Можно сделать суперклассное расследование, и это ни к чему не приведет. Это не означает, что расследование плохое. У нас страна такая, - cчитает ведущий и журналист программы «"Максимум" в Украине».

Александр Ильиных рассказал «Детектор медіа» о том, как начинались «Факты недели с Оксаной Соколовой», которые недавно отметили свое первое пятилетие, как увольняли сотрудников СБУ после их журналистских расследований, кто и почему ему угрожал, как ему предлагали взятки и почему он ездит на подержанной иномарке.

- Саша, что тебя привело в журналистику, с чего ты решил начать и почему?

- Я кому рассказываю - никто не верит. Честно сказать, я хотел юристом стать, кем-то вроде следователя. А получилось так, что начал заниматься журналистскими расследованиями. Банальная вещь, но просто не хватило денег поступить на юриста. Я родом из Херсонской области, поэтому поступил в Запорожский университет на журфак. Там отучился несколько курсов, потом сдал академразницу, перевелся в Киев. И здесь уже, в Институте журналистики, получил диплом.

- Ты заканчивал тележурналистику?

- Кафедру международной журналистики, у Тараса Петрива.

- И что тебе дал институт?

- Не хочу никого обижать, но честно: я на четвертом курсе не знал, что такое «синхрон». Больше, собственно, говорить нечего. Единственное, что дал институт - это хорошую гуманитарную базу, какие-то общественные науки, политология, социология, философия - это базовые вещи, которые необходимы для нормальной работы журналиста. Я считаю, журналист должен их знать. А что касается исключительно профессии, я вообще считаю, что журналистике научить в методическом плане в принципе невозможно. Это творческая профессия. До сотни людей на курсе бывает, и далеко не все из них становятся репортерами, журналистами. Кто-то идет в другие профессии, кто-то в бизнес. Я знаю, многие мои однокурсники не прижились в этой профессии. Довольно специфическая работа.

- Что было после института?

- Я только успел сдать академразницу и через пару месяцев уже нашел работу. На телевидении никогда не работал до этого. Начал снимать программу для Генеральной прокуратуры. Была такая программа, ведомственная - «Відкрита справа». Она транслировалась на Первом национальном. Кстати, тогда же познакомился с Оксаной Соколовой, которая на тот момент была пресс-секретарем генпрокурора. С ней я начал снимать первые репортажи. Это был уже 2004 год.

В 2005-м меня пригласили на ICTV на «Факты» - попробоваться в качестве репортера. Две недели стажировки - и я попал в штат. Работал год в «Фактах». Успел тогда и спецкором в Германии поработать на чемпионате по футболу...

- Хорошо знаешь немецкий?

- Говорю. По крайней мере, ко мне приезжали мои немецкие коллеги недавно, восемь дней мы с ними отработали без переводчика...

Потом получилось так, что Оксана Соколова ушла из Генеральной прокуратуры и вернулась на телевидение. Она и предложила мне попробовать себя в итоговом выпуске «Фактов». В конечном счете, я, Серега Смальчук, Володя Соколов и шеф-редактор Виктор Варницкий - это тот костяк «Фактов недели», который их создавал. Мы садились в кабинете и думали, какой будет наша программа. Хотели сделать, чтобы она была непохожей ни на одну программу. Работали мы много. Помимо всего прочего, приходилось мне и на «Фактах», и на «Фактах недели» работать. Все знают, что итоговый выпуск выходит в воскресенье. Вот я в воскресенье сдаю сюжет - а в понедельник еду на съемку для «Фактов». Так продолжалось несколько месяцев. Потом мы ушли полностью на «Факты недели» и стали работать исключительно на эту программу. Она стала успешной. Через год мы получили «Телетриумф».

- Можно сказать, что путевку в журналистику, в телевизионную жизнь тебе дала Оксана Соколова?

- В принципе, в телевизионную - да. Первый репортаж я снял, когда она была пресс-секретарем генпрокурора, но до того она уже работала на телевидении. По крайней мере, объяснила мне, что такое синхрон, стендап, вообще как писать репортаж. В принципе, газетной журналистикой я еще как-то занимался, а телевизионной нет. Когда я уже попал на ICTV, здесь меня многим вещам в репортажной журналистике научили Александр Семирядченко, на тот момент главный редактор, и Виктор Варницкий (это шеф-редактор «Фактов недели» и вообще редактор публицистического отдела).

- А дальше был «Максимум»?

- Я уже в «Фактах недели» начал снимать какие-то расследования. Но там, во-первых, хронометраж не позволял делать развернутые материалы. Мне очень нравились расследования, какая-то информация или кадры, которые не совсем подходили для интеллигентной программы «Факты недели». Было принято решение создать программу, которая бы занималась как раз более серьезными социальными расследованиями. Сперва это просто была идея: программа расследований. Никто и не думал о «Максимуме». Потом руководство предложило: а почему бы нам, собственно, не сделать программу «"Максимум" в Украине». Честно купить формат. Получилось так, что канал приобрел формат, мы поехали на стажировку в Москву, учились, нам рассказали все тонкости формата, грубо говоря, как сделать программу «Максимум» под ключ. Есть специальная библия формата, не все так просто.

- Ты рад, что ушел с «Фактов недели» в свой проект? Как тебе живется с ощущением, что это твой проект?

- Во-первых, проект не мой, это проект купленный.

- Но ты его лицо...

- Я просто имею возможность для реализации. А вот сказать, что рад тому, что ушел - не готов. Я, честно говоря, очень скучал по «Фактам недели», и сейчас время от времени с удовольствием делаю для этой программы сюжеты. Не так часто, как раньше, когда мои сюжеты выходили в каждом выпуске. Но раз в месяц - точно. У нас нет четких ограничений, у нас отдел публицистических проектов, и все ребята делают сюжеты на разные наши проекты. Все довольно профессиональные, случайных людей нет. Мы сидим все в одном кабинете. Все, что происходит в «Фактах недели», я тоже знаю.

- Когда ты снимаешь свои сюжеты, часто доволен работой?

- Мне очень редко нравится то, что я снимаю. За три с половиной года, которые выходит «Максимум», я очень редко ехал домой и думал: да, я сделал классно. Постоянно то ли чего-то не хватает, то ли не нравишься себе в кадре... Я считаю, вообще надо довольно самокритично подходить к своей работе. Поскольку если ты будешь думать, что ты звезда и добился в журналистике уже всего, тогда как раз и начинается регресс. Человек перестает учиться, перестает познавать что-то новое, смотреть на коллег, как делают они, и брать у них все лучшее. Тогда уже сразу видно, что человек «зазвездил», у него творческие поиски прекращаются.

- А как ты стал ведущим? Интересно вышло: «Максимум» в России - Пьяных, в Украине - Ильиных.

- В Москве, в редакции НТВ не верили, просили паспорт показать. Я говорю: ну, выбрали, я-то сильно и не рвался.

- А кто выбрал? Расскажи, как выбрали.

- Когда уже решили, что это будет «Максимум», мы сделали пилот, один из сюжетов был моим. Ведущего не было. Мы подготовили пилот, как сейчас помню, это было лето 2007 года. И все разъехались в отпуск, закончился сезон. В отпуске кто-то мне позвонил, я узнал, что ищут ведущего и якобы хотят меня трактовать. Я посмеялся, говорю: ребята, какой я ведущий? Репортером в этой программе я себя видел, хотел там работать репортером однозначно. Но к идее быть ведущим я довольно скептически отнесся. Потому что для этого необходим еще набор характеристик визуального плана. Мне все время говорят, что я шепелявлю, еще что-то. Зачем оно надо?

- Тебя это смутило?

- Да. Но потом я узнал, что ведущий-то - не просто ведущий. Он еще должен и сюжеты снимать. И когда такого искали, нашли многих с хорошо поставленным голосом, красивых, возможно, более подходящих под этот формат. Но они не репортеры, они снимать не могут в этом формате, ездить по съемкам. Тогда начали пробовать среди своих и остановились на мне.

- Тебе не сложно придерживаться формата и манеры разговора Глеба Пьяных? В жизни ты говоришь спокойнее. В кадре - накручено. Почему у тебя такая манера общения?

- Это не манера поведения Глеба Пьяных. Глеб Пьяных довольно спокойный в жизни. Ребята из московской редакции называют его Лев Толстой. Если вы видели, он ведет программу «И снова здравствуйте» - там он душка.

Это все форматные вещи. В принципе, у нас программа динамичная, иногда даже злая. Это вещи, которые прописаны в библии формата. Там написано, что ведущий должен быть таким-то, репортер должен быть таким-то, вплоть до одежды. Без галстука, допустим. Галстук в программе «Максимум» неприемлем.

- Это элемент раскрепощенности?

- Нет, скорее не так, это чтобы быть ближе к народу. Я все время выезжаю на съемки, все время общаюсь с простыми людьми в селах, райцентрах, пытаюсь вникнуть в их проблемы, расследовать, показать несправедливость. Это такой имидж. Имидж не мальчика, который стоит в студии и только читает с подсказчика тексты, отчитал и ушел. Хотя, - по поводу подсказчика, - я не пользуюсь подсказчиком в принципе. С первых дней запуска. Я могу с ним работать, но он мне немного мешает. Потому что иногда я тексты просто от себя говорю, не скрывая какого-то отношения.

- Как ты оцениваешь качество работы российских коллег из «Максимума»?

- Могу сказать, что российские коллеги, собственно, и запустили «Максимум». У них программа очень хорошая, это качественная репортерская работа. Действительно, над их материалами работает больше людей, чем у нас. Но могу сказать, что, в принципе, российская редакция частенько пользуется нашими материалами. Это означает, что наверняка мы не хуже делаем, чем они. Они у нас заказывают. У нас такое сотрудничество, что мы им снимаем что-то, они нам снимают что-то.

- Тебе не кажется, что у них качественнее или у вас чем-то хуже?

- Бывает у них тоже так себе. Бывает очень хорошая программа. То же самое и у нас. Нельзя сказать конкретно, что они работают лучше. У них больше людей. В ресурсе проблема. Я не могу сказать, что наши репортеры хуже пишут тексты, чем их репортеры, или снимают хуже. Некоторые наши идеи довольно неплохо там востребованы. Мы как-то с ними не ровнялись, не пытались сравнить, кто работает лучше, кто хуже. Бывают выпуски менее удачные у них, бывают выпуски менее удачные у нас. Все бывает.

Мы постоянно контактируем. Они приезжают сюда, режиссер приезжает сюда, смотрит, как что. Последний раз я виделся с режиссером дирекции праймовых проектов Станиславом Сидоровым, который делал «Намедни», между прочим. Он приезжал, смотрел нашу программу, - у него не было вопросов. Он сказал: «Ребята, вы довольно-таки на уровне делаете».

В принципе, наши сюжеты всегда по цифрам лучше идут. Потому что украинцам все-таки интереснее смотреть, что у них происходит, чем где-то там. Зачастую мы берем у москвичей сюжеты, как правило, о звездах, которые и здесь, и там. У нас еще не так много открытых звездных персонажей, которые бы смогли в формате нашей программы работать перед камерой. Поэтому этот сюжет из Москвы у нас всегда есть. Кроме того, мы все-таки программа «Максимум». По контракту так заложено, значит, мы так и работаем.

- Тебя, человека серьезного, снимающего серьезные сюжеты на серьезные темы, не раздражает эта развлекаловка в твоей программе?

- Нет. Дело в том, что когда мы начали запускать эту программу, мы все договорились, что она будет именно такой. Есть формат и всем известный слоган: «Скандалы, интриги, расследования». У нас не только расследования, у нас еще и скандалы и интриги. Хотя, в принципе, я так до сих пор и не пойму, что такое желтая журналистика. Это сюжеты про звезд? Или что?

У нас иногда говорят: фу, «Максимум» - желтая программа. А в чем, собственно? Мы что, неправду говорим? Если у кого-то есть желание проверить все то, что мы говорим в эфире, озвучиваем в сюжетах, - никаких проблем, можно проверить. Я более чем уверен, что все получит подтверждение.

Как по мне, желтуха - это, скорее, когда ставят так называемые газетные утки. Мы не врем, мы всегда говорим правду. Может быть, она представлена в каком-то более гиперболизированном варианте, но у нас в программе никогда не было выдуманных фактов.

- Работая репортером, ты часто ставишь вопросы в лоб: «Откуда "лексус"?» Когда тебе впервые пришлось это сделать, ты ощущал дискомфорт? Это в твоем характере или все-таки тебе приходится подстраиваться под формат?

- Мне не стыдно и никогда не было тяжело задавать такие вопросы. Я вообще считаю, что журналист должен уметь спросить что угодно, у чиновника особенно. Потому что они живут на наши налоги, и спросить их о чем угодно я имею полное право. Поэтому я захожу в кабинет и спрашиваю: на какие доходы вы приобрели автомобиль, откуда у вас такой дом при зарплате в 5 тысяч гривен?

Был один судья, который ездил на машине ценой в 140 тысяч евро, а зарплата - он мне сам показал распечатку ведомости - 5500 гривен. Я сразу же ему задаю вопрос: на какие такие деньги вы приобрели эту машину? Кроме того, все члены его семьи тоже работают на государственных должностях, это все бюджетники. И в семье бюджетников есть машина за 140 тысяч евро. Тут сразу же - внимание, вопрос: откуда деньги?

- У тебя самого не спрашивали? Если спросят: Саша, откуда машина?

- А я что, на «лексусе» езжу? Или у меня есть квартира? Да, квартира у меня есть, она в кредит куплена. Дачи нет. Машина есть, она довольно скромная.

- «Таврия»?

- Не «Таврия», но «Рено», и довольно-таки не новая. Поверьте мне, на свою зарплату здесь я могу себе позволить приобрести такую машину. Но за 140 тысяч евро купить БМВ я не смогу. Хотя я наверняка получаю больше, чем тот судья. Поэтому я не боюсь таких вопросов. Даже если и зададут, ну и что? Я могу сказать, все мои доходы довольно прозрачны. Я не беру взяток, не ворую ни у кого. Я снимаю репортажи и с этого имею хлеб.

- И ездишь на бэушном «Рено»?

- И езжу на бэушном «Рено».

- Некоторые твои сюжеты имели резонанс, когда-то даже «Детектор медіа» писала. Расскажи, что из последнего было резонансным. Может быть, даже звонили руководству?

- Буквально пару недель назад я находился на съемках в одной больнице. Пытался выяснить, на каком основании на территории больницы находятся две ритуальные конторы. Врач при мне начал звонить на канал, во-первых, выяснять, работает ли у них такой журналист, а во-вторых, связался с шеф-редактором и начал жаловаться ему на мои действия. А я всего лишь пытался узнать, на каком основании. Он занервничал и пытался таким образом на меня нажаловаться руководству. И таких эпизодов бывает огромное количество, практически каждую неделю. То какие-то письма приходят, то гневные, то благодарственные, то судебные иски.

Были ситуации, когда буквально через час после моего внезапного визита в одну райгосадминистрацию мне позвонил глава этой райгосадминистрации и сообщил, что отменил свое решение. Это был практически дерибан земли обычных, простых людей, которым раздали участки, а он подписал распоряжение, согласно которому эту землю у людей отобрали. Список счастливчиков, которым эту землю потом планировалось передать, был специальный. Я у него этот список даже смог получить, там интересные фамилии были. И когда мы уже сняли этот довольно скандальный эпизод, он сильно нервничал. В конечном счете он мне сам лично позвонил через час после моего отъезда и сказал, что свое распоряжение отменил. Мне звонили те люди, 60 человек, у которых было по 10 соток, благодарили.

Были случаи, когда увольняли сотрудников СБУ по результатам расследований. Хотя если говорить о результативности... Все говорят: вы сделали расследование, ну и что? Мы, во-первых, не прокуратура и не суд, чтобы взять, поймать кого-то, посадить, вынести приговор. Это их функция. Наша функция - разоблачить, показать в эфире. А функция правоохранительных органов, судов и прочих представителей власти - отреагировать на это. У нас, к сожалению, такие реалии, что можно сделать суперклассное расследование, все показать, разжевать, разложить по полочкам - и это ни к чему не приведет. Это не означает, что расследование плохое. У нас страна такая.

Ко мне приезжали немецкие коллеги, они снимают для канала ARD фильмы совместно с нами: я для ICTV, они для ARD. Я им показал несколько своих материалов, которые, я считаю, действительно были качественными, мне за них не стыдно. И Вольфганг, мой коллега-журналист, говорит мне: а какая, собственно, реакция была после этого? У него первый вопрос: уволили, посадили? Я говорю: нет, он работает. Он удивляется: «Как?! Если бы такой материал вышел в эфир или был опубликован в нашей стране, как минимум, он бы точно был уволен, его бы оштрафовали, а то и посадили бы даже».

- Но вы хотя бы возвращаетесь в следующих программах к скандальным вещам, напоминаете?

- Да. Не то что напоминаем... У меня была ситуация, когда я снял довольно скандальный материал о судье. Там история очень тяжелая. Судья отобрала квартиру у пенсионера. Я эту историю веду вот уже полгода. Я один раз поехал, снял первый раз. Потом второй раз снял. И я более чем уверен, что поеду еще несколько раз, пока мы не добьемся. Тут уже дело чести. Потому что там просто вопиющий случай. Пенсионер, еще и инвалид к тому же, с одним легким. Поэтому такие вещи, довольно острые, мы пытаемся контролировать.

Мы даже условную рубрику придумали «По следам наших расследований».

- Ты говоришь: благодарят, звонят. А какие-то подарки, деньги не предлагают?

- Нет, не предлагают ни подарков, ни денег, ничего. Просто благодарят и все.

- Но взятки предлагали?

- Взятки предлагали. Но, опять же, это, как правило, происходит до эфира. Потом уже какой смысл предлагать? Я не занимаюсь этим делом. Опять же, если и предлагают, то через каких-то третьих лиц.

- Что это за история, когда за нарушение этического кодекса тебя осудила Комиссия по журналистской этике? Официально за то, что не провел надлежащего анализа фактов и искривил информацию. Как ты отнесся к этим выводам комиссии? Какие это имело последствия?

- Когда я узнал об этом решении, я в первую очередь посмотрел, кто же в этой комиссии заседает. Когда я посмотрел состав, я успокоился сразу, потому что из всех членов комиссии - двое или трое людей, которых я действительно по-журналистски уважаю, которые действительно в этой профессии чего-то достигли. Все остальные члены комиссии для меня были большой загадкой. Поэтому я подумал, что решение этих членов меня не сильно пугает. Я понял, что эта комиссия на меня не может повлиять, там не так много авторитетов.

Да, был сюжет о том, как врач белоцерковской больницы сделал женщине простую операцию по удалению желчного пузыря. В конечном счете что-то, видно, не так сделал. Я уже не помню точно по документам и по материалам, но суть в том, что ее резали десять раз. В конечном счете эта женщина умерла.

Я приехал к нему и начал спрашивать, почему она умерла. Он мне не отвечал, убегал от меня по лестнице. Это была целая история. В итоге мой материал вышел в эфир. Этот врач обратился в комиссию по этике. Хотя, если там написано, что я «спотворив» информацию, что мешало господину врачу обратиться в суд и отсудить у меня или канала деньги? Что я все-таки оклеветал врача, честного и благородного, облил грязью с ног до головы. А мешало ему то, что если бы он обратился в суд, то в суде стали бы известны не совсем приятные для него факты. И не я бы потом отвечал, а он. Потому что у меня на него была информация еще более интересная информация, связанная с финансовыми вещами. Я бы, конечно, сообщил об этом в суде.

Он, понимая, что в суд ему обращаться не стоит, обратился в комиссию, чтобы мне отомстить. Поскольку после моего репортажа наверняка у него пропала клиентура. Вот таким образом отомстил, ну и хорошо. Теперь я осужден. Кстати, если уж на то пошло, если каждый антигерой моего сюжета будет постоянно обращаться в Комиссию по журналисткой этике, то я рецидивистом стану.

- В прошлом году тебя номинировали на «Телетриумф», но статуэтку отдали Сергею Андрушко. В этом году хочешь, чтобы тебя номинировали снова?

- Я не знал о том, что мою кандидатуру подали. Мне было как-то все равно. Я знаю Андрушко, он заслуженно получил. Ну и это же не самоцель. Как Андрушко, кстати, хорошо сказал на церемонии, я очень посмеялся: хорошо статуэткой теперь колоть орехи. У меня больше гневных писем, чем наград.

- Переманивали, приглашали на другой канал, в похожие проекты?

- Нет.

- Никогда никто не предлагал, даже в разговорах?

- Не было такого. Да, собственно, мне и здесь неплохо. Хотя сейчас я готовлю собственный проект, уже не связанный с «Максимумом». Но это документалистика. Я потихоньку решил освоить жанр, как раз появилась возможность. Это будет документальный фильм, он пройдет у нас, в Германии и в США.

- С кем дружишь, кроме коллег на ICTV, на других каналах? С ведущими? Встречаетесь, общаетесь?

- Вот как раз на то, чтобы встречаться, общаться, выпить пива, времени практически нет. Изредка. В основном с коллегами на канале. Алексей Кутепов - это журналист, который у нас работал - с ним мы дружим. Хоть он ушел от нас, но мы с ним поддерживаем отношения. Уходил он так...

- Я знаю, что был скандал, мужчина этот погиб.

- Да, это была довольно печальная история. Могу рассказать. После того, как это произошло, был серьезный скандал, он уволился. У меня было свое мнение на этот счет, я и ему об этом говорил, и Оксане. Много всякой неправды потом было в прессе, в том числе на «Детектор медіа».

- Уйти - это было его решение или все-таки ему предложили?

- Ситуация накалилась до такой степени... Кто-то где-то что-то сказал, потом что-то напечатали, потом все как снежный ком: «Ты виноват» - «Нет, ты виновата». По-глупому все произошло. В принципе, доля вины была на каждом и, наверное, на мне тоже. Леша говорил, что его никто на канале не поддержал. Он по этому поводу обижался, хотя я его поддержал в тот день. Когда мы узнали об этом убийстве, мы взяли камеру, я посадил Лешу в машину. Он был, конечно, в таком состоянии, что сложно себе представить. Мы сразу же написали заявление на имя генерального прокурора, совершили целый ряд действий, которые, возможно, необходимо было сделать в такой ситуации (я проконсультировался с людьми).

Мы поехали на место убийства. У нас был материал, который снимал накануне Кутепов. Там с его стороны был тоже ряд действий, которые, возможно, не нужно было делать.

Кстати, была информация на той же «Детектор медіа», что якобы Оксана Соколова запретила выдавать этот сюжет в эфир. Это все неправда. Мы всей редакцией приняли решение выдать этот сюжет, я сделал его, и он пошел в эфир. Никто мне не запретил его сделать. Наоборот, все сказали: да, мы делаем этот сюжет. Просто чтобы расставить точки над «і» - никто никому не запрещал ничего выдавать.

В такой ситуации надо быть более взвешенными. Когда происходит такое, надо искать компромисс, а не в панике бросаться фразами, которые потом могут стоить либо должности, либо еще чего-то. Потом произошел конфликт, я уже не знаю деталей, и получилось так, что пребывание Леши на канале стало невозможным. Хотя он очень хороший репортер, очень неплохой человек. Мы дружим, часто созваниваемся. Если ему какой-то совет нужен, помощь - он сейчас работает на другом проекте, - я с удовольствием помогаю, он тоже помогает.

- Кем ты видишь себя в ближайшие 5 лет? Ты сказал, что собираешься заниматься документалистикой, снимать более крупные проекты. Это означает, что будешь потихоньку уменьшать свой вклад в «Максимум»?

- Пока этот проект довольно успешен, мы имеем стабильную аудиторию. Зачем же его закрывать? «Максимум» идет, «Максимум» есть, пока он будет востребован зрителем. А он, как мы видим, востребован зрителем, что бы ни говорили наши критики, что бы ни говорили люди, которые делают подобные проекты. Мне, собственно, все равно, нас можно не любить. Тем не менее, аудитория у нас стабильно есть. Это означает, что нас смотрят. Вот это важно. И пока она будет, мы будем для них работать.

Но я же не старый дед, чтобы для меня программа «Максимум» была всем. Это скорее некая ступень, с которой, возможно, может начаться что-то более грандиозное. Да, программа «Максимум» - довольно неплохая площадка для журналистского развития, для развития себя как журналиста. Да, за три с половиной года, и это мне говорят многие коллеги, я стал лучше писать, лучше снимать. И российский опыт нам тоже многое дал. Но сейчас я понимаю, что, возможно, в этом жанре, который сейчас есть, уже все отработано, все до мелочей, всю технологию я знаю. Поэтому ищу что-то другое, типа той же документалистики, новые варианты съемки, новые хронометражи. Но программа «Максимум» для меня - это не максимум.

- Расследовательская журналистика - одна из самых стрессовых. Как ты снимаешь стресс?

- Ходить куда-то у меня времени нет. Я довольно поздно приезжаю домой. Разве что послушаю музыку, сам поиграю.

- На гитаре?

- У меня есть пара инструментов, музицирую.

- Хорошо, что ты растешь горизонтально. Потому что часто приходится сталкиваться с людьми, которые растут только вертикально: вверх, вверх...

- С высокой точки больно падать.
 

Фото Владимира Герасимова