В среду 8 февраля в Апелляционном суде Киева состоится очередное заседание по делу Гонгадзе. С самого начала процесса в общественном мнении сложилось впечатление скоординированных действий Генпрокуратуры и обвиняемой стороны. С учетом того, что в СМИ в основном была представлена точка зрения потерпевшей стороны,  Ъ обратился за разъяснениями к Владимиру Шилову, начальнику отдела поддержки государственного обвинения в судах Генеральной прокуратуры Украины.

– Как вы думаете, почему сформировалось общественное мнение о союзнических отношениях между Генпрокуратурой и обвиняемыми?

– С первого дня, с 9 января, когда начались слушания по этому делу, я предвидел ситуацию, что одна из сторон процесса пожелает провести публичное рассмотрение дела и действительно проверить все, что было собрано органами следствия. Но нас сразу начали обвинять в том, что мы не желаем общаться с прессой. Конечно, мы не имеем доступа, мы не имеем своих каналов, мы не имеем того, что имеет Федур (Андрей Федур, адвокат Леси Гонгадзе, матери погибшего журналиста.–Ъ), мы не имеем средств, чтобы нам часами предоставляли каждый день эфир, а он что хочет, то и говорит.

– Но и в самом деле по ходу процесса возникает устойчивое впечатление, что интересы государственного обвинения совпадают с интересами подсудимых.

– Обвинение – это лишь часть той задачи, которая стоит у государственного обвинителя в суде. Если посмотреть законодательство, то на первом месте стоит защита прав и интересов гражданина, участника процесса, и лишь на втором – обязанности по установлению обстоятельств дела. Кроме того, все участники в процессе равны. И на них на всех возлагается обязанность строго действовать в рамках закона независимо от того, подсудимый это, потерпевший или свидетель. У нас действительно по делу проходит значительное количество свидетелей, которые требуют большей защиты, чем подсудимые и другие участники процесса.

– Но вы не будете отрицать, что в случаях, когда принимались решения о допуске журналистов, о закрытости процесса, о присутствии народных депутатов, прокуратура всегда поддерживала обвиняемых. Чем это продиктовано?

– Если бы у нас в деле не было сведений, составляющих государственную тайну, просьбу подсудимых проводить слушания в закрытом режиме можно было не принимать во внимание. Но любое нарушение закона, любая вольность в толковании закона может привести к тому, что любой приговор, который вынесет суд по этому делу, может быть отменен только из-за процедурных нарушений.

– Начался допрос подсудимого Александра Поповича. Вы можете утверждать, что в его показаниях есть информация, относящаяся к государственной тайне?

– Была. Почему представители Мирославы Гонгадзе считают, что ее не было? Представители Мирославы не знакомы с документами, которые действительно содержат гостайну.

– Их не ознакомили с такими документами?

– Они не имеют допуска. Согласно их статусу, представителям потерпевших не предоставляются документы, которые содержат государственную тайну. Дело в том, что статья 8 закона о государственной тайне четко показывает, какие сведения представляют государственную тайну. В законе определено, что данные о личности разведчиков, хотя их должности называются по-другому – лица, которые занимаются оперативно-розыскной деятельностью, являются гостайной. Я уже не говорю об информации, которую они дают, которую вообще нельзя распространять и распространение которой широкому кругу лиц может стоить государству огромных денег. Я уже не говорю, что разглашение может поставить под угрозу этих людей, их семьи.

– Непонятно, каким образом общеизвестные факты слежки за журналистом и его убийство стали государственной тайной.

– Нет, никто не собирается скрывать именно обстоятельства убийства.

– А в чем тогда тайна?

– Тайна в невозможности раскрыть формы и методы работы – как именно происходит оперативная работа. Эта информация является государственной тайной и регламентируется определенными приказами. Не должны все вокруг знать о том, какие есть методы и данные людей, которые дают эти показания,– вот в этом и заключается государственная тайна.

– По мнению некоторых участников процесса, Александр Попович, будучи водителем, имел весьма приблизительное представление о работе оперативно-розыскных подразделений. В чем секретность его допроса?

– Он в своих показаниях называл несколько человек, занимавшихся оперативно-розыскной деятельностью, которых в последующем еще придется допрашивать, а это круг лиц, которых нельзя оглашать открыто, ибо это оперативники.

– Они до сих пор при исполнении?

– Некоторые работают, некоторые нет. Но дело в том, что в соответствии с законом информация об определенных обстоятельствах хранится определенный срок. Она не подлежит оглашению. Он действительно называл фамилии этих людей, их должности. Затем в его рассказе были данные о том, какие используются методы конспирации. Нельзя этого выдавать. Вот на последнем заседании (см. номер от 3 февраля.–Ъ) некоторые депутаты говорили: "Вы давайте допрашивайте, а когда нужно, вы остановите". Но как можно остановить человека в процессе дачи показаний? Они заходили позже к нам в прокурорскую комнату и обсуждали этот момент. У них между собой даже не было единого мнения. Я говорю: "Ну как вы себе это представляете? Идет допрос, человек хочет сказать, а тут ему: подожди. Мы что, будем запускать прессу, опять выводить?"

– Известно хотя бы приблизительно, где искать Алексея Пукача и действительно ли у него такая мифическая роль главного идеолога, разработчика и организатора этого преступления?

– Я не буду давать оценку тем версиям, которые практически еще не исследованы. Но главное, что дело в отношении других участников этого убийства – это отдельное производство. Оно находится в процессе следствия. И оно в большей своей части под грифом "секретно". Я с ним незнаком. Меня туда никто не допускал.

– Почему эти дела разделены?

– Есть требования закона и разумные сроки расследования. Сроки содержания людей под стражей тоже не безграничны. Следствие посчитало, что исполнителей возможно рассмотреть, ибо мы не знаем, сколько будут расследовать вторую часть дела и насколько это затянется во времени. Мы не можем, извините, использовать предельные сроки и сказать: "Пока мы остальных не нашли, в той части, где доказано, освободите людей от ответственности".

– На каком этапе находится расследование, направленное на выявление заказчиков и организаторов преступления?

– Я этой информацией не владею.

– В списке свидетелей по данному делу есть высокопоставленные чиновники? Леонид Кучма, например?

– В списке обвинительного заключения таких людей нет. Однако вы слышали, что Федуром было заявлено ходатайство о допросе ряда высокопоставленных чиновников. Оно не было отклонено, а процедурой установлено, что к вопросу о допросе этих лиц суд может вернуться.

– Вы считаете необходимым вызвать их в суд?

– На этой стадии не вижу необходимости. Для предъявления обвинения исполнителям в этом нет нужды. Но любое ходатайство должно быть подтверждено основаниями. Если свидетель вызывается, это делается в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом для подтверждения или отрицания каких-то обстоятельств. Причем существует жесткое требование закона: такое ходатайство должно подаваться в отсутствие этого свидетеля. Стало быть, один из моментов, почему запретили видеосъемку или прямую трансляцию,– нельзя допустить, чтобы лицо, вызываемое для выяснения каких-то обстоятельств, узнавало об этом публично.

– В деле фигурирует голова Георгия Гонгадзе?

– Нет. Как исследованный объект в деле, которое находится в суде, она действительно отсутствует. Есть другие доказательства, есть масса экспертиз. Есть другие объекты, которые исследуются. Скорее всего, для ее отсутствия принимались меры – она не просто отсутствует, она содержит на себе определенные подтверждения. Из того дела, которое присутствует в судебном заседании, видно, что следователи провели колоссальный объем работы с привлечением военнослужащих. Они место обнаружения трупа практически перекопали и обнаружили там другие головы, другие кости, не относящиеся к этому событию.

– У обвинения не возникает сомнений в том, что тело, которое сейчас названо телом Гонгадзе, таковым и является?

– Понимаете, мы только приступили к изучению доказательств, которые представило следствие. Мы фактически еще даже до конца не выслушали показания хотя бы одного подсудимого. Сегодня не исследованы материалы экспертиз, не допрошены эксперты. И я не имею права утверждать, чье это тело.

– Возможно ли, что вы закажете еще одну экспертизу?

– Не исключено. Все участники процесса имеют равные права в том, чтобы заявить любое ходатайство, представить свои доводы, просить о проведении экспертиз, допросе дополнительных свидетелей, отправлении дела на дорасследование.

– Вышестоящие чины интересуются судьбой дела? Звонят? Оказывается ли давление?

– Они не звонят, я иногда им звоню. Говорю, вот мы на такой-то стадии процесса. Я информирую, но меня никто не предупреждал, что я должен докладывать, советоваться. В суде я специально не выхожу из зала заседаний, чтобы потом не было нареканий, что кто-то нам указывает.

– Кто вам звонит? Кто в курсе следствия? Например, Медведько – вы с ним часто общаетесь по этому поводу?

– Характер взаимоотношений в органах прокуратуры регламентирован. Я общаюсь с генеральным прокурором не напрямую, а через его заместителя, который курирует дело.

– Кто же это?

– Непосредственное участие в судах обеспечивает Кудрявцев Виктор Викторович.

– Честно говоря, несколько смущает состояние здоровья подсудимых. Все-таки это люди, которые были в элитном подразделении МВД, а они падают в обмороки на каждом судебном заседании. Понятно, что есть медицинское заключение, давление 160/100, но все равно это выглядит очень странно. Нет ли здесь симуляции?

– Я думаю, что нет. Потому что я достаточно здоровый человек, а с последнего заседания пришел – у меня было давление 150/100. Всю эту суету я, здоровый человек, уже не могу спокойно воспринимать. А у нас один из подсудимых – он инвалид по гипертоническим заболеваниям. Когда он начинает говорить речь на судебном заседании, это практически предынсультное состояние.

– Может ли быть принято решение о том, что подсудимый Протасов не сможет в случае вынесения приговора находиться в местах лишения свободы?

– Это решать медикам. Брать на себя их полномочия я не могу.

– Ведь есть еще и четвертый фигурант дела, который тоже болен, и достаточно серьезно, и фактически прикован к постели.

– В этом деле его нет. Я догадываюсь, о ком вы говорите (генерал-полковник милиции в отставке Эдуард Фере, который с 2003 года находится в коме.–Ъ). Есть человек, которого следовало бы допросить. В качестве кого – не знаю. По крайней мере, он не был ни разу допрошен по этому делу по состоянию здоровья. Но в качестве фигуранта по этому делу он нигде не фигурирует, и с учетом состояния здоровья его никто не допрашивал.

– Какие вопросы могут быть адресованы ему? Чем он интересен?

– Он интересен не для этого дела, которое рассматривается в суде, он больше интересен для дела, которое сейчас расследуется по остальным участникам.

– Заказчикам?

– Ну их так называют "заказчики", а я говорю "остальные участники". Нельзя сказать, что там только заказчики. Все-таки у нас есть лица, которые причастны не только к заказам. Давайте будем их называть "другие лица".

– Все-таки если говорить о количестве фигурантов, на которых распространяется государственная тайна,– сколько их? Кто они, мы уже даже не спрашиваем.

– Могу только сказать, что планируется допросить 47 человек. Соотношение 50 на 50, то есть половина будет допрошена в закрытом режиме. Будут допрашиваться коллеги журналиста. Например, Мостовая (Юлия Мостовая, первый заместитель главного редактора газеты "Зеркало недели".–Ъ), Добровольская (Людмила Добровольская, ведущая телеканала "Студия 1+1".–Ъ).

– Сколько предположительно будет длиться допрос подсудимых?

– Если не будут мешать, думаю, не более двух-трех дней на каждого подсудимого. Но это если слушать их полный рабочий день, без всяких процедурных вопросов. На мой взгляд, это недолго, хотя подсудимых действительно нужно допрашивать очень детально.

– Как вы считаете, кому выгодно сегодня не допустить, чтобы процесс шел дальше?

– Не знаю.

По справі Гонгадзе громадськість вводять в оману

Ющенко заступився за суддів у справі Гонгадзе

Юрій Луценко розповів про причини закритого режиму слухань у справі Гонгадзе

«Репортеры»: Процесс по делу Гонгадзе должен быть открытым

З особливо зухвалою... людяністю