду Кучме. Несомненно, мы видим перед собой лицо очень властного и жесткого человека, которому, казалось бы, в качестве аргумента порой проще запустить чем-нибудь в ведущего «Эпицентра» Вячеслава Пиховшека, чем связно и долго зачитывать чужой для него по экспрессии текст телесуфлера. Выше мы говорили о том, что огромное межличностное пространство между телезрителем и создателями картинки позволяет интерпретировать вид и тексты наших телегероев в достаточно произвольной манере. В случае Леонида Даниловича это происходит еще и потому, что речь Президента с телеэкрана не является речью в прямом смысле этого слова. Это мучительная и постоянная борьба между предметными значениями слов, называемыми в науке денотатами, и их особыми, коннотативными смыслами. В результате получается чудовищное и зачастую непроизвольное нагромождение многозначительностей, которые превращают исходный текст в абсурдистское шоу.

Имиджмейкеры и стилисты очень успешно справились с оптико-кинетической подсистемой Леонида Кучмы. Но кроме взгляда и мимики неподконтрольными остаются еще такие околоречевые параметры, как вокальное качество голоса, его диапазон, тональность и тембр. Нарочитое сужение этого диапазона в телевизионных ликах Леонида Кучмы плюс ощутимое микширование его речи звукооператорами в лучшем случае сообщают зрителю, что человек, говорящий таким образом, либо испытывает хронические проблемы с дыханием, либо дышит лишь верхней частью легких, сдерживая эмоциональный порыв. Функция телеведущего при этом не просто минимальна, а должна быть сведена до нулевой величины. Ведь любое проявление индивидуальности тем же Пиховшеком позволило бы зрителю немедленно сопоставить двух участников программы по единым критериям, что само по себе недопустимо. Ведь вошел же в анналы политической психологии эпизод, когда Артем Боровик в 1991 году, интервьюируя Горбачева, дружески похлопал его по плечу. Аналитики немедленно отметили это как свидетельство неконтролируемого более Горбачевым «разгула демократии». Поэтому Пиховшек использует в качестве защитного приема очки, верхняя часть оправы которых обычно располагается в телевизионной картинке как раз на уровне зрачков, что позволяет ведущему в зависимости от ситуации либо многозначительно выглядывать из-за них, либо скромно тупить взор.

2. Андреич.

Другому телеведущему – программы «Наголос» на Первом национальном, а по основной своей функции все же вроде бы социологу Погребинскому, значительно проще. Буйная растительность на лице в стиле хиппи 60-х и вовсе позволяет ему оперировать исключительно текстом, не боясь, что непроизвольная реакция на собеседника окажется неполиткорректной. Телезрители имели возможность наблюдать это во время необычайного телевизионного явления, а именно появления в полноформатном ток-шоу Виктора Ющенко, которого национальные каналы не особенно празднуют. Возможно, эта передача по времени чисто случайно совпала с приездом госпожи Северинсен из ПАСЕ. Гораздо чаще Виктор Андреевич появляется на экранах в каком-нибудь эпизодическом видеоряде, сопровождающемся дикторским текстом, произносимым с демонстративно сдерживаемым ехидством.

Новостийные сюжеты изобилуют его изображением тогда, когда речь идет о какой-нибудь конфликтной ситуации в обществе либо о беспорядках в Верховной Раде. При этом камера пытается выхватить наиболее одиозные черты характера этого политика. Какие именно?

Сумму способностей человека отстаивать свои права психологи называют ассертивностью. Джентльменский набор этих качеств предполагает, что в конфликтной ситуации человек должен быть тверд, честен и дружелюбен. Твердость политика гарантирует избирателю, что им не будут манипулировать или не запугают, честность гарантирует избирателя от нравственного конфликта, при котором он уже готов отождествить себя с лидером, избрать своим героем, а тот – раз! – и вляпался во что-нибудь. Дружелюбие призвано демонстрировать готовность к компромиссам и взаимопониманию. Но необходимое условие – эти качества должны быть естественными. Экран не смягчает подпороговое восприятие телезрителя, а усиливает его. Так, например, Павел Лазаренко мог подавлять «живую» аудиторию флюидами своей естественной властности, но тот же образ на телеэкране, лишенный угрожающих физических факторов присутствия, смотрелся слишком самодовольно.

Так вот, у Погребинского было гораздо больше психологического пространства и личной квалификации для маневра, чем у Пиховшека.

Ему, по сути дела, приходилось вынуждать собеседника говорить «да» или «нет» в тех местах разговора, которые, независимо от сказанного Ющенко, лишь усиливали позицию Погребинского.

В этой телепередаче зритель столкнулся еще с двумя характерными для образа Ющенко поведенческими стереотипами.

Первый – глубокомысленное ощупывание лица, которому сторонники Виктора Андреевича приписывают философический медитативный смысл. На самом деле такое ощупывание отдельные психологи расценивают как неосознанную естественную реакцию тревожности – проверку сохранности собственных телесных границ при угрозе вторжения в личное психологическое пространство.

Второй стереотип – это смысловые паузы. Вообще пауза принадлежит к одному из важнейших средств невербального воздействия на зрителя. Но длительность паузы, а главное контекст и частота ее употребления, могут превратить этот превосходный способ расстановки акцентов в собственную противоположность, то есть, подчеркивание невыразительности и мнимой многозначительности. Также одним из излюбленных телесюжетов с участием Ющенко является характерный для его выступлений эпизод, когда Виктор Андреевич перед тем, как высказать ключевую мысль, делает паузу и указательным пальцем как бы пригвождает эту мысль к вниманию слушателя. С точки зрения именно слушателя здесь все безукоризненно, но телезритель, обычно сидящий слегка в стороне от телеэкрана, видит лишь, как говорящий нажимает пальцем какую-то невидимую кнопку и в этот момент взор Виктора Андреевича «проваливается» куда-то глубоко вовнутрь. Скорее всего, следуя советам своих имиджмейкеров, он выбирает для этого в зале или студии конкретного адресата, чтобы усилить эффект воздействия прямой речи. Но телеэкран полностью «съедает» всю метафизику живого общения, оставляя зрителю лишь изображение симпатичного мужчины средних лет, внезапно прислушавшегося к чему-то глубоко внутри себя, например, к бурчанию в животе.

На уровне культурных стереотипов позиционирование этих двух телегероев происходит по линии «восток – запад». Причем, Леонид Данилович вполне осознает опасность выглядеть чересчур восточным, а Виктор Андреевич – слишком уж западным.

Тем не менее, одинаково неприемлемыми для телевизионных образов обоих политиков являются скверно организованный византийский антураж Кучмы и уолт-диснеевская демократичность Ющенко. Ведь электорат, он же телезритель, для большей части которого дистанционное управление телевизором осуществляется с помощью ручки от швабры, будет настороженно относиться к политику, обремененному незнакомыми для большинства культурологическими проблемами. Но в равной же мере он будет опасаться и самодержца, который лишь на время запихнул мантию и корону под трон.